Юноша застыл от ужаса. Его отец играл в карты! В запретительную игру! Его противник, видать, был лихим человеком. И папенька, который никогда в жизни не брал в руки карты, играл с ночным незнакомцем и продул деньги и табакерку, пожалованные императрицей! А теперь он поставил на карту имение, до которого семья даже доехать не успела! И на смену великолепным картинкам, весь день мелькавшим перед глазами молодого человека, пришли новые картинки, исполненные исключительно в мрачных тонах. Нищета и скитания - вот, что ожидало их. Юноше хотелось закричать, броситься к отцу и запретить играть, но какая-то сила удержала его.
- Воля ваша, - тихо произнес незнакомец.
Скрежещущий голос вдруг показался до боли знакомым. Словно Федоркин-младший уже много раз слышал его. Он силился вспомнить, кому мог принадлежать этот голос, но безрезультатно.
Послышался шелест карт. Их швыряли по очереди на стол. Хлоп - раздается шлепок с тем особенным шиком, отличающим заядлых картежников. Хлюп - это был папенькин ход.
Юноша подумал, что нужно разбудить маменьку. Глядишь, она положит конец игре и хотя бы имение в Барвихе останется. Жалко табакерку с алмазами и деньги жалко, но уж с тремя тысячами крепостных семья как-нибудь проживет. Он легонько пихнул маменьку локтем. Она промычала в ответ и лягнула сына ногою. Он хотел пихнуть ее еще разок и посильнее, но опоздал.
- Сожалею, милостивый государь, но вы проиграли, - послышался тихий, скрежещущий шепот.
Вновь шаги и шуршание. Иван Кузьмич вздохнул - это был вздох облегчения - и ответил:
- Поздравляю вас, граф. Завтра же я отправлюсь к стряпчему и оформлю бумаги. Имение будет переписано на ваше имя вместе с крепостными.
Опять последовали чьи-то шаги и вновь это шуршание, словно кто-то то снимает, то надевает кафтан.
- Что ж, приятно иметь дело с человеком слова, - негромко промолвил граф.
Шаги и шуршание.
- Но игра еще не окончена, граф, - произнес Иван Кузьмич. - Я намерен поставить на карту…
Федоркин-младший не дождался окончания фразы и пихнул маменьку. Он не знал, что уж там осталось у папеньки в загашнике, но имел слабую надежду, что этого хватит, чтобы семья не пошла по миру. Маменька лишь посапывала во сне. Он пихнул ее второй раз. Он был уверен, что отец ни за что не сумеет отыграться. Иван Кузьмич и карты, возможно, впервые в руках держал.
Утром по прихоти императрицы Федоркины проснулись богатыми людьми. Они выехали из столицы, не в силах поверить в свалившееся на них счастье. И боялись не напрасно. Подарок судьбы Иван Кузьмич превратил в пшик.
Юноша представил себе, как его отец сам переживает в эти минуты. Наверняка решил, что удавится до утра, если не сумеет отыграться! Он же не посмеет жене в глаза взглянуть, если не вернет назад свалившееся на него богатство. Молодой человек был уверен, что отец не отыграется. И пусть лучше маменька станет свидетелем его позора - простит, в конце концов. А деньги с имением… Ну жили же они без них! И дальше проживут, был бы папенька жив и здоров!
Юноша отвел руку, намереваясь в третий раз ткнуть локтем маменьку так, чтобы она проснулась наверняка. И в это мгновение до него донеслось окончание фразы.
- Я намерен поставить на карту… свою супругу, - тихо, но твердо сказал Иван Кузьмич.
Его сын так и замер, словно громом пораженный, с занесенным над маменькой локтем. Не в силах поверить своим ушам, он хотел открыть глаза, но и этого боялся сделать. Ему казалось, что увидит ехидну вместо родного отца. Слава богу, полагал он, что не успел маменьку разбудить!
Ему до слез было жаль отца, но почему-то он решил, что какая бы кара папеньке ни угрожала, пусть лучше она свершится, чем маменька услышит, что муж поставил ее на карту!
Вновь послышались шаги и шуршание. Затем раздался голос незнакомца.
- Вы с ума сошли, сударь! - прошипел он.
Опять шаги и шуршание одежды.
- Вы хотите сказать, что моя жена не стоит тех денег и имения, которые я проиграл? - возмутился Иван Кузьмич и добавил: - А я считаю, что все богатства этого мира не стоят моей Прасковьи. И я сочту оскорблением, если вы думаете по-другому, и потребую сатисфакции!
"Да не стоят, конечно же не стоят! - мысленно воскликнул сын. - Бог с ними, со всеми этими богатствами, папенька! Только останови игру!" Но вслух он так и не произнес ни слова и лежал, закрыв глаза и проклиная себя за малодушие и трусость.
Гневные слова папеньки сменились шагами и загадочным шуршанием.
- Что вы, что вы, милостивый государь! - прошептал незнакомец. - Не смею противоречить вам и, со своей стороны, признаюсь, что не встречал женщины прекраснее Прасковьи Ильиничны! И… будь по-вашему…
Опять смешались - шелест карт, шаги, шуршание. А затем роковой голос незнакомца возвестил о том, что отец проиграл. Маменька стала собственностью случайного встречного.
- У меня остался еще сын, - словно из-под земли донесся голос папеньки.
Затем - в который раз - послышались суетливые шаги и шуршание.
- Это безумие, - ответил незнакомец.
Федоркин-младший решился открыть глаза.
Чуть-чуть повернув голову вправо, он увидел фигуру таинственного незнакомца в черном плаще. Он стоял очень близко к юноше, и за его огромной спиной невозможно было ничего разглядеть. Слабо полыхала загороженная свеча, и ее мерцание очертило черную фигуру незнакомца светящимся контуром.
- Это безумие - ставить на карту своего сына.
С этими словами незнакомец двинулся вокруг стола, на ходу снимая плащ, - вот откуда эти шаги и загадочное шуршание. Когда он сделал первый шаг, у юноши замерло сердце. Было страшно смотреть в лицо отца после всего услышанного, сын был уверен, что как только увидит его, раскроется невыносимая тайна, вдруг окажется, что вся родительская любовь была обманом и под маской любящего папеньки скрывалось чудовище.
И вот незнакомец делает первые шаги, глаза Федоркина-младшего готовы выскочить из глазниц, но отца по другую сторону стола нет. Там вообще никого нет!
Скинув плащ, незнакомец занимает то место, где должен стоять отец, поднимает голову - теперь маленькая свеча освещает его лицо, - и юноша узнает… папеньку!
Оказалось, что во время превращения молодой человек лежал, затаив дыхание. Не выдержав напряжения, шумно выдохнул.
- Сережа, ты спишь? - шепотом спросил отец.
Юноша промолчал, вновь задержав дыхание. Свет не доставал угла, в котором он лежал, и отец не заметил, что глаза у сына открыты.
- Спит, - сам себе ответил папенька.
Затем, странно ухмыльнувшись, он обратился к пустому месту, которое только что занимал сам, изображая графа в черном плаще:
- Да, это безумие! Но я пойду до конца!
Молодой человек решил, что у отца от перенесенных треволнений помутился рассудок. Иван Кузьмич смотрел в пустоту и был уверен, что перед ним стоит собеседник.
- Подумайте, граф, если я не отыграюсь, мне не будет места на этом свете. Так не оставаться же сиротой сыну! Так что будем играть! - добавил папенька и начал ковырять в носу.
Ковырять в носу!!! Значит, он не сошел с ума и прекрасно знает, что напротив него никого нет! Значит, все это спектакль! Конечно, Федоркины не обучены изысканным манерам, но ковырять в носу, беседуя с графом, отец точно не стал бы. Да он и в присутствии сына никогда в носу не ковырял!
Через три минуты папенька-граф обыграл папеньку-папеньку, и молодой человек вслед за золотой табакеркой с алмазами, двумястами тысячами наличными, имением в Барвихе с тремя тысячами душ крепостных и маменькой в придачу стал собственностью победителя.
Юноша начал засыпать, решив утром спросить у отца, что это за комедию с единственным актером и по совместительству зрителем, тоже единственным, разыгрывал он ночью? Чудесные картинки с имением в Барвихе вновь начали сниться, как вдруг новая мысль поразила молодого человека. Он подумал о том, что папенька, конечно, не стал бы ковырять в носу перед графом. Но это нормальный папенька!
А сошедший с ума папенька, пожалуй, даже угостил бы графа козявками!
Глава 1
Спросонок хочется поубивать всех дворников, которые так усердствуют, что скрипит вся улица за окном и даже кровать ходуном ходит, хотя стоит по эту сторону окна, да еще и у противоположной стены. Когда-нибудь я так и сделаю. Но в то утро я лишь тщательнее укутался в одеяло, тщетно надеясь урвать у дружищи Морфея несколько лишних минуток. Однако же на помощь зловредным дворникам пришел еще и французишка. Вдруг повеяло холодом, и мосье Лепо закричал чуть не в самое ухо.
- Барррин, барррин, пррриехали-с! Vive le chevalier!
- Пошел прочь, дурак! - проскрежетал я.
Открыв глаза, я обнаружил себя не в постели под одеялом, а сидящим в коляске и кутающемся в доху. Дверца кареты раскрылась, и меня встретили сумерки раннего утра, разорванные факелом, да глумливая физиономия французской шельмы. Видно, спросонок голос был у меня дремотный, и каналья слов не разобрал.
- Позвольте-с, барррин, позвольте-с. Я помогу вам выбррраться, - мосье Лепо потянул меня за руку.
Я вылез из кареты, разглядел в темноте черный силуэт кучера и к изрядному моему удивлению не смог вспомнить, когда и где я нанял экипаж. Секунду поразмыслив, я обнаружил, что к тому же не помню, ни какой был день, ни чем был занят накануне.
- Милейший, - обратился я к извозчику, - а где я тебя взял?
Не успел он ответить, как подлый французишка позади меня залился противным смехом.
- Шевалдышевское подворррье… Сударррь мой, сударррь, адррресок-то у вас на спине записан-с! - веселился мосье.
У Лепо был отвратительный голос, но его слова хоть что-то прояснили. Выходило, что домой я вернулся утром 13 января, а накануне отмечал Татьянин день, и предусмотрительные швейцары в австерии еще с вечеру, покуда я был трезв, выяснили домашний адрес и записали его на моей спине, они всегда так поступают со студентами.
Да, но ведь я-то не студент!
- А сколько я должен тебе? - вновь спросил я кучера, так и не дождавшись ответа на вопрос, где его нанял я или - скорее - кто-то для меня.
Выходило, что я попросту где-то загулял, а швейцары обошлись со мной, как со студентом, а может, и приняли меня за студента.
Да, но ведь напиваться вдрызг не в моих правилах!
- Так все уж оплачено-с, - донесся до меня голос извозчика.
- Дай ему пятьдесят копеек на чай, - приказал я мосье Лепо, который напяливал на меня треуголку, оставленную на сиденье.
Французишка растерянно развел руками, но я сунул кулак ему под нос, и он, что-то вспомнив, начал выгребать из карманов деньги. А я заметил, как от ветошных рядов отделилась женская фигурка и торопливо направилась в нашу сторону. Какие-то мужики жгли костер, и при отблесках пламени я рассмотрел премиленькую девушку в собольей шубе, крытой парчой. Она быстро двигалась в нашу сторону с таким видом, словно подразумевала, что ее-то мы и поджидаем.
- Серж! Серж! Это ты? - она обратилась ко мне.
- Да, я.
- Наконец-то! - воскликнула она.
Я сделал навстречу ей пару шагов, но замер в нерешительности, будучи не в силах припомнить, чтобы мы были знакомы. Вдруг послышался топот копыт. Из-за угла с Никольской вылетели сани с небольшим кузовом, запряженные в пару лошадей. Их появление напугало незнакомку.
- Серж! - взвизгнула она.
Впрочем, испуг на ее лице немедленно сменился уверенностью в безопасности, и по всему было видно, что эту уверенность она относит на мой счет. По непонятной причине девушка считала, что в моем присутствии с нею ничего не случится.
- Тпру! - закричал возница, правивший лошадьми.
Дверца кузова распахнулась, двое мужчин - один в светло-коричневом кафтане, другой в черной шубе - выскочили из него и бросились к девушке. Они схватили ее и потащили к саням.
- Серж! Серж! Что же ты стоишь?! - кричала она, отбиваясь от похитителей. - Помоги мне!
Она звала меня на помощь, ее прекрасные глаза выражали недоумение по поводу моего бездействия и умоляли о спасении. Незнакомцы оттащили ее к своему экипажу, куда свет костра недоставал. Они возились в темноте, запихивали ее в кузов. Вдруг треснули горящие сучья, язык пламени взвился вверх, осветил лицо неизвестной, и я вновь столкнулся с ее взглядом: она, словно смирившись с участью, смотрела на меня с сожалением. В следующее мгновение девушка скрылась в кузове. Злодей, что был в кафтане, последовал за нею, второй уже занес ногу, но в эту секунду я вышел из оцепенения.
- Остановитесь, негодяи! - выкрикнул я и ринулся вперед.
Незнакомец повернулся и наклонился, выискивая что-то под полами шубы. Затем он резко выпрямился, и я, будучи не в силах разглядеть ничего в темноте, все же угадал, что у него в руках появились пистолеты. Я бросился в сторону, и оказалось, что вовремя, потому что один за другим прогремели выстрелы. Одна пуля сбила лишь мою треуголку, а вторая и вовсе меня не задела. Я вытащил из-под дохи свой пистолет, оказавшийся заряженным, и выстрелил. Незнакомец в шубе свалился замертво.
- Но!!! - заорал кучер.
Сани помчались вдоль ветошного ряда в сторону Ильинки. Я выхватил второй пистолет, поднял руку, но выстрелить не успел. Сани удалялись; лошадей и возницу закрывал кузов. Стреляя по нему, я мог попасть в незнакомку.
И стоило ли стрелять вообще? С чего я решил, что ее похищают злодеи? Я ведь и с барышней этой не был знаком! Что, если она попросту начиталась французских книжек и сбежала из дома в поисках приключений? Что, если я пристрелил ее брата, посланного родителями вслед за взбалмошной дочкой?
Но он начал стрелять первым! И потом - она называла меня по имени. И еще - ее глаза, молящие о помощи.
Я бросился к карете, на которой приехал сам. Но тут испуганные лошади понеслись следом за санями с девушкой. Извозчик свалился на землю. Его затылок разворотила первая пуля незнакомца.
- Полтинник сэкономили, - сказал трясущийся от страха француз.
- Мародер! - обругал я его.
- A la guerre comme a la guerre, - пролепетал он.
При свете уличных костров мы увидели, как впереди какие-то храбрые монахи остановили понесших лошадей, развернули и повели их обратно. Мы с мосье стояли посреди улицы, не зная, что и думать. На земле валялись два трупа, освещенные светом костра и факелом, который держал мосье Лепо. Незнакомец в шубе лежал на спине, раскинув руки. Извозчик свалился кулем. Снег под его головой насыщался кровью.
Со всех сторон собирались люди. Их черные тени паясничали на стене. Скрипнула дверь; какая-то бабенка спустилась вниз по крыльцу и подбежала к нам. Она была невысокого роста, совсем юное личико контрастировало с его чрезмерно серьезным выражением, к тому ж больно ладно была она скроена, что угадывалось даже под зимним платьем, и все это вызывало определенные подозрения. Бабенка с ходу влепила затрещину мосье Лепо и закричала:
- Шерамыжник! - я не понял, что это за слово, но она говорила по-французски. - Так мы не договаривались! Чтоб стрельбу еще затевать со смертоубийствами!
Она повернулась и побежала прочь. Я успел заметить остроконечные уши. Так и есть - каналья Лепо связался с эльфийкой.
- Вижу, время ты даром не терял? - хмуро спросил я мосье. - Но, похоже, она тебя бросила.
- Tout ca c'est des betises, - ответил он. - Слышали, как ласково она меня назвала: шерамижник - дррружочек, такая милая смесь языков…
- Скотина! Небось, пользовался моей кроватью! - возмутился я.
- А что ж прррикажете-с, барррин! - развел он руками. - Последний день… Так уж надо было-с…
- Что значит - последний день? - спросил я.
- То и значит-с, что Шевалдышев нынче-с обещал нас выгнать на улицу-с, если мы не заплатим-с, - сообщил мосье. - А чем-с нам платить? А вы-то, сударррь мой, должны были еще в прррошлом-с году-с пррриехать! А не пррриехали-с и весточки, сударррь мой, не прррислали! Мы уж, прррости Господи, самое худшее-с думали! И денежек-с, денежек-с не прррислали вы, сударррь вы мой!
Из последних слов французской канальи выходило, что если бы я, к примеру, помер, не прислав ему денежек, то поступил бы совсем уж по-свински.
- И ты, значит, скотина, решил, что можно девок в мою постель таскать?! - рявкнул я, размышляя, что лучше: дать ему в рыло или факелом подпалить его пышные усы.
- Так и вы, сударррь мой, вррремя не террряли-с даррром, - возразил мосье Лепо, кивнув в сторону Ильинки, куда увезли незнакомую блондинку.
Мильфейъ-пардонъ, а с чего это я взял, что она блондинка? И откуда у меня такое чувство, что я многое про нее знаю?! Или мне попросту хочется, чтобы она была блондинкой? Признаться, девушка эта была как раз в моем вкусе, и я был непрочь ее обнять, головой зарыться на груди и опустить руки ниже талии. Под ложечкой у меня засосало, и возникло неприятное предчувствие, что лосиновый круассанъ заставит кинуться в кипящее варево из-за этой барышни.
А два трупа, остывавшие в двух шагах от Кремля, говорили о том, что я уже влип в историю, в которой незнакомой девушке отведено решительно не последнее место.
Глава 2
Вскоре собралось столько зевак, что их тени слились в черную кляксу, колыхавшуюся на стене. Лепо отнес мой дорожный сундук домой и, одевшись потеплее, вернулся сторожить трупы до появления городовых.
Два господина в одинаковых черных пальто привлекли мое внимание тем, что, напротив, явно старались избежать внимания к своим персонам. Немного потоптавшись, они потихоньку отделились от толпы и скрылись в нашем подъезде. Должно быть, какие-то новые квартиранты, кажется, на третьем этаже как раз рядом с комнатами самого владельца в конце прошлого года освободились площади.
Я забрал у Лепо факел и отправился к Шевалдышеву. Каналья купец кудахтал от радости, что увидел меня живым и здоровым после длительного моего отсутствия неизвестно где и давешней стрельбы под окнами, и при этом сокрушался, что не может позволить остаться мне, поскольку успел получить задаток от нового жильца, который намерен въехать в комнаты через неделю. В чем-то он был неискренен, но в чем именно, я не знал, да и не имел желания допытываться. Я снял с крюка его же шапку, надел ее на правый кулак и дал ему в морду.
- Задаток, если и впрямь взял, придется отдать, - наказал я ему. - А если не брал, то вот тебе за вранье!