Режущая боль, затем волна слабости. Колени его подогнулись, и он наконец был отпущен. Эшеру показалось, что он узнает хрипловатый смех Гиацинты. Маленькие женские руки надорвали рукав, и Эшер почувствовал, как она прокусывает ему вену. Мрак пульсировал в его мозгу; потом возникло смутное видение светлых холодных язычков пламени, колеблющихся в ужасающей бездне; на секунду ему почудилось, что он уже видел эти бледные лица – то ли когда стрелял в Жана ван дер Плаца в Претории, то ли когда играл с Лидией в крокет на лугу, принадлежащем ее отцу.
Женские руки обвили его, и, открыв глаза, он увидел оскаленную Элизу, за плечом которой стоял Гриппен; кровь была на его грубых усмехающихся губах. Все они были тут – Хлоя, Серж, темноволосый мальчуган и другие, – нежными прерывистыми голосами умолявшие уступить им место. Он снова попытался шепнуть: "Нет…", но у него не хватило на это дыхания. Алая мгла поглотила его и стала черной.
– Простите, дорогая. – Миссис Шелтон вышла из узкой двери под лестницей, вытирая руки о фартук, и Лидия вскинула глаза от небольшой кипы писем на столике в холле. – Боюсь, что для вас ничего нет.
В ответ на такую заботливость Лидия лишь улыбнулась через силу и, неловко сунув книжную сумку под мышку, пошла вверх по лестнице, свободной рукой вытаскивая шпильку, скрепляющую шляпу с волосами. Миссис Шелдон поднялась с ней до половины пролета и обеспокоено взяла за руку.
– Вам тяжело, дорогая, – участливо сказала хозяйка. – Какой-нибудь молодой человек?
Лидия кивнула. Хозяйка отпустила ее, и Лидия двинулась дальше. "Я задушу его, – думала она. – Он же написал, что вернется скоро!" Возможные причины – одна страшнее другой – лезли в голову. Лидия отбросила их прочь, оставив одну-единственную мысль: "Я должна как-то с ним связаться… Я должна рассказать ему…"
Предназначенная для уборщицы записка по-прежнему висела на двери, приколотая чертежной булавкой с синей головкой: "БЕСПОРЯДОК – РАБОЧИЙ. ПРОСЬБА НЕ УБИРАТЬ". Лидия всю свою жизнь боролась с многими женщинами – от няни до Элен – за неприкосновенность своего рабочего места. Однако Долли – уборщица, нанятая миссис Шелдон, – явно больше уважала собственную лень, нежели любовь к порядку. Судя по всему, уборщица даже не переступала порог комнаты.
Лидия бросила сумку на пол рядом со стопкой журналов, сняла шляпу и зажгла свет. Хотя она знала, что, окажись Джеймс в Лондоне, он бы обязательно дал ей знать об этом, но все же прошла в спальню и, припав к стеклу, всмотрелась в глубь грязного переулка.
Колоннада Принца Уэльского, 6. Обе половины портьеры задернуты. Света в окне не было.
"Черт тебя побери, Джейми, – подумала она, вернувшись в комнату и чувствуя, как сжимается сердце. – Прах тебя побери, прах тебя побери, напиши мне! Возвращайся. Я должна сказать тебе об этом".
Она прислонилась к косяку в проеме между двумя комнатами, забыв о головной боли, мучившей ее вот уже с трех часов, и о том, что она с самого завтрака фактически ничего не ела. Взгляд ее был слепо устремлен на конторку, заваленную журналами, выписками и книгами: "Источники психических возможностей" Питеркина, "Химия мозга и седьмое чувство" Фрейборга, "Патологические изменения" Мэйзона. Сверху лежала записка Джеймса, где он извинялся за необходимость ехать вместе с Исидро в Париж. Здесь же было и его парижское письмо, сообщавшее, что добрались они благополучно и собираются нанести визит вампирам.
Корсет показался ей вдруг ужасающе тесным. Она прекрасно понимало, что, опасаясь дневного вампира, Джеймс не мог зайти к ней попрощаться. Сердиться на него было бесполезно, как, впрочем, и на нынешнее положение вещей; в конце концов, ситуация могла стать куда отчаяннее. Одному богу известно, почему ой не может ей сейчас написать. Если она начнет визжать и пинать стены, то это не принесет пользы ни ему, ни ей, ни уборщице миссис Шелдон.
"Но я же знаю ответ, – подумала она, и стальная пружина понимания, страха и опасности свилась в ее груди еще туже. – Я знаю, как мы можем найти их. Джейми, возвращайся и скажи, что моя догадка правильна! Джейми, возвращайся, пожалуйста…"
Механически она повесила пальто и шляпу и принялась вынимать заколки из волос, тут же развившихся с сухим шелковым шорохом. Остановилась перед охапкой газет со статьями о повышенной чувствительности к свету, о чуме, о вампирах (две из них были написаны Джеймсом), о телепатии. Она просиживала все дни в библиотеках над медицинскими и фольклорными журналами, а ночами изучала собственные выписки.
Лидия подняла из бумаг по-особому сплетенный в одном из магазинов, специализирующихся на подобных вещах, сухой и мягкий локон нечеловеческих волос Лотты.
"Я должна проверить все это вместе с Джеймсом, – подумала она, понимая, что ей просто не к кому с этим обратиться. – Но ответ – здесь. Я знаю, что это так".
В конце концов, она обещала Джеймсу разобраться.
Сколько еще ждать? Она должна поговорить с ним, должна рассказать…
Лидия подошла к окну и задернула штору, но вскоре от этого стало еще хуже. Первые две ночи, мечась на постели в беспокойном полусне, она слышала низкий бормочущий голос, зовущий ее по имени где-то совсем рядом. Но что-то в этом голосе ужасало ее, и она прятала голову под подушку, готовая позвать на помощь Джеймса, точно при этом зная, что не осмелится произнести ни звука… И просыпалась, пытаясь выбраться из постели. Она прикупила керосина, и теперь лампа горела в ее спальне всю ночь. Лидия стыдилась своих детских страхов, но ничего с собой поделать не могла.
Он должен возвратиться.
Она присела за конторку и развернула одну из статей, хотя знала, что ничего нового это ей не принесет – лишь подтвердит уже возникшую догадку. Но единственное, что оставалось ей сейчас, пока Джеймс не вернулся из Парижа, – это работа.
Со вздохом она углубилась в чтение, старательно отгоняя вопрос: а что ей останется делать, если он не вернется?
Эшер очнулся, чувствуя, что умирает от жажды. Кто-то дал ему напиться (почему-то апельсинового сока), и он снова провалился в сон.
Так уже случалось три или четыре раза. Но у него просто не было сил открыть глаза. Он чувствовал запах воды, гнили и подземной сырости. Тишина была полной. Потом он засыпал.
Когда же ему наконец удалось разомкнуть веки, свет единственной свечи, горящей в вычурном золоченом подсвечнике у противоположной стены, показался невыносимо ярким. Чтобы повернуть голову, Эшеру пришлось собрать все силы. Он лежал на узкой кровати в маленьком подвале, где громоздились полдюжины ящиков с винными бутылками, покрытыми слоем пыли. Открытый арочный проем вел в довольно обширное помещение, но был забран запертой на замок решеткой. По ту сторону прутьев стояли Гриппен, Элиза, Хлоя и Гиацинта.
– Я думала, ты можешь касаться серебра… – по-ребячьи обиженно протянула Хлоя.
– Если человек может завязать кочергу узлом, то это еще не значит, что он сделает то же самое с раскаленной кочергой, – огрызнулся Гриппен. – Не прикидывайся глупее, чем ты есть.
"Решетка, должно быть, серебряная…" – подумал Эшер, смутно догадываясь, что спор, как проникнуть в подвал, завершился тем, с чего начался. Машинально он отметил, что произношение Гриппена куда более архаично, нежели произношение Исидро, и слегка напоминает акцент американцев, живущих в предгорьях Аппалачей. Он чувствовал, что горло его и кисти рук забинтованы, а щеки покрыты жесткой щетиной.
– Может, он сам подойдет и откроет? – Прищурив темные глаза. Гиацинта задумчиво разглядывала Эшера. Что-то изменилось в ее голосе, и она проворковала нежно: – Ты ведь откроешь мне, милый?
Секунду такое решение казалось Эшеру вполне логичным, он только хотел бы знать, куда мог Исидро спрятать ключ. Потом спохватился и покачал головой.
Темные глаза вспыхнули, и все окружающее Эшера словно померкло.
– Ну, пожалуйста… Я не трону тебя и другим не позволю. Я войду – и ты сразу закроешь дверь.
И он опять несколько секунд верил в это – верил, несмотря на случившееся в темной аллее, несмотря на глубокую убежденность в том, что это ложь. Возможно, Исидро имел в виду нечто подобное, когда называл Лотту "хорошим вампиром".
– Ба! – сказал Гриппен. – Я не сомневаюсь, что он бы уже встал, если бы мог.
Гиацинта засмеялась…
– Забавляетесь, детвора?
Гриппен резко обернулся чуть ли не раньше, чем прозвучали эти слова. Женщины сделали это с небольшим запозданием. Казалось, что лица их дрогнули, но это качнулось и затрепетало пламя свечи, тронутое легким сквозняком. Секундой позже из темноты шагнул Исидро – изящный, слегка утомленный, и Эшер обратил внимание, что вампир на этот раз не торопится подойди к остальным вплотную.
– Вынужден предположить, что ты подкрадываешься по сточным трубам, как твои родственники – испанские крысы, – прорычал Гриппен.
– Коль скоро французское правительство проложило эти трубы, грешно было бы не воспользоваться ими. Ты знал когда-либо Туллоча Шотландца? Или Иоганна Магнуса?
– Шотландец давно мертв, и, я смотрю, этот проклятый писака научил тебя задавать иезуитские вопросы! Мертвые не имеют дел с живыми, испанец. Их заботы перестали быть нашими с того момента, как мы прекратили дышать и проснулись со вкусом крови во рту и голодом в сердце!
– Однако живые могут то, чего не могут мертвые.
– Это верно! Умирать и быть добычей! И если твой драгоценный доктор еще раз сунется в Лондон, то это первое, что он сможет!
– Или ты собираешься держать его здесь вечно? – насмешливо спросила Элиза. – Ты его нежно любишь, Симон? Никогда бы в тебе этого не заподозрила.
Хлоя серебристо рассмеялась.
– Мертвый может умереть еще раз, – негромко сказал дон Симон. – Лотта рассказала бы тебе об этом, если бы смогла. И Кальвар, и Недди…
– Лотта была неумна, а Кальвар и вовсе дурак, – отрезал Гриппен. – Кальвар был хвастун и разбалтывал встречным и поперечным, кто он и что он. Да какой смертный в здравом уме захочет нас защищать, узнав, кто мы такие? Я всегда думал, что у испанцев дерьмо вместо мозгов, а теперь убедился полностью.
– Из чего бы ни состояли мои мозги, – сказал дон Симон, – но Лотта, Недди, Кальвар и Дэнни – убиты, и мы не можем выследить того, кто их убил. Только другой вампир мог подкрасться к ним незаметно, причем вампир очень древний, очень искусный, способный оставаться невидимым даже для нас. Более древний, чем ты или я…
– Это небылица!
– Нет никаких древних вампиров, – добавила Элиза. – Ты впадаешь в…
– Она быстро взглянула на Гриппена, сообразив, что они с доном Симоном ровесники и что слова "впадаешь в детство" могут быть обидны и для того, и для другого.
– Он охотится днем, Лайонел, – сказал дон Симон. – Когда-нибудь ты проснешься, разбуженный солнечным светом.
– А тебя когда-нибудь разбудит осиновым колом твой профессор! – зло парировал Гриппен. – Мы имеем дело лишь друг с другом. Ты объясни это своему болтуну. А когда он вернется в Лондон, получше за ним приглядывай.
И, грубо схватив Хлою за запястье, он потащил ее за собой из подвала. Их причудливые чудовищные тени скользнули, трепеща, по стене.
– Ты глупец, Симон, – мягко произнесла Элиза и, двинувшись вслед за ними, пропала из виду.
Гиацинта задержалась, лениво окинув испанца взглядом темно-карих глаз.
– Ты нашел его? – спросила она в своей приторно-тягучей манере. – Того, что охотится на кладбище, Самого Древнего Вампира? – Она скользнула к Исидро и взялась пальчиками за отвороты короткого воротника, словно намереваясь соблазнить испанца.
– Когда я оттаскивал тебя, Гриппена и других от Джеймса, – тихо ответил дон Симон, – ты видела, кто его оттуда унес?
Гиацинта отступила, и вид у ней был растерянный. "Как у человека, – подумал Эшер, – впервые познакомившегося с неуловимостью вампиров…"
– Вот и я не видел, – без улыбки закончил дон Симон.
Х Смущенная, Гиацинта исчезла для Эшера, но не для Исидро. Судя по еле заметному повороту головы, испанец проводил ее взглядом.
В молчании он долго стоял перед решеткой, внимательно оглядывая темный подвал. Глаза Эшера постепенно привыкали к скудному освещению, и он уже различал позади Исидро металлическую крышку, явно имеющую отношение к парижской канализации. Хотя другие вампиры удалились из подвала в другом направлении – видимо, по лестнице, ведущей на первый этаж какого-то здания. "Один из старых особняков в Маре или в предместье Сен-Жермен, – предположил Эшер, – до которого не добрались пруссаки? Или просто один из бесчисленных домов, перекупленных вампирами в качестве запасного укрытия?"
Затем Исидро позвал, причем так тихо, что Эшер еле смог расслышать:
– Антоний?
Ответа из пыльной темноты не было. Вампир достал из кармана ключ и, обернув руку полой своего шотландского плаща, осторожно отпер решетчатую дверь. Затем взял из темного угла маленькую сумку, которую, надо полагать, оставил там перед тем, как вмешаться в разговор, и шагнул в маленький подвал.
– Как вы себя чувствуете?
– Приблизительно как лангуст в ресторане Максима.
Легкая улыбка скользнула и исчезла.
– Примите мои извинения, – сказал Исидро. – У меня не было уверенности, что я доберусь до вас раньше, чем они. – Он уставился на что-то рядом с ложем Эшера. Затем поднял этот предмет, оказавшийся старым фарфоровым кувшином с остатками воды.
– Он был здесь?
– Антоний? – Эшер покачал головой. Его хриплый голос был настолько слаб, что, пожалуй, никто, кроме вампира, не смог бы его расслышать. – Я не знаю. Кто-то был…
Обрывки сна или галлюцинации – костлявые пальцы, ласкающие серебряную щеколду, – смутно всплывали в его сознании и никак не могли проясниться окончательно.
– Я оставил это в другой половине подвала. – Вампир достал из сумки широкогорлую фляжку и картонную коробку, издающую слабый аромат свежего хлеба.
– Не кровь, надеюсь? – осведомился Эшер, когда Исидро налил густого бульона в чашку, и вампир снова улыбнулся.
– В романах – в частности, у мистера Стокера – обычное дело, если друзья выручают жертву вампира, предложив ему свою кровь, но обращаться с подобной просьбой к случайным прохожим, согласитесь, не совсем удобно.
– "Спустись со мной в подвал, я лишь возьму часть твоей крови и сразу же отпущу тебя…" У Гиацинты это прозвучало бы убедительно. Но, насколько я знаю от Лидии, случайный прохожий здесь вряд ли бы помог. Человеческая кровь имеет разные группы.
– А вы думаете, вампиры не интересовались этим после того, как были опубликованы статьи мистера Харви? – Исидро помог ему сесть. – Мы знакомы и с аппаратами для переливания крови, и с полыми иглами. Я слышал, что венские вампиры впрыскивали жертвам в кровь кокаин. Когда сосуды Дюара получили распространение в прошлом году, Дэнни пытался сделать запас свежей крови, но оказалось, что она при этом утрачивает вкус, да и не в одной крови дело. Полагаю, представься нам такая возможность, – добавил он, не повышая голоса, – многие из нас изменили бы образ жизни.
Эшер поставил чашку на колени, руки тряслись от слабости. Пальцы Исидро обжигали холодом.
– Не будьте наивны… Убивали бы, как убиваете…
Вампир приподнял брови.
– Возможно, вы правы. – Он забрал пустую чашку, и каждое движение его было изящно и экономно, как сонет. – Насчет Гриппена не беспокойтесь. В данный момент он и Хлоя возвращаются в Лондон…
– Дон Симон…
Он оглянулся – демон и убийца, спасший жизнь Эшеру.
– Спасибо…
– Вы у меня на службе, – сказал вампир – бесстрастный ответ аристократа, для которого долг столь же свят, как и права. – И мы еще не ликвидировали убийцу… Я, кстати, до сих пор не убежден полностью, – продолжил он, аккуратно убирая в сумку чашку, флягу и ложку, – что убийца не сам Гриппен. Здесь я полагаюсь на вашу версию, что вампиризм – чисто медицинская патология. За триста пятьдесят лет изменения могли накопиться в таком количестве…
– Тогда они должны были накопиться и у вас.
– Необязательно. – Он обернулся, указав плавным жестом на свои бледно-пепельные волосы. – Хотя в юности я был белокурым, но волосы у меня были гораздо темнее, чем сейчас, а глаза и вовсе темными. Такая бледность глаз и волос для нас не совсем обычна. Может быть, это как раз то, что называется мутацией вируса, если, конечно, вирусы имеют к этому отношение. Старейший вампир, которого я знал, мой мастер Райс, тоже был бледным в отличие от своих птенцов… Так вот, с возрастом изменения могли накопиться, а коль скоро Кальвар покинул Париж по тем же самым причинам, которые восстановили против него Гриппена в Лондоне…
– Нет. – Эшер откинулся на подушку, настолько обессилевший от своих попыток выпрямить спину, что сейчас ему хотелось только спать. – Вы не читали газеты? У меня в кармане… – Он засомневался. – А, нет, я ее оставил в катакомбах. Перепечатка из лондонской "Тайме". Гриппену потребовались бы сутки, чтобы сюда добраться, а за день до того, как на меня напали, в Лондоне вампиром было в одну ночь убито девять человек. Полиция сбита с толку тем, что тела жертв обескровлены, но…
– Девять?!
Впервые Эшер видел дона Симона ошеломленным. Или, может быть, он просто научился тоньше различать проявления чувств Исидро?
– Я не думаю, что это дело рук какого-нибудь известного нам лондонского вампира. Гриппен, конечно, зверь, но он бы не уцелел в течение трехсот пятидесяти лет, совершай он такие безумства. Теперь я знаю, что Гриппен и Хлоя здесь ни при чем, да и на Фарренов это не слишком похоже. Такое впечатление, что некий вампир, долго сдерживавший свои желания, дал себе наконец волю.
– На эту роль Гриппен как раз вполне подходит, – пробормотал дон Симон. – Но девять жертв…
– Во всяком случае, это означает, – сказал Эшер, – что мы имеем дело с неизвестным нам вампиром.
Исидро кивнул.
– Да, – сказал он. – И такое впечатление, что с сумасшедшим. Эшер вздохнул.
– Моя няня говаривала: "День ото дня дела идут все лучше и лучше". Мне было бы спокойнее думать, что она права. – Он уронил голову на подушку, набитую соломой, и вновь провалился в сон.
Глава 15
ВОСЕМЬ ЧЕЛОВЕК ПОГИБЛИ ПРИ ПОЖАРЕ ТОВАРНОГО СКЛАДА!
ПОДОЗРЕВАЕТСЯ, ЧТО ДЕЛО НЕЧИСТО
(Из "Манчестер герольд") Огонь опустошил товарный склад, принадлежащий Мойлу и компании, на Ливерпуль-стрит прошлой ночью, унеся жизни восьмерых бродяг, надеявшихся найти на складе убежище от холода. Тем не менее полиция сообщила, что обнаруженные в прилегающей к складу аллее пятна крови наводят на мысль о том, что дело здесь нечисто, хотя все тела были слишком жестоко обожжены, чтобы дать повод к конкретным подозрениям. Все восемь тел были найдены в глубине склада, близко к тому месту, откуда начался пожар. Нет никаких свидетельств, что бродяги пытались погасить пламя, и полиция уверена, что все они были мертвы еще до возникновения пожара. Огонь уже разгорелся, когда его увидел ночной сторож Лоуренс Бевингтон, уверяющий, что не заметил во время предыдущего обхода ни дыма, ни суматохи на складе.
"Конечно, не заметил, – подумала Лидия. – Будь я на месте убийцы, я бы не стала стаскивать трупы и поджигать склад, не убедившись, что сторож уснул".
Дрогнувшей рукой она отложила газету.