Панктаун - Джеффри Томас


Джеффри Томас пишет мрачную научную фантастику, похожую на хоррор, почти как Рэй Брэдбери времен "Марсианских хроник". И как автор "Марсианских хроник" создает картину будущего, для того чтобы рассказать о среднем американце середины XX столетия, так и будущее у Томаса - это повод для анализа культуры и общества рубежа XX–XXI веков, с их чудовищно быстрыми переменами, бесчеловечной политикой государства и корпораций, эпидемией серийных убийств. Времена изменились, и сегодня общечеловеческий гуманизм Брэдбери кажется бессильным перед проблемами нового века. А безобразные и несчастные персонажи Джеффри Томаса больше похожи на наших современников, чем прекрасные марсиане.

Джеффри Томас создал мир Панктауна в 1980 году, и с тех пор использовал его как место действия своих многочисленных романов и рассказов. Его ранние рассказы выходили в небольших издательствах в конце 80-х, но настоящий прорыв Д. Томас совершил, опубликовав сборник рассказов "Панктаун" в 2000 году, тем самым вызвав интерес к своему творчеству и заслужив признание среди самых широких слоев читателей. С тех пор сборник не раз был отмечен в литературных кругах: в частности, был удостоен номинации на Bram Stoker Award, получил прекрасный отзыв в Publishers Weekly, а также был включен в список лучших книг года в жанре "Фантастика и ужасы". В последние годы Д. Томас живет на два дома: один - его собственный, в Массачусетсе, другой - в Бьен Гоа во Вьетнаме, родном городе его жены, чудесном экзотическом уголке, который дает богатую пищу фантазии писателя.

"С грубым изяществом и жутковатым коварством Томас погружает читателя в глубины своих мрачных видений с первой же строчки…"

Пол ди Филиппо, ASIMOV'S

Содержание:

  • Отражения призраков 1

  • Сезон свежевания 5

  • Вакизаши 7

  • Драгоценный металл 10

  • Сердце за сердце 13

  • Лицо 17

  • Обитель пустоты 19

  • Жертва 21

    • 1: Скованные одной цепью 22

    • 2: Потерянные души 23

    • 3: Резной воин 24

  • Хранилище печалей 26

Джеффри Томас
Панктаун

Скотту Томасу и Томасу Хьюзу, славным горожанам, и Роуз, с признательностью за ее проворные пальчики.

Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.

Данте. Божественная комедия. Ад, песня III

Отражения призраков

Не было никаких сомнений: мертвое существо в канаве было одним из его клонов.

Обнаженным, скукожившимся, подобно зародышу, напоминающим высушенного паука. По белому скелетообразному телу стучали капли дождя. Лицо было обращено к небу, губы обнажали черные зубы, стиснутые от холода. Плоть его окостенела, стала твердой словно камень. Вся она была покрыта оспинами, надтреснута возле суставов, вокруг шеи и челюсти. Черные глаза - будто дыры от шипов.

Дрю подумал, как же оно прекрасно, лежащее там, подобно слепку человека, погибшего в Помпеях. Потягивая кофе, он огляделся вокруг. По другую сторону улицы возвышался хрисламский собор - металлическая компиляция черных зазубренных шпилей и алых окон, оплетенных стальной паутиной. Его сторону занимал ряд складских зданий. Половина из них пустовала, несколько были превращены в жилье для рабочих, трудившихся на складах, которые все еще функционировали. Все это представляло собой превосходный фон для трупа. Тихая улица. Пустынная улица. Настолько пустынная, насколько мог пожелать любой умирающий на ней.

Ему хотелось чуть-чуть сдвинуть существо, чтобы оно лежало прямо напротив собора. Так оно еще больше казалось бы потерянной душой, которой было отказано в спасении. Но нет - клону вздумалось умереть именно тут, а не там, и, поскольку Дрю был художником, он решил не оспаривать его выбор.

Он быстро проделал остаток пути до дома. Лифт на его этаж сегодня снова не шел. Он лишь мучительно скрипел и трясся, пока Дрю его не выключил. Металлическая лестница, которую он предпочел, звенела под его тяжелыми ботинками. Некоторые ее пролеты находились внутри здания, некоторые - снаружи. Грязная дождевая вода струилась между грязно-белыми керамическими плитками кожи здания, за которую внешние лестницы цеплялись, подобно скелетам огромных паразитов. За окном, мимо которого он проходил, плакала какая-то женщина. Он не знал, что кто-то занял захламленный третий этаж. Быть может, это был призрак. Когда-то он думал, что привидения обитали на крыше старой запечатанной фабрики через дорогу. По ночам они частенько ходили под дождем, испуская мягкое голубое сияние. Но в конце концов до него дошло, что дело в чьем-то голотанке, испускающем в грозу разбросанные сигналы. Это объясняло частые перестрелки. Вестерны. А Дрю думалось, что это призраки снова и снова переживают свою смерть.

В его распоряжении был целый верхний этаж. Узкий балкон тянулся вдоль всего здания, и теплыми ночами он просто сидел там и слушал музыку, глядя на огни земной колонии, названной Пакстон, - хотя чаще, хоть и без большей привязанности, ее звали Панктаун. Иногда он делал там зарисовки. Несмотря на то что Дрю работал с более объемными средами, он был твердо уверен в том, что каждый художник должен уметь рисовать, так же как и любой хирург обязан знать, как наложить шов.

На зиму балконная мебель была перевернута и свалена в кучу. Дождь разбивался о его спину, пока он боролся с замком на своей двери. Подсветка кодовой панели мигала, и он уже собирался вытащить ключ, но тут большая металлическая дверь наконец-то сдвинулась на три четверти своего пути, где ее и заклинило. Дрю скользнул внутрь, включил болезненно-зеленый верхний свет и набрал внутренний код. Дверь закрылась со скорбным металлическим скрипом.

Свет тоже моргал. Возможно, гроза как-то влияла на его незаконное подключение к электросети. Что ж, эту цену он был вынужден платить.

Дрю не стал снимать плащ, и тот все еще закручивался вокруг ног всем весом дождя, пока он шел к ряду металлических полок, заполненных крупными банками с жидкостями и порошками, которые были помечены ярлыками из клейкой ленты. Он снял одну без названия, открутил крышку, понюхал содержимое и отдернулся от отвращения. Та самая.

Одним пальцем подцепив банку за ручку, он протопал обратно к двери и вернулся под ливень.

Дождь набирал все большую силу, однако Дрю сомневался, что он станет помехой для герметика. В конце концов, тот был водонепроницаемым.

Клон все еще был на своем месте. Никто не убрал его с улицы, ни одно животное не приходило пообедать. Запаха не было. Как давно он умер? Мешала ли разложению его окостенелая кожа? В любом случае пластиковый герметик справится с этим намного лучше.

Он вылил прозрачную, густую, словно мед, жидкость прямо на труп, не обращая внимания на те разнообразные средства передвижения, что пролетали или проезжали мимо. Он старался держаться подальше от лужицы, которая начала образовываться вокруг лежащей фигуры. Ему хотелось покрыть клона таким слоем герметика, что его стало бы невозможно переместить до той поры, пока кому-нибудь не пришло бы в голову воспользоваться долотом.

Герметика почти не осталось, поэтому он вылил последние капли и выбросил банку в переулок между складами. Дрю кивнул и улыбнулся трупу, который блестел так, будто был покрыт лаком. Он подумал, что было бы неплохо нанести свою подпись аэрозолем на тротуар поблизости. Он же помечал клеймом и татуировками некоторых из тех клонов, которых выпускал на волю. Однако Дрю испугался, что кто-нибудь решит, будто это всего лишь обычный мутант, а он - его убийца.

Хотя, конечно, в его студии всегда было несколько еще недоделанных клонов, которые могли прояснить ситуацию.

Он вымок до последней нитки, ему не терпелось вернуться домой, принять горячую ванну и приготовить свежий бак кофе. Он оставил своего мертвого отпрыска позади, все еще довольный тем, как тот умер, и тем, что он продолжит свое существование в качестве произведения искусства даже после смерти.

Дрю не позволял опустеть большому баку кофе, когда-то принадлежавшему местному кинотеатру. Запах его был уютным, а бульканье пузырьков - успокаивающим. Сейчас в нем был старый, простоявший несколько дней кофе, поэтому Дрю его вылил, чтобы приготовить новый. Он уже принял ванну, переоделся в чистые тренировочные штаны, черную футболку и тапочки для кун-фу. Дрю был вдохновлен сегодняшним открытием, и ему не терпелось приступить к работе. Сейчас он трудился над оплачиваемым проектом.

Не он ли шлепал сейчас в своей химической ванне? В этих емкостях так же приятно булькало, хотя вонь была невыносимой. Поэтому он обычно задвигал перегородку, как сделал и сейчас, и включал вентиляторы. Подобно зародышам, погруженным в свои неспокойные сны, клоны метались и ворочались в своих амниотических ваннах.

Этот, как обычно, был предназначен состоятельному клиенту. Создание одного клона занимало недели, а иногда и больше, однако одна продажа позволяла Дрю выплатить месячную ренту, да еще обеспечить себя пищей и материалами для работы.

Сперва он пребывал в наивном заблуждении по поводу своих творений. Ему думалось, что клоны, которых он продавал, выставлялись, возможно, в террариумах, словно экзотические животные, или же свободно перемещались среди гостей на вечеринках, давая возможность рассмотреть себя получше. Что ж, обе эти догадки были в некотором роде верны. Но его друг Сол, сводивший Дрю с богатыми клиентами, однажды присутствовал на вечеринке, на которой один из его клонов был вручен в качестве подарка на день рождения. Всю ночь существо держали прикованным к колонне из искусственного мрамора. Под утро его вывели в ярко освещенный двор и заставили проглотить возмутительно дорогое кольцо. Затем юноше-имениннику вручили нож, чтобы тот мог вернуть еще один свой подарок. Его приятели подвывали и улюлюкали, подбадривая его, когда тот начал резать и колоть существо, пытающееся уползти. Сол рассказал Дрю, что юнец был очень разочарован, когда клон наконец выблевал кольцо, умирая. Но мальчишка все равно выпотрошил его, бросался кишками в своих истеричных друзей, гонялся за своей подружкой с головой существа в руке, пока в конце концов не закинул ее в бассейн под одобрительный рев.

Сначала Дрю не знал, что думать по этому поводу. Во-первых, уничтожили созданное им произведение искусства. Словно в клочья изорвали холст картины.

Во-вторых, клоны были продолжением его самого, ведь так?

Самым важным из того, что он проделывал с каждым клоном независимо от его окончательной формы, было уничтожение сходства с создателем. Для этого он использовал множество способов: химические ванны, окраску, клеймение, татуировки, шрамирование, ожоги, ампутацию конечностей, добавление конечностей, молекулярное и генетическое манипулирование. Дрю не хотел, чтобы его создания были автопортретами. Они не должны были выглядеть так, как выглядел он, иначе они были бы просто творениями природы и науки, а не произведениями искусства. Он использовал свою материю только в качестве своего рода глины, которая всегда под рукой. А если бы у него возникли проблемы с законом (за создание клонов его лишили художественной стипендии), Дрю мог бы оправдаться тем, что он манипулировал только собственным телом, а с ним он мог делать все, что хочет. Этика клонирования и права клонированных форм жизни оставались настолько туманными вопросами, чтобы он мог не волноваться за свою деятельность. До тех самых пор, пока объектом клонирования был он сам.

Не менее важным, чем уничтожение физического подобия, было уничтожение подобия ментального. Этой цели он также достигал различными средствами. Некоторые из них были грубыми и жестокими, другие - более изящными, однако все они в лучшем случае делали из клона шаркающего идиота, неспособного даже подавать канапе на одной из тех шикарных вечеринок. И это служило еще одним оправданием - он создавал нечто, которое не более напоминало человека, чем морская звезда. Кроме того, он не хотел, чтобы его сознание пребывало в таком жутком теле. В чем-то таком, что могло бы ужаснуться от одного взгляда на себя.

В конце концов он свыкся даже с самими садистскими использованиями своих отпрысков. Убитые клоны. Клоны, подвергнутые пыткам. Клоны, ставшие охотничьей дичью. Клоны, изнасилованные всей бандой. Сол слышал, что их даже использовали в качестве мишеней для дротиков и стрел. Они не были своим творцом. И уж, конечно, они не были кем-то еще. Он не скорбел по ним, как не скорбел и по собственным отмирающим клеткам, по остригаемым ногтям. А если его искусство уничтожалось, что ж, теперь оно было чьей-то собственностью, с которой владелец может делать все, что пожелает. Деньги, уплаченные за обладание частичкой Дрю, а иногда и за ее убийство, поддерживали жизнь в его главной части.

На эти деньги он мог создавать клонов, которые значили для него больше других. Тех, которых по завершении работы он выпускал в мир, чтобы те скитались по улицам Пакстона-Панктауна, ведомые своими глупыми умами. Некоторых - обнаженными. Некоторых - укутанными от зимнего холода. Некоторых - по-своему прекрасными. Некоторых - отвратительными, подобно тем четырем, что он выпустил, к своему величайшему удовольствию, на прошлый Хэллоуин.

Но до сегодняшнего дня он не видел ни одного из выпущенных им за три года клонов мертвым. О, конечно, он слышал об участи нескольких из них. Убитых бандой. Сбитых хаверкаром. Ему думалось, что большая часть попросту замерзла или умерла от голода. Он слышал, что нескольких взяли в приют для бездомных. Ему всегда нравилось гадать о том, как необъятность города поглощала его создания. Как-то раз Дрю довелось увидеть одного из них живым через год после освобождения. Клон пожирал птичку в маленьком парке. Существо посмотрело на него без тени узнавания. Плоть его была окрашена в ярко-красный цвет. Спиральные метки украшали лоб и обнаженную грудь. Он был подобен очаровательному демону. Даже если люди не приближались к нему настолько, чтобы разглядеть его клеймо, даже если они никогда не слышали о Дрю, даже если они могли счесть существо раскрашенным безумцем, мутантом, инопланетянином или настоящим демоном, они все равно изумлялись ему. И даже если Дрю никогда не видел, как они изумлялись, его устраивало само осознание этого. Смотрели ли люди с восхищением или ужасом, он знал, что они смотрели, а глядя на его творения, они глядели на него, их творца.

Хотя Дрю и отпускал их, но всегда оставался связан со своими созданиями. Хотя он не обладал ими, он владел всеми и каждым.

С кофе в руке он направился к перегородке, чтобы проверить состояние своей текущей работы.

В прозрачных емкостях на рабочем столе и вдоль стен в булькающих растворах фиолетового цвета плавали нечеткие органические формы. Некоторые из них были зародышами, а в одном из баков он вырастил копию своей головы, подобную живому бюсту. К ее контейнеру-утробе была подсоединена система жизнеобеспечения. Дрю планировал выставить ее в таком виде в одной из местных галерей. Встав на колени, он сказал: "Привет, Робеспьер". Он постучал по стеклу, наблюдая за тем, как у клона, словно во сне, трепещут веки. Он подавил рост волос, бровей и ресниц, чтобы свести подобие к минимуму, но ради сохранения эффекта оставил существу вполне человеческий вид.

Снова плеск. Он поднял глаза и увидел, как волна фиолетовой жидкости переливается через край главной ванны и скатывается по ее боку. Дрю вздохнул, поднялся на ноги, взял тряпку и направился к емкости, которую нарек "Бассейном Нарцисса".

Подойдя ближе, он не мог не ухмыльнуться. Ухмыльнуться ей.

Подавив рост волос у головы без тела, здесь он, напротив, его стимулировал. Длинные темные волосы медленно колыхались вокруг лица клона, словно водоросли. Дрю не стал искажать или портить ее лицо, вместо этого он изменил его с помощью мастерской манипуляции генами. Это не было хирургической сменой пола. Это было чем-то более тонким и правдивым. Перед Дрю действительно была женская версия его самого. Даже Природа в своей гениальности не могла сотворить такое - идентичного близнеца противоположного пола.

Он закатал рукав и окунул руку в пузырящуюся фиолетовую жидкость. Взял в руку одну из небольших грудей и принялся мять, словно вылепливая ее из глины. Провел большим пальцем по соску, добиваясь реакции. Это заняло несколько минут, но в конце концов сосок начал твердеть. Как и Дрю. Он еще шире ухмыльнулся и стал наблюдать за тем, как за тонкими веками движутся в быстром сне ее глаза. Скоро он разбудит эту спящую красавицу. А ведь он и правда создал чертовски привлекательную женщину.

Дрю позволил своему взгляду скользнуть вниз по ее телу до самых бедер, а затем к темнеющему пятну волос. И снова к грудям, которым он придал весьма скромный размер, устояв перед искушением не скупиться. Он не хотел, чтобы она стала карикатурой.

О да, она была очаровательна. Дрю сожалел, что уже погубил ее разум. Ему было любопытно, какой женщиной он бы оказался.

Впрочем, он изменил ее сознание не до той степени, до которой он обычно отуплял свои создания.

В той части этажа, которую он считал своей гостиной, Дрю подвесил над диваном единственного клона, за которым смотрел постоянно. У него была почти человеческая голова, хотя Дрю препятствовал формированию глаз, потому что не хотел, чтобы кто-то постоянно пялился на него, когда он работал или же просто дремал на диване. Но иногда существо всхрюкивало или хрипело. Оно было подключено к блоку жизнеобеспечения, скрытому за диваном. На столике рядом располагался пульт управления. В те редкие случаи, когда к нему приходили друзья, Дрю забавлял или пугал их, нажимая клавиши и провоцируя движения конечностей или лица распятого создания. В основном это были просто вызванные электрическими разрядами спазмы и подергивания.

Два широких лоскута кожи, пришпиленные к стене, открывали взору грудную клетку существа, создавая впечатление распростертой коровьей шкуры или живота препарируемой лягушки. Через прозрачную мембрану просвечивали ребра и толстые синеватые кишки.

Впервые увидев эту картину, Сол сказал:

- Дрю, старик, ты, должно быть, и правда себя ненавидишь, если так издеваешься над собственным телом. Это какой-то мазохизм. Ты создаешь себя, чтобы себя уничтожить. Что-то вроде суицида, так ведь?

Дрю рассмеялся:

- Это искусство, вот и все. Я просто решил использовать плоть в качестве своей среды. Люди всегда так делали. Татуировки и клеймение, шрамирование и пирсинг, обрезание и клиторотомия. Плоть как холст - только боли меньше, если проделывать все это с собственным клоном.

- Ага, видишь, о том и речь - безопасный способ себя наказывать.

- Как скажешь.

- Ты говорил, ты не можешь иметь детей, верно? Ты не производишь сперму. И ты на это реагируешь таким извращенным образом? Они будто твои дети, созданные в ненависти к собственному телу, неспособному к настоящей репродукции?

Дальше