Лестница кончилась, выведя путешественницу на небольшую каменную площадку – каменный грязный пол, каменные стены, низкий давящий потолок. Где-то в углу звонко капала вода. Стоявшая на полу свеча горела ярко, без дыма и копоти. Но удивило Анну не это, а картина, прислоненная к стене. Та самая картина, на которой был изображен юноша, чем-то похожий на ее знакомого Юлиана. Картина, которая так напугала ее в день приезда, а потом пропавшая неизвестно куда.
– Уф, – сказала девочка вслух, чтобы окончательно развеять свои страхи, – всего-то… И почему тетя мне запретила входить в эту дверь? Наверное, она боялась…
Все слова замерли на губах. Она застыла с разинутым ртом, потому что как раз в этот момент изображенный на портрете юноша ожил! Медленно, словно нехотя, он повернул голову и посмотрел на гостью снизу вверх.
– Помоги…
Анна завопила, шарахнулась назад, запнулась о ступеньку, с размаху садясь копчиком на каменные ступени. От вспышки боли мигом потемнело в глазах, а когда она их открыла снова, то обнаружила почему-то, что стоит перед закрытой дверью, глядя на открывшийся замок.
Дужка с резким щелчком выскочила из гнезда, и он повис, болтаясь на одной половине. Анна от неожиданности отскочила, позволив замку упасть на пол.
Грохот раздался такой, словно сам дом треснул от подвала до конька крыши. Анна закричала – и почти тут же хлопнула входная дверь.
– Анночка? Девочка моя? – послышался голос вернувшейся тети. – Что случилось? Ты в порядке? Ты жива, моя милая?
Девочка прижалась к стене ни жива ни мертва. Ей было страшно подать голос – тетя искренне о ней тревожилась, но что она скажет, если выяснит, что внучатая племянница нарушила запрет? Хотя если это ей все померещилось и она не спускалась ни в какие подземелья, то о каком нарушении идет речь?
Ворвавшись в дом, тетя метнулась по передней и заглянула под лестницу. От ее глаза, конечно, не укрылся упавший замок.
– Что тут произошло? – Она сурово сдвинула брови.
– Я ничего не делала! – быстро воскликнула Анна. – Честно-честно! Он сам!
– Что – "сам"? Сам упал? Сам открылся?
– Упал сам! Я услышала какой-то скрип… Мне стало страшно, – девочка говорила быстро-быстро, чтобы ее не успели поймать на вранье, – я осталась одна дома, мне было так одиноко без вас. А тут этот скрип… Я пошла посмотреть, а замок… он открылся. Висел вот так, боком. Я подумала, что к нам забрались воры. Что они что-то воруют в подвале. Я решила их закрыть там, внизу, чтобы потом вы могли вызвать полицию, а замок оказался таким тяжелым. Он упал и… и тут вы вошли. Они, наверное, до сих пор там, в подвале, сидят! Надо полицию вызвать! Городового или…
– Не надо никого звать, – оборвала ее тетя. – Мы просто повесим замок на место.
Но это оказалось легче сказать, чем сделать. Дужка никак не желала смыкаться, словно ее искривила неведомая сила. Пожилая дама провозилась с нею почти полчаса – безрезультатно. Наконец она сдалась.
– Ладно, – промолвила, обращаясь, как Анна подумала, к упрямому замку, – оставим все как есть. Но если что случится – пеняй на себя! До первого промаха!
Тем вечером Анна лежала в постели, не в силах сомкнуть глаз. Ее терзала смутная тревога. Тетя весь остаток дня вела себя как-то странно – почти не слушала, что говорит племянница, то и дело начинала суетиться и бормотать что-то себе под нос. А потом, сразу после ужина, отправив девочку спать, стала собираться куда-то. Анна попыталась спросить, но тетя лишь цыкнула на нее:
– Живо спать! И смотри у меня!
Она послушно отправилась в свою комнату, но не высидела там и нескольких минут. Тихо встала, крадучись подошла к окнам, выходившим на двор.
На дворе стояла тетя. С распущенными волосами, раскинув руки, она тихо качалась из стороны в сторону, стоя в центре огромной пятиконечной звезды, выложенной камешкам прямо среди травы, а вокруг нее кружился вихрь из поднятой с земли листвы, песка, мелкого мусора. Анне сделалось жутко. Показалось, что сквозь стекло до нее долетают обрывки заклинания:
– При-дии-и… Идии-и-и… Веди-и-и…
Кого и зачем призывала тетя? Анна чувствовала, что не хочет этого знать. Она, как зверек в свою норку, кинулась прятаться в комнату, запрыгнула на постель, с головой укрылась одеялом, сжалась в комок, подтягивая колени к животу. Ужасно хотелось уснуть – или, наоборот, проснуться и понять, что на дворе утро, что надо идти в гимназию, а страхи сегодняшнего дня остались в прошлом.
Где-то снаружи завывал ветер. Деревья стонали и скрипели, стуча ветками по стенам. Дом, казалось, тоже вздрагивал и охал под порывами урагана. Несколько раз хлопнули ставни, что-то загрохотало на крыше. А потом послышались шаги. Кто-то большой и тяжелый тихо брел по коридору, медленно переставляя массивные ноги. Слышался только мягкий, как у слона, грохот его шагов и натужное сопение.
Он!
Анну пробрала дрожь. Девочка всего один раз слышала шаги этого существа, и один раз мельком видела его недавно на шабаше на Лысой горе. Но уже не смогла бы спутать его ни с кем. Она надеялась, что он оставит ее в покое – наказав маму за проступок, вряд ли он стал бы преследовать еще и дочь. Но тем не менее он тут… И пришел за нею. Чтобы доделать то, что начал на шабаше и что ему помешал сделать ведьмак.
"Надо взять себя в руки и проснуться! Проснуться! Как можно скорее!" – твердила себе Анна, но безуспешно. В горле пересохло, сейчас девочка не смогла бы даже позвать на помощь, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться. Вот сейчас он доберется до ее двери, распахнет и…
Шорох. Легкий скрип половицы под чьими-то осторожными шагами. Тихий хлопок двери.
– Нет!
Призрак? А он-то здесь откуда? Разве тетя не держала его наказанным?
– Она моя! – прогудел в ответ низкий голос. Это был тот же самый голос, который девочка слышала один раз в спальне своих родителей в ту ночь. Тогда из-за расстояния она не разобрала слов, да и сейчас мало, что поняла.
– Он-на м-м-м-оя…
– Нет, – ответ тихий, как выдох, – уходи.
– Мм-м-моя…
– Нет! Не смей!
– Мм-м-м-м…
– Не пущу!
– Прокляннн-ну-у-у…
– Поздно. Не пущу!
Анна оцепенела под одеялом. Этот голос она тоже слышала несколько раз. Это он когда-то сказал ей "не бойся!" прежде, чем запереть в шкафу. Это он шептался с нею, призрак. Но что же выходит? Значит, он действительно добрый и на ее стороне? Но тетя говорила совсем другое. Почему? Может, она не знала его сущности? Может, для нее он был злым, и все дело в том замке, который она ухитрилась отпереть и потом соврала, что он упал сам? И чей портрет она видела в подвале? Ведь не ведьмака нарисовал Карло Паоло! Он жил много лет назад…
– Ты нн-н-не см-м-можешь…
– Смогу!
– Ты нн-не имм-меешь силы. Уйди!
Дом содрогнулся от мощного удара. Казалось, что-то тяжелое с размаху врезалось в стену. Где-то что-то звонко хрустнуло, словно сломалась потолочная балка. Анна зажала уши руками, уткнулась лицом в подушку, прикусила ее уголок, чтобы не кричать. Она не знала силы того существа, которое пыталось проникнуть в ее комнату, но то, что убило ее родителей, вряд ли можно назвать добрым.
Второй удар обрушился на дверь. Но, кроме страха, это породило и любопытство. Там, в коридоре, сейчас призрак сражался с тем существом. Взглянуть бы хоть одним глазком!
– Нет!
– Уйд-ди…
Скрежет, топот, треск… Да что же там происходит? Воображение рисовало богатыря в кольчуге с огненным мечом и огромного Змея Горыныча против него. Вот только этот "змей" был не чета сказочным и схватка шла всерьез.
– Нет.
– Пр-рочь… Он-на должнн-на…
– Нет…
Голос слабел, становясь все тише. Но упрямо твердил одно и то же. Анна боялась дышать. Боялась высунуть нос из-под одеяла. Боялась открыть глаза. Бой продолжался. Скрежет, топот и треск не смолкали. Ее защитник изнемогал в этой борьбе, но упрямо держался, и Анна, трясясь от страха, молилась, чтобы у него достало сил. Ей очень не хотелось умирать, как родителям!
– Она… не… твоя…
Последний вздох. Последний стон. Последний хруст половиц под тяжестью тела. Волна удушливого запаха разлагающейся плоти.
И тишина. Бой завершен? А кто победил?
Не в силах поверить, что все закончилось, не зная, чем все закончилось, Анна лежала под одеялом, закрывшись с головой.
…И завопила во все горло, когда одеяло откинули, впустив ей свежий воздух.
– Ма-а-а-а…
– Прекрати орать! – воскликнула тетя. – С чего ты вдруг вздумала кричать как резаная, стоит до тебя дотронуться?
Анна резко села, озираясь по сторонам. В комнате было немного светлее – начиналось осеннее утро. На столе стояла свеча. Дверь в комнату распахнута настежь.
– Спишь-спишь, тебя не добудиться, – ворчала пожилая дама. – Что это с тобой? Непогода, что ли, действует?
– Ой, – Анна сообразила, что только что спала. – Мне такой сон приснился… Будто сюда пришел он! Ну тот, которого мы видели там, на Лысой горе. И он хотел меня забрать. А этот… ну… призрак который… он тоже был тут! Честно-честно! И призрак будто бы не пустил того… ну который он… сюда! А тот, который он, хотел призрака проклясть, а призрак говорил, что поздно. И чтобы он… ну этот, с хоботом, не смел сюда заходить.
Тетя внимательно выслушала сбивчивый монолог племянницы, потом дотронулась рукой до ее лба, проверяя, нет ли жара. Заглянула в зрачки, велела высунуть язык. Девочка была здорова.
– Сон, говоришь, – пробормотала она. – Интересный сон. Надо будет попросить сестру Клару сварить для тебя успокоительный настой. Будешь пить вечером перед сном, и никакие кошмары не станут тревожить, обещаю! А теперь быстро умываться и одеваться. Сегодня позавтракаешь только хлебом с молоком – и бегом в гимназию! Хватит дома сидеть!
В гимназию! Мысль об этом наполнила душу Анны одновременно восторгом – наконец-то вырваться из этого страшного дома! – и ужасом от предстоящей встречи с одноклассницами. Так и не решив, чего ей хочется больше – вырваться из этих стен или больше никогда не видеть знакомых девочек, – она поспешила вниз, в ванную комнату.
Пожилая дама осталась и тихо села на разобранную постель.
– Не пустил, значит? – промолвила она, ни к кому не обращаясь, и тихо хмыкнула. – Ну-ну… Ладно. Что сделано, то сделано. Но как бы потом тебе не пожалеть об этом!
Дом ничего не ответил.
Глава 10
Переступив порог гимназии после почти недельного отсутствия, Анна поначалу робела. Как-то встретят ее одноклассницы? Что скажет классная дама? А учителя? А директор? Она столько всего пропустила! Придется дни и ночи сидеть над уроками, пытаясь наверстать упущенное.
Но ее опасения были напрасны. На нее почти никто не обратил внимания, словно ее и не было в классе. Только Илалия, когда Анна начала вынимать из сумки книги и тетради, поинтересовалась:
– Ты чего так долго не приходила?
– Болела, – коротко ответила Анна, как учила тетя. – А что? Доктор сказал мне четыре дня в постели лежать!
– Ничего. – Илалия отводила глаза. – Не ты одна болеешь.
– Кто еще? – Анна покосилась на одноклассниц.
– Вышезванская вчера и позавчера на уроки не пришла. И сегодня ее что-то не видно!
Анна тихо улыбнулась. Как раз три дня назад и был ночной шабаш. Как раз три дня назад главная матка-ведьма на Лысой горе бросила в волшебный котел волосы Валерии.
– Наверное, простудилась? – произнесла она просто для того, чтобы что-то сказать. – Осень же!
Она была неправа. Валерия действительно болела, и ей день ото дня становилось все хуже и хуже.
Девочка лежала пластом красная, в испарине. Мокрые волосы прядями прилипли ко лбу и вискам. Она вся была такая мокрая, словно в ее постель вылили пару кружек воды. Няня, гувернантка, горничные метались возле больной. Мать ломала руки и посылала то за одним доктором, то за другим. Сам Авксентий Вышезванский, тревожась о дочери, сегодня даже не поехал на службу, остался дома, велев отправить курьера с известием о том, что пока все встречи отменяются, а буде кому до него срочная нужда, то пусть либо приезжает сюда, либо обращается к его секретарю.
Лекари приехали сразу, еще в первый день, и с тех пор навещали то и дело. Они толпились у постели девочки, время от времени щупали ее пульс, слушали, как бешено колотится сердце, наблюдали, как горничные обтирают ее тело губками, смоченными в уксусе. Пробовали разжать зубы, чтобы посмотреть горло и язык.
– Надобно пустить кровь, – говорил один. – В крови слишком много разлилось желчи. Она приливает к сердцу, и от этого больной становится трудно дышать. Когда мы уберем лишнюю кровь, она отольет от сердца, и больная сразу почувствует облегчение.
– Нет, сначала стоит погрузить ее в холодную воду, дабы все тепло ушло в ванну, – возражал другой. – А изливать лишнюю кровь не стоит. Тем более когда речь заходит о детях.
Горничная закончила обтирать девочку губкой и, сменив мокрую, хоть выжимай, сорочку, накрыла Валерию одеялом.
– Сглазили ее, вот что! – проворчала няня, которая не отходила от постели ни на шаг, ревниво следя даже за родителями девочки, не то что за докторами. – Порчу навели! Тут обереги да молитвы помочь могут! Знахарку надо звать!
– Вот что, уважаемая, – повысил голос доктор, – достижения современной медицины отрицают воздействия на организм человека магии и колдовства. Тем более что…
– Огонь! – вдруг тоненько воскликнула Валерия, не открывая глаз. – Огонь! Жжется! Все кипит! Больно! Горит! Уберите! Уберите это!
Откинув одеяло, она с криками заметалась по постели.
– Пустить кровь! – высказался один из докторов.
– Обложить льдом! – добавил второй. – Что вы делаете, уважаемая?
Няня быстро, наклонившись к лицу девочки, облизывала ее языком и то и дело сплевывала через левое плечо.
– Это что за глупое суеверие?
– Сглазили ее… тьфу… ягодку мою… тьфу… Испортили! Тьфу! Заколдовали… тьфу, – пояснила та, не прерывая своего занятия. – Аминь! Аминь! Рассыпься! Все она, ведьма проклятая! Она виновата и травы ее чародейные! У самой детишек нету, вот она и позавидовала, какая у нас Валерия умница да красавица! Тьфу!
– Вы это о ком?
– Да о ведьме той проклятой! Тьфу! – Нянька последний раз сплюнула и выпрямилась, с беспокойством глядя на лицо девочки. – Все она, гадина! Я говорила госпоже, да та за нее горой стоит! Ох, только бы Валерочка наша здоровая стала! Уж я бы тогда эту ведьму… Ух! Будет знать, как колдовать да добрым людям вредить!
– Послушайте, уважаемая, – усмехнулся один из докторов, – если тут, по вашему, замешано колдовство, то надо звать не нас, а колдунов!
– Или ведьмаков, – подхватил второй. – Я вот случайно краем уха слышал, что у "Святого Сазонтия" квартирует один.
– А хороший ведьмак? – деловым тоном осведомилась нянька.
– Вам подойдет, – рассмеялся доктор, уверенный, что удачно пошутил.
К его удивлению, нянька тут же подхватилась, набросила на плечи салоп, поправила платок и поспешила в гостиницу.
Юлиан старался не выходить из номера без крайней нужды. В маленьких городках новости разлетаются быстро, и уже через час все постояльцы знали, что его доставил сюда городовой. Слухами земля полнится – и еще через два часа все их знакомые спешили донести до своих родных и знакомых интересную новость о том, что приезжего из столицы чиновника утром сняли с дерева голым, орущим срамные песни и творившим непотребства. И что его освидетельствовал местный доктор, но буйного помешательства вроде как не нашел. И теперь Юлиан сидел в добровольном заключении, ломая голову, как быть. В том, что это месть ведьм, он не сомневался. Но для чего им нужно вывести его из игры? В чем тут дело?
Стук в дверь отвлек его от размышлений. На пороге стояла старушка в темном вдовьем салопе и надвинутом на глаза платке.
– Вы, что ли, приезжий ведьмак будете? – вместо приветствия поинтересовалась она.
– Я.
– Ой, какая радость-то! – старушка всплеснула руками. – А то у нас беда случилась, и только вы помочь можете! Ежели вы хороший ведьмак!
– Ну пока не жаловались. Кроме ведьм, разумеется, – усмехнулся юноша.
– А то что-то вы больно молоды, – покачала головой старушка.
– Я уже восемь лет работаю, – признался Юлиан. – В Третьем отделении служу. И как раз расследую преступления, которые совершают с помощью колдовства. А вы кого-то подозреваете? Вам навредила какая-то конкретная ведьма?
– Мне – нет. А вот девочке моей, Валерочке, порчу навели. Или сглазили, не ровен час. И даже знаю, кто! Лавочница она! Вроде у нее все шито-крыто. А сама из-под полы запрещенными зельями торгует, ведьма проклятая! Я уж госпоже говорила-говорила, а та ни в какую. Приворожила ее эта тварь, не иначе!
– Ведьма испортила девочку? – Что-то шевельнулось в памяти, и Юлиан начал собираться. – И давно?
– Да вот третий день пошел.
Три дня назад…
Шабаш.
– Нельзя терять ни минуты!
Едва переступив порог, он сразу почувствовал неладное. В воздухе витало предчувствие беды. Юлиан не мог точно сказать, откуда взялось это ощущение. Он просто знал это. Беда была в странном запахе, который чудился ему еще с порога – сладковатый запах тлена, затхлый запах спертого воздуха в земляном подвале, терпкий запах гнили и сырости – так пахнет стоячая вода. У попадавшихся на пути слуг были напряженные лица, полные тоски и тревоги. Никто не остался равнодушным, но юноша чувствовал, что дело тут не только в скорби по болезни девочки – многие всерьез связывали свои личные проблемы с ее судьбой. А что, если хозяин выгонит со службы, если его дочь умрет? А вознаграждение, как обещал, к празднику, который должен состояться в следующем месяце, или с этой болезнью обо всем забудет? А прибавит ли жалованье, если ему придется много денег потратить на похороны и поминки? И не рассчитает ли "лишних" после похорон? Вот какие вопросы волновали большинство встретившихся на пути людей. Юлиан, который умел чувствовать настроение, невольно оборачивался и провожал прислугу глазами. Нянька видела это и торопила его, как только могла.
Но перед тем как войти во внутренние покои, Юлиан остановился. Он вдруг ощутил враждебное присутствие. Тут только что была…
– Направо двери, – подсказала нянька, уверенная, что он просто растерялся в непривычной обстановке.
– Здесь… был кто-нибудь? – поинтересовался он.
– Был, как не быть… Постоянно кто-то ходит, – закивала головой его спутница.
– Нет, я не о том! Сюда не могла прийти… женщина? Я чувствую, – он потянул носом, – запах ведьмы.
– Ведьмы? – всполошилась нянька. – Откуда ей тут взяться?