***
Отпустив Ли Чи, Илуге сразу же заснул мертвым сном. Проснувшись наутро он, как это ни странно, чувствовал себя так, словно с его плеч свалился тяжелый груз. Несмотря на то, что история его мести получилась какой-то скомканной, совсем не похожей на те, что распевают за чаркой архи сказители. Но он хотя бы нашел доказательства того, что этот замысел осуществлен куаньлинами. И он, Илуге уже заставил их (пусть пока не тех самых!) заплатить за это. Придет время – он доберется и до их столицы, и вырвет сердце из груди человека, написавшего " Утверждаю". Однако, как бы ни было для него важно прошлое, сейчас следовало подумать о настоящем. И будущем. Илуге вызвал Джурджагана. Тот пришел, разводя руками, с Ли Чи по пятам.
– Угэрчи, на площади перед дворцом собралась толпа. По их словам, – Джурджаган неприветливо кивнул на Ли Чи, – это люди, чьи тяжбы разбирает наместник.
– Это так, – невозмутимо закивал Ли Чи, – Наместник одновременно отправляет правосудие в той провинции, куда назначен. Мой господин, некоторые из них ехали по многу дней и долго ждали, чтобы их дело было рассмотрено… Прикажете убрать их от ворот?
Илуге тяжело вздохнул… и приказал пропустить просителей, предварительно осмотрев.
Помощь Ли Чи в этом деле оказалась неоценимой. Выслушивая многословные жалобы, Илуге с трудом продирался сквозь потоки слов к сути, требуя от Ли Чи уточнений совета, как следует поступить, а также объяснить, почему следует принять такое решение. Из-за этого даже когда солнце покатилось к закату, ему удалось принять только семерых просителей, а он уже чувствовал себя так, словно с утра объезжал одичавших жеребцов.
Он уже приказал дать пятьдесят плетей кожевнику, продавшему истцу бракованные кожи, отрубить правую руку вору, пойманному на рынке, и казнить нерадивого чиновника, уличенного в растрате. Восьмое разбирательство вызвало у него свербящую головную боль. Двое купцов прошлой весной снарядили в Ургах караван. Караван не дошел, – сняло неожиданной поздней лавиной, и купцы оказались в убытке. При этом один из них вложил две трети, а второй, – одну треть, поддавшись на уговоры первого. Да при этом один из них, – тот, что поддался на уговоры, – собирался жениться на дочери первого, и уже взял за ней богатое приданое, которое потратил. Однако, усомнившись в прозорливости будущего тестя, второй купец расторг помолвку, и решил отныне вести дела порознь…
Илуге хотелось приказать всыпать плетей обоим, – до того оба довели его своей многословностью, своей велеречивостью, бесконечными доказательствами своей правоты и бессовестным очернением друг друга. Как кто-то из них вообще надеяться на то, что они после такого породнятся, было для Илуге совершенно непонятно. Наконец, Ли Чи предложил ему решение: с купца помоложе взыскать половину от суммы приданого, и помолвку считать расторгнутой. Илуге, с трудом сдерживаясь, согласился с ним. Купцы, оба разочарованные, удалились, горестно стеная.
– Много еще?, – как можно безразличнее спросил он, кося глазами в сторону свитка, который один из чиновников с непонятным званием " хранитель печати" держал в руках: Илуге уже понял, что странные, похожие на птички значки на куаньлинских свитках могут означать самые разные вещи. Надо будет поскорее обучиться этому диковинному способу передавать то, что не может удержать память, передавая на дальние расстояния…
– Вы утомились, мой господин? – засуетился тот, – Если так, мы можем прервать прием немедленно, зачем же утомляться? И вправду уже пора как следует отдохнуть…
Его глаза стали масляными, и он хитровато и угодливо улыбнулся Илуге.
" Сиятельство" вздохнул.
– Вызывайте следующего, – велел он. Нет уж, лучше разбирать тяжбы, чем " отдыхать" в компании разряженных церемонных куаньлинских кукол или сидеть в своей комнате на третьем этаже дворца, не зная, чем еще себя занять. Жизнь в городе – это тоже клетка, только побольше: взгляд все время во что-то упирается, даже ветер – и тот все время приносит одну только вонь, вызванную человеческим скопищем. Как люди могут жить все время в этой вони и тесноте?
Следующим вошел старик и женщина с закрытым лицом. Едва увидев его, Илуге подобрался. Старик был одет во что-то неопределенное и невзрачное, но его глаза… в его манере смотреть было что-то…ургашское.
Лицо женщины было скрыто, но Илуге отметил, как она на входе пожала руку старику, словно одобряя или привлекая к чему-то внимание. Ее походка тоже не была искусственно-жеманной, как их странная мода предписывает ходить куаньлинкам, – она шла по залу обычной походкой уверенной в себе женщины.
Ли Чи, видно, тоже заметил в гостях что-то странное, так как немедленно подал знак стражникам, которые бодро подскочили к вошедшим и первым делом сорвали с лица женщины закрывавший его платок.
Илуге вскочил со своего кресла.
– Дошли слухи, что ты хорошо судишь, угэрчи Илуге, – весело прищурясь, сказала Элира, – Вот, решили посмотреть, – а может, и впрямь в Гхор судят лучше нашего?
Слова были шутливым, радость – неподдельной, но слова…слова были с каким-то подтекстом. А, ладно, потом разбираться будем.
Илуге сделал стражникам весьма выразительный жест убираться, обернулся к Ли Чи.
– На сегодня все. Я встретил…давних друзей и приму их у себя. Пришлите моего повара.
Коротко поклонившись, Ли Чи удалился, однако в его глазах Илуге уловил оттенок неприязни и подозрения. Здесь, на границах, взаимное неприятие куаньлинов и ургашей ощущалось довольно сильно. За ним, шелестя подами длинных цветастых одежд, потянулись остальные чиновники.
Избавившись от них, Илуге, наконец, позволил себе улыбнуться. Оглядел Элиру с головы до ног. Жрица была одета во что-то столь же невзрачное и потрепанное, но он бы ни за что не перепутал ее с крестьянкой. Так же, как и свою мать. И зачем им понадобился такой нелепый маскарад?
– Я рад тебя видеть, – искренне сказал он, – Может быть, мои желания тоже сбываются, как у моей матери? По крайней мере, я много раз винил себя в твоей гибели и желал когда-нибудь увидеть тебя снова!
Элира улыбнулась, явно польщенная, однако старик застыл на месте, взгляд его сделался совершенно пронзительным. Он хотел что-то сказать, но затем с видимым усилием сдержал себя.
Илуге, как радушный хозяин, повел их к себе. Он никак не мог запомнить расположение комнат в этом муравейнике, и по дороге спутал, приветливо раскрыв дверь к каким-то купающимся женщинам. После чего, донельзя смущенный, он довел их, наконец, до дверей своих покоев и усадил по степному обычаю в круг на огромном цветном ковре. В серых глазах Элиры читался еле заметный восторг по поводу досадного происшествия, что несколько мешало ему начать разговор.
– Так, значит, мальчик вырос? – выгнув бровь, насмешливо спросила она, – Я слышала, ты теперь угэрчи.
– Таков выбор Тэнгэрин Утха, – Илуге пожал плечами, и перевел взгляд на старика, – Ты познакомишь меня со своим спутником?
– Не тревожься, – Элира разгадала промелькнувшую в его голосе нотку беспокойства, – Позволь познакомить тебя с Дорджем Рангом, настоятелем ургашской школы Уззр. И моим спасителем.
Значит, это тот человек, что спас Элиру тогда на площади. Тогда, когда Илуге не сумел о ней позаботиться, потерял в суматохе, занятый лишь тем, чтобы спасти жизнь своей матери. Он у Элиры в долгу. Оба это знали.
Старый монах вызывал у него чувство, схожее с тем, что он ощущал при взгляде на Заарин Боо еще до того, как узнал, кем ему приходится. Любопытство и уважение, смешанное с опаской. Зелено-коричневые узкие глаза, кажется, прожигают насквозь, холодно ворочают в голове самые сокровенные мысли… Илуге резко одернул себя: этот и вправду может все это, – в конце концов, мать говорила, что она обладает не слишком выдающимися способностями!
Старик благостно кивнул.
– Так вот ты каков, мальчик Ицхаль, – по манере говорить можно было бы предположить, что ургашская княжна для него, – любимая, хоть и капризная, внучка. Илуге против воли почувствовал, как подбирается.
– Мой отец, Заарин Боо, которого я недавно обрел, является самым сильным шаманом во всей Великой Степи, – сказал он, – Так что я не только " мальчик" моей матери.
Глупо, конечно, и по-мальчишески. Недостойно угэрчи. Но что-то в этом старике раздражало его.
– Она нашла его? – воскликнула Элира, оставив без внимания его выпад, – Это же просто чудо! Они здесь?
– Они оба, мои родители (теперь ему очень нравилось говорить это), должны скоро прибыть сюда. Они послали вестника, что уже в пути, восемь дней назад. Я ждал их еще вчера.
– Как вовремя! – снова воскликнула Элира, но на этот раз без прежней воодушевленности, косясь на старика.
– Вовремя для чего? Уж не затем ли вы здесь, чтобы втянуть мою мать в очередные ургашские распри? – нахмурившись, спросил Илуге. Сидеть тут и болтать о том о сем с этим опасным стариком… Он был не уверен, что хочет этого. Можно было бы подождать до приезда Ицхаль, но… пусть будет как будет
– Ты проницателен…угэрчи Илуге, – сказал старик, – Но – нет.
Потом усмехнулся, – понимающе и слегка нахально:
– Не хочешь ли ты занять принадлежащий тебе по праву трон Ургаха, угэрчи Илуге?
Он не спрашивал его о планах, – он говорил как его повар, уговаривая откушать " еще вот это". Челюсть Илуге отвалилась, и старик удовлетворенно сплел пальцы, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
Элира бросила на Дордже Ранга укоризненный взгляд.
– Ургах? Не хочу! – придя в себя, решительно отвечал Илуге. Это было бы заманчиво, не ввяжись он только что в настоящую войну с куаньлинами. Следом холодным пониманием пришла другая мысль: это не может быть серьезно, – эти жрецы, считая его глупым мальчишкой, который очертя голову ринется отвоевывать свой титул, хотели заманить его. Используя для этого Элиру…
Губы Илуге чуть сжались. Так Элира заодно с ними или нет? Неужели она может предать? Хотя почему нет? Он ведь ее предал – бросил одну против гхи там, на площади…
– Смотри, Элира, – весело сказал старик, – Мальчик-то тебя подозревает.
Проклятый старик читает его мысли! Илуге исподлобья глянул на Дордже Ранга, отчего тот неожиданно и резко посерьезнел:
– Никакой ловушки, угэрчи. Ты – наш. Ты нам нужен. Элира не предавала тебя – хотя да, мы с ней сообщники.
Он нужен этим могущественнейшим в подлунном мире людям, способным ходить по воде аки посуху, переноситься на огромные расстояния и убивать движением бровей?
– Почему? – только и выдохнул Илуге.
– Потому что с тобой мы завоюем куаньлинов, а без тебя куаньлины завоюют нас, – просто ответил старик.
Повисло долгое молчание.
Наконец, Илуге вздохнул.
– Даже если бы и хотел, то сейчас – не могу. Мы захватили две куаньлинские провинции, и со дня на день ожидаем их армию.
– То, что происходит сейчас в Ургахе, должно быть для тебя куда важнее этой…суеты, – промурлыкал старик.
– Суеты? – Илуге колюче глянул на ургаша, – Должно быть, ты, монах, и впрямь не ценишь свою жизнь. И чужую тоже. Но ко мне это не относится. Я повел на Шамдо это войско и не оставлю его ни за какие сомнительные титулы, которые в своей глупости ты смеешь мне предлагать.
Илуге почувствовал, как красная пелена ярости застилает ему глаза. Этот вонючий старик посмел назвать смерть тысяч его лучших воинов суетой! Не будь с ним Элиры, он вбил бы эти поганые слова ему в глотку. На кончике своего меча.
Элира, почувствовав вспышку его ярости, явно забеспокоилась, а старик, напротив, как будто еще больше обрадовался.
– А если я предложу не только титул?
– Да хоть Луну с неба! – Илуге презрительно прищурился, – Нет под этими небесами ничего, что заставило бы меня поменять решение.
Старик действительно раздражал его. Раздражала его уверенность в исходе дела, словно он, Илуге, глупый суслик и своей головы ему недостаточно.
– Я полагаю, лучше будет дождаться приезда твоей матери, – торопливо вклинилась Элира, уловив повисшее в воздухе напряжение, – А до этого все мы бы хотели немного познакомить тебя с тем, что тебе предстоит… что тебе может быть интересным.
– Здесь нечего думать, – Илуге постарался, чтобы его взгляд был таким же тяжелым, как у хана Темрика в минуту гнева, – Я сказал.
Глава 13. Фаворитка
Умение давать взятки – великое искусство, по крайней мере в мире, где их повсеместно запрещают и повсеместно же берут. Тут нужна особая деликатность: надо определить, можно ли предложить взятку именно этому человеку (а вдруг он слишком честен или слишком испуган?), а еще и предложить в той самой форме, которая не покоробит берущего. Можно сказать, взятки следует предлагать, почти что извиняясь за это. Однако и не настолько извиняясь, чтобы полностью дать почувствовать берущему себя в своем праве.
Если бы господин Ито обладал этим искусством, его жизнь сложилась бы куда более удачливо. Но он совсем не умел, и даже когда пытался, его попытки приносили одно только разочарование. Его смущенные бормотания лишь усиливали неловкость момента, и в большинстве случаев результатом оказывалась не благодарность, а раздражение. Господин Ито об этом, конечно, знал.
Поэтому взятки в их семье давно давала госпожа А-ит. Господин Ито только приглашал нужного человека на " скромный семейный ужин" и предоставлял ей возможность вести дела. К своему величайшему облегчению, стоит сказать.
Но теперь госпожа А-ит далеко, а взятку дать необходимо. А он не знает, сколько следует предложить этому толстому старому надменному господину, – служителю императорского архива. Дело-то ведь нешуточное: разрешить господину Ито вынести свитки, в которых содержатся все найденные им упоминания о гулях с тем, чтобы их переписать.
Господин Ито закопошился в своем углу под настырным взглядом архивариуса. То, что он вообще оказался здесь, не иначе как воля Великой Девятки, и Синьмэ, повелителя судеб, – в особенности. Потому что он допущен к своим " научным изысканиям" личным приказом самой Госпожи Хризантем, Великой императрицы-матери Жань Э. Почти месяц он рылся на бесконечных пыльных полках обширного императорского архива, испытывая подлинное наслаждение от своей кропотливой работы. Приходил он самым ранним утром, к полудню господин архивариус начинал так сердито кряхтеть и сверкать глазами, что задерживаться далее было никак невозможно. Однако то, что было им найдено, – двенадцать упоминаний из документов разных эпох и содержания, – следовало переписать, расставить хронологию, а часть одного запутанного мистического текста, плохо переведенного с ургашского, еще и расшифровать. Дело требовало работы с документами, а некоторые из них разве что не рассыпались в пыль. Он мог бы переписать их все за одну только ночь, и наутро вернуть, ничего не повредив: господин Ито всегда бережно обращался с документами, это еще господин Масо отмечал! Но…
Неожиданно господин архивариус, за которым господин Ито всегда следил, пугливо кося одним глазом, словно бы весь подобрался. Под гулкими сводами раздался звук шагов. Замерев над своими манускриптами, господин Ито рассмотрел массивную фигуру в алом одеянии, густо затканном золотом.
– Господин Первый Министр, – согнулся в угодливом поклоне архивариус, – Чем могу служить?
Господин Ито чуть не выбежал из своего угла навстречу: прекрасный случай завести разговор, тем более что госпожа И-Лэнь на все просьбы познакомить его с дядей отвечала ужасно туманно.
– Мне понадобилось найти в архивах… один документ, – произнес господин Той, – Поскольку я никак не мог вспомнить, какой именно, я посмотрю сам. Уверен, что вспомню, если он только попадется ко мне на глаза.
– Но… документов тысячи… – пробормотал изумленный архивариус.
Голос господина Тоя стал холодным.
– Я справлюсь. Где лежат сочинения уважаемого И Чжи?
Ито чуть не подпрыгнул. Вот удача: они сами придут к нему. Сочинения уважаемого И Чжи (в них, кстати, не оказалось ни одного упоминания о гулях, хотя его трактат " Древние чудовища" казался самым многообещающим, – господин Ито с него и начал) находился аккурат в соседнем ряду…
Что? Первому Министру понадобился трактат, всеми учеными умами высмеянный еще триста лет назад как нелепая сказка? Господин Ито почувствовал, что начал дышать тише.
Архивариус, напрочь позабыв о нем, проводил господина Тоя к свиткам, почтительно выдвинул маленький столик, которым оснащались стеллажи в конце каждого ряда (господин Ито сидел за соседним, скрытый от них стеллажом с двумя рядами плотно уложенных свитков)
– Благодарю. Когда мне понадобится, я позову тебя, – этим господин Той фактически приказывал архивариусу вернуться на свое место, что тот и сделал, почтительно поклонившись.
Господина Ито одолело любопытство. Как раз напротив него между свитками виднелась небольшая щель, к которой он незамедлительно припал, жадно разглядывая знаменитого Дракона.
Сочинения господина И Чжи (плодовитый был мыслитель, хотя большая часть его трактатов изобиловала разными небылицами) занимала третью полку сверху. Господину Ито пришлось даже просить, чтобы ему принесли скамеечку, чтобы дотянуться до искомого. Сейчас он снова позовет служителя…
Господин Той что-то неразборчиво прошипел сквозь зубы, а потом его рука начала вытягиваться самым неестественным образом, пока не достигла третьего ряда, и принялась с большой скоростью перебирать их, словно бы к ней были приклеены еще и глаза.
Господин Ито мгновенно вспотел. Стук собственного сердца вдруг показался ему оглушительным.
Господин Той выудил искомый трактат, его рука вернулась к хозяину, приняв обычную форму и он принялся очень быстро его просматривать.
Потом вдруг господин Той замер и уставился в ту сторону, где за свитками скрывался господин Ито. Господин Ито замер, забыв дышать. Глаза господина Тоя цепко ощупывали пространство, уши словно бы подрагивали.
Господин Ито познал ужас, который ему еще не доводилось испытывать. Он теперь точно знал, кто перед ним.
" Сами гули являются существами бесформенными, – говорилось в небольшом отрывке, посвященном гулям, написанном безымянным автором пятьсот лет назад в сборнике " Легенды древних войн", – " А потому могут принимать любую форму. Однако, если гуль и примет обличье обычного человека, кровь у него не течет, а конечности могут изгибаться и удлиняться самым невероятным образом…"
Господин Той фыкрнул и отвернулся прежде, чем господин Ито умер от нехватки воздуха или выдал себя. Он вернулся к свитку, однако продираться сквозь пространные описания И Чжи явно не собирался. Одним движением он смял хрупкий бесценный свиток, стряхнул разлетевшуюся пыль с халата и вышел, позвав за собой архивариуса.
Какое-то время господин Ито не осмеливался шевельнуться. Только лишь когда шаги господина Тоя стихли, он смог пошевелиться.