– Может, так, а может, нет, – покачал головой я. – Чтобы кого-то к Юшке-каану посылать, ему вас в измене следует заподозрить, а оно вроде бы не с чего.
– Звучит-то гладко. – Соловей-разбойник запустил пятерню в темные космы. – Да только за те годы, что я под хозяином стою, он завсегда что сказал, то сделал. Коли сюда не явился, то, стало быть, и не думал идти.
– Да мало ли, – вмешался в наш разговор Вадюня. – Так прикинуть – и короли у вас чисто не каждый день в тумане тают.
– Не придет он, – вновь покачал тяжелой головой низложенный вожак голодной стаи.
– Ладно. – Я махнул рукой. – Ждем десять минут. Если клиент не появляется, засаду можно снять. Направляемся в Елдин.
– Э-э-э… нет! – Возмущенный заложник политических страстей упер руки в боки, всем своим видом давая понять, что в столицу Субурбании его можно залучить только силком. – Уговор каков был? Я вашу брехню… то есть волю, от слова до слова в зеркало сказываю, на место вас привожу и, коли что, за вас стою. А вы мне за то в иных краях – домик в тихом месте, крепкую сторожу да жабсов на бестужную старость.
– О жабсах речи не было… – начал я.
– Заря зазря заряд взирая…
– Уши затыкайте! – что есть мочи завопила фея. – Переплутень!
Уж кому-кому, а нам с Вадимом дважды повторять надобности не было. Еще не успели отзвучать слова нашей соратницы, как ушные отверстия были заблокированы так надежно, словно ценная информация, влетевшая в одно из них, ни под каким предлогом не должна была вылететь через другое. Выполнить команду феи – лишь минимальная предосторожность при встрече с безобидной в общем-то тварью, которая, по странной прихоти предвечного Творца, обладала не только человеческим лицом и туловищем облезлой дворняги, но и замечательным бархатистым голосом, имеющим к тому же дивное свойство завораживать всякого невольного слушателя.
Никто бы, пожалуй, не решился обвинить Переплутня в злонамеренности. Вещать странным верлибром для него было так же естественно, как дышать. На его беду, всякий, услышавший складные бредни, помимо воли шел за ним, не в силах оторваться, не ведая ни сна, ни отдыха. Покуда не падал с ног от усталости.
Вот и сейчас, точно выводок утят за мамой-уткой, за гордо вышагивающим Переплутнем тянулось человек десять, одетых в буро-зеленые плащи поверх кожаных гамбизонов. На лицах слушателей крупными буквами был написан неземной восторг от услышанного. В отличие от нас они не успели заткнуть уши.
Чтобы заглушить речитатив Переплутня и не дать звукам его нелепых речей достигнуть сознания, каждый из нас во всю мощь горланил первое, что пришло ему в голову. Лично я, например: "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам". Всякая конспирация была отброшена напрочь. Выйдя на полянку меж девяти дубов, Переплутень наткнулся взглядом на Делли и, узнав старую знакомую, принялся самозабвенно толкать речь, стараясь довести до сведения выбранной жертвы свою интерпретацию последних новостей. Комментарии Переплутня весьма причудливы, но порой небезынтересны.
В прошлом году мы уже имели возможность убедиться, что при недюжинном таланте образного анализа бессвязные вирши этой человекоподобной собаки являются кладезем ценной информации. Глядя, как кривится лицо феи, старающейся не попасть под чары дружелюбного говоруна, я искренне сожалел, что не успел достать спрятанный в дорожной сумке диктофон. Однако пока я размышлял, как половчей извлечь его и включить, не подвергая себя риску получить информационную контузию, случилось непредвиденное: дремавший всё это время грифон, набегавшийся за ночь, открыл глаза и увидел поблизости четвероногое хвостатое существо сходных с ним размеров. Уж и не знаю, решил ли он поиграть с незнакомцем или же доказать, что сильнее, а значит, главнее, но крылья Проглота единым махом распахнулись, и он стремительным прыжком оказался на спине у речистого пустоброда.
Стоит ли говорить, что четвероногий оратор не привык к столь бесцеремонному обращению, и потому, опрокинувшись навзничь, испуганно заверещал. Гримаса ужаса исказила его лицо, и, вероятно, спустя несколько минут нам пришлось бы приводить в чувство несчастного болтуна, когда бы столь неожиданная реакция не ввергла в недоумение жизнерадостного Проглота. Грифеныш отскочил на пару шагов, удивленно наклонил голову с торчащей в клюве "волчьей плетью" и опасливо покосился на нас, должно быть, ожидая окрика. Однако мы продолжали утреннюю распевку, чем еще усилили недоумение и без того удивленной домашней твари. Воспользовавшись этим, Переплутень резво вскочил на ноги и рванул в ближайшие кусты со скоростью, неожиданной для его худосочного тела.
– Проглот, к ноге! – прекращая называть себя девочкой с плеером, заорал Вадюня, опасаясь, что разыгравшийся грифон пригонит обратно нашего старого знакомца.
Воспитанный щен нехотя выполнил громогласную команду, а оставленные нам в наследство спутники Переплутня, потеряв "идейного лидера" похода, опустошенно рухнули наземь. Этот фокус мы с Вадимом помнили очень хорошо. Спустя считанные минуты после того, как утихал волшебный голос хвостатого пустобреха, сознание целиком и полностью возвращалось в те места, где находилось прежде, но голова при этом еще полдня напоминала футбольный мяч после серии пенальти. Вот примерно как сейчас. Один из сидящих враскорячку на земле мужиков мучительно сфокусировал взгляд на Соловье-разбойнике, потом на мне и вслед за тем очень медленно, старательно выговаривая каждую букву и удивляясь звуку произнесенных слов, пробормотал: "Они!"
Правая рука его малоосознанным, скорее рефлекторным движением поползла под плащ и вернулась с короткой толстой арбалетной стрелой. Сам арбалет, должно быть, был оставлен в том месте, где настигли стрелков завораживающие рулады Переплутня. Но, похоже, жертва говоруна весьма слабо осознавала мир вокруг себя.
– Засада! – хватаясь за "мосберг", заорал Вадим Ратников.
– Была, – хмыкнула фея, многообещающе поднимая тонкие персты, окруженные золотистым сиянием, на уровень глаз.
Тихий переливчатый звук прервал ее пассы.
– Что это?
– Соловьиное зеркало, – запуская руку за голенище сапога, недоуменно проговорил я.
Глава 9
Сказ о том, что "неча на зеркало пенять"
Громкий звук вызова, настырный, точно студент с хвостовкой в руках, висел над утренним лесом, служа будильником просыпающемуся зверью.
– Вадим! – резко скомандовал я. – Разложи-ка этих орлов в живописных позах. Соловей, ну-ка, быстро на землю, лицом вниз! Да засунь арбалетную стрелу себе под мышку, точно тебя подстрелили. И не вздумай двинуться, а то ведь недолго ее и впрямь тебе промеж ребер засунуть!
– Хитрован, – скривился разбойничий вожак, недовольно сползая с коня.
Не отвечая на его замечание, я обвел взглядом поляну, убеждаясь, всё ли готово к маленькому спектаклю "по заявкам нетрудового элемента". Вадюня со знанием дела заканчивал глушить неудачливых киллеров, буквально не жалея зачарованного приклада своего "копья".
– Девочки, держите животину, чтоб не лезла в кадр!
Делли с Оринкой удивленно переглянулись, но поспешили выполнить распоряжение. Зеркало всё не унималось, всё требовало к себе внимания.
– Да, слушаю, – вытаскивая портативное средство волшебной связи, выкрикнул я, имитируя тяжелое дыхание, точь-в-точь после долгого бега.
– Кто это говорит? – без излишних любезностей вымолвило черное, как дело измены и совесть тирана, стекло.
– По-настоящему я – Живопыра! – выпалил я цитату из любимого фильма юности.
– Живопыра? – с удивлением повторил неизвестный. – А где Соловей? Почему не отвечает?
– Хозяин, тут такое было! – суетливо затараторил я. – Ищейки из Головного Призорного Уряда сели нам на хвост. На девяти дубах ждала засада. Мы дрались, как львы! Как драконы! Мы положили их всех! Вон шакалье поганое валяется. – Я крутанул зеркало, давая возможность заказчику полюбоваться плачевным состоянием группы уполномоченных по встрече. – Но и нас помяли изрядно. Соловью прямиком под сердце каленую стрелу всадили – до полудня не дотянет. И каана подранили, кровища из него так и хлещет! Что делать, хозяин?
– Вешайся, – коротко отрезал неизвестный. – Кого провести вздумал, Живопыра? Или, может, лучше Клин, а? Что ж ты, паря, чужим именем зовешься? И свое-то небось знатное – Клин! А не тот ли это одинец-следознавец, боярин грусский, что в прошлом годе королевишну Марью Базилеевну из полона ворочал? Молчишь? Значит, тот! Ох, сидел бы ты, боярин, у себя в терему да мед-пиво пил. Неча тебе в здешних краях искать. Но уж коли ты моего слова крайнего спрашивал, истинно говорю: или беги отселя быстрее ветра суховейного, или как есть вешайся. Иначе примешь муку смертную, будь ты хоть боярин, хоть сам царь-батюшка.
– Спасибо за совет, – сухо отчеканил я, засовывая зеркало в задний карман штанов. – На досуге обмозгую.
– Ну что, одинец-следознавец? – поднимаясь с земли и отряхивая прилипшую сухую листву, насмешливо проворковал Соловей-разбойник. – Не удумал еще убираться из наших краев подобру-поздорову? Поразмысли-то умишком своим – хозяин зря пужать не станет. Ему человека жизни лишить, что сморчок растоптать.
– Н-да! Утро не задалось. – Я с досадой пнул подвернувшийся шлемак одного из перехватчиков. Тот со звоном улетел в кусты, но легче на душе от этого не стало. – Все пугают. Смертью грозят! Вадим, глянь-ка, из твоих подопечных найдется живая душа, которую в ближайшие минут десять можно допросить? Может, сыщется доброволец намекнуть, как нам этого хронического человеколюбца отыскать?
– Боярин! – не унимался Соловей-разбойник, кажется, не на шутку взволнованный происходящим. – О чем ты этих выродков барсучьих спрашивать удумал? Это же лесная стража! Им хвостней заслали да с ними наказ: как пред рассветом у девяти дубов кто соберется, так всех, значит, и положить. Им-то что! Стрелами утыкают, а затем доложат. Мол, разбойничью шайку подстерегли да изничтожили. Им еще и награда какая выйдет, а меня, того гляди, еще главарем к вам припишут.
– А он в натуре дело говорит, – хмуро отозвался Вадим.
– Еще бы не дело, – едко хмыкнул Соловей-разбойник. – Голова-то, чай, не шишак, чтоб ею без толку пуляться. Раз собьют – обратно не нацепишь. А вот еще себе о том померкуйте, что ныне хозяину доподлинно известно, какую вы его засаде судьбинушку уготовили. Стало быть, он вам непременно иную подставит. Уж поверьте, я его знаю! Покудова кровь вам не пустит, нипочем теперь не уймется. А вдруг как Переплутня на сей раз не случится, что делать будете?! Положат вас в сыру землицу, и меня, стало быть, вместе с вами. А только, глядишь, вызнают, что вы боярин грусский, а оно и вызнать-то – плевое дело, коли Самому о том доподлинно ведомо. А там, глядишь, разговор крамольный пойдет. О чем, спрашивается, ближний государя Базилея слуга и боярин с беглым каторжником в темном лесу рядили? Тут-то враз и сыщется, кто нашего Барсиада со двором его скрал.
– Кто? – заинтересованно глядя на Соловья-разбойника, решившего испытать себя в амплуа вещей птицы, негромко спросил Вадим.
– Да уж не сомневайся, всё-то на нас свернут. И градобой, и в казне недостачу, и короля пропавшего, будь он неладен! Зачем тебе, боярин, такая незадача? Да и Базилей, поди, за таковскую подмогу благодарен не будет. Али я не прав?
– Прав, – вынужденно согласился я.
– То-то же! – с явным облегчением и воодушевлением продолжил наш пленник. – Уезжать отсюда надо. До малиновой линии я вас лесом выведу, а там уж… – Соловей-разбойник развел руками. – Вы мне защиту обещали.
– Что обещали, то исполним. – Я задумчиво кивнул. – Мое слово твердо не меньше, чем у твоего хозяина.
– Ну, вот и славно. – Широченная физиономия бывшего гулевого атамана расплылась в плотоядной улыбке. – И то сказать, зачем тебе, боярин, так вот, по душе судя, эта чужестранная невзгода?
– Раз я здесь, выходит, нужна, – отрезал я, пресекая дальнейшие увещевания. – Тебя это больше ни в коей мере не касается! Во всяком случае, пока. Тебя же мы спрячем, как было уговорено. Немедленно. Вадим! Брательный крест при тебе?
– А как же! – гордо просиял могутный витязь Злой Бодун, доставая из-под кирасы болтающийся на шелковом гонте массивный крест, врученный ему некогда Светозаром Святогоровичем.
– Вот и прекрасно. Вызывай конвой!
Хорошее магическое изобретение – брательный крест! С виду вполне обычный крестик. Ну, может, самую малость покрупнее и потяжелее нательного, но до тех, что носят священнослужители и очень новые русские, понятно, не дотягивает. Так вот. Если было на роду написано обменяться с кем-нибудь брательными крестами, не стоит удивляться, ежели вдруг, в один прекрасный день, вечер, утро, тут уж как получится, неведомая сила на полуслове увлечет тебя за тридевять земель, и всего лишь потому, что твоему названому братцу пришла в голову идея срочно потолковать с мил-дружком. Удобно, что и говорить! Ни тебе виз, ни билетов, ни перевеса багажа. Крутанул заветный крестик, прошептал тайное слово – и всё в порядке: "Здравствуй, дорогой, давно не виделись!" Думаю, торговый люд дорого бы заплатил за этакую возможность беспошлинных транзитов.
Вероятно, когда-нибудь так оно и будет, но сегодня брательные кресты – военная разработка и подлежат строгому учету. Ведь, если вдуматься, в условиях кругового братства по оружию, стоит двум-трем таким вот побратимам просочиться во вражеский тыл, и спустя час там уже тихой сапой может сосредоточиться целая армия. Однако сейчас подобные войсковые операции не планировались.
Вадюня с воодушевлением проделал ритуал вызова, и, стоило ему закончить высокое таинство, как прямо из воздуха на поляне возникли три полностью одоспешенных витязя, среди которых мой весьма рослый друг отнюдь не являлся самым крупным. Невзирая на столь ранний час, опасения застать стражей земли грусской в одних портках оказались необоснованны. Все трое – и Светозар Святогорович, и Неждан Незваныч, и Лазарь Раввинович не смыкая глаз бдели в дозоре, а потому были готовы немедля вступить в схватку с притаившимся чужестранным воинством.
– Пошто призвал нас, брат? – трубным гласом взревел великан Светозар Святогорович по прозванию Буйтур. – Не ворог ли где притаился? – Богатырская рука козырьком прикрыла суровые очи старшего из побратимов, и висевшая на запястье двухпудовая булава при этом казалась не тяжелее полосатого жезла регулировщика. – Ответствуй, брате!
Если и притаился где в окрестных кустах хитрый недруг, после этих слов его можно брать голыми руками. Раскаты громового баса начисто лишили бы супостатов возможности слышать распоряжения командиров.
– Да не! – встряхивая головой, чтобы вернуть нормальное восприятие звуков, отмахнулся Злой Бодун. – Так, чисто пассажира на базу притаранить надо.
Позади нас послышалось тихое завывание и звук падающего тела. Батька Соловей отнюдь не был хлипок и стойкостью отличался недюжинной, однако события нынешнего дня и в довершение всего негаданная встреча с богатырем, чья палица оставила неизгладимый след на кудлатой башке разбойного атамана, исчерпали его силы.
– О, так ить я его знаю! – Меж бородой и усами необоримого столпа государственности Золотой, Зеленой и Алой Груси появилась горделивая ухмылка. – Я ж в этих самых местах чижика сего лет восемь назад палицей с ветки ссадил! Нешто еще озорует? Та я ж его… – Шипастая палица впорхнула в подставленную ладонь, как голодная птичка в полную кормушку.
– Прошу прощения, – вмешался я, спеша защитить от бессудной расправы пребывающего в отключке разбойника. – Это весьма ценный свидетель и он находится под защитой. Его необходимо доставить в апартаменты отеля "Граф Инненталь" и до нашего возвращения содержать в достойных условиях под неусыпной стражей.
– В каменный мешок его доставить нужно! – обиженно насупился старший из хоробрых витязей гвардии короля Базилея. – На хлеб и воду! Мы тут, понимаешь, очей не смыкаем, сутками кольчуг не сымаем, а он, ишь, подлючий сын, на перинах нежиться будет!
– А точно, – ни с того ни с сего вмешался в наш содержательный разговор о социальной несправедливости Вадим. – Вы че, только с наряда сменились? Чуть свет, а вы в железе.
– Война на носу, – с героическим пафосом проговорил Неждан Незваныч, широко известный среди честных витязей под вполне заслуженным прозвищем Ломонос, до половины обнажая булатный меч-кладенец. – Отчины и дедины в опасности!
– Я, конечно, извиняюсь, – вмешался в пламенную речь собрата Лазарь Раввинович. – Но не надо ж всё являть в темном цвете! Какая война, Неждан! Что ты такое говоришь! Вокруг будет мир, до полной победы нашего оружия.
– И всё же, – насторожился я, – что за военные игры тут намечаются?
– Разве ж это игры? Почтеннейший одинец, это пока еще песни и пляски! Может, вы уже слышали последнюю хохму? В этой стране таки пропал король! А если внимательно приглядеться, и не он один. По слухам, это мало кого заботит здесь, и меня почему-то это совершенно не удивляет. Но среди тех, кого это волнует там, – наш любимый государь, что уже неприятно, особенно принимая во внимание его склонность к буйству. А с другой стороны, пусть живет наш король еще сто лет, а только чему ж тут удивляться?! Если столько человек будут столько раз на дню говорить: "Чтоб вы провалились!", то отчего бы местному Богу, из любви к собственному народу, не выполнить эту маленькую, буквально ничтожную просьбу хотя бы один раз, в честь праздника, которым теперь будет этот день?! Мне не дает спать другое: когда мудрый король Базилей решит проявить свое известное миролюбие и заботу и по-братски разместить заставы в субурбанских городах, там, пристально глядя на нас, могут догадаться, что по королевскому дворцу гуляют только сквозняки, и многие тут же захотят посидеть на троне. Вот это будет, таки да, игра, от которой вы устанете хлопать! Это я вам говорю, как славный витязь и просто неглупый человек.
Я оторопело уставился на храброго сына древнего народа. Черный кудрявый локон выбивался из-под его шлема и кокетливо развевался на ветру.
– И-и-и… когда же это произойдет? – негромко выдавил я.
– Передовые отряды уж близ малиновой линии! – гордо проговорил Неждан Незванович. – Коли будет на то приказ, так хоть сейчас на защиту соседей, мил-друг, станем. Оградим их от недруга злого стеной червленых щитов наших! Ужо попомнят супостаты блеск мечей булатных! Не сносить им головы. А нам сносить!
– Я бы так сказал, что завтра поутру здесь уже могут накрывать стол, встречать соседей, – поправил боевого товарища Лазарь Раввинович.
– Но… – послышался возбужденный голос подставного Юшки-каана, уже, впрочем, принявшего свой привычный образ, – это невозможно!!!
– Отчего же вдруг? – сдвинул брови Неждан Незванович, смеривая взглядом статную фигуру гридня и с тоской сознавая, что прямо сейчас схлестнуться с раненым воином было бы неспортивно: – Кто ты вообще таков, чтоб пред именитыми мужами дерзостные речи держать?
– Рода я чужедальнего, – горделиво расправив плечи, начал представляться гридень, – из холодной страны Финноэстии, что на самом краю Царства Вечных Льдов. Кличут меня Финнэст, а по прозванию – Ясный Беркут, потому как всякому ясно, что кто меня обидеть удумает, на того я птицею хищной брошусь, да как есть в клочья порву! Состою я стременным при особе Юшки-каана.