– Не знаю, не знаю… Боюсь, к тому же, что для восстановления равновесия придется избавиться от того колдуна, что захватил мое королевство - отправить его обратно, на ваш берег, по крайней мере. Вот уж, действительно задача! Но я попробую. Не сидеть же здесь, и не ждать, когда небо разлетится на кусочки, и один из них пришибет нас!
Халлига тяжело вздохнула, и ее руки бессильно опустились. Слепец физически ощущал исходящее от нее горе и безнадежность. Ему даже чудилось, что в окружающей его тьме он видит силуэт сгорбленной, растрепанной женщины…
– Хорошо. Хорошо. Мы оба знаем, что нам следует расстаться, и оба знаем, что никогда не встретимся больше. Значит, для меня ты все равно как умрешь, неважно, в какую сторону направившись. Я смогу в одинаковой степени надеяться, что ты преодолел Реку, и далекий путь до Замка-горы. И плакать, представляя тебя поглощенным Великим Слизнем или убитым ради развлечения каким-нибудь прохожим разбойником. Лучше уж так, чем из года в год видеть, как ты стареешь, а я остаюсь прежней… - она взяла Слепца за руку и потянула в дом. - Идем, я должна сшить тебе на дорогу одежду.
Два дня ушло на создание нового костюма, который пришлось шить от начала до конца, так как все время, проведенное у Халлиги, Слепец ходил в старой одежде ее последнего мужа. Заштопанная полотняная рубаха, тонкие штаны и стоптанные кожаные башмаки не годились для дальнего путешествия. Халлига сшила ему куртку из толстой телячьей кожи, плотные шерстяные шаровары и войлочную шапку на случай холодной погоды. Из дальнего сундука, обладавшего ужасно скрипучей крышкой, на свет появились прекрасные сапоги из мягкой замши, удобные и в то же время прочные, с шнуровкой от ступней до самых колен. Слепец долго удивлялся, когда оказалось, что они ему в пору - словно шились специально для его ноги. Это было важно, ибо вряд ли он смог бы без посторонней помощи снимать их, а значит, предстояло провести обутым большую часть пути.
На третье утро, после бессонной ночи расставания, Халлига вывела его за забор и заперла ворота. Слепец стоял, недоумевая, пока слушал ее возню с запором.
– Ты что, надумала отправится со мной?
– Я еще не отпустила тебя. Куда же идти такому калеке, который даже кусок хлеба толком не сможет поднести ко рту? Провожу тебя в одно место, а там, может быть, помогут.
– Это куда же?
– В деревню Гордецов.
– Экое название!
– Очень хорошее название. Что тебе в нем не понравилось?
– Больше похоже на презрительную кличку.
– Не знаю… Может, это слово на разных берегах имеет несколько различающиеся значения?
– Все может быть. Отчего же их так прозвали, ты не знаешь?
– Наверное, потому что они живут сами по себе - у них нет покровителя, они не любят колдунов. Поэтому и забрались в эту глухомань, где до них не добраться просто так. Где жить так трудно, что никто сюда не лезет. Они живут, борясь с природой обычными, человеческими силами.
– Ага, а остальные, значит, кормят волшебников, чтобы те в нужное время подгоняли тучки на их поля или изгоняли волков, нападающих на стада?
– Да, именно так. Волшебники и короли у нас - зачастую едины в двух лицах. Их власть держится на колдовстве, хотя и солдаты у них тоже есть.
– На каждую деревню - свой король?
– Нет, конечно. Самый могучий колдун в округе - правитель страны. Он раздает наделы колдунам послабее, а у тех под крылышком держатся совсем слабенькие, хилые колдунишки, заправляющие деревнями. А еще есть странники, которых выгнали из вотчин более сильные соперники или сменившие милость на гнев покровители. Бывают и такие, что ушли по своей воле - из желания попутешествовать… - за разговором они вдвоем миновали поляну, на которой стоял дом Халлиги, и углубились в лес. Игрун носился рядом, периодически подбегая к Слепцу и тыкая мокрым носом в его изуродованные ладони, но внимания от него так и не мог добиться. Иные мысли занимали человека: ведь он опять покидал уютное и безопасное гнездышко, в котором мог бы достаточно безбедно влачить свое убогое существование. Правильно ли он поступает? Не была ли встреча Халлиги подарком судьбы, давшей ему второй шанс после опрометчивого отказа от благосклонности Реки? Тогда он сполна глотнул "свободы", быть может, следовало принять тот урок и остановиться? Сидеть в тихой гавани на своей утлой лодке, и не соваться в поджидающие шторма?
Точного ответа Слепец не знал. Он мог только обратится к своим чувствам, в надежде, что они его не обманут. И сердце звало его в дорогу - оно не могло примириться с жизнью тихого, опекаемого и охраняемого от невзгод калеки. Очевидно, это по-прежнему было сердце короля…
Закончив копаться в себе, Слепец глубоко вдохнул чистый воздух, наполненный запахом смолы и нагретых солнцем трав. Он выбросил из головы сомнения, закопал в глубинах сознания страхи и отогнал прочь думы о будущем. Остался только жаркий летний день, умиротворенный лес по сторонам и Халлига, мерно шагающая впереди. Ах да, и еще веселый Игрун! Слепец сосредоточился, пытаясь узнать местность, которой они шли.
Для того, чтобы идти быстрее, Халлига заставила его положить руку на свое плечо. В другое время Слепец стал бы отнекиваться, ибо чувствовал в себе способность идти самостоятельно, но сейчас он быстро понял - следовать за поводырем есть лучший вариант. Тропинка, по которой они шли, беспрестанно поворачивала из стороны в сторону. Корни деревьев, вылезавшие на нее, все время пытались поставить подножку незрячему человеку, и только предупреждения Халлиги и ее плечо спасали Слепца от падений. Раз или два дорогу перегораживали замшелые колоды, по поверхности которых скользила неверная нога. Судя по всему, этой тропой пользовались весьма и весьма редко… Ветки подступающих вплотную друг к другу деревьев и кустов впивались в одежды и норовили шлепнуть по лицу, а солнце гладило своими лучами лоб и щеки считанные разы. Путь сквозь самую дремучую чащобу! - подумал Слепец. - я сюда не ходил ни разу, натыкаясь на густые заросли. Сомневаюсь, что смог бы найти тайную тропку даже с глазами… Он не успел задуматься над тем, отчего же Халлига так не любит ходить в деревню, как услышал тихое бульканье и журчание. Стало быть, они вышли на берег небольшой речушки или ручья. Узкое русло, темная, быстро бегущая вода и нависающие над ней ветви ракит. Берега покрыты перекосившимися или совсем упавшими деревьями с мертвыми, будто скорчившимися в смертных судорогах ветвями и черными стволами. Обрывы спускаются отвесно прямо в бурлящую, покрытую маленькими воронками воду, а наверху они густо заросли колючими кустами черной смородины. Слепец представил себе эту картину так живо и четко, словно бы всю жизнь провел на берегах подобных лесных речек. Кто знает, может быть, его глупая фантазия выдумала вовсе не то, что было на самом деле? Вдруг это чистый, крохотный ручей, бегущий по камням от бьющего из-под валуна родника?
– Где мы идем? - хрипло спросил Слепец, внутренне сжавшись от нехорошего предчувствия. Если он ошибается, то грош цена его дурацкому "внутреннему оку".
– По берегу речки, - задумчиво ответила Халлига. - Будь осторожен, у нее крутые склоны и глубокое, вязкое дно.
Значит, все-таки это правда!! Слепец запрокинул голову, словно собирался издать радостный вопль, но промолчал, только широко улыбнулся. Значит есть нечто необычное в мироощущении слепого человека, нечто, делающее его хоть немного ближе к тем, кто не лишен зрения. Вдруг в сознании всплыло детское воспоминание: нищий с суковатым посохом и белыми глазами идет сквозь базарную толпу. Помнится, тогда его удивило, как этот калека ухитряется избегать столкновений при таком скоплении народа? Оказывается, все просто - у него есть особое чутье! Наверное, у разных людей оно развивается по разному, у кого быстрее, у кого медленнее, у кого сильнее, у кого слабее. Главное в том, что он сам попал в число первых… Теперь уже не может быть никаких сомнений в том, что он в силах путешествовать!
Занятый радостными мыслями Слепец не сразу заметил изменений в лесу вокруг себя. Листья и ветви стали громче шуметь на ветру, щебет птиц и щелканье белок оставались за спиной, а солнце все чаще прикасалось к лицу теплыми лучами. Очевидно, они вышли к деревне? Какая же она? Некоторое время Слепец не мог вызвать ни одного видения. Потом вдруг рядом возникла преграда, вдоль которой Халлига повела его налево. Он протянул руку и нащупал плотный ряд высоких и толстых стволов. Наверняка, наверху каждое бревно заострено, а с той стороны на земле воткнуты колья. Ничего не скажешь, гостеприимная деревня! Чего они боятся в лесу, в котором без страха живет одинокая женщина? Хотя, эта изгородь должна защищать поселян не от диких зверей, а от гораздо более опасных врагов. Может, от неведомых чудищ, а может - от людей, которые пострашнее будут, чем чудища. У бедной отшельницы взять нечего, а с большой деревни, с зажиточных крестьян пожива выйдет хорошей, так что не стоит удивляться предусмотрительности Гордецов. К тому же, если прозвище это оправдано, врагов у них должно быть сколько угодно.
Через несколько десятков шагов Халлига увлекла Слепца вправо и остановилась. Судя по раздавшемуся стуку и дрожанию плеча, на которое опиралась рука, женщина требовательно колотила в обитые металлом ворота деревянной колотушкой. Некоторое время они стояли в ожидании, в гнетущей, враждебной тишине. Слепец не мог видеть этого места, представить его пока не получалось, однако почувствовать себя незваным и нежеланным гостем он смог в полной мере. Халлига тоже не оставалась равнодушной - она вертелась и часто дышала, явно взволнованная предстоящей встречей с местными жителями. Наконец, в воротах со скрипом отворилось маленькое оконце.
– Я пришла к Раумрау! - слишком громко и четко сказала Халлига сторожу. - Пускай выйдет.
Сдается мне, подумал Слепец, моя провожатая боится, как бы не послали ее куда подальше! Вот тебе и на, пришли помощи просить в таком мрачном местечке!
Словно прочитав мысли спутника, женщина повернулась к нему лицом. Чуть помедлив, она пробормотала:
– Не очень они вежливы, эти Гордецы. Потому и залезли в такую глушь, что не любят и не умеют с людьми разговаривать. Но Раумрау должен нам помочь.
– Почему ты так думаешь? - спросил Слепец с изрядной долей сомнения в голосе.
– Я знаю… Вернее, надеюсь, что он захочет помогать мне. Понимаешь, он сам не из этой деревни. Он пришел сюда… - договорить она не успела, потому что снова раздался скрип, на этот раз намного более громкий. Створка ворот приоткрылась, уронив на руку Слепца, лежавшую на плече Халлиги, луч солнечного света.
– Давненько ты не приходила, - пробормотал кто-то, очевидно, тот самый Раумрау. Судя по его манерам, он быстро научился у Гордецов враждебности и нелюбезности. От него резко пахло потом, дымом и еще чем-то непонятным. "Внутреннее око" внезапно дало о себе знать, и Слепец представил себе согнутого тяжелой работой, но еще очень сильного мужчину лет пятидесяти, заросшего до самых глаз густой черной бородой с редкими сединами.
– Здравствуй, - тихо и грустно сказала ему Халлига. Что-то странное было в ее интонациях, но что именно, Слепец не понимал. - Рау, как ты изменился! Работа в кузнице сделала тебя черным с ног до головы… Я боюсь, что и душа тоже почернела!
– Какое тебе дело до моей души? Какое тебе дело до того, как я выгляжу? Оставаться вечно молодым и прекрасным, как ты, я не могу! - в словах кузнеца явно слышалась боль и укор, словно Халлига была виновата в том, что он стареет, а она - нет. Слепец вдруг понял, кем был этот мужчина!
– Не надо начинать все сначала, умоляю тебя! - со слезами в голосе воскликнула женщина. - Разве ты не понимаешь, как больно ранит это меня саму?! Зачем бередить старые раны?
– Тогда почему ты пришла? - тихо спросил Раумрау и вздохнул, так протяжно и тяжело, как вздыхают мехи в кузне.
– Я пришла просить о помощи…
– Нет. Мы не помогаем волшебникам.
– Ах, Рау!! - Халлига всхлипнула, не в силах говорить дальше. Слепец не выдержал, решив вмешаться в их беседу.
– О чем ты говоришь! - воскликнул он. - Какая же она волшебница? Просто обычная женщина… Только очень несчастная.
Голос Раумрау изменился - он повернул закопченное лицо к новому собеседнику и сказал резко и зло:
– Твои слова - это просто слова. Мои же слова отражают Истину. За тридцать лет, что я знаю эту женщину, она не изменилась ни капельки. Ее щеки все так же упруги и розовы, как тогда, ее грудь по-прежнему высока, а тело стройное и сильное. За то же самое время я покрылся морщинами и сединой, мышцы мои стали дрябнуть, глаза ослабели…
Раумрау говорил тихо и медленно, и каждое слово его было наполнено горечью и обидой. Любовь, погибшая в жестоком разочаровании, но оставившая свои следы на всю жизнь, вот что это! - подумал Слепец. То самое, чего боялась Халлига, когда против своей воли согласилась с его решением уйти. Она страшится повторения, ибо ей тоже доставляют боль воспоминания о прошлом…
– Ты хочешь отомстить мне за то, в чем я не виновата! - закричала она сквозь слезы. - Жалеешь сам себя и не хочешь понять, что все твои обиды надуманы! Ты ведь знаешь, кто дал мне вечную молодость, и почему? Мездос!
– Да, Мездос, твой дружок. Проклятый всеми паук, сосущий соки из всего нашего мира. Он хорошо отблагодарил тебя, так ступай и наслаждайся дальше его даром! Я не желаю тебя видеть больше. Никогда! - слова клокотали в горле Раумрау, но Слепец ясно слышал, что он пытается яростью заглушить собственное чувство вины перед Халлигой. Кузнец прекрасно понимал, что права женщина, а не он сам. В своем глупом упрямстве он стал походить на устраивающего сцену ревности обманутого любовника.
– Какие злые, какие далекие от истины слова! - устало пробормотала Халлига. - Никто не знает его, или же не хочет знать. На самом деле он добр и мудр, а вы злобствуете от зависти, оттого, что Мездос намного выше и величественнее ваших никчемных душонок!
– Что ж ты пришла просить у эдаких ничтожеств? - прошипел Раумрау, теперь рассердившийся не на шутку. Слепцу подумалось, что сейчас их вытолкают взашей - и в чем-то будут правы. Зря Халлига произнесла последнюю фразу, если только на самом деле надеялась добиться помощи. Она и сама это поняла, потому что разом сменила тон и заговорила просяще, смиренно.
– Ты не понял меня, Рау! Я вовсе не хотела оскорблять тебя или кого еще, называть столь обидным словом. Просто я не могу слушать, когда кто-то по незнанию или по обиде напрасно ругает достойного человека…
– Мне нет дела до того, чего ты на самом деле хотела. Я и так достаточно слышал и видел, потому и говорю тебе еще раз: уходи прочь, здесь ты не получишь помощи! Не вынуждай меня применять силу, - Раумрау говорил гораздо тише, в голосе не осталось только что звеневшей ярости. Он был словно костер, только что горевший ярко, но внезапно залитый ведром воды и оставивший вместо пламени умирающую струйку дыма.
– Послушай меня, упрямец! - почти ласково сказала Халлига, подаваясь вперед, чтобы проникнуть за ворота. - Я ведь пришла просить не за себя, а за вот этого несчастного слепого человека, лишенного к тому же пальцев на руках. Он не может оставаться здесь, а я не могу провожать его в дороге. Понимаешь? Он не колдун и даже совсем наоборот: суровые ветры жизни забросили его к нам с того берега Реки!
– Что? - недоверчиво пробурчал Раумрау, в первый раз за весь разговор проявив некую заинтересованность в беседе. - Что за чушь ты несешь?
Слепец хотел вступить в разговор, чтобы поведать кузнецу свою удивительную историю, но теплые пальцы Халлиги коснулись его изуродованных кистей и легонько сжали их.
– Помнишь, два дня назад случилось нечто страшное - небо потрескалось, и задул такой ураганный ветер, что молодые деревья на вершинах холмов едва не вывернуло с корнями? Этот человек шел по дороге с той стороны Мира, перебираясь из города в город со своей семьей. Но порыв ветра поднял его в воздух, как птицу, перенес через Реку и опустил прямо в стожок сена, что я накосила для своих коз!
– Небывальщина! - пробормотал Раумрау, наверняка, пристально разглядывая пришельца. Глаза у кузнеца скорее всего черные, глубоко посаженные, подумал Слепец, с интересом слушая сочиненную Халлигой сказку.
– Конечно, небывальщина! Но скажи тогда, как мог очутиться посреди леса этот человек, который ложку-то держать не может? Единственная дорога идет через вашу деревню, а с остальных сторон мой лес окружают болота. Если его не принесло ветром, то как иначе он мог очутиться здесь?
– Колдуны летают по небесам не хуже ласточек, - снова недоверчиво забормотал Раумрау. - И этот тоже мог перелететь сюда…
– Без глаз? - ехидно спросила Халлига, теряя терпение. - Да коли так, он уже улетел бы назад тем же самым путем, что прилетел. И не стал просить помощи у таких грубиянов, как вы.
– Ладно уж, - запыхтел Раумрау, немного обиженный, но не рассердившийся. - Мы, конечно, гостеприимством да лаской не отличаемся, но уж раз он такой убогий, пускай заходит. Поглядим.
– А я? - в голосе Халлиги послышалась боязнь быть отправленной домой. - Я его вылечила, я сшила ему одежду. Он мне - как родной.
Не боится ревности? - подумал Слепец, но тут же понял, что зря обольщался на свой счет. Даже если Раумрау постарел и поседел, он был здоровым и полноценным мужчиной, который такого убогого, как Слепец, никогда не посчитает соперником. Человек без глаз и пальцев - это вроде уже и не человек вовсе, а так, говорящее полено…
– Ладно уж, заходите оба, - вздохнул кузнец. Он тяжело шагнул назад, освобождая проход. - Но только ты не надейся ни на что больше! Как только поможем калеке - пойдешь туда, откуда пришла!
– Хорошо! - воскликнула Халлига.
Когда они вдвоем попали наконец внутрь деревни, Слепец снова почувствовал, как меняется все вокруг него. Сначала это был полный жизни, солнца и радости лес, потом мрачный и страшноватый берег черной лесной речки, а теперь настороженный и недоверчивый поселок людей, не желающих знаться с остальными миром. Ему грезились вросшие в землю дома, сложенные из могучих кедровых стволов, проконопаченные бурым мхом стены. Узкие окна походили на бойницы и прорублены они были высоко, у самых крыш, крытых листами позеленевшей меди. Пустые улицы, ни людей, ни скотины, даже собаки молчат. И только дым из труб, щекочет ноздри запахом сгоревших смолистых поленьев, говорит о том, что деревня обитаема. Они шли по улицам, как проникшие во враждебный лагерь лазутчики, провожаемые настороженными взглядами и бьющим из окошек подозрением. С чем пришли? Уж не с добром, поди?
Однако, первая волна отчужденности и замкнутости схлынула, и очень скоро Слепец услышал крик петуха, ленивое брехание собак и мычание коров. От этого ему стало немного легче…
Шли они недолго, остановившись рядом с излучающим жар строением. Даже с улицы было слышно, как гудит внутри огонь, раздуваемый мерным дыханием мехов. Здесь Раумрау велел Слепцу сесть на топчан и принялся мять его кисти.
– Да, отделали тебя, паря! - хмыкнул он. В голосе не было прежней холодности, на смену ей пришли интерес и азарт. Кажется, кузнец хотел победить недуг, и думал, что ему это удастся.
– Ну и что скажешь, Рау? Ты можешь ему помочь? - с надеждой спросила Халлига. Ей было неведомо то, что Слепец почувствовал по скупым словам.
– Я, конечно, не волшебник, - неторопливо начал кузнец. - Да и обработали его на славу… Но кое-что и мы, простой люд, можем.