Вид крылатого чудовища леденил кровь. Жуткое существо не было обычным обитателем долины, оно родилось далеко от этих мест, вдали от глаз хороших людей. Диковинная птица летела в сторону пожара.
После того как она промчалась мимо, Джоак шепотом спросил:
- Что это было?
- Я не знаю, - покачала головой Элена. - Но думаю, нам нужно спешить.
Горло саднило от дыма и сажи. Рокингем одной рукой прижал к носу и рту платок, в другой держал горящий факел, отведя в сторону как можно дальше от себя. Он бросил его в сухой куст боярышника на границе сада. Куст тут же вспыхнул, а сам он побежал назад во двор фермерского дома. Спотыкаясь, выскочил на площадку, где стоял Дисмарум, опиравшийся на посох. Прорицатель поднял руку вверх, проверяя ветер.
- Еще один. - Дисмарум показал на кучу сухих листьев, собранных на краю поля.
- Я уже и так зажег достаточно костров, - возразил Рокингем, вытирая о штаны пепел с рук. Пот и дым оставили черные полосы на лице. - Весь склон горы охвачен пламенем.
- Еще один, - повторил прорицатель, указывая на кучу листьев.
Его темное одеяние, обожженное по краям, зашевелилось под порывами ночного ветра.
"Будь ты проклят, урод!" - подумал Рокингем и остался стоять на прежнем месте.
- Пожар и без того уже такой сильный, что он выгонит детей из холмов в долину. Нам совсем не обязательно поджигать гору, - сказал он.
- Вся долина должна превратиться в пепел. Значение имеет только девчонка.
Рокингем вытер лицо платком.
- Сады дают жизнь этой долине. Если фермеры хотя бы заподозрят, что это мы устроили пожар…
- Мы обвиним девчонку, - обращаясь к огню, сказал Дисмарум.
- Но горожане, они…
- Станут нашей сетью. Огонь заставит детей отправиться в Уинтерфелл.
- И ты рассчитываешь, что горожане ее схватят, когда она там появится? Если эти придурки подумают, что сады сожгла она, то нам крупно повезет получить ее целой.
Дисмарум направил посох на кучу листьев.
- Она не должна сбежать от нас во второй раз.
Рокингем заворчал, взял очередной факел, зажег его от небольшого огня, все еще метавшегося среди останков сгоревшего сарая, и направился к куче листьев. Затем сунул факел глубоко внутрь кучи и отступил, вытирая руки. Сухие листья занялись, пламя мгновенно разгорелось и принялось сердито гудеть.
Он закашлялся от густого дыма, поднявшегося над кучей. Внезапно налетел сильный порыв ветра, и вокруг Рокингема закружились охваченные пламенем листья, жаля его, точно злые пчелы. Он отмахивался от них, но дорогой костюм был прожжен в нескольких местах.
- Все, с меня хватит! - заорал солдат, топча тлеющую ветку под ногами. - Я возвращаюсь в город.
Дым жалил слезящиеся глаза, нос, забитый сажей, чесался и горел. Рокингем высморкался черной слизью в платок. Пытаясь разогнать рукой дым, он стал искать старого мага в окутавшем все вокруг черном пологе.
- Дисмарум! - позвал он.
Ответа не было.
Старик, вероятно, отправился на дорогу. Рокингем начал пробираться через задымленный двор, ориентируясь по тлеющему остову дома. Он закашлялся и сплюнул в грязь, и тут его нога наткнулась на что-то мягкое. От неожиданности солдат отскочил на шаг назад, но сообразил, что это Дисмарум. Старик стоял на коленях в саду, глубоко погрузив в землю свой посох. Рокингем увидел вспышку ослепительной ненависти в белесых глазах прорицателя, но злобный взгляд предназначался не ему, а кому-то за его спиной.
Рокингем замер, он почувствовал, как сзади его буравит холодный взгляд.
Он резко обернулся и увидел такое, что заставило его с воплем ужаса упасть на колени рядом с Дисмарумом.
Над горящей кучей листьев возвышалось чудовище - громадные крылья широко раскинуты, красные глаза изливают яд в свете огня. В два раза выше Рокингема, но худое, точно призрак, с прозрачной кожей, натянутой на кости. В груди бьются четыре сердца, наполняя тело черными реками крови. Пламя осветило его внутренности, которые отвратительно пульсировали и извивались. Рокингем почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, на лбу выступил холодный пот. Чудовище еще раз взмахнуло крыльями, и в сторону Рокингема полетел дождь горячих углей. Затем диковинная тварь сложила крылья на узких плечах и направилась во двор, стуча когтями по твердой земле. Ее лысая голова то и дело поворачивалась, оценивая людей, из пасти-клюва торчали желтые клыки. Длинные, заостренные уши дернулись в сторону солдата, а в следующее мгновение к нему протянулась лапа. Острые, как кинжалы, когти высунулись из-под кожи, и Рокингем увидел, что с них капает какая-то маслянистая жидкость.
Рокингем умел узнавать яд по его виду и знал, что за существо стоит перед ним. Он никогда не видел их раньше, но слухи о них передавались шепотом в залах крепости гал'готалов: это был скал'тум, посланник самого Темного Властелина.
Скал'тум открыл пасть, собираясь заговорить, и обнажил острые зубы. Наружу вывалился черный язык, длинный, с руку взрослого мужчины. У него был высокий свистящий голос, и слова окутывало шипение.
- Где дитя? Где дитя, которое ищ-щет Верховный Повелитель?
Дисмарум поднял голову, но по-прежнему не смотрел чудовищу в глаза.
- Она полна силы… - Он обвел рукой пылающий огонь. - Она устроила этот пожар и сбежала от нас. Она в саду среди деревьев.
Скал'тум опустил голову и придвинулся к Дисмаруму. Одним когтем он приподнял голову старика, так чтобы на нее падал свет. Острый коготь уперся в напряженную шею, грозя вот-вот проткнуть ее.
- Она с-сбежала? Почему гос-сподину не с-сказали?
Голос Дисмарума напоминал тонкий шелест тростника на ветру.
- Мы устроили для нее ловушку и захватим до восхода солнца.
- С-сиятельный хочет получить ее, и быс-стро! - Скал'тум в ярости плюнул, и его слюна зашипела на земле, точно живое существо. - Не с-советую вам огорчать гос-сподина!
- Она в долине. Мы ее схватим.
Чудовище еще больше наклонилось над Дисмарумом, и его язык коснулся носа прорицателя.
- Или з-заплатите с-страданием за с-свою ош-шибку.
Скал'тум убрал коготь от горла Дисмарума.
Прорицатель опустил голову на грудь.
- Темный Властелин поступил мудро, послав тебя. С твоей помощью мы не можем потерпеть поражение.
Рокингем уловил в словах мага пылающую, но скрытую ненависть.
Ужасное существо закачало головой взад-вперед, разглядывая старика, так птица изучает червя.
- Я тебя знаю, с-старик, не так ли?
Дисмарум вздрогнул, то ли от страха, то ли от ярости.
Затем скал'тум повернулся к Рокингему, и в красных глазах монстра промелькнула искра веселья.
- А ты новенький. Я тебя помню.
Рокингем не понимал, о чем он говорит. Он ни за что не забыл бы этой встречи даже за тысячу лет.
Скал'тум положил палец на грудь Рокингема, и тот весь задрожал, испугавшись острых когтей. Чудовище наклонялось все ниже, приближаясь к нему, и схватило голову у самой шеи. Неожиданно оно метнулось вперед и прижало свой черный клюв к его губам. Черный язык проник в рот Рокингема, когда тот попытался крикнуть. Нет! Солдат сопротивлялся изо всех сил, но скал'тум держал его крепко, все глубже засовывая язык ему в рот. Рокингем начал судорожно дергаться в мертвой хватке, горло у него сжалось, в ушах застучала кровь.
В тот момент, когда Рокингем уже не сомневался, что задохнется, все закончилось. Скал'тум высунул язык и отошел. Рокингем упал на колени, опершись руками о землю, и стал кашлять и отплевываться.
- Я чувствую в тебе ее с-споры, - прошипел скал'тум, возвышаясь над ним.
Рокингема вырвало прямо в сорняки.
ГЛАВА 8
Жонглер пошел за странной женщиной. Она привела его в комнату, далеко не самую лучшую, стоившую всего шестнадцать медяков. Было темно, и служанка зажгла фитиль. При свете комнатка не стала уютнее. Стены давно следовало покрасить, а единственная кровать, похоже, являлась прибежищем для горстки мотыльков, бросившихся на свет лампы. Кроме кровати здесь имелся покрытый пятнами шкаф из кедра, стоявший чуть в стороне. Эр'рил подошел к нему и открыл одну дверцу. Наружу вылетело облако пыли и еще одна стайка мотыльков. Шкаф был пустым.
В комнате сильно пахло старым воском и немытыми телами, ее не мешало бы проветрить. Но единственное узкое окно, выходящее во двор, было замазано краской и не открывалось. В трех этажах внизу, во дворе, слышались громкие голоса и стук копыт. Пожар в саду переполошил весь город. Но его пожар не волновал.
Жонглер вложил служанке монетку в руку, и та выскользнула из комнаты. Затем закрыл дверь на щеколду и подождал, пока стихнут шаги. Других шагов, приближающихся к двери, он не услышал. Убедившись в том, что их никто не подслушивает, повернулся к женщине-барду. Она поставила свою сумку у изножья кровати, а лютню в футляре держала в руке и с ней вместе тихо опустилась на мятое покрывало. Лютнистка слегка повернула голову, и ее прямые светлые волосы рассыпались, обрамляя лицо, словно занавес сцену.
- Имя, которое ты произнесла… Эр'рил, - сказал он, пытаясь сразу разобраться в ситуации. - Почему ты меня так назвала?
- Но это же твое имя, разве не так?
Женщина, миниатюрная и крошечная, точно ребенок, осторожно положила лютню рядом с собой, но руки с нее не убрала.
Не обращая внимания на ее вопрос, он спросил:
- А ты кто такая?
- Я Ни'лан, из Лок'ай'херы, - кратко ответила она и подняла на него глаза в надежде, что он узнает имя.
Лок'ай'хера? Почему это название кажется ему знакомым? Жонглер попытался вспомнить, но не смог, за свои странствия он побывал в невероятном количестве городов и деревень.
- Где это?
Женщина отодвинулась от него и словно ушла в себя. Потом достала лютню из футляра, и снова ему показалось, что красное дерево, когда на него упал свет, зажило собственной жизнью.
- Как же быстро ты забыл, Эр'рил из Станди, - прошептала она, глядя на лютню.
Он вздохнул, ему надоели эти игры.
- Никто не называл меня этим именем сотни зим. Тот человек давно умер.
Он подошел к окну и отодвинул ветхую занавеску. Мужчины с факелами толпились во дворе. У многих в руках были ведра и лопаты. Подъехал фургон, и мужчины забрались в него. Двух тягловых лошадей пришлось хлестать бичами, чтобы они сдвинули с места такой груз. Фургон медленно покатил в сторону дороги. На западе оранжевое сияние заката заливало предгорья.
Неожиданно он вздрогнул, вспомнив, как в последний раз так же стоял у окна в той проклятой долине. Потом увидел пожары, бушевавшие среди холмов.
- Зачем ты меня искала? - спросил он, не оборачиваясь.
В стекле он видел отражение женщины-барда, которая сидела на кровати, опустив голову, и перебирала струны лютни. Одинокие ноты смягчили неприятную атмосферу, воцарившуюся в комнате.
- Потому что мы последние.
Ее музыка уводила его воображение из этой комнаты куда-то вдаль.
- В каком смысле - последние? - пробормотал он, повернувшись к ней.
- Мы - последний шепот силы из далекого прошлого, силы Чи.
Жонглер нахмурился. Он возненавидел имя бога, бросившего Аласею на растерзание гал'готалам.
- У меня нет этой силы, - сказал он жестко.
Она склонила голову набок, и волосы полностью закрыли ее маленькое лицо.
- Ты прожил пять веков и все еще сомневаешься в своей силе?
- Это сделал мой брат.
- Шоркан, - прошептала она.
Эр'рил едва заметно вздрогнул, когда она произнесла это имя. Затем, приподняв одну бровь, внимательно посмотрел на женщину.
- Откуда ты так много знаешь обо мне?
- Я изучала древние истории. - Тонким, изящным пальцем она убрала с лица прядь волос, и он увидел один фиалковый глаз. - И знаю древние слова: "Трое станут одним, и Книга будет связана".
- Старые слова из давно забытых времен.
Она прищурилась:
- Ты уже не похож на человека из тех историй. Тот человек спас Книгу и защитил ее. Он путешествовал по стране, пытался поднять восстание против Верховного Повелителя Гал'готы. Говорят, он все еще не оставил надежды сокрушить его.
- Я же сказал, это старые истории.
- Нет, это одна история. - Она убрала палец, и волосы снова закрыли лицо. - И она продолжается по сей день.
Эр'рил сел на подоконник.
- Как ты меня узнала?
Она погладила лютню у себя на коленях и тронула струну:
- Музыка.
- Что? Какое отношение твоя лютня имеет ко всему этому?
Она снова погладила лютню кончиком пальца.
- За Зубами, в глубине Западных Пределов когда-то стояла древняя роща деревьев коа'кона. Ты ведь знаешь о них - о волшебных деревьях коа'кона. Или забыл и про них?
- Я помню одно такое дерево, оно росло в центре долины А'лоа. - Он мысленно представил, как вечернее солнце просвечивает сквозь усталые ветви одинокого дерева коа'кона и его цветы в закатных лучах кажутся сапфировыми. - Оно выросло выше всех шпилей города.
Ни'лан выпрямилась на кровати, и впервые за все время он увидел ее лицо. В голосе и глазах неожиданно появилась тоска.
- Оно по-прежнему цветет?
- Нет. Когда я видел его в прошлый раз, корни сгнили из-за морской соли. - Эр'рил заметил, что его слова больно ранили ее. - Думаю, оно погибло, - мягко проговорил он.
По щеке Ни'лан скатилась слеза. Она продолжила, и ее голос наполнила печаль.
- Та роща называлась Лок'ай'хера, Сердце Леса. Она…
Эр'рил вскочил на ноги, неожиданно вспомнив все! Как река, хлынувшая на берег во время наводнения, к нему вернулась память. Лок'ай'хера! Он вспомнил отца, как тот курил трубку за кухонным столом, потирая рукой полный живот. Картина была такой ясной и четкой, что от волнения у него задрожали ноги. Вспомнил паутину кровеносных сосудов на носу отца и его свистящее дыхание, когда он затягивался трубкой, скрип стула на деревянном полу.
- Мой отец… - пробормотал он, - однажды рассказал мне, как в юности побывал в таком месте. Я всегда думал, что это сказки. Он говорил про нимф, чьими мужьями были духи деревьев, волков ростом с крупного мужчину и деревья со стволами толстыми, как дом.
- Лок'ай'хера не сказка. Это была моя родина.
Эр'рил замер, представив собственный дом. Воспоминания об отце вызвали в его памяти целую вереницу старых образов, картины, которые он так старательно пытался забыть: они с братом играют в прятки в поле; праздник урожая, когда он впервые поцеловал девушку; ему тогда казалось, будто долине нет конца и края.
- Мне очень жаль, - сказал он. - Что случилось с твоим домом?
У нее поникли плечи.
- Это длинная история о временах еще до того, как твой народ появился на этих землях. На наши волшебные деревья было наложено проклятие злым народом под названием элв'ины.
Ни'лан ушла в себя и словно покинула грязную комнату. Эр'рил уловил в голосе старую боль, которая жила в ее сердце.
- Ты сказала: элв'ины, - проговорил он, - я слышал истории про призраков с серебряными волосами. Я думал, что они существа из мифов.
- Время превращает любую правду в мифы. - Она подняла на него глаза и снова опустила голову. - Ты лучше других должен это знать, Эр'рил из Станди. Для большинства людей сегодня ты - миф.
Эр'рил молчал.
А она продолжила свой рассказ:
- Невозможно сосчитать, сколько лет мы искали способ спасти наши деревья от смерти. Но болезнь, древнее проклятие элв'инов, распространялась. Листья рассыпались в пыль прямо у нас в руках, ветви провисали под тяжестью личинок. Наш могущественный дом, древний лес, превратился всего лишь в несколько деревьев коа'кона. Но и им суждено было умереть. А потом пришел маг из вашего народа и сохранил последние деревья при помощи благословения Чи. Когда же сила Чи покинула эти земли, болезнь вернулась. Наши дома снова стали умирать. На деревьях, которые цвели с незапамятных времен, исчезли цветы. Крепкие ветви склонились к земле. И вместе с деревьями умирает наш народ.
- Твой народ?
- Мои сестры и наши духи. Мы связаны с нашими деревьями, как ты со своей душой. И не можем жить друг без друга.
- Ты нифай?
Она слегка искривила губы.
- Так назвал нас ваш народ.
- Но отец говорил, что вы не можете жить дальше чем в ста шагах от своего дерева. Как же ты оказалась здесь, на другом конце света?
- Он ошибался. - Ни'лан положила руку на лютню. - Мы должны находиться рядом со своим духом, а не с деревом. Мастер-краснодеревщик из Западных Пределов вырезал эту лютню из умирающего сердца последнего дерева… моего дерева. Его дух живет в лютне. Ее музыка - это песня древних деревьев. Она обращается к тем, кто все еще помнит магические заклинания.
- Но почему? Время магии давно прошло.
- Ее песня притягивает к себе таких же, как она, тех, кто обладает хотя бы частичкой магии, так магнит притягивает железо. Я путешествую по стране, исполняю музыку и ищу тех, у кого есть магическая сила. Музыка позволяет мне заглянуть в мысли слушателя. Я увидела твои воспоминания, пока играла: башни в долине А'лоа, поля твоего родного дома в Станди. И поняла, кто ты такой.
- И чего же ты от меня хочешь?
- Исцеления.
- Для кого?
- Для Лок'ай'херы. Я осталась последней. Когда я умру, умрет мой народ и наш дух. Я не могу этого допустить.
- И чем же я могу тебе помочь?
- У меня нет ответа на этот вопрос. Но самый древний из наших духов и его хранительница имели видение на смертном одре.
Эр'рил вздохнул и потер рукой висок:
- Я устал от видений и предсказаний. Посмотри, к чему они меня привели.
- Они привели тебя ко мне, Эр'рил из Станди. - В ее голосе прозвучала надежда.
- Ты придаешь слишком много значения нашей случайной встрече.
- Нет, этот вечер полон знаками.
- Какими, например?
- Наша старейшина видела, что Лок'ай'хера возродится к зеленой жизни из красного огня - огня, рожденного магией. - Она показала на окно. - Пожар. И ты - человек, наделенный магией, - находишься здесь.
- Я не являюсь человеком, наделенным магией. Я самый обычный мужчина. И меня можно покалечить, как любого другого. - Он показал на отсутствующую руку. - Я могу умереть, как и все остальные. Только… мне не дано благословенного дара стареть. А это скорее проклятие, чем благо.
- И все же этого достаточно, - твердо проговорила она. - Огонь и магия правят сегодняшней ночью. - Ее глаза сияли так же, как похожие на драгоценные камни цветы одинокого дерева в его потерянной долине А'лоа. - Это начало.