Когда за ними закрылась дверь, я почувствовала, как на глаза навернулись злые слезы. Резко развернувшись на пятках, я кинулась на кухню, где мужчина спокойно разглядывал внутренности пустого холодильника. Большой нелепый арбуз пузато и важно примостился посреди стола, накрытого желтой скатертью.
– Значит, тебя зовут Люкка? – для чего-то пробормотала я сквозь зубы, уперев руки в бока.
– Ты для чего всю кухню солью засыпала? – Он поднял голову, изогнув черную бровь, и понюхал баночку с открытым две недели назад йогуртом. Сморщившись, Люкка выкинул ее в помойное ведро, спрятанное в шкафчике под раковиной.
Он так по-хозяйски вел себя на моей кухне, что я сжала зубы.
– И чеснок на шею повесила? – продолжал измываться наглец.
Он разочарованно хлопнул дверцей холодильника и поправил криво висящий магнитик. Я резко сдернула ожерелье из чесночных головок.
– Теперь понятно, почему ты такая худая. Лучшие друзья девушки – это свежий воздух и любовь, а не сигареты и кофе.
Тут меня прорвало:
– Послушай, ты! Люкка! – Я ткнула в него трясущимся пальцем.
Мужчина прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди, всем своим видом обратившись в слух. Ситуация становилась все нелепее, ведь он стоял почти голый, а я, красная и растрепанная, в перепачканной кровью растянутой футболке, беззвучно открывала рот, как глухонемая.
– Ну коль уж мы провели ночь в одной постели, можешь называть меня Люк, – милостиво позволил он. Похоже, все происходящее его по-настоящему забавляло.
– Вон из моей квартиры! – тихо произнесла я.
Веко на правом глазу нервно подергивалось.
– Не знаю, кто ты там, вампир ли, оборотень, или просто завравшийся нахал, но немедленно выметайся!
– Да я уже собирался, – пожал он плечами. – Дашь какую-нибудь футболку, а то у меня рубаха в крови.
– Футболку тебе?! – Я перешла на крик. – Да как ты смеешь?! Господи, ты же слышал из ванной, что кто-то пришел?! Зачем ты появился?! Ну кто тебя просил?! Коль уж забрался в мою квартиру, так сидел бы тихо, как мышка! Так ведь нет – нарисовался гуашью: смотрите, какой я прекрасный в набедренной повязке! Тарзан хренов! – Горло перехватило, и я закашлялась.
– У тебя истерика! – спокойно резюмировал он.
– Да, – заорала я как безумная, – я истеричка!!! Так что не зли меня и выметайся немедленно!
От бешенства перед глазами плыло. Не ведая, что творю, я попыталась схватить со стола арбуз, чтобы швырнуть его в негодяя, испоганившего за полтора коротких дня мне всю жизнь, но не рассчитала своих возможностей. Арбуз моментально шлепнулся на пол – я едва успела отскочить – и разбился, забрызгав кухню красной липкой мякотью. И тут я заревела. Опустилась на табуретку и, всхлипывая, стала размазывать по лицу слезы.
– Ну как я теперь им все объясню? Они же посадят меня на голодный паек и машину отберут, еще и домой вернут в придачу! – Я завыла. – Ненавижу все это! Ну как ты мог попасться им на глаза? Господи, зачем ты вообще появился?
Он постоял мгновение и бесшумно вышел из кухни, кажется, раздраженно сморщившись. Буквально через минуту я, задыхавшаяся от рыданий, увидела его высокую, одетую во вчерашнюю белую сорочку фигуру, открывавшую входную дверь.
Когда он исчез, слезы покатились еще сильнее, словно внутри сорвало какую-то заслонку. Не знаю, что за чувства боролись во мне – облегчение или разочарование, что идеально красивый Люкка послушался и все-таки ушел.
Люкка
Лифт многоэтажного дома, где он провел пару дней, восстанавливаясь и оживая, нес его на первый этаж, недовольно, по-стариковски гудя. Ловец на запястье Люкки, наполненный энергией, переливался красным. Индустриальный мир, куда его вытолкнул прыжок, конечно, отсталый, но зато энергию в нем можно было черпать ложкой. В первой параллели любая свободная капля вылавливалась и бережно пряталась в ловцы.
Идеально очерченные губы мужчины сложились в кривую усмешку. Он вытащил из кармана мешочек, сорванный с шеи Ии, и открыл его. На ладонь выпала отшлифованная деревянная стрелочка. Неожиданно она крутанулась вокруг своей оси и повисла в воздухе, вертясь как волчок. Люкка поймал стрелку, глянув на свет.
Из-за этого предмета хранители перешагнули через все законы, за которые сами и цеплялись. Когда они увидели его автомобиль (тут Люкка недовольно сморщился: совсем новая спортивная машина с мощным волновым движком нравилась ему сильно), и повели себя как безумные. Эта девочка Ия вызывала настоящее восхищение. Но она слишком глупа, чтобы понять: геройству нет места там, где на кон поставлена жизнь – жемчужина, бесценное сокровище.
Он бы мог прикончить их всех, быстро, но подвело любопытство. В злости он действительно жаждал забрать их жизни, но пожалел, заставил себя сдержаться.
Люк усмехнулся еще шире, спрятав стрелку в мешочек.
Кто же знал, что светловолосый ангел Ия подло ударит его в живот, вывернувшись, как змея.
Это было бы забавно, если бы не было так больно! Красивое лицо Люка превратилось в холодную маску. Безумцы! Открыто нарушить закон! В этом есть непонятный скрытый шарм, но это не значит, что когда он вернется в первую параллель, то не раздавит напавших на него хранителей. Всех. По очереди.
Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк прекрасно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала прощание с "вновь погибшим" паскудой Петром, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. Напивался со всеми и не понимал, по какому поводу скорбит Семья.
Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!
Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась нараспашку, надоела, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк ненавидел невзрачных истеричных особ. Хотя, несмотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действительно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слышал, что в Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудовищах, а другая половина писала о них.
Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следящими за порядком во всем их разделенном Городами мире.
От собственных мыслей Люкку скривило.
А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтично.
Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.
Наконец лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кнопку кодового замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы обдуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова.
…Остов его сгоревшего автомобиля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листьями, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к городу.
У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью так называемых ворот. Способ, безусловно, удобный, но ненадежный – по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому "ворота" запретили, официально они остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожалению, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу: разрядится двигатель – и приехал… В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.
Таксист сжалился над ним и подобрал на въезде в город. Уже через час Люкка выходил из машины на мостовую одного из самых фешенебельных районов. Огромный трехэтажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой – увитой пожелтевшим плющом казался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.
По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревьями Люк прошел к черному входу в коттедж, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.
Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от табака, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, развалился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер "Новостей" через тонкие стеклышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел воробей, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.
– Я запретил Раде собирать поминки, – не отвлекаясь от газеты, заявил Люкке мужчина. – Переодень рубашку, а то ее удар хватит. Ты весь в крови.
– Я восстанавливался в Индустриале. – Люк уселся в соседнее кресло. Серый кот тут же стал тереться о несвежие брюки. – Пакет я передал.
– Кредиты уже на твоем счете, – спокойно отозвался Оскар.
Люкка вытянул ноги, впервые за последние несколько дней почувствовав себя комфортно. Тут его взгляд упал на главную страницу газеты, которую Оскар специально держал так, чтобы Люк не пропустил новость на передовице. Надпись огромного заголовка гласила: "Столкновение! Хранители попирают законы?!"
Люк даже специально наклонился к отпечатанному мелкими типографскими буквами листу. Оскар молчал и делал вид, что не замечает его манипуляций.
– Что это значит? – наконец зло выдавил из себя Люкка, блеснув глазами.
– Это я хотел у тебя спросить, сынок. – Глава Семьи опустил газету и окатил мужчину холодным взглядом.
– Твою мать! – вырвалось у Люка. Он откинулся на диванные подушки и растер лицо. – Я ехал… – Он запнулся, не торопясь рассказывать, что задержался в соседнем городе по единственной причине – это была постель племянницы Оскара, роскошной длинноногой Карины. – В общем, дурацкая история. У меня машина сломалась. Хожу вокруг нее, как последний олух, а тут едет кортеж. Узнали по номерам, что ли? Останавливаются и буквально набрасываются…
– Надеюсь, что в Суде твоя пламенная речь не будет звучать подобной чушью, – перебил его Оскар.
– Когда Суд? – вздохнул Люк.
– Завтра. И будет лучше, если ты на нем появишься. Постарайся не попасться в таком виде на глаза Раде, она у меня девочка впечатлительная.
Люк молча поднялся, чтобы уйти. Оскар прав, он проштрафился по полной программе.
– Я машину возьму. Моя сгорела.
– Вторая за последнюю неделю, – недовольно буркнул Оскар. – Тебе же она нравилась.
– Да, нравилась, – согласился Люк, покачав головой. – Неудачная неделя.
Глава Семьи снова уткнулся в газету, незаметно ухмыльнувшись в усы. Ни для кого не было секретом, что Оскар обожал, когда у Люка что-то не выходило. Он с упоением, не вмешиваясь, следил, как тот выпутывался из очередной разборки. Кажется, для старика сама жизнь Люкки представлялась бесконечным романом со страшными историями.
Уже дойдя до двери, Люкка вытащил из кармана мешочек.
– Ты знаешь, что это такое? – Он обернулся и резко бросил его старику, едва поднявшему голову.
Тот очень проворно и ловко схватил мешочек твердой, точной рукой. На большую морщинистую ладонь выкатилась деревянная стрелка. Она встрепенулась и повисла в воздухе.
– Хм-м, – только и смог пробормотать Оскар, разглядывая стрелку через стекла очков. – Понятия не имею.
– Именно из-за нее началась чехарда. Девчонка, которая меня ранила, была курьером, и она везла в контору эту вещь.
– Люк, – Оскар покосился на мужчину, – предупреждаю сразу. Я запрещаю тебе! Не смей копаться в этом. Семье не нужны лишние проблемы, нам и так грозят выселением. Повезет, если отвертимся. Если желаешь мстить, милости прошу, но интересы Семьи в первую очередь. Хочешь развеяться, тогда поезжай после Суда обратно к Карине, – добавил он по-стариковски ворчливо.
Стрелочка метнулась в сторону Люкки и застыла у самого лба, как будто желала впиться в кожу.
– О Карине подумаю, – сморщился тот, хватая стрелку в кулак.
Феликс
Его дом был молчалив и полон старых призраков, круживших под потолком, сидевших на кухне, лежавших на несвежих простынях постели. Феликс, пошатываясь, прошел в ванную комнату. Голова трещала, он проглотил два пакетика горького обезболивающего лекарства, запив водой из-под крана.
Мужчина, не расчесываясь, собрал длинные волосы в хвост и внимательно осмотрел себя в зеркале. Чуть помятая физиономия, заросшая двухдневной светлой щетиной, вызывала отвращение. Он хотел побриться, потом передумал. От слабости мутило, ловец совсем разрядился. Без ловушки для энергии он бы и дышать, наверное, не смог. Лучший в конторе хранителей. Лучший… Борец за добро и справедливость, твою мать!
Суд был назначен на сегодня.
Почти разряженная машина едва дотянула до станции подзарядки. Он въехал на круглую площадку и пихнул карточку-кредитку в узкую прорезь автомата. Приветливо подмигнула зеленая лампочка, вокруг машины загорелся голубоватый купол. На панели датчике бешено замелькали цифры – автомобиль впитывал в себя искусственную энергию, как губка. Феликс нажал на кнопку, и салон наполнился приятной расслабляющей музыкой. Мужчина повернул голову и почувствовал, как брови сами собой ползут вверх. В спортивном автомобиле, стоящем на соседнем круге подзарядки, сидел Люкка и выглядел очень живым.
Феликс буравил злым взглядом точку у него на виске. Ладонь покалывало от желания сорвать с пояса призму и запустить в подлеца сгустком энергии. Люкка, словно почувствовав, оглянулся и окинул Феликса безразличным взглядом, безусловно не узнавая. Смазливая физиономия не выражала ни тени беспокойства, наоборот, мужчина казался сосредоточенным. Он резко нажал на педаль газа, машина взревела и, не дождавшись окончания зарядки, сорвалась с места.
– Твою мать! – пробормотал Феликс, пытаясь завестись.
Уступать негодяю он не собирался. Оставалась надежда, что до здания Суда автомобилю хватит энергии. Он тронулся, резко нажав на педаль, но в тот же момент наперерез ему выехала канареечная машинка с кудрявой старушкой за рулем. Феликс резко затормозил, и автомобиль заглох. Мужчина скрипнул зубами от злости.
Во всей этой паршивой ситуации присутствовал несомненный плюс – магнит не придется искать в Индустриале, его вор остался жив.
На заседание Суда он, конечно, опоздал.
В коридоре Феликс столкнулся с Люккой и буквально скрипнул зубами от желания хорошенько вмазать подонку в челюсть, просто чтобы сорвать копившееся все утро раздражение, но слишком много народа было вокруг. Зеваки с любопытством поглядывали на холодного и равнодушного красавца Романова, спокойно опаздывающего на рассмотрение собственного дела. Охранники с каменными лицами открыли створки высоких дверей, обитых буковыми панелями.
Огромный ярко освещенный зал заседаний походил на амфитеатр. Высокие скамьи полукругом сбегали к сцене внизу, зрители видели спины осужденных и лица четырех Судей, сидевших на балконе в креслах с высокими спинками. На фоне идеально белой стены их алые мантии казались кровавыми кляксами. Возраст вершителей закона разнился: самый молодой выглядел на девятнадцать лет, самый старший – на сто девяносто. Их боялись и уважали, ведь люди, предназначенные для столь важной миссии, обладали редким талантом различать любую ложь. Конечно, если обвиняемый не верил в нее сам как в истину.
Мужчины спускались буквально плечом к плечу, Феликсу никак не хотелось ни шагу уступить Люкке, который сосредоточился на высокой девушке, стоявшей на сцене под строгими взорами Судей. На Ии был аккуратно отглаженный костюм, как-то сильно подчеркивающий ее хрупкость, а волосы заплетены в длинную светлую косу. Рядом с ней нервно переминался с ноги на ногу Докука, главный в отряде телохранителей, которые и начали бессмысленную схватку.
– Люкка! – рявкнул один из Судей, завидев последнего обвиняемого. – Мы с вами видимся в этом зале уже третий раз, и ни разу вы не пришли вовремя!
Феликс как раз усаживался рядом с Анатолем. Тот смотрел на Романова с беспокойством и нервно почесывал подбородок. На пальце мужчины блестел крупный перстень с рубином, и от его граней на высокую стену падали красноватые преломленные лучи.
– Вот так сюрприз, – буркнул он, кивнув в сторону Люкки.
– Господа, прошу прощения! – Неожиданно Романов улыбнулся так, что женская половина праздных зевак, находившаяся в зале, с замиранием сердца вздохнула.
Молоденькая Судья блеснула в его сторону глазищами.
– Так, эта точно скосит ему приговор, – фыркнул Феликс, вытягивая ноги и скрестив руки на груди.
Он ощупал зал быстрым взглядом, заметив бледного волновавшегося отца Ии. Девушка, выглядевшая вполне спокойной доселе, вскинулась, услышав знакомый глубокий голос, и от одного вида живого оппонента ее глаза расширились в ужасе, а лицо вытянулось.
– Сейчас девчонка подпишет себе смертный приговор, а конторе штраф в миллион кредитов, – недовольно буркнул Феликс.
– Тихо ты! – цыкнули ему сверху.
Неожиданно блеснула вспышка фотокамеры.
– Кто пригласил газеты?
– Сами притащились, – отозвался Анатоль, – как только услышали имя Люкки Романова.
Газеты интересовало все, что каким-то образом было связано с Семьей. Хранители прекрасно знали об их темных делишках, но при отсутствии доказательств только огрызались. Как известно, не пойман – не вор, вот и рос лишай на карте города и прекрасно существовал все последние годы.
Народ вокруг волновался и шумел. После сердитого удара деревянным молотком воцарилась жидкая тишина, нарушаемая постоянными шепотками.
– Ия, мы просим вас повторить показания, – сварливо пробормотал самый старый Судья, перебирая бумаги, лежащие перед ним.
Он очень походил лицом на дога: подбородок стекал морщинистыми брылами, а маленькие красноватые глазки прятались под нависшими веками. Судья уже приготовился огласить обвинительный приговор всем троим, но мешали личные протекции Оскара в виде автомобиля стоимостью в пятьдесят тысяч кредитов и Альберта, год назад спасшего его племянника от ссылки в дальние провинции.
Девушка быстро облизнула губы и, стараясь не смотреть на Люкку, снова подняла голову к судейскому балкону:
– Люкка Романов напал на наш кортеж. На моих глазах он пытался убить человека, хранителя, сопровождавшего меня. Потом он взял меня в заложницы.
– Он вам угрожал? – во второй раз повторил этот вопрос Судья.
– Да, – твердо и убежденно произнесла Ия.