На переходе особо не поболтаешь, да и на привале, Вла,д не страдая болтливостью больше молчал, но глядя, как он проходит завалы, ставит ногу, осматривает поверхность камней, Алексей делал для себя заметки и старался повторять. Ночевали в спальниках, благо сентябрь в этом году стоял теплый. Скорость была низкой, что-бы не сбить дыхание, часто останавливались и одну две минуты отдыхали.
Однако, за первый день прошли километров десять.
Упали мы, где- то в предгорьях гиндуша, если летели от Душанбе, идти надо на запад, так больше шансов к трассе выйти,
И через ледник не лезть. Главное, Влад не закончил, но все и так поняли, что главное, не нарваться на афганцев. Причем любых.
Местные сообщат о гяурах мигом.
Однако утром четвертого дня Капитан замер, вглядываясь в точку на дальнем склоне, который миновали вчера.
Он постоял, потом сплюнул, вот и все,отбегались.
Воон баран, на слоне голову повернул, человека почуял, а здесь, кроме бабаев ждать некого.
Значит, так. Он задумчиво помолчал. За нами, к бабке не ходи.
Слушай приказ, берешь приятеля и уходишь. Я остаюсь. Идешь на северо запад по предгорью, в верх не лезь. А там уж как повезет.
Алексей, поняв, что капитан решил пойти на верную гибель оставшись их прикрывать попытался дернуться.
- Отставить. - Рявкнул Влад, так, что охота спорить пропала.
Мы что здесь в колхозе. Сказал, выполнять. Как понял?
Есть выполнять. - Сник Леха.
_ Ты пойми, чуть мягче закончил командир,- втроем мы точно не уйдем, а так, я их уведу, а бог даст, и сам оторвусь. Мне, он кивнул на Вовку,- его не утащить, да и ты, как заслон, ноль без палочки. Так что все логично.
Алексей не мог не согласиться с его рассуждениями, но уходить одному, с раненым на плечах, было еще страшнее.
Вышел через пол часа. Теперь идти стало труднее, он иногда путался, попадая на сложный участок, приходилось возвращаться. Ночевали без огня.
Отдаленный звук выстрелов донесся ближе к полудню. Капитан явно завернул на юг, в горы. Чуть слышная стрельба то затихала, то снова раздавалась, через какой-то промежуток времени, пока не стихла совсем. Они долго вслушивались, надеясь услышать звук вновь, но тишина уже не нарушалась ничем. И только ближе к вечеру вдруг ухнул слабый взрыв. Граната, понял Алексей и глянув через плечо на заскучавшего приятеля, тяжело вздохнул. Все было понятно без слов.
Капитан подарил им полтора дня. Афганы достали их на следующий вечер. Повезло еще, что они как раз отдыхали, и первыми смогли засечь мелькнувший на склоне тюрбан душмана. Спрятавшись за выступы скалы, они определились с направлением. Сверху ихбыло не достать, отвесная скала нависала над обрывом. Подождав несколько минут, пока в пределах видимости появится еще один преследователь. Леха расчехлил Драгунку и подстроив прицел, с первого выстрела, снял идущего чуть впереди низкорослого проводника. Остальные тут же залегли, и начали аккуратно постреливая из автоматов, перегруппировываться, стремясь обойти их с флангов.
Опытные бойцы, прижав их с двух сторон огнем, не давали поднять головы. Ситуация была конечная. Дело времени, расстрелять боезапас, а потом или гранатами закидают, или в плен.
Спасло их чудо. Волна из трех вертолетов возвращалась с задания, и обходя грозовой фронт, свернула с курса чуть дальше. Кто то заметил обложивших нас бабаев, и, один разогнал духов, а второй, МИ-8, подобрал их
Я вырвался из плена видения среди ночи.
Тищина в голове, только на окраине сознания ее сон, для меня почти не различимый.
Становится, если так можно сказать традицией, что накануне серьезных изменений в моих с ней взаимоотношений я вижу сон.
Что несет этот? Заснуть так и не смог. А наутро все стало ясно.
Ее сознание вытеснило мою волю. Разум остался, способность сопереживать тоже, и только.
Как зритель в первом ряду супер современного галографического кинотеатра, я все видел, слышал, осязал, но при этом не имел возможности не уйти с сеанса, ни нажать выключатель.
Увы, этого следовало ожидать. Моя душа и разум, незваные гости, и вот наконец хозяин призвал разгулявшегося постояльца к порядку.
Разбудил звонок телефона.
Суматошно подняв трубку, она услышала взволнованый голос.
- Оленька, это я, Марь Степановна. Соседка ваша. Мне твой номер мама твоя дала. Они с папой в больнице. Ты только не волнуйся.
- В больнице они.-Повторила соседка.- В аварию попали. Беда.
Живы, живы. Но отец в реанимации, а Нина, ходить не может, в палате лежит. Позвонить вот попросила. Приезжай Оленька. Ради бога, скорее. - Собеседница зашлась в плаче, на редкость надрывном и неутешном.
Выплакавшись, заметалась по комнате, собирая вещи.
Уже через двадцать минут, сдерживая, грозящие политься вновь слезы, ждала у входа.
Я бы с радостью согласился на то,что-б ее захватили присланые горлохваты, но как на грех, утомленный ожиданием соглядатай, просто сомлел в кресле, а Ольга пролетела мимо него даже не заметив.
Желтый Рено подрулил к ступеням, она запрыгнула в салон и замерла, сжимая кулачки в тревожном молчании.
Мое сознание, устав от безуспешных попыток пробить незримую стену, тоже замолкло. То, что не могло даже краем задеть ее внимание, для меня било в набат.
- Странности и нестыковки сквозили в каждом слове вестница беды. Будь она трижды жалостливый и сердечный человек, не могла чужая беда вызвать у нее столь явного страха и таких отчаяных слов. В голосе читался больше страх за свою жизнь, и связан он были почему-то с приездом Ольги.
Я, что бы не стать дурным пророком, даже про себя не,озвучил догадку, что меня посетила.
- Ох неспроста лишился я возможности ей помочь. Может судьбе угодно провести меня еще по одному кругу? Остается одно. Пытаться связаться с ее сознанием. Хоть как то предостеречь.
Бесполезно. Стресс напрочь заблокировал ее от меня. Да и вряд ли она сейчас способна что то услышать. А управлять ею мне уже не дано.
Ольга вылетела в родной город первым же рейсом. А через три часа мы уже мчались на такси по узеньким краснодарским улочкам.
Питерская слякотная осень сменилась теплом южного города.
Однако, ни забившуюся в уголок салона пассажирку, ни меня, не увлекла красота бабьего лета.
Оля повторяла короткую молитву, а я безуспешно искал выход.
Не зная в какой больнице родители, она попыталась дозвониться до соседки, но трубка была снята.
- Может с больницей говорит?- Возникла у Оли, безрассудная с моей точки зрения, мысль.
Она наклонилась к водителю и назвала домашний адрес.
- Логично, заехать к тете Маше, и с ней вместе в больницу.- Подумалось ей.
- Все логично,- согласился я.-,Разработчик сыграл в десятку.
И даже снятую трубку, продумал. Мастер.- Я с содроганием представил, что произойдет через пять максимум десять минут.
Я оказался прав. На пороге соседской квартиры, куда Ольга бросилась, оставив в машине вещи, ее ждал увесистый удар по затылку. Она рухнула в прихожей, а мое сознание, лишенное возможности пользоваться ее зрением, очутилось в полном мраке, только слух позволял ориентироваться в происходящем.
- Сходи к таксисту.-Скомандовал увереный голос.- Слышь, Лось, кому говорю. Расплатись, забери вещи, и чтоб без базаров там. Нам шум не нужен. Пусть уедет.
- Несколько минут голоса неторопливо болтали о совершенно посторонних вещах, словно и не лежала на полу оглушенная жертва. Для них это была такая же рутина, как и выбивание долгов. Вернулся, посланый во двор, Лось.
- Чисто,- выдохнул он, тяжело сопя от подъема по ступеням невысокой лестницы.
В другое время только одного хрипа мне хватило бы чтоб составить его портрет и тактику боя. Но сейчас, все это было бессмыслено. Моя роль свелась к безмовному присутствию.
- Забрал, вот-глухо стукнул об пол нетяжелый предмет.
Сумка, - понял я.
- Заскрипела молния и шорох разбрасываемых вещей.
Радостный возглас нашедшего аппарат завершил поиски.
Есть, вот он. В самый низ, сука, Сховала.- Захлебываясь от избытка эмоций гундосил кто-то.
- Ну ка,- рявкнул, судя по интонации, главарь. - не вздумай включать. Нам Сотник башку снимет, если что не так.-Давай, буди эту шуструю, только руки замкни, а то она опять подляну выдумает.
Спокуха, я ей устрою подляну- пробормотал тот же гундос, грубо перевернув Ольгу и защелкнув оковы. Он по хозяйски охлопал ее бедро. -А ниче, в самое то.
Распаляясь, он ухватил посильнее, но голос старшего заставил прерваться.
- Слышь, Кострома, погоди. Счас мы ее поспрошаем, а потом и оторвемся. Шеф сказал, можно не церемонится.
Главное чтоб живая.
- Живая будет, но еле еле.- Заржал Лось.
Ладно, буди давай, - распорядился Старший.
- Подручный ухватил ее за растрепавшиеся волосы и с оттягом влепил две пощечины.
Голова опасно мотнулась, но глаза приоткрылись.
Замерев, Оля с ужасом глядела на кажушиеся громадными фигуры налетчиков. На мой взгляд, обычные шестерки, но ей эти ублюдки казались воплощением вселенского зла.
- Кто с тобой еще? - Задал предводитель городских шакалов, дикий вопрос.
- Никого. - Она замотала головой. Не понимая, что происходит.
Сдается мне, полномочий спрашивать ему никто не давал.
Обычное человеческое желание помучить слабого.
- Никого? А вот мы сейчас иначе спросим. Значит и Камаза ты одна завалила, и Ахмеда? - он постепенно входил в состояние истерического азарта, которым так умеют заводить себя уголовники.
- Че ты гонишь? Тварь. - Здоровый кулак с размаху врезался в солнечное сплетение девочки. Подброшеная ударом, она рухнула и падая врезалась головой в стену. Из раны потекла теплая струйка кровь.
- Эй, Петро, ты никак ее мочить собрался? Мы-ж еще не попользовали? Недоуменно влез тощий верзила с морщинистым серым лицом лагерного тубика.
- Ах ты, страдалец.- Ярость выжигала мозг, я физически ощущал, как моя воля рветься из отведенного ей закутка.
Бесполезно.
Ольга, закрыв лицо руками, жалобно поскуливая, прижалась к стене.
- Ладно, Тащи ее пахана.-Распорядился голос. Чтоб, не дергалась, его на пику поставим.
Как шелковая будет,- глумливо ощерился тот, которого назвали Петром.
- Черт, ну какой паскудный народ.Я,в силу профессии, редко желал чьей то смерти, но сейчас хотел только одного. На минуту, хоть на десяток секунд просил я у всевышнего, дать мне, возможность управлять ее телом. Ничего.
Из соседней комнаты вышел чахоточный, волоча связаного. По тому, как она вздрогнула, понял - отец. Моего примерно возраста, но помятый жизнью и тяжелым трудом мужик, с обильной сединой в волосах. Выглядел он страшно.
Посланцы Сотника пытаясь заставить его вызвать Ольгу, перестарались. Лицо- огромный фиолетовый кровоподтек. Рука висит плетью, правый глаз залит кровью.
- Крепкий мужик,- с уважением, несмотря на трагичность момента, подумал я. Не продал дочку. А вот то, что мать не вытащили, это плохой признак. Им, живодерам, наплевать при ком насиловать. Похоже, матери в живых уже нет, да и отца не выпустят. Зачем им свидетель?
Оля, увидев во что превратилось лицо, вскрикнула и бросилась к нему. Но, встреченая пинком тощего, отлетела в угол и завыла уже в голос.
- Суки, да лучше пять раз на гранате подорваться, чем такое видеть. Может стоило духам сдаться?- Мелькнула бестолковая мысль,- они бы только меня замучали.
- Оленька.- Сипло выдохнул отец.
- И вдруг крикнул, повернувшись в сторону соседней комнаты, обращаясь к соседке,-Будь ты проклята.
- Из распухших щелей, в которые превратились его глаза потекли слезы, оставляя две дорожки на запекшейся крови.
Лось. Мелкий, парашного вида, урок, синими от наколок пальцами, ухватил его за сломаную руку и повалив на пол прижал лезвие к горлу.
- Ну давай, не тяни.- Бросил он Петру, в нетерпении пританцовывая на месте.
- Слышь, подруга, сейчас мы тебя чуть пофалуем, а ты, если хочешь, чтоб папашка жив остался, примешь. Без шума и пыли. Обрюзгшие его щеки, исчерченые мелкими багровыми сосудами, покрылись испариной. Он повалил замершую в ступоре девушку. Браслеты зацепились и он никак не мог совладать с ними. Тогда, выхватив ключ, насильник расстегнул наручники, и придавил ее своим телом.
Почувствовав, что руки освободились, она рефлекторно попыталась защититься. Новый удар по лицу, сломил ее сопротивление. Но тут отец, не вынеся муки, схватил здоровой рукой лезвие ножа и попытался отобрать его. Кровь из рассеченных пальцев обильно брызнула на пол. Лось дернулся вырывая клинок. Отточеное жало финки скользнуло, и легко, словно ломоть сала, рассекло плоть. Захрипев перерезаным горлом, отец забился в конвульсиях.
Глаза моей девочки захлестнула багровая пелена. И в этот миг со дна ее души поднялась неодолимая волна. Ненависть к убийцам, боль от потери, и бог знает что еще, сплелось в ней. Но главное, мои знания и навыки, мой опыт и умение вдруг выплеснулись на поверхность и намертво вплелись в естество.
Незряче, на инстинктах, она выдернула из кармана разовую авторучку и сбив колпачек пальцем, вонзила острый конец ее в глаз насильнику. Удар получился настолько точным и сильным, что он не успел среагировать. Пробив зрачок и глубоко уйдя в мозг, ручка навсегда успокоила бандита.
А она, ужом выскользнув из под тела, молнией кинулась к Лосю и второй рукой, на запястье которой осталось засстегнутое кольцо наручников хлестким круговым ударом пришла им в висок убийце. Тот закатил глаза, и выпустив из ослабшей руки нож, завалился в сторону.
Кострома стоял чуть дальше от места расправы. Увидев, с какой молнеиносной отточеностью она вырубила подельников, попытался кинуться на выход, но успел лишь развернуться. На лету подхватив, липкий от крови нож, Ольга махнула рукой. С хрустом вспоров ткань, клинок вонзился под лопатку. После такого попадания добивать не требуется. Страшная, с остановившимся, полубезумным взглядом, она работала как автомат. Подойдя к лежащему, вытянула из спины нож и развернулась к оглушенному Лосю.
Удар, короткий и быстрый, такой, что послышался свист воздуха, разрубил сухожилие на его левой руке. Боль вырвала его из забытья, но только для того, что бы вновь испытать болевой шок. Вторым ударом, она проткнула узел нервных окончаний. Результатом стал мгновенный паралич ног, и невыносимая боль в верхней части тела. Сколько времени продолжалось, обеспеченая моим изощренным знанием, месть?
Не знаю. Временами, даже мое тренированое к всевозможным тягостным сценам сознание, словно выключалось. Но, до самого последнего мгновения, полурастерзаное тело уголовника жило и чувствовало невыносимые муки. Она не подарила ему легкой смерти. Он умер только тогда, когда ее тоска стала нестерпимой.Поняв, что так ее не унять и добив, то, что осталось от мокрушника, Ольга склонилась над отцом.
Странно, я замечал, как смерть меняет людей. Одни вдруг приобретают благообразность, другие наоборот ее теряют.
Он лежал совершенно такой, же как был при жизни.
Смешной венчик пегих волос, чуть заметная лысина.
Я даже засомневался, неужели опыт меня обманул, и он жив. Но удар оказался смертельным. Просто, сделав все, что бы спасти дочь, он не изменил себе. Не знаю, какой отец был в жизни, но в том, как он умер, была любовь.
Она сидела, обняв его голову, невидя уставясь в пустоту. Но безумия не было. Девочка говорила с отцом, а он говорил с ней. Она уже знала, что ее мать не выдержав пытки умерла, что соседку даже не били, а просто припугнули. Не сердись на нее Оленька попросил отец. Она уже наказана. Не плачь, попросил он на прощанье. Его душа уносилась куда то вдаль, туда где мне еще суждено только было оказаться.
И тут я понял, теперь она знает обо мне все. Ее и мой разум, расплавленые вспышкой эмоций, слились в единое целое.
Я осторожно произнес какие то слова утешения. Но они были не нужны. Она изменилась. Боль в ее сердце не ушла, но появилась способность рассуждать. Просто, словно мы сто лет знакомы и близки, она спросила меня- Алеша и как теперь жить? Скажи?
- Оля побудь с отцом. А я все сделаю. Держись.
- Хорошо,- беззвучно прошептала она и словно легкое облачко возникло и исчезло. Я осознал, что опять один в ее теле.
Канитель с милицией, протоколами, допросами, очными ставками, продлились насколько дней.
Не знаю, смогла бы она перенести армейскую простоту наших ментов, заботы о похоронах, и прочие тягостные житейские мелочи. Наконец, признав самооборону, мусора отцепились.
Троих беглых уголовников списали. Поудивлялись тому как девчонке удалось совладать с ними, но и только.
Ее сознание вернулось в день похорон. Мы стояли над двумя холмиками со свежеостругаными крестами и молчали. Каждый думал о своем. Я знал, о чем думает Оля. Она слышала мои мысли. Все когда нибудь кончается, кончился и этот день. Прошло еще несколько. Она понемногу оживала. Иногда спрашивала меня о чем нибудь, иногда я задавал ей вопрос. Странное существование не тяготило. Я уступил ей право распоряжаться телом и вновь ушел в воспоминания.
Но, все это время, невысказанным вопросом, давило понимание того, что ничего еще не закончено. Рассправившись с исполнителями, она не решила всех проблем. И вот настал день решающего разговора. Однако, никаких споров и сложностей не возникло. Ты специалист, - коротко прошелестели ее мысли, - тебе и выполнять.
Я даю тебе это право. Вот и все. Она повзрослела. Но чего ей это стоило?
Дальнейшие мои поступки были почти автоматическими.
Я столько раз проходил этот путь в мыслях, что действовал,
не задумываясь.
Билет в Москву на чужой паспорт. Ни к чему давать моим врагам время. Загримировать ее, постаревшую от горя оказалось куда проще, чем после памятного бегства с Останкино.
И продремав три часа в бизнес классе я спускался в промозглую тьму московского вечернего тумана.
Осень уже выдула листву с деревьев, холодные лужи масляно блестели в свете фар, спешащих автомобилей. Начнем завтра. Коротко произнес я как будто начав отсчет перед последним броском.
Глава 9 Разбор полетов
Приехав снова в Москву, поразился, насколько тяжелый город для психики- столица нашей родины. Он на подсознательном уровне, как бы говорит.-Ты чужой, не место здесь тебе. Мне вспомнилась интересная методика, которую внушил мне работавший с нами психолог, и которой я успешно пользовался.
- Главное не противопоставлять себя окружающему пространству. Китайский принцип взаимопроникновения един во всех проявлениях. Стоит только подумать, что ты одинок, и затерян во враждебной среде и она, эта среда тут же начнет отторгать тебя. Начнет, словно разумный организм, бороться с чужаком. В чем беда и проблема почти всех эмигрантов? Они приезжают в чужой мир. В новую обстановку нужно входить, словно возвращаешься в давно оставленный, прочно позабытый, но родной мир.
Не важно, что ты здесь никогда не был. Важно твое отношение.
И, уж ни в коем случае, не льзя противопоставлять новое место тому, откуда человек ушел. Противопоставление неконструктивно.