Поиски могли продолжаться и больше часа – жилище великанов было действительно им под стать, и укромных местечек, где могло быть упрятано нечто ценное, в нем имелось больше, чем в сокровищнице иного замка. Но как раз через час "факел" погас, и череп не пожелал зажигаться вторично. Так что все трое выбрались наружу, чтобы честно разделить добычу.
Стейн прихватил короткий меч гэльской работы, который счел ценным; Бран, едва увидев его, пришел в чрезвычайное возбуждение, а разобрав знаки на лезвии, издал победный клич клана О'Доннел.
– Это же "Рассекающая Камень", легендарный клинок Ниала Длиннорукого, сокрушителя фоморов! О Ллау Эрайнт, да с таким оружием и против Червя не страшно выйти!
– Ладно-ладно, – ухмыльнулся северянин, – держи, раз уж этот ножичек для тебя так много значит. Соня, а ты что откопала?
Развязав бечевку, воительница развернула шмат войлока и показала небольшую серебряную статуэтку в виде крылатого дракона, который сжимал в передних лапах нечто вроде груши.
– А зачем тебе это? Ну, красивая штуковина, и быть может, дорогая… но нужно ли это сейчас?
– Пригодится. Жрецы лунной богини носили похожие медальоны, а в этой штуковине даже я чую силу.
Череп Ахха нервно щелкнул бронзовой челюстью.
– Держи ее от меня подальше!
Соня улыбнулась и снова укутала статуэтку в мягкий войлок, однако закрепила бечевку таким узлом, чтобы сверток можно было раскрыть одним движением. Оружие, оно всякое бывает.
– А я вот что нашел, – сказал гэл, извлекая из кошеля полдюжины красных камешков размером с орех.
– Ах-ха, это нашел я, – уточнил череп. – Разделите их между собой. Если попадете в переделку, швыряйте в противника. Ах-ха, такая штуковина при удаче бешеного мамонта убьет.
– Полезно, – с неохотой признала воительница, забирая свою пару камешков. – А для нас это опасно?
– Ах-ха, в этом мире нет ничего безопасного, – с философским юмором заметил Череп Ахха, – так что лучше при броске стоять подальше от врага. Падать на них тоже нежелательно, ах-ха, или тебя потом по кусочкам придется собирать…
Огибая высеченное в скале жилище йотунов, усыпанная мелкими острыми камешками тропинка вела к крутой лестнице. Чересчур широкие и высокие, ступени выглядели довольно новыми и даже чистыми, чище, чем строения и сооружения во многих городах и поселениях.
Долгий спуск прошел без происшествий; внизу обнаружилось что-то вроде кузницы, также пригодной по размеру для великанов.
– Уж не Йотунхейм ли это? – прошептал Стейн, имея в виду на сей раз мифическую родину снежных и холмовых гигантов, извечных врагов богов и людей.
– Ах-ха, нет, – сообщил череп, – но живет здесь и вправду племя тех, Пришедших Первыми… Лучше не связываться с ними.
– Поздно, – сказала шедшая впереди Соня.
Лязгая металлом лат, из-за кузницы возник воин. Но какой! Облаченный в тяжелые пластинчатые доспехи, какие помнили лишь знатоки вооружения времен Империи, с имперского же образца большим щитом и широким мечом с золоченой рукоятью – и все это было изготовлено в точном соответствии с ростом воина, более девяти локтей! Гигантам-йотунам он, пожалуй, уступал габаритами, зато двигался куда быстрее и грациознее, несмотря на тяжесть снаряжения.
– Дальше пути нет, – прогудел противник на наречии Карпат (лишь Соня узнала этот диалект, с которым познакомилась давным-давно, в иной жизни). – Проваливайте – или умрите.
Люди переглянулись. С врагом, который нападает, даже не пытаясь ничего сказать, разговор возможен лишь на языке оружия. А вот с таким, что ставит какие-то условия, вполне можно договориться, и уж всяко можно – попробовать решить дело миром…
– Поведай, о воитель, своею ли волею ты охраняешь сию дорогу? – Соня не очень понимала, почему вдруг заговорила "высоким штилем", да еще и на архаичном наречии, которое и в лучшие-то времена знала с пятого на десятое. – Коли служба в тягость тебе, рука судьбы может снять сей неправедный груз.
Исполин опустил меч.
– Недосуг мне тут болтать с разными проходимцами, – сказал он, но уже значительно более мирным тоном.
Воительница в прежней изысканной манере (которую всю жизнь презирала) продолжила разговор:
– Всякому делу найдется место и время. И коли призван ты блюсти чистоту пути сего, и не допускать на него тех, чьи души запятнаны неблаговидными деяниями, а сердца отягощены темными намерениями – способен ты и решить, кто вправе ступить на охраняемую тобой дорогу. Решить своею волей, не слушая чужих приказов. Коли ты Страж – служба твоя почетна и добровольна, и над тобою нет никого и ничего, кроме вечного неба и тебя самого; но коли ты всего лишь исполняешь чью-то волю, ты тем самым обращаешь себя в марионетку, куклу на веревочках – и тогда не добровольная служба это, но рабство без надежды на освобождение…
Череп Ахха со стуком вернул на место отвисшую челюсть. Это разрушило магию слов Сони, которую она и сама-то как следует не понимала.
Исполин что-то буркнул (шлем мешал разобрать слова), и внезапно поднял меч. Воительница отпрыгнула – и с немалым удивлением узрела, что движения исполина теперь какие-то резкие и заторможенные, словно его и впрямь, как марионетку, дергал за ниточки неопытный кукольник. Но, подумала она, если это и в самом деле так…
– Врассыпную! – приказала она по-гэльски. – Бить по доспехам, но не калечить!
Стейн кивнул; мгновением позже то же сделал и Бран. О чем там Соня с этим железным исполином говорила – они не поняли, но о странных познаниях спутницы хорошо знали. Не первый день знакомы.
Заставляя исполина кружиться на одном месте, воительница с торжеством отметила, что движения его становятся все более беспорядочными. Топор северянина уже пару раз прошелся по латам; бей Стейн во всю мощь – лежать бы могучему воителю с перебитыми ребрами. Бран своей "Рассекающей Камень" также несколько раз рубанул по ногам исполина; клинок, очевидно, и впрямь оказался магическим, так как доспехи пробивал почти без труда, по поскольку удары не были сильными, большого ущерба противник не претерпел. А сама Соня, ухватив нужный момент, высоко подпрыгнула, и ударом обеих ног в нагрудник великана повергла его наземь. В следующее мгновение над закрытым, с одной только смотровой щелью шлемом зависло одно острие, второе ткнулось исполину в подмышку, а двуручный боевой топор был готов обрушиться на живот.
– Сдаешься? – спросила воительница. Тон ее был спокойным и мирным, словно на обычной тренировке (другой вопрос, что Соня крайне редко принимала участие в подобных разминках). Давая понять, что считает нынешний поединок чем-то вроде развлечения или демонстрации боевого искусства, воительница добавила: – У тебя прореха в обороне: ты наклоняешь щит несколько ниже, чем нужно, и не совсем под верным углом. Перенося вес на левую ногу для рубящего удара сплеча, ты теряешь равновесие, и даже более малорослый противник в этот момент способен сбить тебя с ног.
Исполин расхохотался – эхо внутри шлема превратило его голос в подобие отдаленного камнепада.
– Блестяще! Нечего сказать, компания героев-мстителей, следующих своим путем к великой цели спасения мироздания!
– О чем он, Соня? – нетерпеливо молвил Бран.
– Помолчи, – отмахнулась воительница, – потом объясню…
Великан внезапно замолчал, а затем, совсем иным тоном, спросил:
– Sonja? Herojinya Sonja? Это и вправду ты?
– О, да ты известна в этих краях, – заметил Стейн.
Языка альмов исполин, похоже, не понимал, как не разобрал и гэльского; воительница, однако, жестом приказала северянину заткнуться, а затем сказала (на наречии Карпат):
– Я – Соня, herojinya; иногда меня еще называют Рыжей Соней. Но что тебе известно обо мне? И откуда, если не секрет?
Исполин шевельнулся.
– Позволь мне встать, уж больно неудобная поза для беседы.
– Пожалуйста.
Соня чуть отступила, Бран и Стейн последовали ее примеру. Великан, лязгнув доспехами, поднялся; щит и меч его остались на земле, секундой позже к ним присоединился шлем и латные рукавицы.
– Так-то лучше. Отвечая на твой вопрос: herojinya Sonja – персонаж полудюжины наших легенд; она весьма похожа на тебя, вот только обычно вооружена Лунным Мечом, всегда действует в одиночку, защищает закон и справедливость в своем понимании этих слов; никогда не призывает никого на помощь (хотя многие считают за честь оказать ей услугу), и – правда, в это верят только малые дети, – бессмертна, ибо Река Времени течет мимо нее…
Череп Ахха звучно откашлялся со своего воткнутого в землю шеста – разговор он прекрасно слышал, и язык Карпат, судя по всему, понимал, ибо заговорил именно на нем:
– Ах-ха, я не то чтобы великий знаток древних легенд, но последняя деталь…
– Последняя деталь, которая про Реку Времени, – чистая правда, – раздраженно заметила Соня, забыв перейти на другой, непонятный великану язык.
Глаза исполина стали квадратными.
– Но тогда… ты действительно исполнишь великое пророчество и освободишь наш род!
Воительница со стоном сжала пальцами виски.
– О нет!.. Опять!!! Да когда ж это, наконец, кончится, хотела бы я знать… – и вспомнив о своем проклятьи, сама же и ответила: – Да-да, я знаю – когда будет слишком поздно.
Великан тем временем восторженно излагал указанное пророчество, каковое было составлено согласно всем правилам канона – в стихах, где рифмованного тумана, ритмического течения мысли, философских иллюзий и изящных образов было куда больше, чем здравого (или не очень здравого) смысла.
Россыпь осколков сверкающих звезд
на черной накидке небес -
Словно слова ускользающих грез,
сказанные не здесь.
Вслед за закатом – приходит рассвет,
вслед за рассветом – закат;
И тот, кто желает увидеть свет,
не должен смотреть назад.Сзади остался мир смерти и лжи,
мир поражений и зла.
Мир, где нет места для хрупкой души,
где погибают тела.
Мир древних сил и предвечных Богов,
мир Их жестокой игры…
Звездное небо – пролитая кровь
и Старого Мира костры.Путь Уходящих – безлунная ночь
и серый, бессолнечный день.
Все сожаленья отброшены прочь,
как больше не нужная тень.
Путь Уходящих – уводит за Грань,
что дальше – нам знать не дано.
Для вас, остающихся – кровь наших ран
пусть будет в иной мир окном!
Череп с наслаждением крякнул.
– Ах-ха, блестящий образец!
– Блестящая муть, – зло бросила Соня, – коль уж ты такой умный, объясни, при чем тут я?
– Ну как же, – сказал череп, – ах-ха, это ведь очевидно! Пришедшие Первыми – одни из детей Старого Мира, и часть их некогда покинула сей мир и… ушла, ах-ха. Эти же – тогда остались, а теперь хотят последовать за сородичами. Я прав?
– Точно, Мертвая Голова, – кивнул исполин, – так говорили наши мудрецы. Помоги нам, herojinya – а мы поможем вам!
Соня криво усмехнулась и повернулась к соратникам.
– Ну, народ, – молвила она, обрисовав ситуацию, – что делать будем?
Пришедших Первыми, рожденных в Старом Мире, люди знали под многими именами и обликами; некоторые были частично верны, но полностью – ни один. Это племя хотя и приходилось отдаленной родней помянутым недобрым словом великанам-йотунам, но всегда стремилось лишь к одному: идти своей и только своей дорогой. Однако, поскольку земля была слишком мала для них и людей, предстоящая война казалась неизбежной. Пусть не сейчас, пусть через тридцать или триста лет, но – неизбежной. Этого могли не знать люди, зато прекрасно понимали исполины-Перворожденные, зная, в отличие от людей, как такое бывало в прежние времена.
Войне быть; если только, как гласило старое пророчество и ряд более поздних комментариев, в должный срок не откроется Дверь, в которую войдут все желающие следовать Пути, отличному от земного.
Воины Королевств не разбирались и не желала разбираться в тонкостях Путей, Дверей, неизбежностей, пророчеств и прочей магической белиберды. Однако они, будучи сами персонами весьма независимыми, всегда уважали тех, кто стремится на волю; и хотя им было не совсем понятно, почему Перворожденные не могут найти воли там, где они находятся, люди охотно предоставили бы им посильную помощь в достижении этой цели. Если бы свободно располагали собой и своим временем.
– Мы чрезвычайно торопимся, – наконец сообщила воительница исполину, который ожидал их решения. И коротко объяснила, почему время не терпит. – Вот вернемся, тогда…
– Но ведь можете и не вернуться, – заметил исполин.
Соня пожала плечами. Никто не знает бренности жизни лучше живущих с оружием в руках.
– Это не задержит вас надолго, – продолжил великан, – утром вы снова отправитесь в путь. Но Ключ… ключ требует твоей руки.
– Суеверие.
– Даже если так. Мы просим немногого.
– "Мы"? Ты обладаешь властью говорить за весь свой род?
– Властью – нет. Правом – да. Этот вопрос был решен давно, aye, очень давно…
– Соглашайся, – проскрипел Череп Ахха на языке Альмейна, – ведь с ними спорить, все одно что головой о стенку биться. Ах-ха, гранитную стену лбом не прошибешь…
– А это смотря чей лоб и смотря кто кого будет бить, – без тени улыбки вставил Стейн.
Обреченно вздохнув, Соня кивнула.
– Хорошо. Что именно должно быть сделано?
День четвертый. Тропа Ястреба
Воительница вернулась под утро, едва переставляя ноги. На плече она тащила двуручную секиру, лезвие которой в предрассветном сумраке отсвечивало бледным золотом.
– Тебе оружия мало? – спросил северянин, пряча ухмылку в густой бороде.
– Это подарок, – выдохнула Соня, – не обижать же их было… да и эта штука полегче, чем кажется. Отдохну как следует, возьму себе секиру. А меч тебе пригодится, Бран.
– Не откажусь, – сказал гэл, – но на отдых времени особо нет…
– Дайте хоть до рассвета поспать, и буду в порядке.
Подложив под голову свернутый плащ Брана, она уснула мгновенно. Гэл и северянин обменялись совершенно зеркальными усмешками и потихоньку начали собираться.
– Стоп, а где череп? – вспомнил вдруг Бран. – Его ж Соня с собой унесла…
– Ты себе как хочешь, а я лично будить ее не стану, – отозвался Стейн. – Мне еще жить не надоело. Проснется – спрошу. А пока возьми-ка ты, действительно, ее клинок, да разомнись в обоеруком стиле. Я помогу.
Гэл последовал мудрому совету. Получалось, по его собственным ощущениям, нечто среднее между фокусами пьяного жонглера и иберским фехтованием на парных ножах. Северянин сообщил, однако, что со временем все получится, главное – дать рукам волю, ибо они соображают куда лучше, чем его, Брана, тупая голова.
Сам Стейн тем временем взял подаренную воительнице секиру и попытался разобрать знаки, вырезанные на топорище (последнее оказалось сделано, как ни странно, скорее из камня, чем из дерева или металла). Вскоре, однако, он бросил сию гиблую затею, и занялся изучением более привычных ему боевых качеств оружия. Одностороннее лезвие напоминало искаженный лунный серп; верхний его край походил на острие лоррейнской глефы, нижний же был снабжен дополнительным кольцом, чтобы вцепиться в топорище на две ладони ниже обуха. Под лезвие, таким образом, было удобно в случае чего просунуть руку и орудовать секирой в ближнем бою.
Интересно, подумал Стейн, и перехватил оружие так, как привык держать собственный топор. Секира Сони была раза в четыре легче, и вдобавок куда лучше уравновешена – северянин с изумлением обнаружил, что ею можно даже фехтовать, словно легким мечом! Подойдя к старой сухой березе – у основания ствол был с пол-локтя толщиной, – Стейн размахнулся и рубанул сплеча. В первое мгновение он решил, что каким-то невозможным, нелепым образом промахнулся. Затем услышал треск и отскочил, на свое счастье, в нужную сторону. Срубленное дерево рухнуло; линия среза была ровной и гладкой, словно от острого ножа на головке сыра.
– Ну-ну, – раздался сзади голос Брана, – ты уже с деревьями воевать стал?
Не отвечая, северянин махнул ему – подойди сюда, мол. Узрев воочию, КАК срезано дерево, гэл изумленно выругался, помянув в одной тираде с полдюжины богов своего племени и с десяток сопредельных. Без повторов.
Везет же некоторым, не без зависти вздохнул Стейн. Разумеется, не оружие делает воина, но…
Он вернулся в лагерь, положил секиру подле спящей воительницы и занялся сбором немудреных пожитков и приготовлением завтрака. Последнее сложностей не представляло: нарезать ломтями кусок ветчины и разогреть на огне вместе с парой лепешек. Обычный сухой паек наемников – в тех случаях, когда этот сухой паек вообще был.
Проснувшись от запаха горячей еды, Соня первым делом потянулась к лепешке с ветчиной, осушила флягу воды и лишь затем протерла глаза.
– Все в порядке? – спросила она.
– Вроде как, – молвил Стейн. – Ты куда, кстати, вчера череп девала? Без проводника нам худо будет…
– Придет, никуда не денется.
– То есть как – придет?!
Воительница потянулась всем телом, поднялась, приладила секиру на перевязь за спину, и мотнула головой куда-то в сторону.
– А вон, смотри.
Из-за кузницы великанов показалась фигура, от которой у северянина мурашки по спине забегали. Увенчанная знакомым черепом, она до жути напоминала человеческий скелет где-то локтей в пять высотой; "кости", издавая при движении легкий скрип и почти неслышное позвякивание, цветом походили на молодую весеннюю траву.
– Это… что? – выдавил Бран.
– Тело – en Kee'borg, это голем такой, ну а голова – моя, – ответил Череп Ахха своим прежним голосом. – Ах-ха, как же приятно иметь возможность двигаться самому! вам такого не понять… Замечательные у них мастера, ах-ха, люди на такое не способны… Теперь я точно ваш должник, ах-ха – вы сделали куда больше, чем мы договаривались с самого начала.
– Ну, СДЕЛАЛИ – местные… Мы лишь доставили тебя сюда.
– С ними я уже рассчитался, а с вами – нет. Не люблю быть в долгу, ах-ха. Так что придется провести вас прямо в Цитадель Эддара, а то и помочь в битве.
– Так идем! – заявил Стейн. – Поговорить и в дороге можно…
Сказано – сделано. Встали да пошли, вот и все сборы.
– Слушай, а как тебя называть-то теперь? – спросил Бран. – "Череп Ахха" как-то неудобно…
– Ах-ха, раньше это вас не беспокоило. Да и имя мое вам без надобности.
– Как скажешь, Ахх, – согласилась Соня.
Череп лишь скрипнул зубами…
Дорога была вымощена плоскими белыми плитками, однако благодать сия продлилась всего лишь до небольшой, но бурной речки. За подвесным мостом (в отличие от своего собрата у Железных Врат, этот был вполне надежен) тянулась неровная и каменистая тропинка, каких в горах – тринадцать на дюжину. Тропинка спиралью взбиралась вверх, порою приходилось буквально ползти на четвереньках.
– Это и есть Тропа Ястреба? – поинтересовался Бран возможно более вежливым тоном.
– Еще нет. Доберемся после полудня, ах-ха…
– И ты хотел протащить нас здесь вчера ночью, в темноте?!
– Ну, вы ведь так спешите… Ах-ха, живые всегда спешат, я помню; но до чего же это подчас раздражает, если бы вы знали!