Где-то. Когда-то
Находясь в относительной безопасности, Тио немного расслабился. И успел заметить вылетевшие из дымки стрелы, только когда они уже вонзились в морду хорахша. Пара отскочила, попав в костяные бляшки на голове чудовища, несколько завязли в толстой коже вокруг глаз, но одна… угодила точно в огромную ноздрю. Хорахш коротко взвизгнул, рванулся и обрушился в болото, подняв волну вонючей жижи. Трясина всколыхнулась. Тио окатило грязью, но он успел увидеть, как хорахш наклонил туловище, вытянул палкой хвост и раскрыл пасть. Поняв, что сейчас произойдет, юноша зажал уши ладонями. Тварь взревела так, что, казалось, разорвался сам воздух… И в это же мгновение навстречу этому реву из дымки накатился ответный угрожающий вой. Низкое, на пределе слышимости "ОУ-А-А-ОООО!!!" Боевой клич клана Волка! Два крика столкнулись над гатью, словно сшиблись щитами невидимые воинства. Тио почувствовал, как у него останавливается сердце. Клич клана страшен, если стоишь на его пути.
Хорахш отпрянул чуть назад и приподнял голову, стараясь разглядеть невидимого противника, обладающего столь мощной глоткой. И в этот миг туман пронзила черная молния. Она ударила чудовище в левый глаз, взорвавшийся кровавыми ошметками. Сила удара была такова, что хорахша едва не опрокинуло навзничь, но он удержался, осев на хвост. Однако его развернуло боком… И вторая молния пронзила крестец чудовища точно над задними лапами. Хорахш содрогнулся, жалобно взвизгнул и рухнул набок, нелепо запрокинув кошмарную голову…
* * *
– Я не знал, что ты Мастер Лука, – сказал Вир, глядя, как затихает убитое чудовище. – Всего две стрелы! Две маленьких стрелы!!!
Говорящий с Духами стоял рядом, поглаживая плечо лука, и молчал. Воины обшаривали трясину в поисках Наследника. Без видимых результатов.
Наконец колдун прервал молчание.
– Да, я неплохо стреляю. Нетрудно казаться Мастером, если знаешь, КАК наполнить стрелу. Моей Силы для этого хватило. Но НАСТОЯЩИЙ Мастер убил бы его ОДНОЙ стрелой.
– Как? – Вир пораженно воззрился на Говорящего. – Как – одной?! У хорахша два ума! И я слышал, что нужно поразить оба…
– Есть такое место, вот здесь, – колдун похлопал себя между лопаток, – там сходятся нервы от крестца и головы. Если попасть в него… Но тварь очень неудобно стояла. Я боялся промахнуться.
Вир покачал головой. Он считал, что Говорящий все равно стрелял мастерски. В этот момент к ним подбежал один из воинов.
– Вождь! Наследника нет! Мы нашли только это! – Он протянул Виру широкий копейный наконечник с обломком древка, весь перемазанный в крови хорахша. – Вырезали из пасти!
Вир обернулся к Говорящему. Но вопроса задать не успел.
Колдун, хитро улыбаясь, посмотрел в сторону острова, на котором недавно находилась засада, и спросил:
– Так значит, ты никого там не оставил, о Младший Вождь Вир Сжигающий Камень?
Вир поглядел в ту же сторону и сквозь густеющий туман увидел маленькую фигурку, во весь дух бегущую по гати. Ай да парень! Ранил хорахша, спрятался, выждал и, пока воины искали его, обошел их по трясине. Молодец! Имя он уже заслужил. Но выполняет свой долг! "Выполним же и мы свой", – подумал Вир.
– За мной! – крикнул он и припустил по насыпи, не надеясь, правда, догнать Наследника. Слишком велик отрыв.
Часть вторая
Зов
Мы сегодня, летая, устали,
И на сон, непонятный и дикий,
Я навешу сияние стали
И мертвенно горящие блики.
Будут громы в нем, вспыхнут зарницы,
Конский храп и звезды угасанье,
И врагов наших бледные лица,
И мечей грозовое сверканье…
Я проснусь, рядом ты, как ребенок,
Спишь, уткнувшись в цветастость подушки.
Наклонюсь к тебе и поцелую – в уголок -
Твои нежные губки…
"Сон"
Глава 1
С того дня, как мы с Колькой следом за Сенсэем вошли в зал, все переменилось. Будто кто-то невидимый перебросил тумблер на своем пульте из одного положения в другое. Темные личности налетали на нас в подворотнях… и, растерянно озираясь, уходили, бурча под нос непривычные слова извинений. Частенько рядом с нами возникали драки, но было видно, что нападавшие обознались, и драки гасли сами собой, так и не дойдя до привычной стадии кровавого мордобоя. Что-то было во всем этом от "Гомеостатического Мироздания" Стругацких, которое массированно и малоприцельно "сокрушает микрокрамолу"… Я навсегда запомнил случай, когда нас остановила милиция. Потрепанный синеполосый "москвичонок" подлетел прямо к поребрику. Оттуда вывалился двухметровый детина с укороченным АКСом.
– Стоять! Оружие, наркотики, документы!
Нам, идущим на тренировку, почему-то стало очень весело. Мы бросили сумки на асфальт и предъявили паспорта. Детина тщательно изучил их, потом обыскал нас, залез в сумки, едва ли не обнюхав наши заношенные каратэги. Его первоначальная уверенность сменилась растерянностью и недоумением. Он еще раз вяло обыскал нас, вернул паспорта и, обернувшись к машине, с детской обидой в голосе произнес:
– Ничего нет!
"Москвич" умчался, надсадно тарахтя, а мы принялись смеяться, повторяя следом за детиной: "Ничего нет! Ничего нет!"
Кто-то упорно ловил нас, но его пальцы все время соскальзывали. В снах тоже не раз возникало ощущение, что кто-то ищет меня, но никак не может найти. Зато с тех пор, как "Дарума-Рю" приняла нас, мир под зеленым небом стал сниться мне все чаще и чаще. Но без неприятных постэффектов. Я просыпался, чувствуя в руке тяжесть меча. Плечи еще помнили вес доспехов, а бедра – упругость седла. Я видел невероятные картины. Горы, висящие в сине-зеленой дымке, бескрайние степи, грохот конских копыт по мостовой, замок из кроваво-красного камня, похожий на огромный сталагмит, весь увитый крытыми галереями переходов, увенчанный флагами и бесчисленным количеством больших и малых башенок. А еще в этих снах были люди. Множество людей, которых я, кажется, знал, и даже иногда помнил их имена. И там была девушка, похожая на утреннюю зарю. Такой улыбки я не видел никогда. Она – как утренний сон, как ветерок, гуляющий в листве, как песня ирландской волынки. Рыжеволосая с высокой грудью и гордым разворотом плеч, она…
Просыпаясь в глухой тоске, я хватался за карандаш и кисти. И рисовал, рисовал. Тогда появлялось на листах бумаги и картона диковинное, но удивительно функциональное оружие, города в неведомых землях, воины в темной броне, дети, бегущие по медовому лугу, кони, замки и… Она.
А на занятиях нам с Колянычем шаг за шагом раскрывался мир настоящего воинского искусства. Мы отрабатывали многочисленные приемы. Один на один, один против двух, трех, пяти, десяти и даже группа на группу и трое против одного. Борьба, оружие, рукопашка – все сменялось, как в гигантском калейдоскопе. Нас учили видеть параллели, сопоставлять факты, анализировать события. Нас учили учиться! И, видит Бог, нам это нравилось. Все помнят школьные годы, когда учеба была обязанностью, временами тяжелой. Туда бы таких преподавателей!
Дзю-дзюцу вел квадратный, маленького роста, но быстрый, как тигр, Валерий Дмитриевич Быков. Он почти два десятка лет проходил на атомоходах в боевые автономки. Практик, боевой пловец.
Технику рук вел Гобчак – боксер, мастер, каких мало, с удовольствием впитывавший все новое из лучших систем мира..
А еще был – не удивляйтесь – экстрасенс. Как мы говорили, надо на двери кабинета сделать табличку: "Дядя Коля – Маг и Волшебник". Самый, как нам казалось, таинственный человек в Школе. Он показывал нам такие вещи, для которых не придумано даже слов в обычном человеческом языке. Но "великий и могучий" успешно справлялся. "Мать, мать, мать… – привычно откликается эхо".
Ну и, конечно, Сенсэй, Валентин Юрьевич Боровиков. Двукратный чемпион Советского Союза по фехтованию на рапире среди юниоров. Получивший третий Дан Кекусинкай каратэ во время сверхсрочной службы в ГСВГ. Человек, сумевший разрозненные знания спаять в единое целое, создать Школу, которая выдержала испытания последних тридцати лет российской истории.
Сказать, что мы были счастливы, мало. Мы были на седьмом небе. Занимались с фанатизмом новообращенных. Летом и зимой окна в моей квартире регулярно запотевали, причем неважно, тренировались ли мы вдвоем, или я отрабатывал приемы в одиночку. Как известно, главное – наработка, наработка и наработка. Занятия с Сенсэем – это получение информации, а вот перерабатывать ее каждый должен сам. Невозможно, занимаясь два раза в неделю по два часа, чего-то достичь, если ты не работаешь с собой. Воин тем и отличается от бойца, что не прекращает работу, выходя из зала.
Время шло, и первоначальный фанатизм сменился более серьезным, вдумчивым отношением к занятиям. Пришло понимание, что основа всего – не голая техника, но техника, подкрепленная правильным состоянием сознания. Есть люди, прекрасно владеющие приемами в зале, но не умеющие применить их в реальной обстановке. Юрич называл таких "чемпионами на тренировке". Мы стали искать пути, позволяющие включать нужное для боя состояние в любой момент. Колька прибег к классике: Дзен и Каратэ, Каратэ и Дзен. А меня занесло в мистические дебри. Я перебирал одну за другой системы духовных практик. Углубился в тайны Рун и карт Таро. Энергии Больших Арканов закрутили спиралью мои мозги. Гештальттерапия вновь вернула их на место. Я продирался сквозь дебри символизма "Каллагии". Йогические асаны позволили мне по-настоящему почувствовать течение энергии в теле. Лобсанг Рампа едва не выбил меня из колеи, но был вовремя разоблачен Колькой и отвергнут. Скандинавские берсеркеры не давали мне спать тайной своего боевого безумия. В конце концов я дошел до ручки. Сенсэй сказал, что мои знания "настолько обширны, насколько и бессистемны", и предложил мне, раз уж я задался такой сложной задачей, провести инвентаризацию накопленной информации. И выкинуть все не нужное. Поскольку мои мучения происходят оттого, что я не желаю принимать чужие условности и ограничения, присущие любой системе, созданной другим человеком. А Коляныч глубокомысленно заявил, что небо синее, ботинки черные, а Игорь (то есть я) зациклен на своем "Я-Я-Я!!!". Ох уж эти его дзенские шуточки!
Впрочем, на самом деле он говорил серьезные вещи. Пришлось заняться самокопанием. И вывод оказался парадоксальным. Страх! Вот что руководило мной! Всеми своими дикими поисками я на самом-то деле пытался найти некое супероружие, которое поможет мне, если Кутузов найдет меня снова. Мне просто хотелось иметь лишнего туза в рукаве…
Теперь я понимаю, что это было тогда настоящим достижением: дать себе отчет в том, что страх никуда не ушел. Оно позволило мне по-другому взглянуть на вещи. И действительно отсечь все лишнее. И только тогда я увидел, что нужное мне Знание, как всегда в таких случаях, находилось прямо перед моим носом…
К 1995 году Коляныч и я сдали на коричневые пояса. И в жизни все устаканилось. Оба мы устроились на работу в разные охранные агентства. Отношения между Колькой и Наташей стремительно неслись к свадьбе. Правда, я в этом отношении сплоховал. Возможно, сыграл свою роль инцидент со Светкой. Во всяком случае, женщины в моей жизни занимали весьма скромное место. Они появлялись эпизодически, хотя и довольно часто, всякий раз новые. И так же часто исчезали. Наверное, я инстинктивно отталкивал их, стремясь не иметь слабых мест, в которые можно было бы меня ударить. Рекорд по длительности моих отношений с женщиной составлял в ту пору аж три месяца подряд.
Однако ничто не продолжается вечно. И бесконечно убегать от предначертанного невозможно. Я встретил ЕЕ, когда мне уже стукнуло двадцать девять…
Санкт-Петербург. Декабрь 1999 г.
Читать я научился, когда мне исполнилось чуть больше четырех лет. В школу пошел с семи, и к этому моменту мною была перечитана почти половина нашей домашней библиотеки. Отец с матерью были образованными людьми, литературу любили. И почти три тысячи томов разнообразных книг за "много" не считали. Среди этого книжного изобилия попадались совершенно не детские произведения. Однако я их прочитывал от корки до корки, хотя вряд ли понимал и половину написанного.
Знания мои к первому классу были очень разнообразны и бессистемны. Например, будучи в курсе, "цо то есть" полевой шпат (мой отец был геологом), или ядро атома (классная книжка – Детская Энциклопедия), я понятия не имел, почему девочки носят юбки, что такое "два по поведению" и зачем необходимо чтение по слогам (мама была в шоке, когда я первый раз принес из школы двойку по чтению). Зато из книжек я вынес, что честь дамы священна (понятие "честь" мной истолковывалось несколько односторонне), мужчина – непременно рыцарь (вот он, мой папа!), а любовь – это обязательно счастье.
Став постарше, я сделался циничен и категоричен, но, как ни странно, мое детское восприятие любви мужчины и женщины никуда не делось. Просто из него выпали те люди, которые не подходят под определение "настоящий мужчина" или "настоящая женщина". Возможно, именно поэтому все случилось так, а не иначе.
Был Новый год. Тот самый двухтысячный. Царила паника вокруг компьютерной "проблемы 2000". Компании, инспирировавшие ее, наваривали "бабки". Кто-то предсказывал очередной Конец Света. А Школа "Дарума-Рю" отмечала Новый год в широком "узком кругу". Праздновали его заранее двадцать пятого декабря, с размахом, песнями, танцами, викторинами и, конечно, шампанским. Было целое костюмированное представление. На него пригласили музыкантов, игравших кельтскую музыку, и взяли напрокат оружие и доспехи.
Я изображал викинга, в настоящем шлеме с полумаской, в кольчуге и при мече. По сюжету, будучи неким скандинавским ярлом, я прибыл на Русь, дабы посвататься к дочери "Великого Князя". "Князем" был Андрей, величественно восседавший на "престоле" и облаченный в кожаный доспех с бляшками. Анахроничный шлем бургиньот (славянский найти не успели) он держал на коленях вместе с мечом. По правую руку от "Князя" сидела "Великая Княгиня", по левую – предмет моих помыслов, "Княжна".
Окинув "орлиным взором" панораму, я медленно и величаво, как подобает настоящему ярлу, вступил в зал. За мною ввалилась свита, тот самый оркестр. Я шел по кругу, старательно пыжась и надувая щеки. Выли волынки, гремели трещотки. Словом, выход получился отменный. Остановившись перед "Князем", я воздел было руку, чтобы сказать речь. Но тут едва не случился конфуз. Боевой пояс с металлическими бляшками вдруг свалился с меня на пол. Хорошо хоть я придерживал рукоять меча, а то и он полетел бы туда же. Не зная, что делать, я подцепил пояс кончиком ножен и отбросил его прямо к великокняжеским ногам. Все замерли… Положение спас ведущий, крикнув в микрофон:
– Смотрите! Он бросил свой пояс к ногам "Князя"! Наверное, это какой-то скандинавский обычай!
Мысленно чертыхаясь, я начал свой спич, упирая на то, как древен и благороден мой род, как круты мои воины, а я, конечно, самый крутой из них. Смысл речи состоял в том, что "Великому Князю" за счастье должно быть породниться с таким великим воином.
Но "невеста" смотрела надменно, а "Князь" оказался тертым калачом.
– Ну, если ты так велик, – сказал он, поднимаясь с "престола" и оказываясь выше меня на полторы головы, – то тебе в радость будет позвенеть со мною мечами! Коль победишь – твоя "Княжна", а коли нет – не обессудь!
Тут мы выхватили мечи, отшвырнули ножны, и пошла потеха! Бой мы с Андрюхой репетировали не меньше месяца. Удары наносились в полную силу, с клинков летели искры – красота! Дзан! Дзан!!! Я отбился, атакую! Кланг! Бац! "Князь" не фантик! Отбился и он. Вращение, удар, перевод… Мимо!!! Вот он начинает новую атаку. Два по ногам, два… Но последние два удара не состоялись. Потому как у "Князя" сломался меч! Со звоном переломившись у самой рукояти, клинок отлетел в сторону… Второй конфуз! Но Андрюха не растерялся. Бросив бесполезную рукоять, он отскочил чуть назад… и пробил мне классический хоидзен-ура-маваси по верхнему уровню! Не знаю – били ли так наши далекие предки… Я едва уклонился, изобразив, что удар достиг цели, перекатился, вскочил… Но в этот миг кто-то бросил "Князю" пустые ножны. Он лихо отбил мой новый наскок… и вышиб меч из моих рук! Мы репетировали такую вариацию, поэтому я отпрыгнул, готовя свой прием… Но Андрюха не пожелал падать в свою очередь. Вместо этого он отбросил ножны в сторону, сделал несколько "кулачных па"… и, расплывшись в улыбке, полез ко мне обниматься. Я напрягся, ожидая новых сюрпризов, но их не последовало. "Экзамен" сдан.
– По сердцу мне, как ты бьешься, нурман! – провозгласил "Князь", упирая на "о". – Пожалуй, отдам за тебя дочь свою!
Снова завыли волынки, забренчали струны, и "Княжна", потупив взор, пришла в мои объятия. Да так быстро, что я едва успел содрать с башки шлем. Потом мы все вместе станцевали что-то среднее между лезгинкой и джигой, а ведущий приглашал всех к нам присоединяться…