Я уже проверял цепь – в первую ночь, перед тем как прицепить ее к трубе. С тех пор ничего не изменилось. Ни одного подозрительного звена. Ни одного надпила, даже царапинок нет.
Шагая вдоль цепи, я поднялся по лестнице. Вслед за цепью дошел до комнаты Дианы. Она лежала на кровати, свернувшись клубочком. Дыхание медленное и такое тихое, словно вообще не дышит.
Но когда я повернул ее на бок, тут же проснулась. Со смущенной улыбкой уставилась на меня.
– Мой господин?..
Не обращая на нее внимания, я внимательно осмотрел соединение цепи с ошейником. Потом осмотрел сам ошейник – обе скобы, оба скрепления.
От ее волос сладко пахло какими-то духами. Ее кожа пахла тоньше, но еще слаще – это была не косметика…
Диана, лениво моргая, наблюдала за мной. Улыбка осталась, но уже не смущенная.
– О! Прошу простить меня, мой господин… Чем я вызвала ваше недовольство? Отчего мой господин подозревает меня?.. Разве я не готова на все – для моего господина?..
Она потерлась щекой о мою руку.
Я отвел руку. Вышел из комнаты и прикрыл дверь, насколько позволила цепь.
С цепью все в порядке. А вот с Дианой…
Ч-черт. Не понимаю. Не понимаю и даже не понимаю, чего именно не понимаю… Ч-черт! А может быть, сам себя накручиваю.
А может быть, она специально валяет дурака, чтобы сбить меня с толку… Но зачем ей это нужно? Для чего?..
Черт бы ее побрал! Я накинул плащ и вышел из дома, под обложные тучи и накрапывающий дождик. Постоял на ступенях, хохлясь от дождя и глядя на "козленка". Надо было выйти через черный ход, вот что. Там до гаража два шага. Ехать в город мне лучше не на моем верном "козлике".
Но заходить обратно в дом не хотелось. В этот сумрак, эхо огромных пустых комнат, в неподвижный воздух, пахнущий ее духами, пронизанный ее присутствием… Даже когда она не касалась меня, все равно, рядом с ней я будто весь в клочьях старой паутины, от которой никак не избавиться… Нет уж, лучше обойти под дождем, чем возвращаться в дом.
Шансы, правда, все равно близки к нулю…
Я тряхнул головой. Нет! Не нулю! Надо верить. Если не верить, то лучше сразу застрелиться.
Что я могу – один? Я даже своим ощущениям верить не могу, один. Один на один с ней я точно тронусь. И очень скоро.
Даже с ней мне нужны помощники… И уж точно помощники потребуются против других чертовых сук. Которые не на цепи, а со слугами…
Может быть, кто-то из наших все же спасся?
Что было в ту ночь у дома Старика, я видел. У Гоша тоже… Но Борис? Виктор? Вдруг успели уйти? К ним пурпурные тоже должны были нагрянуть. И уйти от тех пурпурных, если уж Гош не смог… Но вдруг?!
Я спустился и пошел вокруг дома.
На въезде в Вязьму я притормозил, а на перекрестке свернул к центральным магазинам. Сегодня одна машина меня не спасет. Надо бы и переодеться. Это у дома Старика пустырь во все стороны, а у Виктора и Бориса…
Возле нового торгового комплекса я остановился. Внутри, как я и надеялся, оказалось множество разных магазинчиков, от крупных до совсем мелких. Отлично. Есть из чего выбрать.
Но чем дольше я бродил по залам, тем сложнее было решить – а что же мне надо-то? Мне ведь нужно не просто сменить плащ и кожаные штаны на что-то другое. Если одеться по-другому, но в моем вкусе, это мало поможет. Те ребята должны были прошерстить мою квартиру. Просмотрели все мои вещи. Знают, как одеваюсь.
Нужно что-то такое, во что я бы никогда не оделся.
Я гулял по магазину, глазел на шелковые рубашки, приталенные пиджачки и плащики, ботинки с плоскими квадратными мысками… На все то, что притягивало мой взгляд. Вот оно что!
Я огляделся, нашел самый большой – и дешевый – отдел одежды. Вот куда мне надо сейчас.
Для начала я выбрал голубые джинсы, на пару размеров больше. Так, чтобы едва держались на самых бедрах, а штанины у ног топорщились складками. Затем белую футболку, которая была велика еще больше. Байковую рубаху в красно-сине-зеленую клетку. "Пилотскую" курточку до пояса из кожзама. Теперь все это надеть, рубаху застегнуть, но не заправлять. Чтобы из-под куртки торчала рубаха, а из-под нее белоснежный край футболки.
В соседнем отделе я купил огромные белые кроссовки, пухлые и на такой толстой подошве, что даже штанины спадающих джинсов не волочились по полу. Финальный штрих – черная вязаная шапочка. Я заправил под нее свои рыжие лохмы и пошел смотреть на результат.
Из зеркала на меня пялился опасный звереныш, лет пятнадцати-шестнадцати от силы, одетый по моде американских тюрем для малолеток. От одного взгляда тошнит.
Замечательно. Результат достигнут, и даже более чем: я не надеялся скинуть и пару годиков, при моем-то перебитом носе, а вот поди ж ты. Малолетний уличный шакал… Единственное, что мне нравилось в этом звереныше, – это его взгляд. Разноцветный, но правильный. Таким взглядом можно стенки буравить.
Переодеваться обратно я не стал. Нормальную одежду распихал по пакетам и двинулся к выходу, потихоньку меняя походку. Когда миновал раздвижные двери, я уже шел вразвалочку, подседая при каждом шаге.
Со ступеней я свернул к стоянке, и охранник тут же выбрался из будочки и выразительно уставился на меня, предупреждая. Я лишь хмыкнул и направился к своему черному "мерину".
Краем глаза я видел, как охранник засеменил следом. Остановиться его заставило только то, что я открыл машину без долгой возни. Хмурый и удивленный, он провожал меня взглядом, пока я отъезжал от магазина. Не узнал. Отлично.
В Смоленске я поставил машину там же, где и вчера. Но вылез не сразу. Посидел, решая, с кого начать.
Решаясь.
За домом Старика они следят. Значит, и за остальными квартирами тоже. Ждут.
И на этот раз не будет огромного пустыря, где ни одного фонаря. И Борис и Виктор живут в обычных многоквартирных домах… жили.
Или все-таки… Кого ждут те пурпурные у дома Старика? Только меня? Или еще кого-то?
Надеюсь. Надеюсь!
Одному мне не выследить, откуда они приезжают. Нужен помощник. Хотя бы один помощник. Не уверен, что и вдвоем можно отследить этих пурпурных, но одному-то уж точно никак…
А через неделю-другую они снимут слежку, уберутся из города – и все. Я их уже не найду. Ни их, ни ту чертову суку, что сделала это. Я вылез из машины и от души хлопнул дверцей.
Уже темнело, включились фонари, и снова зарядил мелкий дождик. Я постоял, соображая, в какую же сторону будет короче. И зашлепал по лужам, дробя отражения фонарей.
В квартире Бориса свет не горел.
Иного я и не ждал. Интересовало меня другое. Я обошел прилегающие дворы, потихоньку разглядывая машины, что стояли вокруг его дома. Отыскивая и боясь найти его машину.
Если она здесь, можно ставить крест. Не успел убежать.
А вот если ее нет…
Сердце колотилось, но я заставлял себя шагать ленивой развалочкой, подсаживаясь в коленях при каждом шаге. Чуть сутулясь. Опасный малолетка так опасный малолетка. Играем роль. Здесь не пустырь, здесь много скрытых мест. Пурпурные могут сидеть не в квартире Бориса, а в соседнем доме. Тогда просматривают и двери подъезда, и все подходы к дому.
Кажется, нет его машины…
Но надо еще раз проверить. Ошибки быть не должно.
Я прошелся до ближайшего магазина, вернулся обратно и сделал еще один круг по прилегающим дворам, исподволь разглядывая машины.
Точно – нет ее тут. Нет!
Сердце билось все быстрее, мелко задрожали кончики пальцев. Нет машины! А это значит…
Я с трудом удерживался, чтобы не заплясать от радости. Как-то спасся Борис! Как? Может быть, Гош успел ему отзвонить. Когда понял, что сам уйти не успеет, постарался хоть других предупредить.
Спасся! Теперь надо сообразить, как его найти…
И тут я как споткнулся. Ч-черт… У него же еще гараж есть… Он мне даже показывал, где у него запасной ключ лежит. Мне и Гошу… Машина может быть и там.
Я огляделся, где те гаражи. Вон они, в просвете между домами, коробки из рифленого железа.
Хотя не думаю, что он мог поставить машину в гараж. Чтобы плестись оттуда к дому, еще триста метров пешком – после прогулочки на тысячу верст, что была у них с Гошем? Не верю.
Сам-то я ставил машину в гараж после поездок с Гошем, но только из-за Виктора. Он за мной приглядывал по поручению Старика. Но это за мной. За Борисом никто не присматривал. Мог оставить машину там, где удобнее. Я бы на его месте бросил машину прямо у дома.
Если Гош успел предупредить его, то, может быть, он и Виктору успел позвонить?!
Пальцы дрожали, когда под грудой хлама у стены гаража я нащупывал запасной ключ. Со второго раза попал в замочную скважину, потом нетерпеливо рвал неподатливую дужку замка из скоб. Распахнул створку.
Машина была здесь.
К гаражам, где держал машины Виктор – их у него две, – я шел как не свой. Будто не я брел под дождем, а кто-то другой, а я лишь глядел на все вокруг его глазами. Из-за его глаз…
Одна машина Виктора была в гараже.
Вторая стояла возле дома. Мне даже не пришлось кружить, Виктор всегда ставит… ставил машину в одном и том же месте. Слева от подъезда, метрах в десяти.
Его машина. Никаких сомнений, она. И все-таки я прошелся мимо дома, чтобы разглядеть ее номер.
Номер конечно же совпал.
Дождь усилился, я хохлился уже не ради роли, а по-настоящему. За воротником было сыро, на душе мерзко.
Дорога к моему гаражу казалась вечной.
Ничего, ничего… Ничего! И один выслежу. Все получится. Должно получиться!
Перед рядом гаражей я остановился и огляделся. Никого. Замечательно.
Я разобрался с замками, приоткрыл дверцу, юркнул внутрь и закрылся. Нащупал выключатель. Щелчок – и гараж залило светом.
Пусто, но на этот раз я не расстроился. Где моя машина, я и без того знаю. Здесь мне нужно другое.
Я сдвинул вбок деревянный стеллаж с барахлом. Открылась выемка в полу. Я достал оттуда увесистый кулек из промасленной ветоши, развернул. Восемь пачек патронов для Курносого, одна пачка початая, и еще сверток в масляной тряпочке – тонкие жестяные пластинки обойм. Похожи на кусочки стального кружева: пять круглых вырезов по краям, дырка в центре. Стальные "снежинки". Full moon clips, как обзывает их наш дорогой пижон. Виктор говорит, у американцев бывают и half moon clips – половинка "снежинки", всего на три пули для промежуточной перезарядки. И даже смешные third moon – всего для двух пуль, по виду похоже на восьмерку, надкусанную с концов…
Говорил.
Все это я запихнул в сумку. Туда же пенал с пилочками.
Для паучихи подпиливать пули особо не нужно, умирает она легко, как самый обычный человек, но только если это простая паучиха. Одинокая. А у этой чертовой суки прирученными ходят не только взвод-другой мужиков, но и пара жаб. Как минимум пара. Те молоденькие жабки, которых я видел у морга в компании той опытной. Но кто знает, сколько их у нее всего?
Надеюсь, я всё-таки достану ее…
Я застегнул сумку.
Ну вот и все. Я вздохнул. Оглядел гараж – такой знакомый и родной. Может быть, в последний раз.
Ну все. Я повесил сумку на плечо, шагнул к выходу… И замер.
Сердце судорожно забилось в груди, трепыхаясь у самого горла. Сумка соскользнула с плеча и тяжело бухнулась на бетонный пол.
На коврике у входной дверцы лежала записка.
И только один человек оставлял записки вот так – в гараже, подсовывая в щель под воротами.
Руки тряслись, пока я разворачивал листок бумаги, сложенный вчетверо. Строчки прыгали перед глазами – аккуратно выведенные таким знакомым почерком! Гош!
Выжил, вернулся и оставил мне записку! Все-таки не зря я…
Я разглядел дату.
Сердце все еще прыгало в груди, не желая успокаиваться, но вместо радости теперь была тяжесть в висках и плыло перед глазами.
Дата. И время. Гош всегда проставлял дату и время.
Он написал эту записку в тот проклятый день, когда я вернулся в город после ночной охоты на жабу – охоты, затянувшейся на сутки. Сутки, вместившие ночь боли, белое утро и то, что я обнаружил в городе. Он подсунул записку в гараж за два часа до того, как я подъехал к его дому, темному и затихшему…
…Глаза как у снулых рыб, движения ленивые, заторможенные, словно сквозь воду… тетя Вера, непохожая на себя, непохожие на себя Сонька и Сашка… через дорогу прямо под машину, не замечая ничего вокруг…
Я оторвал глаза от даты.
"Борису кажется, его заметили. Никуда не суйся. Отзвонись". Ниже размашисто приписано "Сразу!" и трижды подчеркнуто.
Обычно Гош не разменивался на восклицательные знаки, да и подчеркиваний в его записках я не видел…
Гош и Борис…
Если уж они вдвоем не смогли… Вдвоем с Гошем не смогли отследить тех ребят, а засветились и привели их уже по своему следу прямо в город…
Я вдруг почувствовал, насколько устал. Записка тяготила руку как кирпич. Руки опустились.
На что я надеюсь? На что?
За воротами гаража зашуршали шины, подъехала и встала слева от ворот машина. Почти тут же прошуршали шины и справа.
Я перевел взгляд с ворот на записку.
Никуда не суйся.
Снаружи почти одновременно щелкнули две дверцы.
Никуда не суйся…
Поздно.
Дурак. Идиоту же было ясно, что соваться сюда нельзя. Эти ребята выследили Гоша, куда уж тебе было с ними тягаться…
Словно во сне, я сунул руку в карман за Курносым… попытался сунуть. Вместо кармана плаща рука наткнулась на кожзаменитель, а потом на непривычную подкладку в кармане "пилотской" курточки. Плащ остался в машине в двух верстах отсюда, Курносый там же, втиснутый сбоку под правое сиденье.
Дурак!
Я все-таки проверил, что дверца в воротах заперта на задвижку.
Хотя это едва ли надолго задержит их. Сами ворота тоже заперты длинным прутом, но и это едва ли поможет.
Я пятился в глубь гаража, слишком поздно вспомнив, что не погасил свет. Есть ли щели в дверях? Видно ли снаружи, что здесь свет? Да при чем здесь свет… Если они приехали сюда именно сейчас…
Пистолет не помог бы мне справиться с ними, но спас бы меня. Хорошо, если убьют сразу, а если повезут к паучихе?..
Как во сне, я пятился назад, сжимая в руках записку Гоша, ожидая и страшась услышать стук в ворота. Издевательское негромкое постукивание костяшками пальцев. Дынь-дынь-дынь. Вот и мы. Ты в самом деле думал, что можешь что-то сделать?
А потом зазвенело где-то далеко справа.
Я не сразу понял, что это за звук. Лишь когда лязгнул замок совсем близко и ворота гаража слева тоже стали открываться, я понял.
Кровь ударила мне в лицо, уши стали горячими.
Трус! Чертов трус!!!
Это просто приехали припозднившиеся соседи по гаражу. Так получилось, что сразу две машины. Слева и где-то правее в противоположном ряду. А ты…
Трус. Господи, какой же трус.
Я стоял с горящими ушами, сжав зубы, стиснув кулаки так, что ногти вонзались в кожу, – отвратительный, маленький трус. Ненавижу. Господи, как же я ненавижу эту маленькую, трусливую мразь!
Я стоял так, пока в гаражах не отгремело. Сначала ворота открывали, потом машины заезжали внутрь, опять гремели ворота, удалялись шаги…
Мне казалось, я не перенесу, если сейчас выйду к ним, – трус. Они не могут не увидеть, какой же я трус. Даже сквозь стены гаража они чувствуют это и неловко пожимают плечами и ухмыляются.
Когда шаги затихли, я осторожно сложил записку, запихнул ее в карман рубахи, где дождь не мог достать ее. Подцепил с пола сумку и выбрался из гаража.
Сумка тяжелила руку, но вешать на плечо я ее не стал. Мне сейчас это было нужно – увесистая тяжесть в руке, чтобы напряглись мышцы. Давая выход ярости и злости, что жарко наполняли мою кровь.
Валять дурака с походкой я перестал, быстрым шагом добрался до машины за четверть часа. Залез на заднее сиденье и переоделся в привычную одежду. Записку переложил в правый внутренний карман плаща – там и "молния" есть, и почти не пользуюсь я им. Там не потеряется.
Запихнул в пакет дурацкие джинсы, куртку и кроссовки и не поленился вынести их из салона в багажник. Не хотелось мне даже глядеть на пакеты с этой одежкой. Словно пропиталась она тем трусливым страхом в гараже.
Ничего, ничего… Ничего! Пусть я один, но я еще жив. Они меня еще не поймали. А значит, что-то я еще могу сделать.
Один много не смогу? Что ж… Сделаю, что смогу. Но сделаю!
Я завел машину и стал выбираться на московскую трассу.
Сделаю. Надо только сообразить, как выследить, откуда приезжают эти пурпурные… где их логово, где гнездо их хозяйки.
Fly with their wings,
They make you feel so free,
But you may fall…
Чертова сука! Будь она проклята, эта тварь… Даже музыка меня не успокаивала!
Из-за нее я даже не чувствовал музыки! Мой любимый Ферион – и все равно это ничего не меняло. Солнечный и неспешный Ljusalfheim – я знал, что он солнечный, когда, закольцевав песню, кружишься вместе с ней по переплетению тем, – скользил мимо меня, серый и далекий. Я никак не мог погрузиться в музыку. Не плыл вместе с мелодией, а стоял один на холодном берегу…
In the realm of Alfheim
You never know
What you have seen.
A pale mirage?
Я надеялся, что дорога, мягкий ход машины и однообразное мелькание фонарей успокоят меня, дадут проклюнуться из-под шелухи досады какой-то стоящей мысли.
Куда там! Совершенно непонятно, как ее достать. Как выследить ее пурпурных слуг.
Любые мои предположения разбивались, как волны об утес, о две строчки. О бумажку, что лежала у меня на груди. Если уж Гош не смог… Сам Гош, да с Борисом на подхвате… Куда уж мне-то соваться?..
Решимости хоть отбавляй, а толку-то? Черт бы все это побрал! Сжав кулаки, я врезал по рулю, ни в чем не виноватому.
Решимости у меня сейчас, на дрожжах еще свежего стыда, под завязку, да. Но если перестать вилять перед самим собой, надо признать: мне их не отследить. И решимость довести дело до конца тут не поможет. Попасть как кур в ощип большого ума не надо. Если я попытаюсь следить за ними, без всех тех навыков, что были у Гоша, то точно вляпаюсь.
Но если я не могу их отследить – что толку от возни с Дианой?
Да и Диана… С ней тоже ни черта не понятно. Что с ней было утром? Не бодрый паучок, а мокрая муха какая-то. Сонная. Но я же видел, что она спала.
Прикидывалась? Может быть… Но зачем? Цепь я проверил. Да и услышал бы я, если бы она что-то с ней делала.
Тогда чем она могла заниматься? Если, конечно, это она чем-то занималась, а не мое разыгравшееся со страху воображение. Ч-черт! – еще с одним тычком в руль! И тут ничего не понятно!
И все-таки что-то ведь ее вымотало… Не столько даже физически, сколько умственно… Но что?
В довершение ко всему, вдруг закололо в руке. В правой ладони, там, где нижняя фаланга большого пальца – этакая пятка ладони. Когда бьешь, удар приходится на нее. Не стоило так уж от души шлепать по рулю. Ни в чем не виноват, но отомстить может.