10
Могучие волны с грохотом разбивались о нос "Белла Донны", рассекавшей холодные воды Тирренского моря. Хотя утро наступило прекрасное, паруса на итальянском пароходе были убраны и надежно привязаны к реям, а люки грузового трюма плотно задраены, словно это прочное судно подготовили к сильному шторму. Мостик располагался над комплексом рабочих помещений и личных кают. За стеклом больших окон мостика можно было разглядеть рослых молодцов в тяжелых бушлатах, которые стояли у штурвала, обшаривали в бинокль горизонт и поминутно сверялись с навигационными картами. Сразу за мостиком возвышалась проклепанная труба, извергавшая массы густого черного дыма.
С самого рассвета арендованное судно шло на всех парах. Несмотря на то, что на борту был экипаж из двух сотен моряков, палубы корабля оставались безлюдными, за исключением двух промокших фигур, стоявших на самом носу. Разбивающиеся о нос волны постоянно окатывали их холодной морской водой, но эти двое лишь привычно раскачивались в такт движениям швыряемого волнами судна и продолжали проверять оружие, которое держали в руках.
Сосредоточенно нахмуренные и поглощенные своим занятием, проф. Эйнштейн и лорд Карстерс были в стеганых дорожных одеждах, макинтошах и сапогах из тюленьей кожи, а по бокам у них висели объемистые парусиновые мешки.
Небо на горизонте темнело, солнце начали заслонять тучи. Однако море оставалось неестественно спокойным, и столь же неестественным казалось отсутствие рыбы. За все время с того момента, как "Белла Донна" рано утром вышла из порта, исследователи не увидели в море никакой живности, ни малейшего движения, а эти воды всегда славились богатым разнообразием морской жизни.
Наморщив лоб, лорд Карстерс закончил заряжать свой "Веблей" и убрал револьвер в наплечную кожаную кобуру военного образца.
– Вы действительно думаете, что это сработает, профессор?
– А вы можете предложить что-либо иное, юноша? – спросил проф. Эйнштейн, нервно крутя серебряного льва на эфесе своей трости-шпаги. "Адамс" 32-го калибра удобно разместился в кобуре на поясе, а за голенищем правого сапога профессора скрывался грозный французский стилет.
– Если б я мог, сэр, – прогромыхал Карстерс, – то нас бы здесь не было.
– Тогда проверьте, пожалуйста, дистанцию. Тут важна точность.
Сунув руку в висящую у него на боку парусиновую сумку, лорд Карстерс извлек медный секстант и, прищурясь, посмотрел через прибор на затягивающееся тучами небо. В облаках ненадолго возник разрыв, и лорд, поймав солнце, произвел в уме быстрые вычисления.
– Готово, сэр, – доложил Карстерс, возвращая секстант в мягкое гнездо футляра, лежащего в сумке. – Мы вышли из двенадцатимильной зоны и официально находимся в международных водах.
Поправив обшлага рукавов, Эйнштейн сделал вдох.
– Значит, пора. Вы готовы?
Расстегнув воротничок, лорд Карстерс пробурчал нечто утвердительное.
Сложив ладони рупором, профессор отвернулся от моря и крикнул в сторону корабля во всю силу легких:
– БОГ КАЛЬМАР НЕ ГОДИТСЯ ДАЖЕ ПСУ НА ЗАВТРАК!
Тотчас же раздался дикий вопль, и выскочивший из-за шлюпки матрос с рычанием бросился на англичан, размахивая большим ножом. Изготовившись для стрельбы, лорд Карстерс нажал на спуск "Веблея", и единственный гулкий выстрел свалил матроса на палубу.
На мостике вахтенные выронили из рук все, что в эту секунду держали, и показывали пальцами на палубу, потрясенно разинув рты.
– Итак, сэр? – спросил Карстерс, все еще сжимая в руке дымящийся револьвер.
Торопливо сунув руку в карман дождевика, проф. Эйнштейн достал хрустальный шарик с заточенным в нем мумифицированном тарантулом. Слегка смущаясь, он коснулся шарика кончиком языка.
– Что-нибудь есть? – с живостью спросил лорд Карстерс.
Опустив шарик, профессор печально покачал головой.
Лорд Карстерс подбоченился и скептически посмотрел на старшего коллегу.
– Вы уверены, что эта штука работает?
– Абсолютно. Будь здесь где-нибудь живые мертвецы, я определенно смог бы заметить их присутствие. – Эйнштейн рассеянно погладил шарик, и паук дернулся в ответ. – Этот талисман доказал свою полезность уже бессчетное количество раз. Нисколько не сомневаюсь, что тот знахарь, которому он раньше принадлежал, был крайне раздосадован, обнаружив его отсутствие. Хотя я оставил ему взамен великолепный портрет Ее Величества.
– Более чем адекватная компенсация, – признал лорд Карстерс. – Тогда вопрос следует формулировать так: а есть ли там вообще что-нибудь – хоть что-то – или нет.
Убрав револьвер в кобуру, лорд извлек из парусиновой сумки подзорную трубу Королевских военно-морских сил и окинул внимательным взглядом горизонт.
– А пока, сэр, мы, похоже, тут одни.
– Ну, это была всего лишь идея, – слабо возразил проф. Эйнштейн.
– Идея, из-за которой мы, вполне вероятно, сами себя загнали в ловушку – на корабль, в экипаже которого сплошные кальмаропоклонники, – резко напомнил ему Карстерс. – Если бы, откликнувшись на то объявление, на корабль, отплывающий "уничтожить Храм Живого Бога Кальмара", записался хоть один нормальный моряк, то он, как мне представляется, уже был бы на палубе, чтобы выяснить, что тут за стрельба.
Когда очередная волна разбилась о нос, взметнув каскад брызг, профессор задумчиво нахмурился и сунул руки в карманы.
– Да. Если бы пришлось давать объяснения, я собирался сказать, что это было сделано в порядке самообороны. Однако, похоже, объяснения не понадобятся.
Но едва произнеся эти слова, проф. Эйнштейн переменился в лице и с силой хлопнул себя по голове.
– Ну конечно! Какой же я болван! Это была самооборона! – Профессор сделал жест в сторону распластавшегося на палубе остывающего трупа. Тело обдало очередной волной, и конечности задвигались в непристойной пародии на жизнь.
– Разве вы не понимаете? – вскричал Эйнштейн возбужденно. – Этот малый бросился на нас с ножом! Это все сводит к нулю! Легенды ясно гласят, что жертвоприношение должно быть актом убийства.
Лорд Карстерс очень и очень медленно отвел от глаза подзорную трубу и развернулся на месте, уставившись на профессора сверху вниз.
– Это означает, что мы должны хладнокровно убить одного из матросов? – вопросил он.
– Именно!
– Н-но мы не можем этого сделать! – воскликнул лорд.
– Что? Это почему же, юноша?
– Да потому, что это будет убийством! Самым страшным преступлением, какое только можно совершить!
Проф. Эйнштейн в раздражении вскинул руки.
– Но в этом-то, черт возьми, и заключается вся идея, болван вы этакий! Кроме того, вы же сами сказали, что экипаж определенно состоит из кальмаропоклонников, так в чем проблема?
– Я мог и ошибиться, – заколебался лорд Карстерс, убирая в сумку подзорную трубу. – Мне приходит в голову, что, может быть, какой-нибудь совершенно невинный моряк не решается появиться, после того как эти странные работодатели только что застрелили его товарища. Возможно ведь и такое.
– Ну, может быть, – неохотно согласился профессор.
А Карстерс настойчиво продолжал:
– Кроме того, мы не можем быть уверены, что убийство даст какой бы то ни было эффект. Конечно, легенды все слышали, но они могут оказаться не более чем легендами. Вы просите меня совершить убийство – самое серьезное и ужасное преступление, какое только можно вообразить, – ради того, что, возможно, лишено всякого смысла.
Приняв позу как для выступления в парламенте, английский лорд сцепил руки за спиной.
– Сожалею, сэр, но как офицер и джентльмен, я не могу этого сделать.
– Значит ли это, что теперь можно выходить, не опасаясь за жизнь, signore?– спросил робкий голос, и из-за одной из спасательных шлюпок высунулось испуганное лицо. – Если вас это не слишком затруднит, то, по-моему, экипаж хотел бы вернуться в порт. Я забыл свой бумажник.
Многочисленные крики из-за других шлюпок подтвердили, что большинство членов экипажа оставили на берегу разные предметы, без которых они будут как без рук.
С ощущением какой-то пустоты в желудке, Карстерс тяжело вздохнул.
– Это было серьезной потерей времени, сэр, – произнес он, а затем так и подпрыгнул, когда по главной палубе "Белла Донны" разнесся резкий хлопок пистолетного выстрела.
Пригнувшись, лорд Карстерс выхватил собственное оружие, тогда как проф. Эйнштейн сделал один за другим два выстрела. На другом конце палубы матрос вцепился в окровавленные лохмотья своего горла, сделал несколько неверных шагов назад и упал через поручни, исчезнув в неспокойном море.
– Не спускайте с них глаз, – скомандовал Эйнштейн, снова извлекая на свет тарантула.
Взведя большим пальцем курок "Веблея", чтобы можно было стрелять немедленно, Карстерс заметил, как по всему кораблю сыпанули, прячась кто куда, бесчисленные матросы. Оказывается, на "Белла Донне" было куда больше моряков, чем он представлял себе. Намного больше. Страшно намного больше. И большинство из них теперь были облачены в балахоны. Ой-ей-ей!
– Сэр, я поражен, – произнес лорд Карстерс уголком рта, потому что высматривал признаки новых коварных происков врага. – Но как вы узнали, то тот малый был кальмаропоклонником? Заметили его кинжал?
– Я понятия не имел о кинжале, юноша, – честно сознался профессор, касаясь языком шарика. – Но от наших действий зависит судьба мира. Нам требовалось убить человека, и я это сделал.
В полном ужасе лорд опустил оружие и уставился на пожилого профессора.
– Сэр! – воскликнул он, вкладывая в это единственное слово очень богатое содержание и очень сильное чувство.
А проф. Эйнштейн в полном замешательстве продолжал:
– Я совершенно уверен, лорд Карстерс, что преисподние многих религий, как существующих, так и забытых, уже борются за обладание моей душой. И поступаю так, как считаю наилучшим. А теперь тихо. Там что-то есть.
И потом негромко, словно говоря с самим собой, профессор добавил:
– А если учесть, сколько священных храмов я осквернил и сколько обидел священнослужителей, то иудео-христианской команде придется записаться в очередь, чтобы заполучить меня в свои лапы.
Перехватив поудобнее "Веблей", лорд Карстерс пробормотал себе под нос что-то о цели, оправдывающей средства. А затем лорд прервал моральную литанию, поскольку его внимание привлекла шлюпка, за которой прятался убитый им матрос. При более внимательном рассмотрении было видно, что морская вода начинает смывать свежую краску на бумажных заплатах, прикрывающих просверленные в корпусе бесчисленные дырки. Эта шлюпка была не более мореходной, чем дуршлаг! И у лорда молниеносно возникла мысль, а не проделали ли то же самое со всеми остальными шлюпками, а то и с корпусом "Белла Донны"?
– Слушайте, профессор, – хладнокровно промолвил Карстерс. – Если сейчас еще и "Летучий Голландец" появится, будет ой как весело.
– Он близко, – будничным тоном заявил Эйнштейн, устремив невидящий взор куда-то вдаль. – Да, очень близко.
Глянув через планшир, лорд увидел только пустынное море, простирающееся до штормового горизонта. Шторм быстро приближался. Еще не легче.
– Где он, сэр? – спросил лорд.
Не отрывая языка от своего странного шара, профессор показал пальцем за левый борт итальянского парохода.
– Там, – пробормотал он. – Я чувствую какое-то присутствие. Нет, не кого-то одного, а многих. Они нас увидели и крайне раздражены. Это огромное зло, юноша. Огромное зло и огромная печаль.
Проф. Эйнштейн оторвал язык от хрустального шарика; тот отклеился с негромким звуком, как если бы примерз зимой к фонарному столбу.
– Они здесь, – прошептал он, вытирая шарик.
Вполне объяснимо обеспокоенный, лорд Карстерс вперил взор за левый борт, но там наблюдалось лишь легкое потемнение воздуха, словно с моря поднимался вечерний туман. Сзади послышался шорох. Карстерс резко развернулся на месте и выстрелил вслепую из "Веблея" в воздух; гулкое эхо выстрела заставило дюжину вылезших из укрытий вооруженных молодчиков снова попрятаться.
– В поезде у них были револьверы – почему они сейчас не воспользуются ими? – раздраженно произнес лорд.
– Когда жил Бог Кальмар, огнестрельного оружия еще не существовало, – пробормотал профессор, стараясь не терять концентрации. – А сейчас уже осталось слишком мало времени до церемонии возрождения. Магическая сила возрастает, но их способность пользоваться огнестрельным оружием, напротив, слабеет.
– Ага. Нам повезло.
– В данный момент – да. Но позже... – Эйнштейн снова коснулся языком шарика.
– Позже? – встревоженно спросил лорд Карстерс.
– Они здесь, прямо рядом с нами, юноша! – удовлетворенно воскликнул профессор, убирая в карман талисман. – Да, я вижу одного из них. И... и он увидел меня! Что за... У него что-то в руках. Раскручивает над головой. Что-то вроде абордажного крюка. Я... берегись! – Вскрикнув от боли, проф. Эйнштейн дернулся вперед и схватился за грудь.
Держа "Веблей" наготове, лорд Карстерс вцепился в руку профессора, удерживая его от падения за борт. Но рука казалась какой-то странной на ощупь, легковесной и хрупкой, почти как если бы была сделана из сухих листьев.
– Что случилось, профессор? – спросил лорд с тревогой. – С вами все в порядке?
– М-моя душа, – еле слышно проговорил смертельно побледневший проф. Эйнштейн. – Им... им не требуется моя телесная оболочка, юноша, – только моя душа.
– Наглые мерзавцы!
– И теперь они получили ее, – прошептал профессор.
В страшном ужасе лорд Карстерс наморщил лоб.
– И они готовы убраться?
Опустив плечи, проф. Эйнштейн уныло кивнул.
– Они взяли то, за чем явились. Все кончено. Мы снова потерпели неудачу.
– Так не пойдет! – угрюмо заявил Карстерс. Оставив своего дрожащего друга, лорд подошел к поручням, набрал побольше воздуха в легкие и проревел как можно громче:
– Э-ге-гей, Голландец! Прошу разрешения подняться на борт!
При этом крике весь мир, казалось, замер. Даже ветер прекратился, а на море застыли волны.
Двигаясь еле-еле, Эйнштейн снова коснулся языком талисмана.
– Я чувствую замешательство, – пробормотал профессор. – И много вульгарных выражений. Боже правый!
Материализуясь из пустоты, к пароходу протянулся древний деревянный трап и с громким стуком вступил в контакт с палубой. Не дожидаясь дальнейших приглашений, проф. Эйнштейн и лорд Карстерс перепрыгнули через планшир и оказались на эфемерной доске.
По всей "Белла Донне" раздались вопли ярости, и из-за шлюпок, кабестана, якорной лебедки, угольного бункера, мостика, сапунов, канатных бухт, из люков и иллюминаторов и даже из дымовой трубы полезли десятки выряженных в балахоны матросов, размахивающих ножами, тесаками, топорами и другими орудиями уничтожения. Несколько матросов бросили вслед исследователям ножи, другие метнули гарпуны, а двое стрельнули из арбалетов, но весь этот залп, не причинив никакого вреда, прошел сквозь призрачных Эйнштейна с Карстерсом, когда те побежали по исчезающему трапу.
Углубляясь в туман, лорд Карстерс оглянулся и увидел, как "Белла Донна" начинает исчезать из вида; ее экипаж в балахонах беззвучно выкрикивал непристойности и размахивал целым арсеналом оружия.
Облегченно вздохнув, лорд тут же поперхнулся густеющим туманом – зловонными испарениями, насыщенными острым запахом древней пыли и гниющих трупов. Закашлявшись, Эйнштейн прикрыл лицо тряпкой, и Карстерс благоразумно последовал его примеру. Черт подери, вонь стояла просто ужасная!
Постепенно проступая из тумана, на исследователей надвигался силуэт, смутно напоминающий очертания корабля, тип которого, впрочем, совершенно не был знаком обоим немало поездившим по миру путешественникам.
Когда силуэт был совсем близко, проф. Эйнштейн и лорд Карстерс услышали донесшийся сзади отголосок громового взрыва и когда они обернулись, то увидели, что большая часть главной палубы сменилась дымящейся дырой и "Белла Донна" уже начала, кренясь, погружаться в Тирренское море. Раскиданные взрывом пламенеющие обломки все еще падали с неба, покуда неистово мечущиеся матросы пытались заткнуть тряпками дыры в шлюпках, в то время как другие неуклюже ныряли в соленые воды. Через несколько секунд разразился нарастающей силы шторм, и пароход исчез среди вспышек молний в проливном дожде.
Продвигаясь уверенным шагом по трапу, профессор Эйнштейн отвернулся от этого пандемониума.
– Отлично, юноша. Откуда вы знали, что эта безумная идея сработает?
– Я не знал, – честно ответил лорд Карстерс, не отрывая глаз от шаткого трапа. – Но она определенно обладала одним очевидным достоинством: никто и никогда такого не делал. Кто же по доброй воле попросится на борт "Летучего Голландца"?
– Р-р-р, – проскрежетал откуда-то из вздымающейся стены облаков нечеловеческий голос. – Вот это-то мы и хотим узнать, приятель.
11
Над Лондоном медленно и величаво плыли звуки колоколов Биг-Бена, отбивающего время, и окружавший башню кокон строительных лесов слегка подрагивал при каждом ударе колокола.
На другом конце города Мэри Эйнштейн, отпивая из чашки обжигающий кофе, наблюдала сквозь треснутое оконное стекло за улицами внизу. На сгибе левой руки у нее покоился заряженный дробовик, а за пояс, надетый чуть выше турнюра, была заткнута пара револьверов "Адамс".
Господи боже, неужели сейчас всего два пополудни?– подумала она, не в силах поверить в это. – Ночь была такой долгой. Очень, очень долгой.
Почитатели Бога Кальмара совершили двенадцать нападений на музей, и каждый налет был более кровавым и злобным, чем предыдущий. С помощью винтовки и арбалета она ликвидировала с дюжину этих негодяев, но они все лезли и лезли, столь же неудержимые, как муравьи-воины или адвокаты.
Уж не знаю, чем они там еще знамениты, эти дутарианские ребята, – бесилась про себя Мэри, – но развиты они не по годам!
Она и представить не могла, что будет с ее дядей, когда он увидит нынешнее состояние музея. Изрядная часть здания превратилась в руины с сотнями разбитых на куски или уничтоженных огнем бесценных экспонатов. Все окна, кроме этого в гостиной, были забиты досками, чтобы скрыть отсутствие стекол, а зияющие дыры в крыше были грубо залатаны деревянными столешницами. Даже сводчатые железные ворота, которые без единой царапины перенесли События, теперь висели, искореженные, на своем потрепанном каркасе, держась на единственной треснувшей петле. Стены музея покрылись рябью пулевых выбоин, а мостовая потрескалась от взрывов. Сад был совершенно уничтожен, могучий дуб раскололся пополам, а в небольшом углублении лежал сломанный меч. Прощальный подарок от поклонника Бога Кальмара, которому она всадила две пули в зад, прежде чем он выпустил из рук грозное оружие.
Даже кошки куда-то подевались, – вздохнула Мэри. – Сбежали, испарились или похищены – теперь уж не узнаешь.