– Да какого демона вы ко мне привязались? – с досадой выругался я, не обращаясь ни к кому конкретно. – Нечем заняться, что ли, кроме как добропорядочных граждан донимать?
Шел же вот, все бандюг опасался, а проблемы от стражников поимел! Промелькнувшая в голове забавная мысль сначала заставила меня усмехнуться, а затем замереть и с подозрением взглянуть на стоящий передо мной патруль римхольских стражников. А что, если?.. А что, если Гэл не преувеличивал, говоря о продажности местных стражников? Может, неспроста они так усердствуют, стремясь меня задержать? Ведь не полные же они идиоты – из-за какой-то глупой неприязни так подставляться? Судья завтра поутру дернет их на разбирательство, а после того, как прояснятся обстоятельства дела, надает им по шапке. Как минимум деньгой накажет и десятком дней в холодной. А может и плетей прописать… И ради чего это? Чтобы с незнакомым и совершенно безразличным им коронным служащим поквитаться? Или все дело в тугом кошеле, который кто-то очень умный сунул местным стражникам, дабы они подсобили немного в одном дельце? Разоружив да закрыв меня в клетке с мелкими нарушителями городского порядка, среди которых совершенно случайно может оказаться парочка профессиональных головорезов…
– Слышь, Джим… может, давай я ему в ногу стрельну? – предложил вдруг десятнику один из стражников, замаявшийся ждать, когда же я приму решение разоружиться. – Для внятности.
– Ну… Раз по-хорошему не понимает, – пригладив усы, неторопливо произнес выжидательно смотрящий на меня служивый.
– Все я понимаю, – тотчас заверил я римхольских стражников и криво усмехнулся: – Вот только понять не могу, на кой вам такие проблемы?
– Какие еще проблемы? – переглянувшись, недоуменно нахмурились они.
– Большие, – любезно уведомил я их, лихорадочно соображая, как построить дальнейший разговор, чтобы проверить возникшие догадки. И неожиданно спросил у старшего патруля: – А вы кто, собственно, такие будете? Вы же мне так и не представились как положено.
– Десятник городской стражи Джим Флетч, – замешкавшись на мгновение, все же представился седоусый и даже рот приоткрыл, когда я неожиданно громко обратился к проходящей мимо троице парней:
– Эй, уважаемые тьеры, мгновение вашего внимания!
Те, остановившись, удивленно посмотрели на меня. Я бесцеремонно ткнул пальцем в грудь римхольского стражника и спросил:
– Вы, случаем, не можете подтвердить личность этого человека, представляющегося десятником Джимом Флетчем?
– Да он это, он, – похлопав пару мгновений глазами, уверил один из парней. – Не сумлевайся.
Двое других утвердительно закивали.
– Отлично! – столь же громко и напористо продолжил я. – Тогда не сочтите за труд, уважаемые, если у кого-то возникнут вопросы относительно пребывания в Римхоле тьера Кэрридана Стайни, порекомендуйте адресовать их десятнику Флетчу. Обещаю, вознаграждение не заставит себя ждать!
– Ты чего разорался? – тут же схватив меня за рукав и притянув к себе, прошипел на ухо десятник.
– А что, сильно хотелось, чтобы все тихо вышло, да? – с нескрываемым сарказмом осведомился я, не сбавляя тона. – Так не выйдет, десятник Джим Флетч. Придется тебе всерьез отрабатывать денежки местных бандюг, замаравшись в этом деле по уши!
– Та-ак… Еще, значит, и оскорбление должностного лица при исполнении, – присовокупил седоусый римхольский страж, косясь на навостривших уши троих парней, что не спешили двигаться дальше. – Теперь тебе точно в каталажке ночевать!
– Да плевать, – усмехнулся я. – Отвечать-то в случае чего – конкретно тебе! И случись со мной что – спросят с тебя. – Я обвел рукой отнюдь не пустующую улицу: – Видал, сколько свидетелей? Они с удовольствием сообщат служащим Охранки, которые займутся моими поисками, что спрашивать относительно моей судьбы надо с тебя.
– Да кому ты сдался, чтобы Охранка тебя искала? – поначалу не поверил хмуро зыркающий по сторонам десятник, не спеша отпускать мой рукав.
Я язвительно заметил:
– А ты хоть прочел, кем мне подорожная выписана? Или читать не умеешь и просто в бумагу пялился?
Десятник бросил взгляд на зажатый в левой руке документ, глухо выругался и отдернул от меня свою лапищу. Еще раз огляделся по сторонам и, добавив пару бранных эпитетов в мой адрес, ткнул мне в грудь, суя подорожную грамоту.
– Пошли отсюда, – глухо обратился он к подчиненным. – Завтра его арестуем. Когда потерпевшие подадут на него в суд.
– Давайте-давайте, – нисколько не испугался я. С сожалением констатировав, что мои подозрения полностью оправдались, не сдержался и презрительно бросил вслед римхольским стражникам: – Крысы продажные.
– Да что бы ты понимал, сопляк! – развернувшись, вызверился на меня седоусый десятник. Видя, как навострили уши стоящие на противоположной стороне улицы парни, продолжил не так громко, но так же зло: – Сидите там у себя в благодати да горя не знаете, уроды коронные! А мы тут мучайся… Ишь, старший десятник он… Да еще и кавалер. Тьфу! Воришку небось, что слямзил у аристократишек столовое серебро, схватил – и уже герой. А нам тут за пару медяков чуть ли не каждую ночь насмерть стоять приходится.
Сплюнув на мостовую, он пошел прочь. А за ним потянулись и его подчиненные.
– Угу, насмерть им стоять приходится. Как же, – негромко фыркнул я, нисколько не поверив заявлению десятника о безмерных тяготах местной службы. Понятно, что Римхол с Кельмом в этом плане не сравнить, у нас все же попроще будет. Но кто же виноват? Сами позволили верховодить в городе бандам воров, грабителей и вымогателей.
"И все-таки мое наставничество исключительно положительно на тебя влияет!" – самодовольно изрек мой постоянный спутник, бес, сидящий на левом плече.
"Это ты к чему?" – недоуменно покосился я на него.
"Ну как же? – немного удивился этот прохвост. – Случись такое всего лишь год назад, ты бы ни за что не заподозрил подвоха и поперся бы со стражниками в управу, как тупоголовый баран. Где тебя и прирезали бы тишком. А благодаря мне уже соображать кое-что начал… Хотя бы понял, что людям верить нельзя!"
"Ты не прав, бес, отнюдь не все люди – лживые и продажные уроды", – не согласился я. В последний раз глянул вслед удаляющемуся патрулю и, повернувшись, потопал дальше.
"Ну-ну, – ухмыльнулся рогатый и с ехидством пообещал: – Чую, ждут тебя еще большие разочарования в этой жизни…"
Я ничего не ответил. Ни к чему сейчас бессмысленные споры с тупорылой нечистью затевать. И без того есть чем голову занять… Например, поразмыслить над тем, чего мне еще от местных злодеев ожидать. Не так просты они, как думалось. Кто-то очень хитроумный ими руководит… Вон какую продуманную аферу затеял, чтобы разобраться со мной.
Поглощенный невеселыми думками, как-то незаметно дошагал до "Драконьей головы". В таверну вошел, огляделся, посмотрел на бьющую ключом жизнь да махнул рукой на свои опасения. Переживу как-нибудь немилость здешних бандюг. Хитрован, конечно, тот еще этот Угрюмый, но, надо полагать, и у него ума недостанет с ходу измыслить еще какую-нибудь подставу. Тем более что и возможностей для этого практически не осталось. Сейчас со снаряжением разберусь, искупаюсь, поем да спать завалюсь. А завтра поутру фьють – и из города испарюсь.
Кивнув своим мыслям, я принялся следовать данному плану. Сразу прошел в свою комнату, где первым делом уложил в походный мешок все необходимое. Затем разобрал стреломет, придирчиво проверил целостность всех деталей сложного механизма и разгонных пружин, почистил их и обновил смазку. Проверил взвод, разрядил и принялся дополнительные обоймы снаряжать, решив, что не помешает их под рукой иметь. На всякий случай.
После этого оставалось лишь вновь обмотать льняными тряпицами свою слишком приметную стрелометную машинку да вместе с боеприпасом на самый верх мешка уложить. А фальшион у меня и так в полном порядке – не далее как вчера его обиходил.
С доспехом еще проще – благо он починен давно. Дед, пока я у него дома валялся, к знакомому мастеру-броннику его сволок. Я только из сундука свою сегментно-пластинчатую бронь вытащил и на столе пристроил, чтобы не лазить за ней утром.
Разобрался с делами и пошел в купальню. Поплюхался всласть, памятуя о том, что не скоро мне вновь выпадет эдакая благодать. В горах-то даже при желании искупаться негде… Есть, конечно, речки и озерца, но вода в них даже летом ледяная, не то что зимой. В общем, совсем не вариант для такого теплолюбивого человека, как я.
В зал "Драконьей головы" выбрался уже в довольно благодушном настроении, словно все тревоги и волнения смыл с себя водой. О встрече с продажными стражниками, к примеру, и думать забыл. Сосредоточил все свои помыслы на притащенном расторопной прислугой жарком, что подавалось с острым соусом и рассыпчатой гречневой кашей.
Налопался от души. Целых три порции умял! А напоследок глинтвейном решил себя побаловать. Немного – всего кубок заказал, но просидел в зале, наверное, с четверть часа, смакуя местный напиток.
Пребывая в весьма благодушном настроении, собрался уже подняться к себе, когда в зал ввалилась какая-то странная, вооруженная до зубов компания в одинаковых длиннополых кожаных плащах и темных шляпах, заставившая дремлющего вышибалу подорваться со стула, а гостей и завсегдатаев "Драконьей головы" – взволнованно загудеть.
"Необычные, видать, посетители, коль даже тьер Труно не остался равнодушным к их появлению и немедля подскочил к гостям, – решил я. – Может, даже аристократы какие… Стражниками они определенно не являются, а меж тем по длинному мечу у каждого на поясе висит".
Но я малость ошибся. Это стало ясно уже через миг. По обращению хозяина "Драконьей головы", отнюдь не исполненного пиетета перед "благородными людьми".
– И какого вам здесь понадобилось, Молох? – раздраженно поинтересовался тьер Труно, обращаясь к стоящему впереди всех человеку. Росту в нем было не меньше шести футов и семи или даже восьми дюймов да весу, наверное, – под три сотни фунтов. – У нас с Угрюмым вроде твердый уговор, что он и его люди в мое заведение не суются.
– Да ладно тебе разоряться, Калвин, – отмахнулся от него незваный, как выяснилось, гость. – Договоренности я ваши рушить не собираюсь. Мне тут просто с человечком одним надо перетереть… А потом я спокойно уйду. – Он осклабился, оглядев притихший зал. – Не буду твоих клиентов своей злодейской рожей пугать.
– А своих подручных тогда какого демона за собой притащил? – хмуро осведомился хозяин "Драконьей головы". – Они тебе что, нужные слова подсказывать будут?
– Да нет, сам как-нибудь разберусь, – заверил, широко улыбнувшись, бандюга и вальяжно похлопал Калвина по плечу. – Но если ты так их опасаешься, они выйдут.
– Пусть валят, – немедленно мотнул в сторону двери тьер Труно и процедил сквозь зубы: – Да и ты не задерживайся… Говори что хотел – да иди.
Только к тому времени Молох утратил интерес к словам хозяина таверны и не слушал его. Взглядом указал спутникам на выход, выметайтесь покудова, дескать, а затем неторопливо обвел цепким взглядом зал. Неожиданно на его не располагающем к общению лице возникла широченная улыбка, словно он увидел старого друга, которого не встречал уже много лет. А смотрел он в этот миг прямо на меня…
– О, на ловца и зверь бежит! – обрадованно произнес Молох, хлопнув от избытка чувств в ладоши, затянутые в темные перчатки из плотной кожи.
– Не так быстро, – покосившись на хозяина таверны и дождавшись подтверждающего кивка, остановил шагнувшего было вперед Молоха вышибала. – Оружие здесь оставь.
– Что же вы все такие пугливые? – насмешливо покосился на него Молох. Но обострять ситуацию не стал. Легко расстегнув поясной ремень, передал его охраннику заведения.
Протянув вперед свою длиннющую мускулистую ручищу, без каких-либо видимых усилий отодвинул отнюдь не мелкого вышибалу в сторонку и пошел вперед. На ходу достал из кожаного кошеля крупную серебряную монету и бросил обретавшейся на его пути прислуге:
– Метнись в погреб да винца мне хорошего нацеди. Быстро.
Мощно бухая ногами по поскрипывающим под такой массой половицам, Молох дошагал до моего стола, что располагался в дальнем углу у самой стены, и без спросу плюхнулся на стул напротив меня. Не говоря ни слова, неторопливо стянул перчатки, бросив на столешницу перед собой. Затем аккуратно снял широкополую шляпу с коротким полосатым пером. Пристроил головной убор на столе, пригладил короткий ежик темных волос. Придвинулся ближе вместе со стулом. Подавшись вперед, взялся левой рукой за боковую сторону столешницы, а правую положил подле шляпы. И лишь тогда, не сводя с меня пронзительного взгляда темных глаз, произнес:
– Ну здравствуй, стражник.
– И тебе здравствовать, – чуть помедлив, все же ответил я, скользнув будто бы безразличным взглядом по сбитым, как у кулачных бойцов, костяшкам пальцев собеседника, его не единожды сломанному носу и едва заметно приплюснутым ушам. Малость вежливости в разговоре с таким человеком не повредит, так как подраться он явно любит. А схлестнуться с ним из-за какой-нибудь ерунды край как не хотелось бы… С эдаким мордоворотищем-то…
Одобрительно кивнув и явив намек на легкую улыбку, Молох с вальяжной ленцой продолжил:
– Ты, наверное, крутым и очень умным себя считаешь? – И пояснил свою мысль, видя откровенное удивление, нарисовавшееся на моем лице: – Кнута и его шайку, считай, в одного порвал да из подставы со стражей влегкую выкрутился… Думаешь, наверное, что ты теперь круче гор?
– Да нет, я так не думаю, – сказал я чистую правду. У меня и мыслей таких глупых не было. Не ребенок, чай, свои силы и возможности давно уже трезво оцениваю.
Молох опять кивнул и неожиданно поинтересовался:
– Что у тебя за талиар?
Я не стал ничего отвечать, а лишь пожал плечами – думай, мол, как хочешь.
На мгновение мой собеседник отвлекся на прислугу, притащившую заказанное вино. Однако, взяв левой рукой кубок и отхлебнув из него самую малость, незамедлительно вернулся к разговору.
– Оборотень небось какой-нибудь? – с некоторым пренебрежением бросил он.
– Да какое это имеет значение? – уклончиво высказался я.
– Пожалуй, никакого, – согласился человек Угрюмого. – Но, чтобы ты не зазнавался сильно, скажу – у меня тоже есть талиар. Вампир.
И здесь я смолчал, хотя страсть как захотелось выругаться. Вот только эдакого мордоворота, да еще с подобным талиаром, мне во врагах не хватало!
– В общем, так, – подытожил Молох, видя, что я не расположен к беседе. – Если не хочешь, чтобы кто-нибудь в супчик отравы тебе подсыпал вместо пряной приправы или случайно напороться разика эдак три-четыре на чей-нибудь нож в темном переулке… То гони деньги, что ты Угрюмому задолжал.
– Я Угрюмому ничего не должен, – помолчав и поиграв желваками, не преминул заметить я. В другой ситуации послал бы с такими требованиями далеко и надолго, но это явно не тот случай, когда стоит провоцировать конфликт. Здесь лучше без драки обойтись.
– Это ты так считаешь, – снисходительно улыбнулся Молох. – А Угрюмый считает иначе.
– Его проблемы, – не сдержался я.
– Да нет – твои, стражник, твои, – не согласился, криво ухмыльнувшись, Молох.
– Ошибаешься, – хмыкнул я, размышляя, как же выкрутиться из всего этого. – Даже если не принимать во внимание то, что у меня в любом случае таких денег нет…
– Не переживай, мы в курсе, что денег у тебя кот наплакал, – перебил посланец Угрюмого. – Гони пятерку золотом прямо сейчас. И пиши долговую расписку. Еще на двадцать!
– А не сильно жирно вам будет? – не нашел я ничего лучше, кроме как съязвить, поразившись откровенной наглости римхольских бандюг.
– Да нет, нормально, – заверил Молох. – Это будет тебе хорошим уроком.
– Уроком в чем? – на всякий случай уточнил я, догадываясь, впрочем, каким будет ответ.
Но Молох не ответил на поставленный вопрос. Допил парой глотков свое вино и, вперив в меня жесткий взгляд черных глаз, сказал, одновременно с этим сминая одной рукой медный кубок в бесформенный ком:
– В общем, гони деньги, стражник… Или, обещаю, из города ты сможешь выбраться только на погост.
– А может, не будем обострять? – миролюбиво предложил я, все еще питая надежду разойтись хотя бы при своих. И предложил иной вариант решения возникшей проблемы: – Давайте лучше замнем возникшие непонятки. Я ведь вам ничего не должен, а значит, и напрягаться вашей шайке по факту не из-за чего. Надо только вашему набольшему восстановить свой пошатнувшийся авторитет… Но тут же можно обойтись и без лишних телодвижений! Давайте я просто свинчу завтра из Римхола, а Угрюмый не мешкая заявит, что меня зашугали страшно, оттого я и удрал…
Еще не договорив до конца эту фразу, я уже понял, что крупно ошибся, затевая такой разговор. Молох явно расценил мое компромиссное предложение как проявление трусости, судя по мелькнувшему в его глазах презрению. Тут же раздвинув губы в снисходительной улыбке, он спросил:
– Что, сдулся, молокосос?
Нахмурившись, я собрался сказать ему что-нибудь резкое в ответ. Молох протянул руку и поощрительно похлопал меня по щеке:
– Давай-давай, не рассусоливай попусту, а беги уже за кошелем…
Кажется, Молох еще что-то хотел сказать. Но этому помешал мой кулак, неожиданно прилетевший ему в рожу. Жаль только, стол оказался слишком широк, а руки у меня коротковаты, из-за этого удар вышел несколько смазанным… Недотянулся я малость. Носяру этой безмерно наглой твари своротил, но не вбил в черепушку, как хотел. Мой противник в результате лишь башкой мотнул, разбрызгивая по широкой дуге веер кровавых брызг, да со стула слетел. Но не упал замертво, сразу с пола подорвался. Даже почти успел на ноги вскочить, когда прилетел новый удар – сбоку, между скулой и челюстью, заставивший Молоха повторно поцеловать пол.
Затем я сам помог подняться с пола своему ошеломленно мотающему головой противнику, схватив его за ворот плаща. Мгновение подержал поганого урода, потерявшего ориентацию в пространстве и перебирающего подкашивающимися ногами, и резко, выплескивая всю клокочущую во мне ярость, опустил мордой лица на стол.
Кажется, что-то треснуло… И, как ни странно, это была не одна из двухдюймовых дубовых досок, из которых набрана столешница.
Отпустив безвольно повисшего Молоха, чье скуластое лицо стало похоже на измазанный темно-малиновым вареньем блин, я брезгливо отряхнул руку от запятнавшей ее крови и добавил посланнику Угрюмого еще. Пнул гада пару раз так, что у него явственно хрустнули ребра…
Лишь после этого начал рассеиваться возникший перед моими глазами багровый туман и схлынула ярость, вызванная словами и деяниями наглого человечишки. Тварь же какая ничтожная…
Окончательно взяв себя в руки и подавив жажду еще кого-нибудь изуверски убить, я как ни в чем не бывало достал из кармана носовой платок и, смочив его вином, принялся стирать с правой руки кровь. А что оставалось делать? Как говаривал иноземный мастер меча, у которого мне довелось когда-то обучаться в Кельме: разводить суету вот в таких случаях – самое последнее дело. Надо уверенно держаться. Иначе сожрут.
Впрочем, желающих вступиться за человека Угрюмого не наблюдалось. Подручные-то на улице обретались и не видели, что произошло. А завсегдатаи "Драконьей головы", похоже, не испытывали никакого сочувствия к бедам Молоха.