Торчков сел на стул и мысленно выругал себя - надо было успеть сесть до того, как этот самодовольный наглец произнесет свое барственное "присаживайтесь". А теперь получается, что он, Изяслав Радомирович, как дрессированная собачка, будет выполнять команды столичного фокусника в плаще цвета бычачьей требухи. Чтобы поставить на место магического нахала и незамедлительно показать ему, qui est qui в местных властных структурах, мэр подпустил в глаза неземного лазоревого сияния, в речь добавил харизматического обаяния и властности (еще с митинга остались) и, исполнясь праведной суровости, поинтересовался:
- Мэтр Танадель, какова цель вашего незаконного вторжения на подведомственную мне территорию города Щедрый?
- Поинтеллигентней нужен вам тон, господин мэр, поинтеллигентней, - вальяжно ответил наглец в крокодиловых ботфортах. - Я ведь не то, что ваши чародеишки средней руки, я ведь если на что-то сильно обижусь…
Мэр в ответ на это щелчком пальцев подозвал официанта (другого, не того, которого Танадель облил кофе; облитого уже увезла реанимация, так-то) и сказал исключительно спокойным тоном:
- Один кофе по-тибетски. Сахар не класть. И еще изюм в коньяке, пожалуйста.
Официант кивнул и унесся прочь, изредка бросая на колдуна Танаделя исполненные животного ужаса взгляды.
Изяслав Радомирович не часто позволял себе lе repos insouciant в ресторанах, казино, барах и тому подобных заведениях. Грешно ему, слуге народа, тешить чрево дорогими ресторанными изысками да просаживать деньги в рулетку. Однако в кофейне "Терафим" господин мэр изредка бывал - любил выпить кофе по-тибетски, чтоб мысли в голове стали ясными, четкими и одна другой мудрее. А изюм в коньяке был давним излюбленным лакомством мэра - об этом в кофейне знали и всегда старались угодить. Уже через минуту перед Изяславом Радомировичем стояла хрустальная вазочка с изюмом и чашка кофе, крепкого и мудрого, как пещеры тибетских отшельников. Мэр пригубил кофе, сказал размеренно-сурово:
- Мэтр Танадель, вы не ответили на мой вопрос.
- А почему я должен перед вами отчитываться? - Колдун принялся поглаживать свои красивые манжеты левой, унизанной перстнями, рукой. В перстни были вправлены ониксы и изумруды. - Разве у вас засекреченный город?
Мэр еще отпил кофе и на всякий случай активировал амулет мгновенной защиты - очень уж ему не понравились манипуляции Танаделя с манжетами. От таких манипуляций, как правило, хорошего ждать не приходится.
- Разумеется, наш город не засекречен, - снисходительно сказал мэр. - Но это не означает, что в нем может безнаказанно хозяйничать всякий…
- Проходимец?
- Пришелец. У нас есть утвержденные городским советом правила регистрации вновь прибывших в город колдунов, магов и чародеев. Всякий новоприбывший в город Щедрый колдун обязан зарегистрироваться в специальном управлении при муниципальном отделе внутренних дел, сообщить о своем уровне и специализации, а также дать подписку о неприменении на территории города Щедрого агрессивных типов магии. И, разумеется, назвать цель своего визита в город. Вы же всего этого не сделали. Вы пренебрегли законами нашего города, мэтр Танадель. И тем самым оказались вне этих законов.
- О, это меня не пугает! - холодно усмехнулся старик и подышал на изумруд одного из перстней. Дыхание имело слегка красноватый оттенок.
- Да, вы крепкий орешек, - протянул мэр. - Видимо, нигде и никогда не встречали сопротивления? И потому столь беспощадно упокоили наших народных дружинников, попытавшихся вас остановить?
- Я всего лишь окончательно развоплотил парочку умертвий. Это не преступление. Хватит ходячим трупам топтать землю.
- Во-первых, их было трое. А во-вторых, эти, как вы изволили выразиться, ходячие трупы были нашими уважаемыми дружинниками, почетными гражданами города, занимавшими соответствующие должности с положенным окладом!
- Я сочувствую городу, в котором мертвецам приходится работать народными дружинниками, - иронично заметил Танадель.
- Вы совершили преступление, - тихо прошипел мэр, допив кофе. - И вам придется отвечать.
- За убийство мертвецов?! - скривился в ухмылке Танадель. - А разве в Уголовном кодексе Российской Федерации есть соответствующая этому преступлению статья?
- Дело не в мертвецах. И не в Уголовном кодексе. Он написан, как вы знаете, не для нас, а для людей. Ваше преступление в том, что вы применили запрещенное заклятие. Лишающее Слово. Заклятие Умраз. А Трибунал Семи Великих Матерей-Ведьм постановил…
- Э, батенька, оставьте! Где Трибунал и где я! К тому же у вас в провинции новости очень сильно запаздывают. Нет больше никакого Трибунала. Некая русская девица устроила там что-то вроде путча… Так что не осталось ни кодексов, ни запрещений. А все ваши претензии ко мне заключаются в том, что сами-то вы Лишающее Слово и хотели бы произнести, да боитесь. У вас-то, господин мэр, какой уровень? Не нулевой ли?
Мэр стиснул пальцы и задействовал сразу все свои оккультные костыли. Делу это никак не помогло, но Изяслав Радомирович хотя бы выглядеть стал гораздо внушительнее и даже заговорил на французском языке, чего в жизни обыденной за ним отродясь не водилось:
- Comment vous osez me parler par un tel ton? Le gredin! L'imposteur! Le parvenu vaniteux!
Танадель усмехнулся, поглядел ледяными глазами мэру прямо в душу (а мэр надеялся, что таковая у него все же была) и сказал с аристократической ленцой Парни и Делиля:
- Se calmer, monsieur le maire. Le calme et le respect de moi est ce que vous sauvera, - и еще, наклонившись к Торчкову, прибавил таинственным, выхолаживающим сердце шепотом: - Cela vous sauvera et votre ville. Vous m'avez compris?
- Oui, - мрачно ответил мэр. И добавил уже по-русски: - Тем не менее, я должен знать, с какой целью вы прибыли в город. Est tel l'ordre.
- Плохи ваши осведомители, господин мэр, - сказал Танадель с наклеенной на лицо усмешкой. - Неужели они не поставили вас в известность? Сомневаюсь… Наверняка уж и полное досье на меня раздобыли.
- Раздобыли, - подтвердил мэр. - И о вашей странной выходке в церкви тоже сообщили. Что осведомители, о ней весь город судачит! Но я отказываюсь поверить, мэтр Танадель, что вы явились в наш мирный провинциальный городок лишь для того, чтобы…
- Именно, - величаво кивнул Танадель.
- Чтобы вызвать на поединок какого-то никому не известного захудалого протоиерея?! Не понимаю! Не понимаю! - Мэр комически воздел руки. - Объясните же мне, мэтр Танадель, каковы мотивы этого странного, безрассудного поступка. - Изяслав Радомирович решил подбавить в голос этакой доверительности, этакой политкорректной корпоративности: мол, мы - нелюди одного круга, одним Ремеслом живем, к чему нам какие-то наивные тайны!
Но игра в доверительность не вышла. Танадель только и сказал:
- Я делаю это, ибо я так желаю. И точка.
Изяслав Радомирович от расстройства не стал даже кушать свой любимый изюм в коньяке. Покачал скептически головой:
- Устраиваете тайны? Напрасно-с. Мои сотрудники не зря потребляют прану. Они выяснили, что ваша приемная дочь Марина Этуш-Лихоборова пребывает в состоянии, так сказать, перманентной интеллектуальной вражды с Юрием Тишиным, сыном Емельяна Тишина, протоиерея, которого вы вызвали на дуэль. Но стоит ли из-за каких-то отвлеченных научных споров детей (пусть и подросших детей) затевать поединки между отцами?! Это неразумно! Тем более что Марина Кузьминична вам неродная дочь!
Мэр заметил, что эту его тираду колдун Танадель слушает с нескрываемым изумлением. Когда Изяслав Радомирович умолк, чернокнижник сказал посмеиваясь:
- Однако… Какие интриги, какие хитросплетения судьбы… А мне бы это и в голову не пришло.
- То есть? - опешил мэр.
- Уверяю вас, monsieur cher le maire, ни моя приемная дочка, ни сын этого священника (а я и не знал, что у него сын и есть ли вообще плоды У этого поповского семени) к причине поединка никакого отношения не имеют. Повторяю причину: я так хочу! А что касается моей приемной дочери, то мы уже несколько лет не поддерживаем никаких отношений. Я отторг ее от своих крыл, Пусть летит собственным путем. Она работает по-дилетантски, грешит верхоглядством, ее понимание магии так дискурсивно… Впрочем, вам вряд ли это интересно. Так что ваша версия родственной вендетты несостоятельна, monsieur cher le maire.
- Но в чем же тогда дело?! - в отчаянии вскричал мэр, не боясь, впрочем, что его крик услышат за соседними столиками кофейни. Ибо по случаю столь серьезной и драматической встречи для остальных посетителей кофейня была закрыта, столики пустовали, и лишь наполненные сиреневым ароматическим гелем свечи, мерцая, смягчали пророческую мрачность этого суаре.
Итак, мэр вскричал, но лишь насмешливый взгляд чернокнижника Танаделя был ему ответом. Изяслава Радомировича это не на шутку рассердило.
- Послушайте, мэтр, - построжев, сказал Изяслав Радомирович. - Вам, конечно, вольно насмешничать и заявлять, что вы устроите этакую картель с попом лишь из собственной прихоти. Может, так принято в Лондоне, где вы долго проживали. Может, вы уже дрались на дуэлях с епископом Реймским или с католикосом всея Армении. Может, это входит в традиции вашей Ложи Магистриан-магов… я не знаю. Но тут не Лондон, не Ереван, не Москва и не эта ваша Ложа. В этом городе я - начальник. И я вам дуэлей устраивать не позволю!
Изяслав Радомирович проревел последние фразы, уже не чувствуя более присутствия в душе харизмы. На чистом энтузиазме крикнул. И тут же малодушно устрашился: вот сейчас возьмет его мэтр Танадель своими цепкими пальцами и свернет в баранку-бублик за предерзостные речи.
Но Танадель никаких волшебноубойных штук вытворять не стал, лишь посмотрел на мэра с некоторой снисходительностью и печалью:
- Отчего же запретите? Чем вам это действо не по нраву, monsieur cher le maire? Или вам так жизнь этого попа дорога? Или вы во всесилие и торжествующее воцарение магии верить не хотите, а?
- В магию я верю, - тоскливо пробубнил мэр. Прибавил торопливо, творя знак Серпа Исиды: - С ее, последующим воцарением, конечно. Так что вовсе не в священнике дело. Просто мы издавна соблюдаем паритет: они не трогают нас, а мы не трогаем их…
- Что?! - Статус-квотер Танадель яростно сверкнул очами. Вслед за очами заискрился безумным блеском и адамант в его диадеме. - Паритет? Вы позволяете им существовать в надежде на то, что они вас не тронут? Что, боитесь новой охоты на ведьм?!
- А что, - встрепенулся мэр, - собираются объявить? Так у нас ведьмоубежища в порядке, обеспечены продуктами и предметами первой необходимости…
- До охоты пока далеко, - небрежно отмахнулся колдун. - Но вы же знаете, как эти косные церковники ненавидят великую, могучую, просветительную силу магии! Они читают проповеди! Они печатают гнусные разоблачительные книжонки! Вот, полюбуйтесь!
Откуда-то из широкого рукава мантии Танадель извлек небольшую книжку в мягком переплете. "Незримая война. Как противостоять нашествию магии и оккультизма в нашу жизнь". Автор - протоиерей Лавр Старооскольский.
Мэр взглянул на книжку, поморщился:
- Ну и что такого? В основном описаны старые методы, ничего оригинального… Ничего опасного.
- Да старые-то методы церкви нам опаснее всего, дорогой мой! - панибратски обратился Танадель к мэру. - Потому что для новых умов они как раз отдают новизной! Вы разве не понимаете, что, к примеру, их таинство причащения означает для нас полное идейное поражение! А исповедь! А крещение! Вот те старые церковные замки, на которые запирают души людей, чтобы они не тянулись к великой и свободной силе магии!
- Ничего не понимаю, - честно признался мэр. - Мы тут, в глубинке, не философы. Мы землю пашем, скот пасем и валенки валяем.
- Это заметно, - процедил мэтр Танадель сквозь зубы. - Много с вами наваляешь, как видно. Однако вот что скажу вам, monsieur cher le maire, Лавра-то этого я уж постарался отправить на встречу с его Богом.
- Как? - прошептал мэр. - Вы убили автора этой книжки, священника?
- Убил, - спокойно кивнул мэтр Танадель. - А не порочь магию. А не пиши про ведьм да колдунов словес охульных.
- Но… Но… Это же преступление. Это статья.
- Пфу. Статья. Я его что, своими руками убил? Стрелял, травил, вешал, резал? Нет, я кое-какие словечки пошептал, и дорога, шоссе, ясным летним днем замечательно обледенела. По этой дорожке и прокатился Лавр-обличитель на своем "фордике".
Л сверзился - в песчаный карьер. Долго летел, красиво - метров двести, можно кино снимать. А потом как машина об землю грохнулась, да как взорвалась… А лед растаял. И никаких следов. Вот так надо работать, колдун Котоха.
"Все. Кошмар. Он даже откуда-то узнал мое Истинное Имя, - отчаянно подумал Изяслав Радомирович. - Я пропал. Разве я смогу противостоять этому монстру?"
- А саранча и кровь вместо речной воды… В нашем городе… Это тоже вы? - обессиленно спросил Изяслав Радомирович.
- Разумеется, - деловито бросил мэтр Танадель.
- Зачем? Зачем?
- У меня есть здешний осведомитель, из новозавербованных. Он сообщил мне, что поп в день дуэли собирается отказаться от сражения со мной. А я не люблю, когда нарушают мои планы. Вот и покуражился слегка.
"Слегка". Мэра передернуло. Если саранча и кровавые реки - это слегка, нужно срочно пересматривать свои взгляды на агрессивную магию.
- Я сделал это, чтобы ваш поп понял - дуэли ему не избежать. А если не поймет - вы ему об этом скажите прямо. У меня ведь в арсенале не только кровавые потоки да саранча. Имеется серный огонь с небес, затем мухи-убийцы (разных видов), солнечное затмение длительного действия, Кожные болезни: кондиломы, васкулиты, витили-Го, ихтиоз… Даже синдром Лайела, пожалуйста, на выбор.
- Я понял вас, понял, - простонал мэр, подавленный перспективой солнечного затмения и таинственного синдрома Лайела. - Вы хотите поединка со священником. Ладно. Но если вы его убьете…
- Вы хотите сказать, когда я его убью, - с любезной улыбкой поправил мэра старик.
- Да. Когда вы его убьете, вы на этом успокоитесь?
- Полноте. Это только начало. Я выкорчую все поповские сорняки в этом городе. А знаете, почему я выбрал именно ваш город? Здесь вас - колдунов, ведьм, вампиров, оборотней, некромантов - больше, чем во всей России! А вы позволяете жалким церковникам соседствовать с вами, покупать продукты в ваших магазинах, пить вашу воду, дышать вашим воздухом. Они не поклоняются тому, чему верны мы. И за это они должны быть наказаны.
- Но они нам вовсе не мешают… - пробормотал уничтоженный мэр.
- Это вам только кажется, - отрезал грозный Танадель, - Они отнимают у нас, у магов, человеческие души, а значит, отнимают учеников и последователей. Бормочут о каком-то Царстве Небесном, грехопадении, искуплении, страданиях и постах; окуривают мозги ладаном, поют тоскливые непонятные песни в своих церквах, похожих на раззолоченные склепы… Они глупцы и творят глупцов. Нет никакого Небесного Царства. А если б и было, то оно вовсе не нужно. Царство можно вполне создать и на земле…
Изяслав Радомирович зачарованно смотрел на гремящего великими идеями мага и чувствовал себя окончательно раздавленным.
Танадель посотрясал воздух еще пару минут, а потом сказал:
- Довольно. Созиданием царства я займусь чуть позднее. А теперь пускай мне принесут хорошего рому и добрый кусок свежей убоины. Что-то я проголодался.
- Но это же всего-навсего кофейня! - возмутился Торчков.
- Эти детали меня не волнуют, - заявил Танадель и подозвал официанта.
Официант выслушал заказ, побледнел, потом позеленел и ушел в сторону кухни на негнущихся ногах. Танадель проводил его взглядом.
- Да, - буркнул он себе под нос- Ничего не поделаешь - провинция…
В то время как мэр города готовился к встрече с новоявленным чернокнижником Танаделем, отец Емельян медленно сошел с крыльца своего домика и, окутанный теплым душистым воздухом августовского вечера, направился к церкви. Он был задумчив и печален. Днем, когда внезапно налетела на город саранча, он, как мнилось ему, проявил недостойное священнического сана малодушие - потерянно, бесцельно сидел в доме, в обществе супруги и четы Горюшкиных и (совестно сказать) страшился нос на улицу высунуть. А за окнами творилось светопреставление из слюдяных трепещущих крыл, саблевидных лап и поджарых телец. Любовь Николаевна без конца плакала (отец Емельян собственноручно дважды заваривал своей безутешной попадье успокоительный чай со зверобоем и мятой), Ольга ее утешала, а дьякон несколько раз употребил такие слова, за которые в дальнейшем его непременно следовало бы поставить на покаянные поклоны.
Однако посреди этой заполошности и растерянности отца Емельяна наконец посетила здравая и спасительная мысль. Когда наступает година бедствий, каждый, чтобы спастись, спасти других, не впасть в уныние и отчаяние, должен с прежним усердием делать дело, к которому призван. А дело священника - молиться. Потому, едва свечерело, отец Емельян пошел в церковь - служить вечерню. По дороге он решил, что надобно будет во время вечерни прочесть акафист святому покровителю храма - великомученику Димитрию Солунскому.
"Велика обрете в бедах тя поборника Вселенная, страстотерпче, языки по беждающа", -мысленно пел отец Емельян тропарь святому угоднику, покуда шагал к храму. Пелось неуверенно, на душе стояло взбаламученной водой беспокойство. Смущал помысл: не оттого ли налетела на город саранча да воскровавилась вода, что решил он, протоиерей Емельян Тишин, отказаться от поединка с колдуном? Не вынуждает ли его колдун тем самым идти и сражаться? До дуэли еще сутки. Что за эти сутки натворит чернокнижник? Неужели погубит весь город?
- Опомнись, Емельян, - самому себе строго сказал отец-настоятель. - Где твоя вера? Чтоб какой-то колдун целый город погубил?.. Разве нет у нашего города истинного незримого защитника?