- Ну, они для нас тоже не радость несказанная.
- И тем не менее. Знаешь, как они рассуждают? Мэр мне как-то статистику приводил. В России, оказывается, православных служителей и православных же верующих в четыре раза больше, чем всех вместе взятых представителей оккультного направления. Начиная от мертвяков и кончая продавцами ароматических палочек в теософских магазинах!
- Не может быть! - потрясенно воскликнул протоиерей Емельян. - А что же наши современные богословы говорят со скорбью, что в России за последние годы самой массовой религией стало язычество? И разве это не так на самом деле? Посмотрите хотя бы на прилавки книжных магазинов! Что там выставлено! Учебники по гаданию, энциклопедии колдовства и ясновидения, пособия по астрологии, шаманизму и "эзотерическим верованиям предков"! А псевдомистические трактаты вроде Кастанеды! А "Черная библия" Лавея! А неоязыческие учения Хаббарда!
- Однако, отче, ты осведомлен… Видно, часто по книжным магазинам ходишь.
- Не вижу в том ничего для сана своего предосудительного. Надо знать, чем, какой духовной пищей кормятся наши соплеменники… Но сейчас не о том. Ни в одном магазине книжном вы не найдете "Лествицу" преподобного Иоанна, книги Иоанна Златоуста, Феофана Затворника, Иоанна Кронштадтского…
- Знаешь, отче, я думаю, это правильно, - сказал архиерей.
- Как это?
- Если кому-то и нужен Иоанн Кронштадтский, то есть кто созрел до понимания, что ему нужно прочесть труды этого святого, тот зайдет и в церковную лавку, ног не оттопчет. А метать бисер перед свиньями… Не могу представить, чтоб Тихон Задонский соседствовал на одном прилавке с каким-нибудь оккультистом. Неправильно это.
- Владыко, вот вы сказали, что сочувствующих православию в России больше, чем оккультистов. Хм. Да, в храмы ходят. Но наблюдаю я, что гораздо быстрее, чем число наших прихожан, растет когорта неоязычников, оккультистов и сектантов.
- Сектанты - это вообще отдельный разговор.
- Да, конечно. Но я вот что хочу сказать по поводу сравнений. Вроде все согласны с тем, что православие - духовная сокровищница России, даже наш мэр с этим согласен, недаром разрешил на воротах нашего кремля икону Богоматери Одигитрии повесить, хоть и выходят эти ворота прямо на окна его кабинета… Но почему же в реальности так мало тех, кто хочет себе духовных богатств именно из этой сокровищницы? Подойдите к любому прохожему на улице, спросите: что вы узнали за последние годы о православии? Знаете, куда вас этот прохожий пошлет?
- Ну, меня-то не пошлет, я как-никак архиерей…
- А вот в этом я сомневаюсь.
- Да как ты смеешь? Старый греховодник… Смотри, оттаскаю за бороду-то, поучу посохом по спине… Ладно, прости, отче, говори дальше свою мысль, не отвлекайся.
- Да я, собственно, вот что хотел сказать. Вера ведь чем проверяется? Вот хочется тебе сотворить гадость, зло какое, и все условия для творения этой гадости есть, а не сделаешь ты этого не потому, что боишься суда людского, а потому, что тебе перед Богом стыдно. Но мало кого этот стыд перед Богом остановит. Мало кто, оказавшись в ситуации выбора, в ситуации, когда зло и месть едят душу, а надо сохранить в себе нечто человеческое, обратится за советом к Евангелию либо Корану, спросит иерея или муллу. Нет. Человек пойдет к ясновидящим, к гадателям, к колдунам. Так что мы давно живем в стране победившего оккультизма, владыко. И это так, даже если нас в четыре раза больше. Архиерей на эти слова подчиненного мрачно опустил голову. Помолчал. А потом тряхнул гривой седых волос, сверкнул властными очами, стукнул посохом:
- Нет, Емельян! Не все так мрачно, как ты рисуешь! Все равно оккультисты в меньшинстве. Иначе бы они не были такими трусливыми!
- Разве они трусливы?!
- Трусливы! Ибо им приходится бояться и Бога, о существовании которого они тоже осведомлены, и своих демонов, которые в любой момент могут распоясаться и перестать им, колдунам и гадателям, служить. Были б они не трусливы, давно бы смели нас с лица земли, устраивали бы одни магические войны! Поэтому из-за своей трусости любое действие по ущемлению своих эфемерных прав могут расценивать как гонения. Представь, какой крик подымется: попы вышли на тропу войны и гонят на костры всех инакомыслящих! Ты вспомни, какие были вопли, когда Рерихов от Церкви отлучили.
- Так их не зря отлучили.
- Ага, только ты объясни это среднестатистическому обывателю, который всего-то и знает, что Рерихи что-то говорили о культуре и были в Индии. А то, что их учение оккультно и пронизано идеями антихристианскими и даже люциферическими, - это обывателю неинтересно. Богословие да философия - не булка с маком, за раз не прожуешь, тут думать надо, изучать, сопоставлять, делать выводы. А интересно это обывателю? Обывателю интересно попов поругать: пьяницы, тупицы, мол, блудники, стяжатели, у Креста Христова разделяют ризы Его и об одежде Его мечут жребий. Да, еще мы, конечно по обывательскому мнению, жуткие противники культуры, науки и прогресса.
- Однако если бы оккультисты объявили открытую войну Церкви, это никого бы не смутило. С Церковью воевать модно. Попов осуждать модно. И кидаться словечками вроде того, что христианство полно отсталых и негуманных догм, тоже модно. Всегда легче осудить и отвергнуть, чем попытаться понять. Понять хотя бы, а в чем же состоит та или иная догма и почему она так важна для христианства. Не говоря уже о том, чтоб защитить. Вот хоть этот чернокнижник. Пришел в храм Божий как ни в чем не бывало, проповедь прервал, со мной говорил нагло, вызов кинул, и никто из прихожан даже не осмелился его взять под локоток и из храма вывести! Если уж верующие так трусят, что говорить тогда о неверующих. Хотя… нет, это, наверно, не от трусости. От внезапности. Потому что явился этот колдун словно тот самый гром середь зимы, все и оцепенели…
- Ладно, не будем разговора затягивать. Надеюсь, ты меня понял. Откажись от дуэли, отче. Отец Емельян вздохнул и склонил голову:
- Владыко, я ведь не камер-юнкер, если и откажусь от дуэли, чести своей тем не уроню. Сделаю по слову вашему. Тем паче что послушание важнее чести. Честь - понятие, светскими людьми придуманное. А после всего, что вы мне рассказали… Вам куда тяжелее крест нести приходится. Только что же сам-то мэр?
- А что он?
- Почему он меня не вызовет и самолично поединок не запретит? Сомневаюсь, что он до сих пор не в курсе. К тому же, сдается мне, что Танадель - колдун приезжий. И как приезжему ему надо ознакомиться с городскими правилами. И ему также мэр должен запретить этот поединок.
- Думаю, Торчков выжидает, - произнес Кирилл. - Хочет знать, какой я шаг предприму. Подставлю своего священника под удар или нет. Так на, выкуси, служитель преисподней! Не будет этого! Не дам я протоиерея Тишина на растерзание какому-то Танаделю.
- Я понял вас, - кивнул отец Емельян. - Поединок не проводить. Послезавтра я явлюсь на Желтый мыс и скажу Танаделю, что отказываюсь с ним сражаться. Но если…
- Что?
- Если этот колдун меня вынудит? Если поставит такие условия, при которых я должен буду…
- Станем молиться, - сурово прервал владыка Кирилл, - чтобы таких условий не было. - Помолчал. Вздохнул тяжело: - Ну вот и поговорили. Держись, отче. Сейчас я мертвяка сего возставлю и на тебя при нем гневаться буду. Терпи.
Емельян склонил голову.
- Всякия кончины видех конец, широка заповедь Твоя зело, - размеренно проговорил архиерей стихи из псалма сто восемнадцатого, читаемого особливо на помин души. - Паче враг моих умудрил мя еси заповедию Твоею, яко в век моя есть… Стопы моя направи по словеси Твоему, и да не обладает мною всякое беззаконие…
Покуда звучал псалом, усохший скелет у ног владыки Кирилла обрел вполне живописную телесность и опять превратился в мрачноватого, но все ж симпатичного келейника. Симпатичный живой мертвец с некоторым подозрением глянул на архиерея. Тот кивнул ему ласково:
- Спасибо, Роман, хорошо ты мне руки размял, кровь разогнал, совсем другое дело. А ты, отче, - грозным голосом рыкнул архиерей на Емельяна, - смотри у меня! Еще раз на тебя пожалуются и обвинят в неблагочестии - отправлю за штат! А то и вовсе лишу сана! Будешь расстригой на вокзале сортиры мыть! Прочь ступай с глаз моих!
- Простите, владыко, - низко поклонился отец Емельян.
- Бог простит! Иди, служи верно! И помни о том, что я тебе сказал! Роман, проводи его!
…Архиерей с тоской поглядел вслед уходящим, а потом прошептал:
- Что будет, о Господи! Сердцем чую, не отделаемся мы легко от этого Танаделя!
А келейник Роман, выпроводив отца Емельяна, выудил из складок своего подрясничка маленький, похожий на серебряную рыбку сотовый телефон, набрал номер и проговорил в трубку неживым, противным голоском:
- Это вы, господин? Они поговорили. Главный убедил его отказаться от поединка.
Спрятал трубку и коварно блеснул своими свинцовыми глазами неотпетого мертвеца.
От архиерея отец Емельян выходил в смятенных чувствах. Доселе совершал он служение свое, не касаясь суровых материй городской политики. Ан вышло иначе - политика сама явилась на порог к мирному иерею и сурово стребовала с него занять подобающую убеждениям позицию.
"Искушений не надо бояться, - думал иерей. - Нельзя без них жизнь прожить. Надо только просить Бога о том, чтоб дал силу выстоять в этом искушении… И как я все же глуп и горд, старый я гриб! Не захотел лица перед прихожанами потерять, принял вызов колдуна, будто воинственный рыцарь! А теперь выходит один стыд - объявить о своем отказе. Что ж, пусть стыд, пусть чернокнижник позлорадствует. Мой стыд - это не стыд всей Церкви…"
С такими думами отец Емельян взошел на порог собственного жилища, где в нетерпении и тревоге ожидала его жена и неугомонная чета Горюшкиных.
- Что ж было, отче? - немедля задал вопрос дьякон.
- Погоди, Арсюша, - мягко укорила дьякона Любовь Николаевна. - Дай ты ему хоть дух перевести да позавтракать. Хотя какой уж завтрак, обедать пора… Милаша, я щец сварила постных, каша гречневая с грибками, будешь?
- Да, надо бы, - рассеянно ответствовал отец Емельян, и по тону его понятно было, как далек сейчас он и от щей и от каши.
Любовь Николаевна и Ольга засуетились, накрыли на стол, притом отец дьякон из солидарности согласился отведать щей. Протоиерей помолился, благословил трапезу и принялся хлебать щи в совершеннейшем молчании. Похлебал минут пять, отложил ложку, глянул смешливо на своих присных:
- Это что же? Так и будете сидеть с похоронным видом, каждую ложку мне в рот глазами провожать? Будто перед казнью меня кормите!
- Да что ты, отец, и как язык у тебя поворачивается такое говорить! - всплеснула руками Любовь Николаевна.
- А ну-ка, дьякон, налегай на кашу! - приказал отец Емельян. - И ты, Олюшка, не церемонься, чай, не к чужим пришла! Любаша, ты тоже не сиди истуканшей каменной, а то мне, на вас глядя, и щи не в щи!
- Да мы вроде сыты… - несмело сказала Ольга.
- Пока со мной не потрапезничаете - слова не вымолвлю, - твердо заявил батюшка.
- Ну разве что на таких условиях… - засмеялся дьякон и примирился с участью есть гречневую кашу.
- А вот еще грузди соленые, - потчевал отец Емельян. - Вкусны неимоверно, хоть и сопливы… Что, Олюшка, хихикаешь? Ну слава Богу, хоть лица у вас посветлели. Видать, с каши. Хорошая каша у моей попадьи уварилась…
После трапезы решили выйти в садик - имелся таковой на заднем дворе протоиерейского домика. Садик тоже был мал, но уютен. Среди, старых яблонь и приземистых вишен-шубинок стоял круглый деревянный столик с облупившимся лаком, два плетеных кресла и тройка стульев с гнутыми венскими спинками - все немодное, постаревшее, но тем не менее до сих пор прочное и уютное. Попадья принесла скатерку, Ольга - поднос с чашками и большим чайником, в котором плескался прохладный зеленый чай с жасмином- любимый батюшкин "десерт". Дьякон Арсений волок арбуз, купленный хозяйкой дома специально для гостей, а гости у протоиерея бывали часто.
- Батюшка, благословите арбуз, - сказала духовному отцу Ольга. Тот перекрестил зеленополосную ягоду, а дьякон, вооружившись ножом, принялся разделывать арбуз на куски. Вокруг стола разлилась сладкая, прохладная свежесть.
- Хо-рош, - одобрительно сказал отец Емельян арбузу. - Рассахарный. Под такой арбуз и разговор будет слаще.
Но заговорил отец Емельян не раньше, чем общими усилиями была съедена половина арбуза.
- Полно тебе, Милаша, не томи! - сказала супругу Любовь Николаевна. - О чем вы с архиереем договаривались? Гневен он был?
- Печален, - ответил отец Емельян и сам затуманился-запечалился. - Попали мы, братие-сестрие, в политику. Всех подробностей обсказывать не стану - на то нет владычнего дозволения. Скажу только одно: должно мне отказаться от поединка с колдуном Танаделем.
- И вы… - напрягся дьякон.
- Откажусь, - сказал отец Емельян.
- Правильно! - обрадовалась Ольга.
- Неправильно! - разгорячился дьякон. - Это же позор! Нас на каждом углу склонять будут, насмехаться-издеваться: поп испугался колдуна! Статью напишут в газету о трусости и малодушии священства! Ведь по вашему поступку, отче, и весь клир осудят!
- Пусть судят, ведь и Иоанна Златоуста судили, - ответил отец Емельян. - И отца Павла Флоренского… А в душе я чист. Потому что знаю причину, по которой мне на этот отказ идти приходится.
- Знаете, а нам не скажете? - жалобно попросила Ольга.
- Любопытна ты, дьяконица, - прицыкнул на супругу дьякон. - Сказано же, тут политика.
- Дело даже не в политике, а в том, что тут чужие тайны, - вздохнул отец Емельян. - И не думаю, чтоб так уж они были всему свету интересны. Главное то, что от поединка я откажусь. Пускай Танадель ищет себе других соперников.
- Все ли ты взвесил? - тихо спросила мужа Любовь Николаевна.
- Тут не я, тут меня взвешивают, - ответил протоиерей. - И, кажется, находят очень легким.
- Господи, - сказала вдруг Ольга страшным голосом и указала на небо. - Что это?!
Все посмотрели вверх. С запада стремительно наползала на небо ужасная туча странного желто-бурого цвета. Туча изредка слюдяно взблескивала под лучами солнца, которое вот-вот собиралась закрыть. И слышался в воздухе гул, неприятный, угрожающий.
- Это похоже на облако пестицидов, - пробормотала Любовь Николаевна, чье детство прошло в совхозе, любившем экспериментировать с химией в помощь сельскому хозяйству. - Но где самолет, который его распыляет?
- Распылять пестициды над городом?! - вскрикнула Ольга. - Смотрите, это же Привокзальный район! А рядом - парк, детские сады, там сейчас дети гуляют! Куда смотрит мэр?!
Туча приближалась, ширилась, расползалась по небу.
- Это не пестициды, - сказал отец Емельян, щурясь. - Это…
Гул стал громче и превратился в стрекот, как от миллионов крыльев…
- Саранча. В дом, скорее! Через минуту она будет здесь!
Все ринулись в дом, принялись захлопывать форточки, окна, подтыкать щели под дверями тряпками. Любовь Николаевна плакала: если муж прав и это саранча, от поповского садика (да и от всех садов местных, от всех газонов и деревьев) останется только воспоминание.
Они приникли к окнам. На улице потемнело, словно кто-то набросил поверх всего черную сетку… и гулко, часто забарабанило по крышам, зашуршало по стеклам!
- Господи! - взвизгнула Ольга, метнулась к мужу, прижалась, дрожа всем телом. - Какая же она мерзкая!
Минуты через две сад и улицу было не узнать- повсюду шевелящимся, буро-зеленым потоком текли полчища саранчи - крупной, наглой и прожорливой. Саранча облепила деревья и кусты, ковром стелилась по траве и сжирала ее без остатка…
- Эх, радио у вас нет, жаль, - сказал отец дьякон. - Послушали бы, что в городе творится. И домой сейчас идти…
- Ни в коем случае! -вскинулась Любовь Николаевна. - Пересидите у нас. Должно же это закончиться.
Ольга спрятала лицо на плече мужа и прошептала:
- Ну за что?!
…А в городе меж тем творился совершеннейший кошмар. Саранча налетела на ничего не подозревающий Щедрый стремительно и повсеместно. Люди с криками ужаса укрывались в домах или ближайших учреждениях, прятали детей; случилось несколько аварий - потрясенные нашествием саранчи водители не справились с управлением; забились канализационные люки; кое-где под тяжестью крылатых полчищ провисли и лопнули провода линий электропередач. Словом, наступила казнь египетская. Натуральным образом.
Мэр бегал по кабинету и грозил подчиненным кулаком:
- Как вы допустили?! Почему недоглядели?! Ответ пришлось держать руководителю группы провидцев:
- Этой тучи не прогнозировалось в ближайшем будущем! Изяслав Радомирович, мы понять не можем, как такое могло случиться! Мы же защиту ставили! На весь сезон от вредных насекомых! И потом, в нашем регионе саранча просто не водится, откуда ее нанесло, ума не приложу!
- Не водится, говоришь?! - переспросил мэр. Задумался. Помрачнел. - Просканируйте эту саранчу. Возьмите пробы. Не наведена ли?
- Тут и сомневаться нечего, - раздался в кабинете мэра новый голос, и дхиан-коган по прозвищу
Звонок обрел видимость. - Саранча имеет ярко выраженный наведенный характер. Ее уровень агрессии к окружающей среде равен… -дхиан-коган замер на секунду, словно проверяя какую-то внутреннюю информацию, - девяноста восьми и трем десятым процента. То есть вслед за деревьями и травой она может приняться и за людей. Это при том что саранча - принципиально растительноядное насекомое…
- Пневму твою за ногу, - растерянно ругнулся мэр. - Это что, конец света? Кто санкционировал? Почему со мной не согласовали?! Стоп. Стоп. Звонок, скажи, это он? Танадель?
- Прямых доказательств нет, - заявил дхиан-коган. - Сами понимаете, на саранче не написано, кто ее послал. Но. судя по уровню этого колдуна… Да, скорее всего, это он. Среди наших таких просто нет, Изяслав Радомирович. Да и кто решился бы на этакое злодейство во время уборочной. Это же преступление уголовное!
- Знаю, - отрывисто бросил мэр. - Но почему саранча? Ради чего это тотальное вторжение? Мы же вроде не трогали этого колдуна. Пока.
- Без понятия, - ответил Звонок. А провидец заскулил:
- Изяслав Радомирович, что делать-то? Ведь сожрала, паскуда крылатая, все зеленые насаждения! Город сейчас как помойная яма, выйти страшно! Могут начаться народные волнения! Станут придираться: это вы, маги, напортачили с экологией! А в декабре ведь выборы… Рейтинг упадет, электорат запсихует…
- Вот что, - решительно сказал мэр. - Давайте этого Танаделя сюда. Любыми силами и средствами - ко мне. И немедленно! Я ему покажу, кто в городе главный!
Однако показать не удалось. Через четверть часа бесплодных поисков, пока в авральном режиме отслеживали ауру новоявленного колдуна (но его так и не обнаружили, словно сквозь землю провалился), Изяслав Радомирович, кряхтя и поминутно ругаясь, приступил к вычерчиванию пентаграммы, после чего начал воскурять мерзкие травки, заклинать своего служебного духа. И все для чего? Для того, чтобы выйти на связь с чернокнижником, отравившим спокойное существование мэра и остальных обитателей города Щедрого!