И тут Архитектор, как искусный маг взмахнул рукой, и началось настоящее волшебство. Неожиданно лира, уходящая высоко в темное небо, озарилась тысячами огней. Мощные прожектора, невидимые доселе, спрятанные в кустах и на ветвях деревьев, осветили лужайку вокруг моря. Люди, ослепленные, давно отвыкшие от электричества, в восторге и недоумении остановились, прервав свой танец, заворожено наблюдая за этим чудом. Затем один за другим, начали появляться огоньки в городе. Загорелись фонари на улицах, в домах заработали холодильники, веселыми струйками полилась вода из кранов, а, значит, включилась водонапорная станция. Реклама неоновыми огоньками начала зазывать и врать, и настаивать, светофоры пунктуально регулировать движение, которого и не было вовсе, и все же… Их же не уволили, вот они и регулировали… Свет пришел в зону оцепления. И если посмотреть на все сверху, с небесной высоты, видна была еще одна яркая звезда, которая засияла прямо здесь, на земле в нашем городке.
Все оказалось просто. Нашему Архитектору не так давно пришла в голову замечательная мысль. Ему показалось, что его детище, Лира посреди моря будет смотреться лучше в свете фонарей и гирлянд, переливаясь цветами вечерней иллюминации. А тут так кстати – море. Целое море! Почему бы не сделать из его Лиры маленькую электростанцию? И теперь вода по струнам, поднимаясь с помощью ветра и мощных ветряков на самый верх, (а с ветром мы всегда договоримся, – беспечно думал он) падала на лопасти генераторов в невидимой части у самого основания памятника, и турбины вращались с сумасшедшей скоростью, вырабатывая энергию, силу и мощь. Конечно, море теперь немного поднялось, но основание лиры превратилось в небольшую плотину, которая не давала воде затопить городок. Зато появился свет, а значит тепло и все… все остальное.
– Почему бы и нет? – думал Архитектор, – пусть будет и тепло, может быть, и оно когда-нибудь пригодится! Впрочем, сейчас это было не важно. Главное фонарики! Удивительная беспечность!
Художник и его маленькая хрупкая Муза, его любимая натурщица, вернее, модель с которой он все это время писал светлые картины, тоже веселились от души. Они танцевали и безобразничали на лужайке у моря вместе с остальными. Их лица были освещены улыбками безотчетной радости и любви… ко всем окружающим. К Марсианке и Мэру, Архитектору и Доктору, Зайке и ее Малышу. А Малыш, несмотря на свое положение, тоже выплясывала вместе с остальными, не беспокоясь ни о чем, кроме своего Зайки и их будущего Малыша.
– А ему это не повредит – только будет на пользу. Пусть привыкает, – думала она, – теперь в жизни будет много радости и таких же маленьких Малышей.
Надо сказать, на этой площади она – будущая мамаша, была не одна в таком положении. Люди в последнее время посходили с ума – ни, думая больше ни о чем. И скоро, очень скоро, должны были появится еще много-много таких же Малышей! А значит, их городок снова помолодеет…
Итак, Павел с его Катенькой веселились на площади, как и все собравшиеся. А когда внезапный, такой яркий свет озарил Лиру посреди моря, и она засветилась немыслимым серебряным сиянием, Павел обомлел. Этот свет был таким же, как тот, который исходил от его картин. Этот было неземное, необъяснимое свечение, которого никакой техникой или красками добиться невозможно. И теперь он, глядя на сверкающее чудо, вспомнил о последней картине. Она не давалась ему. Он писал эту удивительную девушку, которая чудесным ребенком веселилась сейчас рядом с ним. Писал о неземной любви, но что-то упускал, не мог понять или просто не видел. Но, теперь, глядя на сверкающую лиру, его неотвратимо потянуло к холсту.
Еще были слышны звуки оркестра, крики веселящейся толпы, еще не закончилась ночь, и веселиться бы до утра, но он уже тащил девушку в свою мастерскую, и снова взял в руки волшебную кисть. Ему казалось, что истина где-то рядом, он найдет ее, подберет, поймет, увидит и зарисует откровение на своем холсте, а Катенька ему в этом поможет. Он столько ее рисовал, но в последней картине чего-то не хватало – света, любви, огня. И теперь он пристально всматривался невидящими глазами в чудесное лицо девушки, перенося образы короткими мазками на картину, снова отходил, смотрел… Свет – тот потрясающий свет, который шел от всех его картин теперь находился где-то рядом. Он был здесь, художник чувствовал его сияние, трепетную гамму красок, но… не находил… мучился, но искал снова. И сладостная мука разливалась по телу гениального художника. В этот миг он сходил с ума. Наконец, сходил с ума!…
Вдруг кто-то взял из его рук драгоценную кисть. Его коснулась чья-то рука… Нет, руки. Теплые руки. Потом он увидел удивительную незнакомую девочку. Нет, девушку. У нее были потрясающие глаза. А свет этих глаз освещал, согревая душу, напоминая о том, что он так мучительно искал… Но не находил… Снова теплые… нет, горячие руки. Они обнимают, проводят по телу, расстегивают пуговицы… На нем… На себе… Он подумал, что сошел с ума… Нет, скорее, уже не мог думать ни о чем, это было невозможно, только сумасшедший свет звал его за собой.
Не было постели, какого-то другого ложа. Не было простыней и подушек. Все вокруг стало нереальным, земля исчезла. Почва ушла из-под ног, и только незнакомая, удивительная девушка,… нет, женщина была рядом с ним. Она была рядом, крепко держала его, и теперь вместе они летели в бесконечность или в пропасть. Но почему-то, глядя в ее глаза, он не боялся разбиться, не видел дна этой бездны, потому что пределов ей не было. Их обвивало теплое розовое облако, в котором они тонули, появлялись, снова тонули, и захлебывались, и задыхались. И нечем было дышать от сказочного полета или падения, восторга, в котором растворились они вдвоем…
Утро пришло как всегда по расписанию, но для этих двоих слишком рано. Оно хотело бы подарить им вечную сказку этой ночи, бесконечность полета, но не могло, потому осветило яркими лучами счастливые лица. Он посмотрел на нее, на удивительную знакомую девочку,… такую незнакомую женщину. Она была такой, потому что любила, и он понял, что до сих пор о любви не знал ничего. А эти картины, светящиеся неземным светом, ничего не значили без нее, без любви, без этой женщины. Теперь не он своей кистью рисовал ее, а она своей любовью, пронзительным взглядом, томной ночной мукой и любовью нарисовала его жизнь, их будущее, его самого… И еще его картину…
Девушка спала, ее красивые глаза были прикрыты, а руки обнимали облако, кусочек которого оставался у нее. Она захватила его оттуда…
Он подошел к картине и обомлел. Рядом с ней, с прекрасной девушкой, находился еще один человек. Он не помнил, как рисовал его, когда это произошло, кто это. Но теперь эти двое – он и она, завершали картину, его мучения, бдения, терзания и поиски, а свет, исходивший от этих двоих, поражал. Даже в лучах утреннего солнца он сиял ярче, настойчиво приковывая внимание. А человек с ней рядом был ни кто иной, как он сам. Может быть, он и раньше находился с ней рядом. Только этого не замечал…
Часть 4
Глава 43
На следующий день Мэр выставил на центральной площади длинные ряды с только что напечатанными книгами. Типография снова заработала, и печатные станки веселым конвейером сеяли разумное, вечное, доброе. Люди с огромным интересом разбирали их, тащили по домам, и город на какое-то время превратился в библиотеку. Маша тоже принесла несколько книг – столько, сколько смогли унести ее хрупкие, нежные руки. Она не поставила их на полку, а положила перед собой, любуясь иллюстрациями, листала свежие страницы, решая, какую сначала читать. Вдруг в доме зазвонил телефон. Они с Орловым давно не слышали этого звука, и подскочили на месте, не зная, как реагировать. Одновременно бросились снимать трубку, чуть не столкнувшись лбами. Рассмеявшись, снова посмотрели на телефон. Наконец, Орлов ответил на звонок. На том конце провода услышал знакомый голос и очень обрадовался. Он давно знал этого человека, и был рад с ним говорить.
– Привет, дружище, привет старый вояка.
Голос был дружеским, человек на том конце провода тоже был рад ему.
– Вы куда пропали? Звоню в Мэрию – никто не подходит, звоню тебе несколько дней, тоже тишина… Ладно, неважно. Как вы там? Продержались? Как дела?
– Нормально, – только и успел вымолвить Орлов.
– Помощь подоспела вовремя?
– Какая помощь? – удивился Орлов.
– Ну, как же, ты же сам звонил три месяца назад, мы сразу выслали эскадрилью. Пять грузовых самолетов с едой и медикаментами!
– Три месяца назад? – удивился Орлов.
– Ну, да, – в свою очередь удивился его собеседник, – не долетели?
– Не долетели, – сказал Орлов.
– Значит, уже на подходе, значит, скоро будут, – убедительно ответил голос.
– Ты уверен? – удивленно переспросил Орлов.
– Ну, раз три месяца летят, значит совсем немного осталось, значит где-то рядом! Сам подумай!
– Конечно, – сообразил Орлов, – раз три месяца летят, то конечно! Значит, уже где-то совсем близко, ждем. Хотя, нам вроде уже и не к спеху, разобрались.
– Ну, и молодцы, – порадовался голос, – и все равно ребят встречайте – скоро будут. Кстати, завтра на рассвете прилетят бригады врачей, привезут сыворотку! Заждались?
– Да, заждались, – только и смог выговорить Орлов.
– Ну и хорошо, ну и ладно. Построй там всех на прививку, вколем, так сказать, по самое "мама не горюй". Ладно, шучу, скоро увидимся. Сам-то как? Хотя, ты парень крепкий – за тебя не беспокоюсь.
– Послушай, а может не надо? – вдруг спросил Орлов.
– Чего не надо? – удивился голос.
– Ну, не к спеху это, – продолжал он, – мы можем подождать еще.
– А и не нужно ничего ждать, – серьезно возразил тот, – вакцина готова, медики тоже, загружаем борта и летим.
– Послушай, – продолжил Орлов, – отложи заброску, сами справимся. Вернее, уже справились. Ты ведь меня знаешь – если я говорю, значит так и есть. Ничего не надо.
– Надо, старина, еще как надо. – Он немного помолчал и продолжил:
– Знаешь, что стало с крысами, когда им вкололи вакцину вашего придурка Ильича?
– Нет, – произнес Орлов.
– Сожрали металлические клетки и вырвались на волю. Вот так!
– Ну и что? – не понял Орлов.
– Что? – уже громче вещал голос из далекой жизни. – Ну, и что, говоришь!!! А то, что крысы должны сидеть в клетках и никак иначе. Ну, мы их конечно пристрелили. От нас не уйдешь. Вот так-то!
Человек на том конце провода немного помолчал, потом с пониманием добавил:
– Да, не волнуйся, старина, наши спецы сделали такую сыворотку, после которой крысы тихо сидят в углу, едят и плодятся, как кролики. А больше, ведь, ничего и не нужно! – посмеялся он. – Правильно я говорю? – и серьезно добавил:
– Орлов, старик, я все понимаю, осталось немного. Давай, держись, скоро прибудем.
И короткие гудки раздались из трубки, разговор был окончен. Орлов сел на стул, молча перелистывая страницы книги, принесенной из Мэрской типографии.
– Сколько у нас осталось времени? – наконец, спросила Маша.
– До утра, – ответил Орлов. Больше он не проронил ни слова.
Глава 44
Новость быстро разнеслась по городку. Орлов доложил обстановку Мэру, тот сообщил своим бывшим помощникам, те в свою очередь бывшим заместителям, и так далее. Ночь прошла в полной тишине и покое. Хотя, этот покой напоминал ночь перед решающим сражением, и кто в нем победит, было непонятно. Было ясно одно, эти люди будут стоять до конца.
Наконец, забрезжил рассвет. Солнце яркими лучами невинно озарило верхушки домов и деревьев, разбудило трудолюбивых пчел на сказочной пасеке, заиграло по листве, цветам и спелым плодам, осветило лица сонных горожан, (сонных или не засыпавших) и, конечно же, не забыло о памятнике на краю моря. Оно, это яркое светило, здоровалось с городом и его людьми или, скорее, прощалось. Но, так или иначе, этот день наступил. Люди медленно шли по улицам, площадям, ехали на вездеходах, не разбирая дороги. Сначала тоненьким ручейком робко собираясь в стайки, потом этот поток становился все шире, и, казалось, уже весь город устремился к окраинам – туда, где их не ждали. Первые в этих рядах уже подошли к металлической ограде и теперь молча смотрели сквозь нее. Другие еще только двигались к этой государственной границе, пытаясь понять, как оградиться, как спасти свой город. Стояли, и не знали, что делать, но глаза были полны решимости, а руки тянулись к оружию, которого было довольно в палатках военных их маленькой армии. Армии, которая занимала оборону у сетки-ограды. Город проснулся в осаде.
Вдалеке появилась длинная колонна. Впереди военные на БТР-ах, за ними вереница автомашин Скорой помощи, а следом в самом конце колонны на солидных дорогих иномарках ехали руководители этой спецоперации – весьма уважаемые люди. Все автомобили были снабжены мигалками и спец. сигналами, которые оглашали сиренами окрестности на многие километры. И было непонятно – кого больше в этой колонне, военных и санитаров в белых халатах или тех последних, которые пока замыкали шествие, но уже готовились встать во главе! И если бы черные тучи не закрывали высокого неба, оттуда с высоты, могло показаться, что едет веселый поезд, мигающий разноцветными огоньками, а в его вагончиках веселые аттракционы – лошадки и слоники, карусели и качельки, и, конечно же, русские горки, так любимые во всем мире. Стоит забраться в их веселые кабинки и полететь вниз – только мороз по коже (русский мороз) и сумасшедший полет с высоты. А вокруг бесконечные зеленые поля и луга, холмы и высокое небо над головами, на котором черные тучи тоже занимали свои позиции. Они готовились к решающему сражению, собирая все силы и электрические заряды к последнему броску. Сколько воды попусту они вылили на эти окраины, сколько перевели молний и разрядов, но город стоял, не подпуская к себе, даже не обращая на них внимания. Но когда явилась такая помощь, само небо готовилось свергнуть надоевшее солнце в округлом просвете, и залить этот чертов город черной водой. Люди разобрали оружие и широкой цепью встали вдоль сетки в полный рост с холодным, послушным и равнодушным куском металла в руках. С важным и столь необходимым цивилизации предметом, без которого они не могли жить. Ни одно столетие не обходилось без войн, ни одна война без проигравших и убитых, а значит победителей. Так устроен мир, (может человек сам устроил его для себя таким), впрочем, теперь это было неважно. Сейчас это оружие было в руках, и оно должно было выстрелить, защитить, отбросить врага на недоступное расстояние, откуда не будет попытки или желания сломить эту, новую и такую странную жизнь. Да, и чего стоило этим людям победить каких-то отсталых особей, когда своим безумным гением они в тысячи раз превосходили противника. Они могли горы свернуть. Люди, которые из ничего засеяли и создали сады, построили чудо-аппараты, на которых работали двигатели из далекого будущего, нашли удивительную энергию, которая питала город. Да, что там город – ведь не крошечные вентиляторы на верхушке памятника сплавляли целое море через мощные турбины. Благодаря необъяснимому звучанию чудо-лиры создавался немыслимый, удивительный резонанс, который, опровергая все законы гидравлики, всемирного тяготения, аэродинамики и физики, поднимал тонны воды, низвергая их к основанию платины, заставляя вращаться турбинам и давать электричество. Чудо-станция могла осветить и согреть многие города в этой большой стране. Но страна была так далеко, и могла дать этим людям лишь сыворотку, избавив их от безумия – безумия творить чудеса, отдавая любовь другим.
Оставалось собрать все силы этих нескольких тысяч, превратив их в миллионы, миллиарды сильных рук, гениальных голов и великих воинов, победить которых было невозможно. Оставалось сделать шаг, одно верное движение, и волна захлестнет мощным цунами, и пройдет высокой стеной, сея свободу, любовь и гений, отдавая людям удивительной великой страны горы любви и мощь невиданной несокрушимой силы!
Но чтобы победить – нужно идти в атаку, доказывать, настаивать – значит стрелять и уничтожать, стирая всю нечисть на пути своем, чтобы потом дорога засверкала, заискрилась огнями утренних лучей, идущих со светлого ясного неба, где только розовое облачко над головой и ни одной уродливой, грозовой, черной тучи. А вокруг бесконечные поля зеленой травы, пшеницы, ржи, полной утренней росы и свежесть пьянящего воздуха…
Но оружие держать в руках они не умели, не могли, да и не хотели. И целиться в человека тоже, неся кому-то страдания и боль. И руки в бессилии роняют никчемные автоматы, которые в крепких, но все-таки слабых руках не в силах сделать выстрел и защитить себя. Ведь, если ты по-настоящему любишь – становишься сильным, но совершенно беззащитным (а – совершенным, от слова совершенство), не способным кого-то убить и постоять за себя. И ружья безвольно выпадают из рук.
Молния ударила в сетку-ограду. Молния била прицельным огнем. Шквалистый ветер гнал черные тучи в атаку, и только маленькое розовое облачко, застыв посередине черного окружения, спокойно дожидалось расправы. Забор, лишенный электричества, безвольно обвис, и теперь ничто не мешало пройти на территорию городка. Вода мощным потоком пролилась на головы горожан, небо разверзлось, опрокинулось, черной волной накрыло.
А черная туча улица за улицей, сужая черный круг, двигалась к центру города. Яркое солнце еще отбрасывало лучи, розовое облачко розовым сердцем билось в середине территории жизни и чистого неба, но дюйм за дюймом, метр за метром шквал черной воды и черные молнии наступали, рушили и сметали.
А вода лилась с небес, вернее, небо упало и не хотело подниматься, растворяя в черных потоках все живое. Над ним, конечно же, находилось другое небо – то, которое всегда выше и всегда голубое. Но оно было так далеко, а это здесь, внизу и уже ни верилось ни во что. И, только маленькое розовое пятнышко ярко светило в самом центре, не сдаваясь, сияя розовым цветом.
Молнии снова и снова выбирали жертву, и всю силу, всю электрическую мощь направляли на нее. Все эти месяцы они готовились, и наконец, всю нерастраченную энергию, гром и яркий свет, а главное, силу разряда, устремили на ненавистного противника, который пока еще гордо нависал над морем и не сдавался, издавая прощальные стоны. Это была Лира. Чудо– лира!
И тут все вокруг замерло, застыло… Нет, то были не стоны, то были звуки неземной, прекрасной мелодии, которая зависла над городом и летела по улицам, заполняя все вокруг, не укладываясь в головах вновь прибывших, но все равно волнуя. Это был гимн, мощный финал, который ни один инструмент еще не играл на этой планете. Да, и могло ли такое прозвучать когда-либо во вселенной, был ли такой шквал и ливень в природе, которому струны сопротивлялись, но вопреки всему рождали волшебную мелодию. Это был гимн, боль и борьба! Реквием по нескошенным полям, сказочным растениям, по недостроенным чудо-машинам и ракетам, полетам на бесконечные расстояния, которые могли опередить время и мечты этих, еще не уколотых, потому таких живых людей, реквием по делам великим и мечтам. И тут солнце яростно пробило огромную брешь в черном небе, а грозовые тучи замерли, трусливо укротив молнии и дождь. Город замер…