На удивление, мой друг даже спорить не стал, только печально вздохнул и предоставил шею для осмотра. Поразительно, но я не нашла на чуть тронутой загаром шее ни малейших следов от укуса Белой Невесты.
– Не поняла?! – Я кое-как встала и оттянула воротник его рубашки, заглядывая за него в поисках отметин.– Ну не приснилось же мне все, в самом-то деле! Так и до дурдома недалеко!
– Не приснилось, успокойся.– Рейн аккуратно убрал мои руки от своей шеи, впрочем не торопясь их отпускать.– Не показалось тебе. Только вот они уже зажили.
– Это как?! Поделись рецептом, я тоже так хочу! – Я неосторожно шагнула в сторону и все-таки наступила на подол слишком длинной сорочки. Неловко взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но это мне не удалось, и я благополучно рухнула на колени Рейна, едва не повалив того на кровать.– Ну вот, приехали.
– Приехали мы уже давно,– вздохнул товарищ, деликатно придерживая меня за талию, чтобы я, не дай бог, еще и назад не опрокинулась, и помогая принять более удобное положение.– Теперь выбраться надо. А зажило у меня все потому, что я напился человеческой крови. Твоей. Это мне Родомир объяснил, когда мы тебя несли в село. Я вообще о себе много чего интересного узнал ненароком.
– И чего именно, если не секрет? – поинтересовалась я, разглядывая товарища. Тот довольно безразлично пожал плечами и ответил:
– Ну, оказывается, я вообще не человек, потому что люди подобными способностями обладать не могут. Что он сам толком затрудняется сказать, какая раса обладает возможностью материализовать свои негативные эмоции в подобные лезвия, но то, что человеческим магам такое заведомо слабо,– однозначно.– Рейн нервно усмехнулся и сцепил руки в замок, упираясь в него лбом.– Ксель, я, конечно, с детства знал, что я энергетик, но при этом моя человеческая сущность сомнению как-то не подвергалась.
– Эх, ведьма по умолчанию – не человек,– довольно жестко ответила я, отворачиваясь к окну.– Добро пожаловать в категорию "нелюдей", Рейн. Как тебе это нравится? А ведь ведьмы к такому отношению привыкают, и ничего – живем же и особо на судьбу не жалуемся. Вот и ты давай. Ты – это ты, и неважно, что ты можешь. Ты человек, пока ведешь себя по-человечески. А нелюдями можно с легким сердцем назвать чеченских террористов, которые уже не люди и еще не звери безо всякой магии. И еще много кого из тех, кто к биоэнергетикам никакого отношения не имеет.
– Ксель…
– Ничего, просто я не хочу, чтобы ты думал о себе хуже, чем есть на самом деле. Обстоятельства зачастую бывают сильнее нас, и с этим ничего не поделаешь. Но это не повод впадать в депрессию. К тому же,– улыбнулась я,– ты мужчина или где? По-моему, есть гораздо более важные вещи, нежели ненужное самокопание.
Рейн ничего не ответил – просто обнял меня, утыкаясь лицом в мое плечо. Я же ласково провела ладонью по его волосам. Все-таки обнять его, как парня, который мне нравится, совесть не позволяла. Да и что подумает Рейн, который младше меня аж на три года, если я начну приставать к нему с совсем недружескими намеками? Правильно: в лучшем случае постарается обратить это все в шутку, в худшем – смутится или поднимет на смех. А сейчас нам это ни к чему, если мы все-таки хотим отсюда выбраться. Лично я – очень сильно.
Потому что попасть в фэнтезийный мир – это, конечно, хорошо, только вот жизнь тут будет далеко не сказочная. Слишком уж все отличается от привычного мне. Это сейчас я храбрюсь, потому что пока нам с Рейном относительно везет. А вот когда все это прекратится – я взвою. Хоть я и успела ненавязчиво выяснить у Родомира, где бы можно откопать подобие зубной щетки (мне выдали палочку, на кончике которой топорщился пучок свиной щетины, как у кисточки, и какую-то зеленоватую травяную смесь, заменяющую зубную пасту), но вот когда подступят традиционные женские проблемы – я точно буду биться головой о матрас. Косяки обычно выбирает Рейн, а мне голова еще нужна. К тому же это пока нас знахарь сопровождает, но продолжаться такое будет только до тех пор, пока мы не доберемся до герцогского замка. А там – поступайте как хотите. Потому что если герцог прикинется диванным валиком и сделает вид, что он тут ни при чем, то будет совсем грустно. Кому мы нужны в этом мире? Да никому. А средневековых ремесел я не знаю. Ну пусть я шить и вышивать умею – так ведь местные мастерицы со своими "крестиками" меня переплюнут только так, а Рейн вообще по образованию – недоучившийся кибернетик, а высоких технологий в здешних краях не будет наблюдаться еще о-очень долго. А жить как-то надо, не воровством же промышлять. Можно, конечно, податься в наемники, благо мечи есть, умение ими худо-бедно владеть – тоже подучиться никто не мешает – да вот при такой работе придется убивать, а я к такому крутому жизненному повороту морально не готова.
Короче, куда ни кинь – всюду клин. В современном сленге используется куда уж более меткое и всеобъемлющее слово, но я не матерюсь принципиально. Почему-то на ум пришла забавная картинка, высмотренная на просторах Интернета: по заснеженному полю крадется полная полярная лисичка, а под картинкой надпись – "Неумолимо приближающийся срок сдачи проекта". Вот уж точно – песец подкрался незаметно…
И тут та же фигня.
Вот так мы с Рейном и сидели в обнимку, думая каждый о чем-то своем, пока в комнату не заглянул Родомир с вопросом, чем мы тут так долго занимаемся. Увидев, что ничего криминального или неприличного не происходит, знахарь одобрительно хмыкнул в бороду и посоветовал Рейну убираться куда подальше, но в пределах деревни и дать мне отдохнуть. Мой друг беспрекословно подчинился, на прощание чуть сжав мою ладонь, и удалился, оставив меня в пустой комнате тоскливо разглядывать потолок над головой.
Знахарь продержал меня в постели еще два дня, не давая шляться без надобности по дому и бередить ранки на шее, но на третий сдался. Не то я его окончательно достала своим нытьем, не то покусанная шея благодаря местным травам действительно затянулась настолько, что меня можно было выпускать из "лазарета", как шутливо обозвал наше временное пристанище Рейн, но мне разрешили погулять.
Откровенно радуясь тому, что не надо больше медленно, по стеночке, передвигаться по избе, постоянно ловя на себе сочувствующие взгляды приютившей нас немолодой вдовы, я переоделась в лежавший на лавке дорожный костюм и, аккуратно затягивая воротник, задумалась о том, как же будет выглядеть моя шея после того, как повязки снимут окончательно. Судя по ехидным репликам Рейна и более профессиональным– Родомира, выяснилось: спустя пару дней благодаря особой мази ранки будут походить всего лишь на следы от чересчур страстных поцелуев, а голос восстановится спустя недельку, если продолжать пить лекарства. Правда, я подозревала, что слабость, которую я испытывала последние сутки, как раз и была вызвана травяными отварами, коими меня пичкал знахарь. Подозрения подтвердились после заданного в лоб вопроса. Родомир признался, что для скорейшего заживления он использовал сильные средства, которые как раз и давали эффект потери сил и общего донельзя вялого состояния. С другой стороны, удержать меня более гуманным образом в постели было попросту нереально, так что на этот раз я ругаться не стала, а просто поблагодарила знахаря. В ответ Родомир негромко произнес, что уничтожение Белой Невесты стоит качественного лечения. Не согласиться у меня не получилось.
Одевшись, я на минуту задержалась около своего оружия, аккуратно положенного на лавку, размышляя, стоит ли вооружаться или на фиг оно мне надо. В итоге решила, что действительно на фиг: увидят меня знахарь или Рейн во всем облачении – так ведь в один голос взвоют, что рано мне еще за меч браться. И будут абсолютно правы.
Ладно, понадеемся, что какого-нибудь западла типа нежити в этой деревне не окажется, а то я еще не раз пожалею, что не взяла хотя бы кинжалы.
Примерно с такими мыслями я вышла из комнаты и чуть не столкнулась в коридоре с вдовой, которая как раз направлялась ко мне с тарелкой, накрытой полотенцем. Судя по аромату, в ней находились как минимум свежие пирожки. Вспомнив, что меня представили как безвинно пострадавшую от клыков нежити девицу, я мысленно порадовалась, что не прихватила с собой оружие – в местное понятие "девица" клинки не входили. Потом доказывай, что только поиграть взяла.
– Как чувствуешь себя, доченька? – поинтересовалась Меланья, заботливо заглядывая в мое лицо и сочувственно покачивая головой.– Бледненькая ты совсем, еще бы чуть-чуть – и совсем упырица треклятая выпила б. Пойдем, я молочка надоила, теплое еще, да и пирожки с пылу с жару.
– Спасибо.– Я вяло улыбнулась, вспомнив о том, что особой любви к парному молоку не испытываю, скорее наоборот. Но Меланья уже крепко ухватила меня за локоть и потащила к столу. Впрочем, упиралась я скорее для вида, потому что желудок уже вовсю напоминал о себе, а вкусные запахи, доносящиеся из горницы, только подхлестнули аппетит.
Вдова с каким-то ностальгическим выражением лица наблюдала за тем, как я уписываю горячие пирожки, а потом негромко отметила:
– Похожа ты на мою дочку. Только волос у нее не седой был, как у тебя, а русый. Солнечный такой. Да и сама она такая веселая была, ласковая, работящая. Только вот лицом ее Господь обидел – заячья губа у нее была, все время оборотнихой дразнили. Ну и пусть некрасива, с лица же воду не пить, а она все слезыньки лила по ночам, когда думала, что я ничего не слышу и не вижу, как глаза у нее поутру красные.
– А что с ней стало? Замуж вышла? – поинтересовалась я, дожевывая пирожок.
Меланья как-то сразу погрустнела, и стало видно, что на деле ей уже далеко за сорок.
– Манилих ее увел. Уже давно. Только и утешаюсь тем, что у нелюдя этого она счастье женское испытала, тут ее стороной обходили, век бы в девках сидела. А так… – Вдова подперла щеку кулаком и уставилась куда-то за окно, где набирал обороты яркий солнечный день.
– Манилих? – удивленно переспросила я.– А это кто такой?
– А ты прежде не слыхивала?
– Нет, в наших краях таких нету, обошла напасть стороной.– Вот зараза, похоже, перенимаю местную манеру разговора. Еще немного – и совсем выговор не отличить будет. Приехали называется.
Вдова же, похоже, обрадовалась нежданной слушательнице в моем лице, потому что сразу как-то словно преобразилась, напустив на себя вид матерой сказительницы. Или же это мне показалось? Так или иначе, Меланья, вздохнув, окинула меня сочувствующим взглядом и начала рассказ:
– Случилось это пять лет назад. Манилихи редко появляются в наших краях, знахари, забредавшие в деревню, частенько рассказывали о разных тварях роду нечеловечьего, и о манилихах тоже. Хоть наши деревенские все равно о нем много чего знают, только знахари более заумно объясняли. Манилих – оборотень, а знахари зовут его Огненный Змей. Правда, почему змей – не знаю, доченька, вроде бы он оборачивается в волка. Нелюдь эта завлекает девиц к себе сладкоголосым пением или же дурманящими речами и уводит в свое логово. И ведь не пожирает, как вся нормальная нечисть, а холит и лелеет годами, взамен забирая молодость и красоту, так что девица стареет за год, как за десять. Раз только находили логово манилиха. В нем оказалась уже немолодая женщина, в которой признали юную девушку, пропавшую из дома на два года. Пытались ее обратно забрать, в чувство привести, ан нет – рвалась она к своему полюбовнику, как зверь лесной из клети, до крови разбивала руки о ставни. И сбежала все-таки.– Меланья примолкла, переводя дух, а я тихо спросила:
– И что же, дочка ваша так же за манилихом этим ушла?
– Ушла,– печально кивнула вдова, отворачиваясь к окну.– Сама искала его, говоря, что лучше уж пять весен в неге жить, чем всю жизнь на девичьей постели маяться. И ведь нашла на свою головушку. А манилиху-то все равно, дурна ли девица ликом или же хороша, он жизнь тянет, а она у всех одна, как и душа…
Меланья замолчала, и в горнице повисла тишина. Я же думала о том, что девки, конечно, дуры, но какой-то смысл в их действиях был. Действительно, если ты лицом совсем не вышла – то куковать тебе с отцом и матерью до упора, а потом и вовсе не нужна никому будешь. Это не современность, где из дурнушки с помощью косметики можно сделать если не красавицу, то хотя бы симпатичную девушку, а уж пластические операции и вовсе творят чудеса. Здесь же подобное чудо могли сотворить только деньги, а откуда богатое приданое у деревенской девчушки? А манилих, хоть и заберет молодость, зато залюбит по самое "не могу" так, что мало уже не покажется. Читала я в славянской мифологии об Огненном Змее, оборачивающемся в прекрасного молодца и избирающем себе возлюбленную из рода людского, но дальше сказания расходились. По одной версии, возлюбленная Змея погибала, спустя несколько ночей страстной любви, и в народе ее начинали прозывать "змеевой невестой", по другой – со своей избранницей Змей жил долгие годы, а их потомки становились героями либо тиранами, но, так или иначе – людьми с великой судьбой. Надо будет уточнить у Родомира, что это за живность в местных краях бродит, хотя сталкиваться с таким мне не хочется. Не знаю, как те, кто к манилиху приходили, лично меня отнюдь не радует перспектива умереть в этом мире лет через пять-семь от старости. Я жить хочу.
Я поднялась из-за стола, поблагодарив вдову и за хлеб, и за историю, и вышла из избы, на несколько секунд задержавшись на пороге, подставляя лицо ласковым лучам летнего солнца. Свет слепил глаза, и я прикрыла веки, давая себе возможность привыкнуть к солнцу после трехдневного пребывания в доме. Ни Рейна, ни Родомира не было видно нигде поблизости, а возвращаться обратно, чтобы уточнять у Меланьи, куда они могли пойти, я не стала. Сама найду. Судя по всему, деревня не очень большая, а за пределы они вряд ли ушли, так что где-нибудь да пересечемся.
Примерно с такими мыслями я неторопливо пошла вдоль околицы, глазея по сторонам. Не знаю, как меня воспринимали местные, но вполне зрелая девица, с приоткрытым от восхищения ртом разглядывающая самый что ни на есть натуральный базар, наверняка вызывала если не порицание, то хотя бы недоумение. Так я и бродила по селу. А уж когда на небольшом пятачке в середине так называемой площади возник златоволосый музыкант с флейтой, я ломанулась к этому месту, расталкивая народ локтями. И дело вовсе не в том, что я клюнула на красивого загорелого блондина – откровенно говоря, светловолосые мужчины никогда не вызывали во мне трепета. Просто ветер, взметнувший золотую гриву волос, приоткрыл заостренные уши, и теперь я стремилась пробиться поближе к музыканту, чтобы убедиться, что моя легкая близорукость не ввела меня в заблуждение.
Видимо, мое нахальство и упорство сделали свое дело – я успела пробиться в первые ряды, пока толпа не уплотнилась настолько, что пробраться сквозь нее не было никакой возможности. Стоявшие рядом восхищенные девицы все стремились оттеснить меня подальше, но я, всю свою сознательную жизнь катавшаяся в московском метро в часы пик и не раз бывавшая на молодежных концертах, стояла, аки незыблемая скала под напором волн. Все-таки деревенским девицам далековато до современных теток с авоськами и мощных пенсионерок, которые на весь вагон громко ругаются на молодежь, ни во что не ставящую беспомощную старость. Особенно интересно было наблюдать за тем, как старушка божий одуванчик в два моих обхвата распинает субтильного студента-очкарика, на которого, кажется, дунь – и упадет. Беспомощная старость, как же! Держите карман шире, товарищи студенты, ваша станция осталась позади.
Ветер над площадью усилился, разнося завораживающе-грустные звуки флейты, которые, казалось, перекрывали даже гам на базаре. Н-да-а, музыканту бы цены не было в наше время, где подобного эффекта объемного звучания добиваются исключительно хорошей акустикой зала и дорогущими колонками в половину моего роста. А тут – из всех инструментов только простенькая деревянная блок-флейта с искусной резьбой, по сути – дудочка. Я пригляделась к музыканту, и огонек интереса в моих глаз моментально потух – уши были самые что ни на есть человеческие – небольшие, аккуратные и закругленные. Да и в самом деле, откуда тут взяться эльфу, если они находятся в состоянии вооруженного конфликта с людьми. Да появись в этих местах хоть один остроухий – селяне моментально подняли бы его на вилы, а потом начали бы выяснять, откуда он здесь взялся. На меня-то из-за седых волос косились так, что пришлось убрать пряди от лица, чтобы меня ненароком с эльфийкой не перепутали.
Я оглянулась назад, прикидывая, как бы умудриться выбраться из толпы обратно, когда музыкант открыл глаза, оказавшиеся цвета молодой зелени. Они были настолько пронзительными, что я на миг задержалась, с интересом приглядываясь к необычному цвету радужки, а музыка тем временем затихла, почти прервалась и вновь взвилась над площадью уже совсем другими переливами. Если поначалу она была грустной и возвышенной, то теперь стала какой-то тягучей, царапающей по душе острыми коготками, шелком скользя по коже. Я вздрогнула и обхватила себя руками, чувствуя, как в воздухе разливается какая-то неведомая мне сила, прокатывающаяся по спине тяжелым камнем.
А звуки становились все громче. Солнце выглянуло из-за облаков, и от яркого света волосы музыканта вспыхнули чистым золотом, а моя седина и так выделялась в толпе своим снежно-белым цветом. Пронизывающий взгляд зеленых глаз остановился на мне, и ощущение бьющего в мою сторону потока усилилось. А взгляд обещал все – от красивых слов, произнесенных чуть хрипловатым голосом в темной спальне, до самых смелых фантазий, которые я только смогу вообразить.
Щекам стало жарко, невыносимо хотелось сделать шаг вперед, когда в спину меня толкнул ледяной ветер, пробравший до костей, и в нем ощущались жгучие искры пламени. Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Рейн находится где-то рядом, очень и очень близко. Мелодия златовласого музыканта захлебнулась, поток силы иссяк, и я сумела наконец-то развернуться, чтобы столкнуться с другом, стоявшим аккурат у меня за спиной. Рейн, не говоря ни слова, взял меня за руку и потащил назад сквозь толпу. И вот его люди почему-то не задерживали; видимо, чуть поблескивающее оголовье меча у пояса настраивало народ на миролюбивый лад.
– Что ты там забыла? – поинтересовался Рейн, когда мы наконец-то выбрались из толпы и подошли к стоявшему неподалеку Родомиру, который с любопытством наблюдал за назревающим скандалом. Тоже мне, психоаналитик нашелся!
– Местного кумира молодежи послушать захотелось! – с вызовом ответила я, складывая руки на груди и мрачно глядя на Рейна, у которого только глаза да морозный холодок в голосе выдавали недовольство. И с чего бы? – А что, нельзя?
– Ну, можно, конечно, только ты видела, как он смотрел на тебя? Не почувствовала, что разливалось в воздухе? Не человек он, точно тебе говорю.
– Слушай, Рейн, я-то, конечно, понимаю, что для тебя ведьма – не человек, но не надо говорить об этом так часто и вслух! Твою энергию я тоже ощутила не хуже, чем от того музыканта. Так что, ты тоже не человек? И я?