– Почему? Я же не понравился тебе сначала. Я видел это тогда, в музее…
– Я испугалась тебя тогда. Мне показалось… Показалось, что в тебе есть что-то жестокое. По-настоящему жестокое. Страшное. Извини…
– А сейчас?
– Я не боюсь тебя. – Кристина положила тонкие длинные пальцы на руку Вальдеса. – Мне кажется, что ты – хороший, Вальдес. Просто ты сильный человек. Очень сильный. Это пугает многих людей. Ты твердо знаешь, чего хочешь, и привык брать свое. Ты привык, чтобы тебе подчинялись. Ты наверное, занимаешь какую-то начальственную должность?
– Глупости! – Вальдес не выдержал и улыбнулся. На этот раз улыбка его получилась приятной и даже доброй. – Я не начальник, Кристина. Я простой автослесарь. Я не люблю, когда мной командуют, но и сам не люблю командовать другими. Я – одиночка, который живет больше в мире своих фантазий, чем в мире людей.
– И ты хочешь, чтобы я скрасила твое гордое одиночество?
– Да.
– Чтобы я жила с тобой?
– Да.
– И спала с тобой?
– Ну… Да, в общем-то. Конечно.
Странно, но на этот раз смутился несгибаемый Вальдес. Опустил глаза и занялся изучением кофейной гущи в своей чашке. Девушки, с которыми он привык общаться, были совсем не такими, как Кристина. Они могли говорить о том, что касалось постельных вопросов, но ведь постель была их профессией, и для них это было естественным. Кристина была приличной девушкой, – наверное, из хорошей семьи. Почему она сама начала говорить об этом? Это было просто непристойно.
– А ты как больше любишь? – В черных глазах Кристины загорелись лукавые огоньки. – Сверху или снизу? Я – сверху. И еще я люблю, когда меня…
– Перестань! – Вальдес едва удержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу. – Неужели обязательно обсуждать это прямо сейчас, в кафе?!
– Эй, Вальдес, что это с тобой? – засмеялась Кристина. – Ты порозовел как школьница! Думаешь я не видела, как у тебя встало там, в музее?
– Подожди. Почему ты так торопишься?! Мы же с тобой почти не знакомы. Мы не говорили с тобой о звездах, мы не гуляли с тобой ночью вдоль моря, я не читал тебе стихов и не успел подарить тебе огромный букет самых красивых цветов. Я не искал робко твоего поцелуя, а ты не отворачивалась стыдливо и не говорила, что, право, это так неудобно. Все это – то, что у нас может быть, и чего мы навсегда лишимся, если будем делать все наспех, в глупой суете…
– Ты всегда так ухаживаешь за девушками?
– Никогда я так за ними не ухаживал, – горько произнес Вальдес. – Никогда в жизни! Ты можешь себе это представить? Я просто проводил время с кем-то в постели, а потом уходил. Но ведь я и не любил никогда и никого! У нас с тобой все должно быть по-другому. Все должно быть правильно. Потому что я люблю тебя.
– Ты меня любишь?
– Я тебя люблю.
– Какая глупость… – Девушка закрыла лицо руками, качая головой. Минута проходила за минутой. Очевидно, какая-то борьба шла в ее душе. И вдруг Кристина убрала руки и посмотрела на Вальдеса большими влажными глазами.
– Скажи так еще раз…
– Я тебя люблю, Кристина.
– Еще.
– Люблю.
– А я могу поцеловать тебя прямо сейчас, Вальдес?
– Пока нет. Я еще не подарил тебе цветы.
– Тогда ты должен сделать это как можно скорее. Я люблю розы – большие и темно-красные.
– Хорошо, хорошо, Кристина…
– Купи мне цветов. Немедленно. Я хочу тебя поцеловать.
– Да, конечно… Я сейчас…
Руки их встретились на столе – подползли друг к другу как влюбленные существа и теперь нежно трогали друг друга, заменяя лаской своей соприкосновение горячих тел, предчувствуя это прикосновение и готовясь к нему.
ГЛАВА 5
Наверное, в самом начале истории любви Вальдеса и Кристины Ромеро все происходило так, как и должно было происходить. Вальдес осуществлял свои романтические мечты, а Кристина подчинялась ему. Увы, Вальдес не мог в должной мере возместить того, чего лишил себя еще подростком – романтических отношений. Он давно уже стал взрослым мужчиной и оттенок естественного для его возраста прагматизма порою превращал его романтические поступки в пародию на самое себя. Однако, отдадим должное Вальдесу – он старался как мог. Правда, интимная близость между ним и Кристиной случилась не через две недели, как первоначально было запланировано Вальдесом, а в первый же вечер. Они даже не дотянули до ночи – вышли из ресторана подышать свежим воздухом, и тут травянистая лужайка между кустами соблазнила их до такой степени, что они немедленно совершили на ней свой первый акт любви – быстро, даже толком не раздевшись. Но Вальдес не сильно корил себя за то, что потерял голову. Потому что это стоило того. Любовь с Кристиной не имела ничего общего с "перепихиванием", которое он механически выполнял всю свою предыдущую жизнь. Он впервые понял, что такое любовь, что такое любить и быть любимым. Он отдался этому прекрасному чувству всей своей душой. Червь сомнения копошился в подсознании Вальдеса: говорил ему, что он совершает ошибку, что он становится слишком зависим от другого человека, становится слишком свободен и даже развратен в поведении. Вальдес старался не обращать на это внимания. Он действительно любил Кристину. Он собирался в будущем жениться на ней, обзавестись домом и кучей детишек, и дать им хорошее воспитание. Таким образом, Вальдес, много чудачивший в детстве, выправлялся на глазах и шел теперь по правильному пути. Покойный папаша Рауль, встреть он сейчас своего беспутного сынка Диего, пожал бы ему руку.
Происходили, конечно, и неизбежные ссоры, и связаны они были в основном с приступами консерватизма Вальдеса, проявляющимися как тайфуны местного значения – небольшие, но достаточно разрушительные. В августе было совершено двухнедельное, как бы свадебное путешествие на Ибицу – остров в Средиземном Море. К сожалению Вальдеса, нравы на этом острове царили более чем вольные. Гомосексуальные парни – с крашеными волосами или бритые наголо – сидели в барах и целовались взасос, не обращая внимания на окружающих. Транссексуалы, геи и просто извращенцы среднего пола свободно шастали по улицам, разодетые в лифчики, боди и платья такого фасона, что любая шлюха покраснела бы от стыда. Марихуану продавали пакетами на каждом шагу и тут же, на каждом шагу, ее курили. Вальдес не учел того, что еще в конце шестидесятых годов Ибица была одним из основных рассадников хиппистской заразы, а теперь, в восьмидесятых, сюда съезжались отдохнуть в основном те, на чьи развлечения нормальные люди смотрели с неодобрением. Здесь, на Ибице, все любили всех, но как-то уж слишком много было этой любви и слишком уж она была неразборчивой.
Однажды Вальдес взорвался. Это случилось в заведении под названием "5 km", когда мускулистый черный негр двухметрового роста, с головой, украшенной бесчисленными ямайскими косичками а-ля Боб Марли, пригласил потанцевать Кристину. Не успел Вальдес моргнуть глазом, как подлый чернокожий спустил с плеч Кристины тонкие бретельки платья, в результате чего ее грудь полностью обнажилась, схватил девушку за бедра и ловким движением подкинул вверх. Вальдес изумленно смотрел, как Кристина, его Кристина, сидит на животе у негра, крепко обхватив его ногами, а он слюнявит толстыми губами ее нежные розовые соски. Кристина откинула голову назад и получала наслаждение, забыв обо всем на свете, в том числе и о своем женихе, сердитом как бычок-двухлетка. Изумления Вальдеса хватило ровно на пять секунд. А дальше он продрался через толпу танцующих и свалил негра одним ударом в ухо.
Негр покатился по полу, Кристина, естественно, тоже. Люди вокруг заорали и расступились. Бедная Кристина ударилась очень больно, до крови ободрала себе локоть – теперь она сидела на полу и плакала. Но Вальдес уже не обращал на нее внимания. Он собирался продолжить драку и пританцовывал от нетерпения, пока поднимался чернокожий громила. Конечно, этот чертов культурист был тяжелее худощавого Вальдеса в полтора раза, но Вальдес не сомневался, что для начала выбьет гаду все зубы, а потом отправит в полный нокаут, а может быть, и в гроб. К удивлению его, негритос вовсе не собирался драться. Он только белозубо осклабился, постучал пальцем по лбу и пробормотал что-то вроде "Hey, guy, are you dopey or what? Cool down!" И ретировался, трус.
Вальдес в тот вечер долго извинялся перед Кристиной, и целовал ее ободранный локоть, и говорил, что не мог сдержаться, а потом она простила его и извинялась сама, и плакала у него в объятиях, а потом он лежал на ней, и добросовестно совершал свои ритмичные движения, и никак не мог достичь оргазма, потому что все воображение его занимал чертов негр, сосущий грудь Кристины. Измучившись уже до боли, он вообразил, что берет ржавый железный крюк и распарывает им живот ниггера, и кишки вываливаются наружу… Вальдес кончил сразу же, вскрикнув от необычайно сильного оргазма.
В принципе, можно было бы терпеть всю эту дрянь – тем более, что такая жизнь нравилась Кристине, а ради своей девушки Вальдес был готов выносить многое. Но был у него один пунктик, который он так и не смог преодолеть. Он не разрешал Кристине загорать в чем мать родила.
Все это было неправильно – трудно было понять, где кончается обычный пляж и начинается нудистский. Теоретически между ними было какое-то территориальное различие, но на самом деле все побережье Ибицы было завалено телами девиц, загорающих без лифчиков, а то и вовсе без ничего. Вальдес с удовольствием вовсе не ходил бы на пляж – бледная кожа блондина реагировала на палящий ультрафиолет не загаром, а каким-то непристойным раздражением, ярко-красным, как пластиковая зажигалка. Вальдесу постоянно казалось, что он – вампир, вытащенный из благодатного сырого подвала и издевательски брошенный под убийственные солнечные лучи. Шкура его не то что слезала клочьями – отваливалась пластами. Не помогал никакой крем.
Кристина – другое дело. Смуглая от природы, она загорела почти до черноты (что, кстати, тоже раздражало Вальдеса). Самое неприятное заключалось в том, что она стремилась раздеться полностью. Вальдесу была отвратительна мысль о том, что чужие мужики разглядывают голые прелести его девушки – потаенные местечки, которые по праву принадлежат ему одному. А еще более ужасным был тот факт, что Кристине нравилось, что ее разглядывают. Вальдес устроил пару громких скандалов, после чего Кристина начала загорать в купальнике – во всяком случае, при Вальдесе. Сам он не мог валяться часами на пляже – скрывался от солнца в номере гостиницы, пил ледяную Колу, смотрел по телевизору бокс и тихо плавился от жары. Но время от времени он устраивал неожиданные набеги на пляж – чтобы проследить за нравственностью своей девушки. Всякий раз она была одета в обе половинки купальника – и верхнюю и нижнюю. Но он был уверен, что она обманывает его. У нее было столько друзей здесь… Конечно, они предупреждали ее. Передавали по цепочке: "Эй, Кристи, одевай трусы, твой мачо ползет!" Вальдес чувствовал какое-то всеобщее предательство, витающее в воздухе.
Но, слава Богу, все это кончилось. Когда они вернулись в Севилью, Вальдес ощущал себя так, словно вернулся в уютный и знакомый рай из отпускной увеселительной поездки в ад. Вальдес четко знал, что делать дальше. Он устроился на работу. Он снял даже не квартиру, а целый дом в пригороде – хоть и не дорогой, но вполне приличный. Денег, которые он отложил, почти не тратя, за семнадцать лет трудовой жизни, хватило на все, что он запланировал купить. В завершение всего он приобрел подержанный мотоцикл, привел его в идеальное состояние и каждый день отвозил Кристину на учебу, а после работы забирал ее домой. На работе Вальдеса ценили. Друзей, естественно, он так и не завел, но ему и не нужны были друзья – он привык обходиться без них. Теперь у него была Кристина – все, что ему требовалось в этой жизни.
К такому почти идеальному развитию событий привела странная встреча двух людей в зале пыток Музея Истории. Пожалуй, можно было бы сказать, что Вальдес нашел свое счастье. И я с удовольствием поставил бы точку на этом эпизоде его жизни, в надежде, что и дальше с ним будет все в порядке. Увы, Вальдес нес в себе семена зла. И они дали свои всходы намного быстрее, чем можно было предполагать.
* * *
Вальдеса раздражали арабы. В своем небольшом городке он никогда не встречал их в таком количестве и не обращал на них особого внимания. Здесь же, в Севилье, арабы расплодились как тараканы. Им можно было платить небольшую зарплату, к тому же они брались за такую работу, за которую взялся бы не каждый испанец. Особенно много их было в том квартале, где находилась автомастерская Вальдеса. Он постоянно слышал арабскую речь, когда проходил по улице, и это выводило его из себя. Почему эти пришлые людишки не могут разговаривать на нормальном испанском языке? Почему они бродят толпами по тротуарам, стоят на дороге, мешая проехать ему, Вальдесу, почему они размахивают руками и перекрикиваются на своем варварском наречии? О чем они говорят – может быть, они насмехаются над приличными людьми? Зачем их вообще пускают в страну и дают им работу, если работы не хватает для самих испанцев?
Из восьми человек, работающих в автомастерской, четверо были алжирцами. Четыре веселых курчавых парня с блестящими глазами и бойкими языками. Наверное, они были неплохими людьми, но для Вальдеса они были прежде всего арабами – и этим все сказано. Вальдес неохотно вступал с ними в контакт, но это не бросалось в глаза – он и так был молчуном. Он выполнял свою работу, они – свою. К тому же он пришел в это заведение совсем недавно и ему не стоило показывать свое превосходство перед людьми, которые появились здесь задолго до него. А превосходство, конечно, имело место. Вальдес вполглаза поглядывал за тем, как работают курчавые. Двое арабов постарше трудились более или менее добросовестно, хотя, честно говоря, звезд с неба не хватали. А вот двое совсем молодых парней – Али и Ахмед – были сущими поганцами. Мало того, что они ни черта не умели делать, они не хотели ничему учиться. Норовили сделать любую работу быстро, только чтоб побыстрее отвязаться. Ни о каком качестве речи вообще не шло. Вальдес молча покачивал головой – не понимал он, почему хозяин мастерской держит у себя этих двух халтурщиков. Они наносили явный урон репутации его фирмы. Впрочем, это было дело хозяина…
Все переменилось тогда, когда Вальдес стал старшим по производству. Человек, который прежде занимал эту должность, ушел на пенсию, и хозяин поставил мастером Вальдеса. Теперь Вальдес стал получать заплату больше всех в мастерской. Для Вальдеса такой порядок был совершенно естественным – он знал цену своим рукам и голове, он был лучшим здесь, и хозяин не мог не оценить это. Да и трое испанцев, работавших здесь, спокойно отнеслись к столь быстрому продвижению Вальдеса, хотя каждый из них мог бы претендовать на место старшего. А вот арабам назначение Вальдеса не понравилось. Прежний мастер, возрастом за шестьдесят, был слишком стар, чтобы контролировать их и держать их в подчинении. И арабов, конечно, это устраивало.
Вальдеса такое положение дел не нравилось. Он не собирался терпеть халтуры.
– Эй ты, Али или как тебя там, – подозвал он в первый же день одного из молодых. – Ты знаешь, с каким натягом надо заворачивать вот эти гайки?
Палец Вальдеса, черный от масла, показывал на крепление передней подвески "Сеата", нависающего с подъемника металлическим брюхом.
– Какой такой натяг? – парень нагло оскалил зубы. – Правильный натяг там, Вальдес. Я все путем сделал, да.
– Я спрашиваю тебя, какая цифра натяга? – Вальдес тщательно выговаривал каждое слово. В руке он держал гаечный ключ с прибором, показывающим силу натяжения при заворачивании гаек. – Ты вообще цифры знаешь, мой малограмотный дружок?
– Слушай, Вальдес, какие цифры, а? Что я, гайку завернуть не смогу, да? Я и обычным ключом все чувствую. Брось ты цепляться…
– Чувствуешь, значит?.. – Вальдес повернулся к машине и проверил прибором четыре гайки подвески. Все они были закручены слишком туго. – Ни черта ты не чувствуешь! Вот смотри, обезьяна, что ты сделал! Ты перетянул подвеску! В твою пустую голову не приходит, что после этого она не проходит и половины положенного срока?
– Эй, ты поосторожнее с выражениями! – Али, гордый, как и положено арабу, надул губы. Он еще не понимал, что, собственно говоря, происходит. – Ну, накроется эта подвеска побыстрее – нам же лучше. Этот козел – владелец тачки – к нам же приедет. Больше работы – больше денег…
– Это кто козел? – Вальдес похлопывал себя ключом по ладони, лицо его приобретало все более зловещее выражение. – Это Мартинес козел? Может быть, ты его и не знаешь, а я знаю! Он приличный человек, к тому же испанец, между прочим! Может быть, у вас там, в вашем Алжире, и принято делать все через задницу! Когда будешь делать тачки в своей Арабии и для своих арабов, можешь делать все как тебе захочется – хоть молотком шурупы забивай. А здесь, в нормальной стране, ты будешь делать все как положено. Так, как я скажу тебе! Или катись к чертовой матери!
– Не понял… – Второй араб, рослый Ахмед, уже подходил к ним, выражение его лица напоминало физиономию боксера перед выходом на ринг. – Слушай, ты, Вальдес! Ты нехорошо начал говорить! Про Арабию и всякое такое… Ну, сделал человек неправильно, да? Ты ему скажи про это, да? А зачем оскорблять-то, да? Думаешь, ты – испанец, тебе все можно, а мы – алжирцы, нам ничего нельзя, да? За такие слова, знаешь, и ответить можно…
Вальдес обвел взглядом мастерскую. Все бросили работу и глядели на них. Два араба, не участвующих в разборке, смотрели настороженно. Они явно не хотели вмешиваться, Вальдес даже уловил скрываемый страх в их взглядах. Пожалуй, они были поумнее, чем эти два наглеца – Али и Ахмед. Они знали свое место.
– Я отвечаю за каждое свое слово, – четко произнес Вальдес. – Но отвечаю только перед Богом, а не перед вами, бездельники! Для начала я назначаю тебе, Али, денежный штраф в размере половины дневного заработка. Но в дальнейшем, если кто-нибудь здесь будет вякать не по делу в ответ на мои справедливые замечания по работе, я буду наказывать его штрафом в два раза большим. Все поняли?
– Подожди, Вальдес…
– Все поняли, я спрашиваю?! – Вальдес повысил голос.
– Да.
Парни поплелись к своему рабочему месту, на ходу перебрасываясь арабскими фразами. Вальдес с удовольствием прибавил бы к штрафу несколько хороших зуботычин, а может быть, даже и попинал этих недоносков ногами. Но он не имел на это права. Закон есть закон, и если он считает этих обезьян людьми, то приходится с этим смириться.