– Теперь вы понимаете, почему это самый дешевый пес? Он всегда возвращается, – сказал хозяин. – Вы можете забирать его тысячу раз, но какой смысл?
И тогда человек понял:
– Нет, никто не сможет заменить мне моего верного друга. Какая глупость – искать ему замену. Ведь мое сердце уже занято – а кто захочет прийти в пустой дом?
Надо знать, где искать
Как-то Бухлух увидел человека, печально сидевшего у края дороги.
– Что тебя так беспокоит, брат? – поинтересовался Бухлух.
– В жизни нет ничего интересного, – сказал человек. – Я был достаточно богат, чтобы не работать. И вот отправился в это путешествие с единственной целью – поискать что-нибудь более значительное, чем то, чем я жил дома. И до сих пор я ничего не нашел. Как грустно на этом свете! Есть ли на нем счастье?
Без лишних слов Бухлух схватил мешок путешественника и бросился бежать, словно заяц. Поскольку он хорошо знал местность, то смог сократить расстояние. Дело в том, что дорога, по которой шел искатель счастья, сильно петляла, и Бухлух, сделав несколько крюков, оказался скоро на той же дороге, но впереди человека, которого ограбил. Он положил мешок у обочины, а сам спрятался и стал ждать.
Вскоре появился несчастный путешественник. Из-за своей потери он казался уже не печальным, а просто убитым. Но как только увидел свой мешок, тут же подпрыгнул от радости и зашагал напевая.
– Вот один из способов производить счастье, – подумал Бухлух и сильно зевнул.
В поисках счастья
Молодой ремесленник долго бродил по своей стране в поисках счастья. Устав от дороги, он остановился под ветвистым деревом недалеко от замка. Случилось так, что в это время мимо проходил герцог, хозяин замка. Он подошел к молодому человеку и спросил:
– Скажи, юноша, кто ты и что ищешь в моих землях?
– Я искусный ремесленник, а ищу я – счастья, – ответил молодой странник.
– Пойдем со мной, я дам тебе работу, земли, богатства, но если ты пожелаешь уйти, то должен будешь вернуть мне все обратно.
Юноша согласился. Герцог не обманул его: все, что бы молодой человек ни пожелал, тотчас предоставлялось ему. Он жил в роскоши и довольстве, однако честно и прилежно работал. Шли годы. Беспокойство поселилось в молодом сердце, ощущение удушья и пустоты становилось невыносимым. Юноша отправился к герцогу.
– Пожалуйста, позвольте мне уйти, – сказал он.
– Но разве ты не обрел счастья? – удивленно воскликнул герцог.
– Нет, я ухожу с пустыми руками, потому что здесь мне ничего не принадлежит. Среди ослепительного блеска бриллиантов я чувствую себя нищим. Утром же отправляюсь в путь!
Иногда извинение хуже поступка
Царь Ираклий прибыл в свой загородный дворец. Слуги вели приготовления к охоте, а придворные обсуждали разные вопросы.
– Иногда извинение хуже поступка, – сказал один из уважаемых придворных.
Царь не согласился, завязался спор.
– Государь, я обещаю доказать вам это, если позволите, – сказал придворный.
Через несколько дней началась охота. На рассвете привели лошадей. Придворный незаметно пробрался сквозь царскую свиту, подошел сзади к царю и обнял его за талию.
– Что ты себе позволяешь?! – возмутился Ираклий.
– Прошу извинить меня, государь, я думал, это царица!
Чудо-логика
Сын Насреддина вернулся из медресе домой. Он хорошо учился, легко освоил философию, логику. Теперь ему захотелось продемонстрировать свои познания.
– Мама, я покажу тебе сейчас то, чему так старательно обучался, – заявил он. – Что ты видишь на подносе?
– Два яблока, – ответила мать.
– Ты глубоко заблуждаешься. Логические рассуждения говорят другое. Смотри. Вот одно яблоко, вот второе, а в сумме будет два. Одно складываем с двумя и получаем три, – сказал сын.
Мулла Насреддин внимательно наблюдал за происходящим.
– Хорошо, сказал он. – Я съем первое яблоко, твоя мать второе, а ты – ешь третье!
Вот такой пассаж
Ходжа Насреддин повесил на двери своего дома табличку, где было написано: "Отдай этот дом тому, кто ни в чем не нуждается".
– Я богатый человек, – думал про себя торговец маслом, – мне совсем ничего не нужно, поэтому я вполне удовлетворяю предложенным условиям.
– Эй, Ходжа! – крикнул торговец. – Отдавай мне свой дом!
– А ты уверен, что ни в чем не испытываешь нужды? – спросил Насреддин.
– Да, это так! – ответил тот.
– Тогда зачем же тебе мой дом? – спросил Насреддин.
Всякому слову – свое ухо
Однажды Иисус, сын Марии, шел по пустыне с несколькими людьми, в которых еще сильна была жажда власти и всемогущества. Они умоляли Иисуса назвать Тайное Имя, способное воскрешать мертвых.
– Если я сообщу вам эту тайну, – отвечал им Иисус, – вы неправильно ею воспользуетесь. Вы навлечете на себя беду. Ведь знание сверхъестественных вещей предполагает и сверхъестественные способности – вы же еще не созрели.
Но люди, охваченные соблазном власти, настаивали на своем:
– Нет, мы уже подготовлены к такому знанию и вполне заслуживаем его. Кроме того, оно укрепит нашу веру.
– Вы сами не знаете, о чем просите, – возразил Иисус. – Но раз ваша вера требует чуда, примите его.
И Иисус открыл им великое Слово.
Немного позже, вновь оказавшись в пустыне, эти люди увидели на земле кучу побелевших от времени костей.
– Сейчас мы и попробуем всемогущество Слова, – сказали они друг другу и хором произнесли Тайное Имя.
И как только Слово было сказано, кости вдруг начали соединяться в скелет, тот обрастать мясом и покрываться шерстью, и вот, наконец, дикий хищный зверь предстал перед их испуганными глазами. Ожившее чудовище, обнажив огненную пасть, набросилось на людей и разорвало их на куски.
Аромат белого лотоса
Королевская дочь красотой своей была подобна луне в осеннюю ночь. От ее лица веяло ароматом белого лотоса, ее брови напоминали гряду далеких гор, а губы были цвета спелой вишни. Ее стан был гибок, как ива, а походка – легка и изящна, как движение ветерка. Она была кротка и своенравна, задумчива и дерзка. Она очаровывала всех.
Однажды, когда принцесса проходила через городские ворота, она наткнулась на какого-то дервиша. Он как раз подносил ко рту кусок хлеба, но как только увидел королевскую дочь, пальцы его сами собой разжались, и хлеб упал на землю. А сам он так и застыл на одном месте с открытым ртом. Заметив это, принцесса не смогла удержать улыбки и сияющими глазами посмотрела на дервиша. Несказанный восторг объял все его существо, хлеб остался лежать в пыли, а сам он едва не лишился чувств.
Семь лет пробыл дервиш в этом экстатическом состоянии. Домом его стала улица, соседями – бродячие собаки. Он не замечал ни голода, ни лишений – он был на вершине блаженства. Обезумевший, он преследовал принцессу повсюду. И тогда ее телохранители решили его убить. Однако, испугавшись за жизнь несчастного, принцесса вызвала его к себе и сказала:
– Никакой союз между нами невозможен. И тебе лучше немедленно покинуть город, потому что мои слуги хотят тебя убить.
Тогда дервиш ответил:
– С тех пор, как я увидел тебя, жизнь потеряла для меня всякую цену. Пусть они прольют невинную кровь, только скажи, почему ты тогда улыбнулась мне?
– О глупец! – воскликнула принцесса. – Когда я увидела, каким посмешищем ты себя выставил, я не могла не улыбнуться, только и всего.
Бесконечная печаль изобразилась в глазах дервиша. Ненадолго оцепенев, он, наконец, учтиво поклонился, прижав ладонь к сердцу, и молча ушел.
На шпагах
Однажды Сюй Вэньчан, скитаясь без гроша в кармане, попросился на ночлег в один из монастырей. Монахи впустили странника, но, видя, что перед ними бедный ученый, обращались с ним довольно грубо.
В тот же вечер в монастыре остановился и богатый купец, и монахи наперебой старались ему угодить.
Не захотев терпеть такую несправедливость, Сюй Вэньчан спросил одного монаха:
– Почему со мной вы так грубы, а с купцом так вежливы?
Монах ответил:
– А вы разве не знаете, что у нас, буддистов, принято относиться к плохому обращению как к неплохому, а к неплохому относиться как к плохому?
Тут Сюй Вэньчан, не говоря ни слова, дал монаху несколько крупных тумаков. Тот завопил от боли и спросил, почему постоялец побил его.
– А разве ты не знаешь, – ответил Сюй Вэньчан, – что у нас, конфуцианцев, принято относиться к битью как к небитью, а к небитью как к битью?
Лепестки солнечного лотоса
Долго скитался Абу Саид по миру, сам не зная, чего он ищет и в чем его предназначение. Однажды он зашел в одну индусскую деревушку, чтобы попросить у кого-нибудь немного риса и остаться на ночлег. Подойдя к ветхой хижине, Абу был встречен очень худым и высоким стариком. Отличаясь простотой поведения и гостеприимством, хозяин невольно вызвал к себе доверие, и, разговорившись, Абу поведал старику свою грустную историю. Он рассказал ему о своих сокровенных печалях, бесплодных скитаниях и неизменных разочарованиях.
Старик внимательно выслушал, немного помолчал и наконец сказал:
– Я помогу тебе, но ты не должен выходить из этой хижины, пока тебе не будет позволено. Посмотри, здесь нет ничего, кроме подстилки из старой соломы да закопченной лампы. И вот тебе задание: думай об огне. Через три часа я вернусь, чтобы выслушать тебя.
Абу Саид очень удивился, но не подчиниться требованию странного старика он не мог. Долго тянулось отведенное время. Юноша уже давно приготовил свой ответ и теперь сидел, скучая. Наконец старик вернулся.
– Огонь – это вещество, на котором готовят еду и согреваются в холодные ночи, – сказал Абу.
– Думай еще, – ответил старый индус. – Сказанное тобой слишком примитивно. Я приду с восходом солнца. Не спи!
Мучительно долгой была эта ночь для Абу, но наконец он дождался старика.
– Огонь – это горящие лепестки Солнечного Лотоса, упавшие с неба на землю, – сказал юноша.
– Твои мысли бедны и поверхностны. Думай еще, – сказал старик и, презрительно отвернувшись, ушел.
Абу Саид потерял счет времени; два раза всходило и заходило солнце с тех пор, как ушел старик, а он все еще ничего не ел и не пил. Казалось, он весь превратился в единственную мысль и сам стал огнем. Все его тело горело от жары, жажды и назойливых насекомых; голова уподобилась раскаленному шару, глаза налились влажным пламенем. Внезапно он понял, что, напряженно думая об одной вещи, он постиг самого себя. Он вдруг ясно увидел всю свою жизнь, и единственно верный путь, которым надлежало ему идти, теперь лежал как на ладони. Абу Саид загадочно улыбнулся и вышел из хижины. Старый индус, скрестив ноги, неподвижно сидел на земле. Он ждал его.
Тяжела чаша мудрости
Некий монах по имени Фэн преследовал наставника Чжао-чжоу с намерением отобрать у него одеяние и чашу учителя.
Увидев это, Чжао-чжоу положил тогу и чашу на камень и сказал Фэну:
– Эти вещи – только свидетельства мудрости. Разве можно завладеть ими силой? Возьми их, если можешь.
Фэн попытался поднять одеяние и чашу, но они были тяжелы, как гора. Сгорбившись от стыда, Фэн сказал:
– Могу ли я назвать вас своим учителем?
Не отвергай себя
Монах по имени Дачжу явился к наставнику Ма-цзу Даои.
– Откуда ты пришел? – спросил его учитель.
– Из юэчжоуского монастыря Больших Облаков, – ответил Дачжу.
– А для чего ты пришел сюда?
– Для того, чтобы постичь закон Будды.
– Не ценя богатства в своем доме, ты их отвергаешь. Зачем уходить так далеко? Мне нечего тебе дать.
Дачжу отвесил поклон и спросил:
– Но в чем богатство Дачжу?
– Спрашивающий меня сейчас и есть твое богатство, – ответил Ма-цзу Даои. – В нем все наличествует сполна и ничего не упущено. Пользуйся этим свободно, ибо богатства сии неисчерпаемы. Зачем искать их на чужбине?
Услышав эти слова, Дачжу наконец познал свое сердце. Подпрыгнув от радости, он горячо поблагодарил учителя и ушел.
Журавли
Монах Чжиу Лянь любил журавлей. Их полет напоминал ему танец стрел, их грациозные осанки были подобны стеблям орхидей, качающихся на ветру, – Чжиу Лянь умел ценить красоту.
И вот в то время, когда монах жил на горе Яншань, кто-то, знавший о его пристрастии, прислал ему в подарок пару маленьких журавлей. Чжиу Лянь стал ухаживать за ними как самый чуткий влюбленный. Жизнь его превратилась в поэму.
Однако через некоторое время у птиц подросли крылья, и они уже могли улететь. Но Чжиу Лянь так боялся потерять своих любимцев, что в порыве отчаяния не сдержался и подрезал им крылья. Бедные журавли, предчувствуя усладу высоты, все пытались взлететь, но могли лишь прыгать, изгибаться и неуклюже валиться на землю. И всякий раз, когда птицы оглядывались назад, на свои обрезанные крылья, казалось, что они смотрят на Чжиу Ляня с глубоким укором.
В конце концов Чжиу Лянь забыл о своих страданиях – он только чувствовал страдание журавлей, которых сам лишил свободы. И он понял:
– Эти существа созданы для того, чтобы парить в поднебесье. Никогда они не захотят быть потехой для человеческих глаз и ушей. И даже самая сильная любовь к этим птицам не удержит их ни в каком земном дому.
Когда же крылья у журавлей отросли вновь, Чжиу Лянь отпустил их на волю. И долго он стоял на горе, провожая их полет. Он плакал и улыбался.
Глава 10
Странный человек
Как-то среди суфиев завязался любопытный спор: насколько может быть прост человек и насколько он готов принять чью-либо помощь, внутренне этому не сопротивляясь.
Аба Наджнун, один из суфиев, особенно отличавшийся тягой к тайнам психологии, заявил, что такой факт, как неуемная человеческая гордость, действительно может иметь место, и пообещал собранию что-нибудь продемонстрировать в пользу известной теории.
Здесь надо заметить, что Аба, безусловно, серьезно рисковал и, в общем-то, надеялся на авось, и тем не менее, как повествует предание, опыт состоялся.
Наджнун попросил привести к нему какого-нибудь безнадежного бедняка, которого в собрании никто бы не знал. Причем этот несчастный должен был прийти к Аба по лесной дороге, на которой философ распорядился оставить мешок с золотом.
И вот Наджнун встречает на опушке леса бедного человека и спрашивает:
– Любезный! Не находил ли ты чего-нибудь на дороге, что по праву могло бы стать твоим?
– Нет, почтеннейший, на дороге я ничего не обнаружил.
– Не может быть! – взволновались противники Наджнуна.
– Вы знаете, как только я оказался в этом чудесном лесу, – сказал бедняк, – я, надо думать, на какое-то время стал настоящим поэтом. Вы слышали когда-нибудь симфонию трав? А видели ли вы, как солнечные лучи, словно тонкие светящиеся стрелы, пронзают темную листву и пламенем ложатся на стволы? А как цветет дикий инжир?! Благоухание его цветов может сравниться разве что с ароматом глициний… Так что – нет! На дороге я ничего не заметил. Хотя – постойте! – кроме одного: ослепительных маленьких лужиц, которые под солнцем превращались в зажигательные стекла…
На несколько мгновений воцарилось молчание.
– Странный человек! – было всеобщее заключение.
Проворный рисовальщик
Китайский посол был искусным рисовальщиком. Однажды он расхвастался перед высокоученым Куинем:
– Пусть трижды ударят в барабан; не успеют отгреметь три удара, как я нарисую какое-нибудь животное!
Куинь губы скривил, снисходительно улыбнулся и говорит:
– Пусть всего лишь один раз ударят в барабан, и не успеет он смолкнуть, как я нарисую десять животных! Вот оно, истинное умение! А то три барабанных удара и лишь одно-единственное животное. Эка невидаль. какое же это искусство!
Услышал китайский посол такие речи, распалился и вызвал высокоученого Куиня на состязание. Куинь согласился.
Настал день состязания. Лишь только раздался первый удар барабана, китайский посол схватил кисть и принялся усердно рисовать. А Куинь как ни в чем не бывало сидит себе отдыхает. Раздался второй удар барабана – Куинь по-прежнему отдыхает. Когда же ударили в третий раз, Куинь окунул в тушь все десять пальцев и провел на бумаге десять извилистых линий.
– Вот, пожалуйста, я нарисовал десять дождевых червей, – сказал он, подавая рисунок.
А китайский посол все еще дорисовывал свою птичку.
Рад бы заплакать, да смех одолел
Однажды Фатх-Али-шах сочинил страстное стихотворение, прочитал его знаменитому поэту Саба и спросил его мнение.
– Это же безвкусица и чепуха, – ответил Саба.
Шах рассердился и приказал запереть Саба в конюшне. Поэта выпустили только через несколько дней.
Неутомимый же Али-шах сочинил новое стихотворение и опять прочитал его Саба, рассчитывая на высокую оценку. Но поэт, не говоря ни слова, поднялся и, опустив голову, направился к выходу.
– Куда идешь? – спросил его удивленный шах.
– В конюшню, ваше величество.
Секрет краснодеревщика Цина
Краснодеревщик Цин вырезал из дерева фигурку женщины. Когда работа была закончена, все изумились: фигурка была так прекрасна, словно ее сработали сами боги.
Увидел фигурку правитель Лу и спросил:
– Каков же секрет твоего мастерства?
– Какой секрет может быть у вашего слуги, мастерового человека? – отвечал Цин. – А впрочем, кое-какой все-таки есть. Когда я задумываю что-либо вырезать из дерева, я не смею попусту тратить свои духовные силы и непременно начинаю поститься, дабы успокоить сердце. После трех дней поста я избавляюсь от мыслей о почестях и наградах, чинах и жалованье. После пяти дней поста я избавляюсь от мыслей о хвале и хуле, мастерстве и неумении. А после семи дней поста я достигаю такой сосредоточенности духа, что забываю о самом себе. Тогда для меня перестает существовать царский двор. Мое искусство захватывает меня всего; все же, что отвлекает меня, просто перестает существовать. Только тогда я отправляюсь в лес и вглядываюсь в небесную природу деревьев, стараясь отыскать совершенный материал. Вот тут я вижу воочию готовое изделие и берусь за работу. А если работа не получается, я откладываю ее. Когда же я тружусь, земное соединяется с небесным – не оттого ли работа моя кажется как будто божественной?
Все хорошо в меру
Как-то Цзы-си спросил у Учителя:
– Что за человек Йен-ю?
– По доброте своей он лучше меня.
– А Цзы-кун?
– По красноречию он лучше меня.
– Цзы-лу?
– По смелости он лучше меня.
– Цзы-чан?
– По достоинству он лучше меня.
Тогда Цзы-си поднялся со своего коврика и с недоуменным видом стал ходить по комнате. Наконец, он спросил:
– Но Учитель! Почему же тогда эти четверо ваши ученики, раз они столь совершенны?
– Садись, и я скажу тебе. Йен-ю добр, но он не может сдерживать порывов, когда те не ведут к добру. Цзы-кун красноречив, но не умеет держать свой язык, когда уместнее промолчать. Цзы-лу храбр, но не может быть осторожным. Цзы-чан держит себя с достоинством, но не может отбросить чопорность. Даже если бы я смог собрать добродетели этих людей вместе, я бы не хотел поменять их на свои собственные. Вот почему эти четверо пока учатся у меня.