– А как это называется?
– Смертоносное умение, – удивленно глянул на него Унго. – Нас учат этому с раннего детства.
– А Брунгильда?
– У каждого дома свои секреты, скрытые от чужих, но теперь достойный Саин – мой фавор. И знать он должен мое умение. С помощью наших звенящих сестер мы легко взбираемся на кручи и на стены. За то особо ценимы аладаром. Люди нашего дома берут крепости. Нет нам равных и в их обороне.
– А как же... – И я указал на алебарду.
– Это умение любого окола. Мало кто устоит против фаланги роардов. Однако, когда строй рассеян, врагов надо убить как можно больше.
– Слабо представляю себе воинство, могущее удержать атаку даже полусотни таких как вы, Унго.
Унго слегка смутился.
– Есть враги, что могут выстоять.
Мне совсем не захотелось знакомиться с этими врагами.
– Большая честь противостоять околу на роарде, еще большая – победить его, – воздев палец над головой, выдал очередной афоризм Унго. – Однако умелый окол хорош и без оружия. – И закрепив Брунгильду в зажиме на спине Хайгарда, он отошел от нас на пару шагов.
Резко хлопнул и превратился в вихрь ударов, атак и уходов. В его движениях не было змеиной гибкости кунфуеров, жесткого напора каратеков, медвежьей жесткости русбоя. Это могло напомнить летающих тэквандистов, если не было бы столько артистично. Унго изредка отталкивался от земли, все остальное время проводя в воздухе. Дяденька в полтора центнера весом, без какой-либо закономерности размахивающий конечностями, мог бы показаться комичным, если бы не стонущий под страшными ударами воздух, если бы не неуловимые смазанные движения, завершаемые жесткой фиксацией, если бы не непредсказуемые продолжения атак, если бы не лихие удары из абсолютно невероятных положений в не менее невероятных направлениях.
Дыхание воздушного акробата почти не сбилось, когда он в пару флягов оказался рядом с нами.
– Окол должен уметь биться и на расстоянии. – И с этими словами достал из очередной складки на своем транспортном средстве небольшой арбалет.
Изящной игрушкой смотрелся тот в мощных ручищах товарища фавора до тех пор, пока, резко защелкав, не выпустил с десяток коротких толстых стрелок, почти по оперение засевших в древесине нестарого дерева метрах в сорока от нас почти идеальной линией.
Опасный у нас был спутник. Весьма опасный.
Да собственно, и ситуевина у нас была такая. Не будешь опасным – сам дурак. Как говорят в американской морской пехоте: "Будешь выглядеть как пища – тебя съедят". Друг же наш если и выглядел как пища, то уж весьма-таки экзотичная. Что-нибудь, но обязательно в глотке застрянет.
– Это тоже умение каждого окола? – позволил себе проявить любопытство Тивас.
– Жаль, но не каждого. Оружие это весьма дорогое. Зовется голкас. Ваш соратник получил его из рук самого аладара. Как один из лучших. У обычных околов оно стреляет лишь раз. Затем требует перезарядки. И не все владеют им столь умело, – без лишней скромности закончил Унго. – Иначе никто бы не смог противостоять воинам аладара, – с легкой грустью добавил он.
"Да, не все так просто у вас, дружище", – подумалось мне.
Порадовали мы друг друга нашими талантами, собрались и поехали навстречу свершениям.
Ближе к полудню равнина сморщилась холмами, и ехать нам пришлось уже с большей опаской, кто ж его знает, что там за следующим взгорком.
Нашего нового спутника интересовало совершенно все. "Что здесь произрастает?", "Сколь многочисленны селяне?", "Плодородны ли земли?", "Сколь много селяне отдают владеющим оружием за защиту от недобрых людей и злой нечисти?", "Оружны ли селяне и владеют ли знанием о военном строе?" На все эти вопросы он получал подробнейшие ответы от нашего чернокожего информатория. Насколько я понял, существовала здесь любопытнейшая социальная организация, чего-то схожего в истории моей родной реальности не имевшая. Что-то совершенно идеальное. Идеальные крестьяне, идеальные лендлорды, даже разбойники и те вполне идеальны. Героические отцы-утописты могут отдыхать. Их модели бытия рядом с тем, что здесь расписывает добрый дядя Тивас, просто бандитский Гарлем какой-то. Все довольны и всем хорошо. Я так напрочь не могу понять, как в этом мире, похожем на наидобрейший компьютерный квест, мог появиться какой-то парнокопытный гад, который умудрился затеять всю эту бучу. Пока еще у меня не было возможности пообщаться с аборигенами, владеющими свежей информацией, но то, что я слышал от Тиваса, а ему мне пока нет никаких оснований не доверять, говорило за то, что это действительно чрезвычайно выверенный, жестко, возможно даже искусственно, сбалансированный социум. В макросоциологии я, честно говоря, слабоват, но неприличное количество фантазийных произведений, прочитанных вашим покорным слугой, заставляют сделать грустноватый вывод. В каждом идеальном или хотя бы стремящемся к идеалу обществе может найтись индивидуум или группа таковых, которым не нравится существующее положение вещей. Так, скорее всего, получилось и здесь. Слишком мало информации для того, чтобы делать какие бы то ни было выводы.
Кто это мог сделать? Кто-то, кто может отвечать целому ряду требований. Это должен быть человек достаточно могущественный, настолько, чтобы до момента захвата власти располагать возможностью укрыть от взоров благодарных зрителей множество статистов.
– Обрати свое высокое внимание, достойный Саин, на странных людей, преграждающих нам путь.
Я отвлекся от горнего и обнаружил, что мы действительно стоим и не с вульгарной целью отдохновения, а потому как дальше нас не пускают. Поперек дороги стояли восемь верховых с легкой небритостью на физиономиях. В кажущихся несерьезными кольчугах они тем не менее агрессивно направляли на нас предметы, классифицированные мной как копья, прикрывали свои грудные клетки железными щитами и недобро поблескивали на нас глазками из-под кольчужных же капюшонов, всячески демонстрируя неодобрительное отношение к нашему присутствию. Я был озадачен. Эти ребята не подходили абсолютно ни под одну категорию лиц, о которых мне говорил наш духовный лидер.
Как было указано выше – это мир символов. И цифры восемь в иерархии символов не было. Разбойники перемещались тройками. Вооружены луками и короткими мечами. Рыцарские разъезды – один лидер, тяжеловооруженный кавалер, и четыре латника. Великие бродячие воины странствовали исключительно в одиночку, в связи со вздорностью характера, бились только пешими и коней использовали лишь в качестве средства передвижения. Рудокопам здесь так вообще делать нечего. А перед нами стояли вояки, которых здесь быть просто не могло. Какие-то лихие хевсурские парни. Почему хевсурские? Не знаю. Наверное, какие-то ассоциации с грузинскими историческими фильмами. Шикарные, доложу я вам, были боевички.
Но вот реальная ситуация была угрожающей. Я глянул на великого чернокожего вождя и поежился – лик его был недобрым. Его, видно, встреча тоже не зарадовала.
Тивас тронул шенкелями коня, и тот сделал несколько шагов в сторону стоящей клином восьмерки.
– Я Тивас, Великий...
– Бей их! – рявкнул передний и с места бросил коня в галоп.
Я, в общем-то, и читал, и слышал от старших, что кавалерийский бой – это нечто молниеносное, но не предполагал, что настолько. Впоследствии я недобрыми словами вспоминал автора статьи, утверждавшего, что предки наши были и телом послабее, и реакция у них значительно помедленнее.
Действительность оказалась несколько иной. Пока человек будущего, мощный телом и молниеносный в реакциях, столбом сидел на своем скакуне, события разворачивались следующим образом. Левый крайний нападающий Унго решительным образом продемонстрировал превосходство своего транспортного средства и личного боевого искусства. За доли секунды добряк Хайгард набрал бешеную скорость, снес и буквально размазал по покрывающему дорогу булыжнику среднего из противников, головы двум другим снес вообразивший себя вертолетным винтом Унго. Как выяснилось, некоторым минусом этого потрясающего боевого тандема оказался большой радиус разворота, и, вздымая клубы пыли, древний танк умчался вперед.
Тивас, человек, как видно, имеющий опыт такого рода встреч, шарахнул навершием своего посоха предводителя по голове, отчего тот мгновенно изменил планы по нашему немедленному побиванию и поник в седле. Другого наш гуру выпихал с коня, да так ловко, что тот шлепнулся наземь и затих симпатичной такой блестящей кучкой. Третьему отношение Тиваса к его соратникам абсолютно не понравилось, и он закружил вокруг нашего духовного лидера с явным желанием ткнуть его своей пикой, но наш центральный нападающий был решительно против и норовил треснуть агрессора по его буйной головушке. Так они и кружили.
Наибольшую радость нападавшим доставил ваш покорный слуга. Узрев печальную участь большинства своих собратьев и, очевидно, расценив мою остолбенелость как некую тайную методу сокрушения конных супостатов, злодеи решили расправиться со мной показательно. Пришпорив коней, они направились ко мне с явным намерением оспорить мою концепцию конного боя. Зрелище, должен я вам доложить, потрясающее. Прямо на тебя несется двухголовое существо, в моем случае два, при этом прет перед собой здоровенное острое лезвие. Я сделал два мудрых дела. Во-первых, защелкнул забрало шлема и вытянул свой мощный меч. Злодеи ударили почти одновременно. Я был как скала. Первое копье сломалось о мой мощный торс и звездануло сломанной половиной по голове. Зато второе не сломалось. Этот двойной удар поднял меня из седла, и человек другого мира гордо воспарил. Парил я недолго и сильно хлопнулся той частью спины, где она теряет свое благородное название, о твердую поверхность дороги. Меня несколько раз перевернуло. В процессе кувыркания я понял, что очень тепло отношусь к огнистым змеям. Поняв это, я в очередной раз кувыркнулся и хлопнулся лицом вперед. Я был раздражен почетной встречей и решил отмстить сим хазарам. Меч занял свое место за спиной. Я вдруг понял, что не для таких встреч обнажается подобное оружие. Двое, свергнувших меня с коня, уже возвращались. Один, отбросив бесполезный обломок копья, раскручивал блестящий клинок, готовя его для рокового для меня удара. Его вырвала из седла встреча лбом с рукоятью метательного ножа. Второй, вознамерившись повторить удар копьем, вдруг почувствовал, что копье повело не туда, острие вошло в землю. Следуя законам физики, дальше он передвигался уже без коня и шумно повторил мой подвиг столкновения с поверхностью дороги, но не так эффектно и удачно, как я, потому как не встал.
Рядом раздалось бодрое цоканье.
– Изящно и убедительно, друг мой, – раздался голос Унго, – повторюсь, изящно и убедительно. Вы – великий воин. Как умело вы дали возможность этим юным воинам показать свое мастерство и как изящно подчеркнули свое превосходство зрелого воина. Да. Мне надо поучиться у вас. Такая решительная победа. Без пролития крови. Почти не применяя оружия. И оба соискателя живы. Да, друг мой, в вашем случае стыдно говорить о мастерстве. Это – искусство.
– Да и вы, друг мой, были весьма убедительны.
– Не надо, не успокаивайте меня, – поднял руку Унго, на румяном лице которого не было ни следа раскаяния, – мы рассердились, не сдержали гнева оттого, что эти смелые воины, – кивнул он в сторону кровавых ошметок, – даже не произнесли слов вызова. Бросились предательски. Как разбойники. У нас не любят разбойников.
– У нас тоже.
– Мы обычно надеваем им на ногу колодку и оставляем вне скалы. Конечно, даем оружие. Нет, не такое, – он хлопнул по Брунгильде, – и не такое, – качнул своей чудовищной гвефой. – Меч или топор. Если день и ночь он остается живым, то значит, он прощен нашими богами.
– И что же, вы отпускаете такого?
– Он прощен богами, но не людьми. С него надлежит снять колодку, и он может биться с любым околом. Но на моей памяти еще никто не бился.
– Отчего же?
– Видите ли, друг мой, в наших краях чудесная охота. Но охотиться на белого волка с колодкой на ноге сложновато, вы не находите, почтенный Саин? – И он коварно подмигнул мне.
– Вставай, вставай. Хватит прикидываться, – ткнул он глефой копьеносца.
Тот с трудом вздел себя на колени, задумчиво помотал головой. Изумленно оглядел себя, меня, достойного Унго на Хайгарде и гордо упал в обморок.
"Сотрясение мозга", – про себя констатировал я и отправился проверить первого поверженного. Нож угодил туда, куда я и метил. Прямо в середину лба торцом рукояти. Кольца кольчужного капюшона слегка вдавились в месте удара в кость, рассекши кожу, но голова, похоже, была цела. Крепкая такая голова. Нож я прибрал.
Подъехал Тивас. Скинул лежащего поперек седла предводителя окольчуженных. Без пиетета скинул. А я его без пиетета воздел на ноги.
– Кто тебя послал?
Забрало я не поднял. Забрало, как я уже указывал, специфичное. Да еще плюс эффект резонанса. Мужчинка решил сомлеть.
– Смотри сюда, – бичом щелкнул голос Тиваса. – Знаешь, кто я?
Мужчинка потупил глазки. Пришлось его встряхнуть.
– Я знаю, кто вы, – угрюмо ответствовал наш визави, глянув на Тиваса.
– И чей же ты такой шустрый? – умилился тот.
– Да уж не твой.
– Ты, похоже, плохо знаешь, кто я. Не хочешь говорить – молчи.
И величественно так простер руку. Что вы думаете, он шутил? Ничуть не бывало. Кроме нечленораздельного мычания, изо рта злодея звуков более не исходило. Он схватился за горло. В глазах плескался ужас. Мужчинка оказался опять близок к обмороку. Я, честно говоря, был лучшего мнения о средневековых душегубах. А тут институт благородных девиц какой-то, право слово.
– Хочешь говорить – говори, – пожал плечами Тивас.
– Лагмара Рыжего, – выпалил тот.
– И что ж это за зверь такой?
– Господин сотник.
– Чудесно. И чего же он сотник?
– Сотник Внутренней Стражи.
– Прелесть какая. И что это такое?
– Внутренняя Стража есть оплот борьбы со смутьянами, бродягами и мошенниками.
Тивас явно наслаждался разворачивающейся ситуацией.
– Как звать тебя?
– Дагобер.
– И кто же ты будешь, Дагобер?
– Я харсог, Хозяин своего меча, – приободрился допрашиваемый.
– Никогда не слышал о харсогах, – удивился Тивас. – Откуда ты?
– Мы живем в горах Алатара.
– Бред какой-то, – поморщился седой наш вождь. – Не знаю таких гор. А как попал сюда?
– Арфаны купили наши мечи, – с мрачноватой гордостью сообщил пленник.
– А на нас зачем напал?
– Господин сотник приказал всех, кто со степи ехать будет, бить.
– И многих ты, помет говяжий, побил?
Солдат удачи грустно опустил голову. Мы оказались не первой бедой на его пути. Сегодня утром он вышел со своим десятком сменить предыдущий патруль. Но из десятка им навстречу выехали всего двое. Оказалось, что в процессе патрулирования их десяток надумал установить личность некоего лорда, который осуществлял конную прогулку с парой бодигардов. Воодушевленные своим численным превосходством сотрудники Внутренней Стражи решили похамить. Лендлорд возмутился, и те двое, что встретились нашему пленнику, спаслись лишь благодаря резвости своих скакунов. Отважный Дагобер повел объединенный отряд на место схватки, но, к счастью своему, недоброго лендлорда не застал. А обнаружил лишь тела своих сослуживцев. А когда они стали предавать тела земле, предварительно освободив от всего лишнего, к месту боя подъехали еще два каких-то нахала. Один побольше, второй поменьше, и в циничной, надо полагать, форме стали выяснять дорогу в ближайший населенный пункт. Когда же находящиеся в глубокой грусти сотрудники Дагобера потребовали от них оплатить искомые сведения, проезжающие повели себя совершенно невежливо.
Тот, что побольше, вышиб из седел троих длинной железной палкой, да так успешно, что их тоже пришлось предавать земле, а тот, что поменьше, всадил еще одному стрелу в глаз, отчего тот и скончался. Погрозив пальчиком воинам Внутренней Стражи, проезжающие проехали, а расстроенный Дагобер со товарищи отправился к месту патрулирования и обнаружил там нас. С чего в его тупую голову пришла мысль, что мы можем оказаться добычей, я не знаю. Чем завершились его меркантильные поползновения? Очередной бедой.
– Друг мой Саин, обрати внимание на то, что делают эти дети грязи, – с высоты своего скакуна обратился ко мне Унго.
Недобитые дети грязи ловили лошадей.
– Да пусть убираются.
– Они не собираются убираться. Они собираются напасть на нас.
Злодеи оказались отнюдь не трусами. Взгромоздившись на лошадей, они всерьез собирались попытать счастья вторично.
Хайгард развернулся прыжком.
– Сейчас... – начал было Унго.
Из-за поворота на роскошном гнедом коне появился всадник. Ему было весело, и весельем своим он щедро делился с окружающими путем громкого распевания чего-то очень жизнерадостного. Подыгрывал себе любимец муз на каком-то инструменте, сделанном в виде треугольного лучка со струнами, из которого ему неизвестным науке способом удавалось извлекать достаточно мелодичные и весьма бодрящие жизнерадостные звуки. Увидев нас всех, он остановился, и хотя песнь орать перестал, но продолжил услаждение нашего слуха своим музицированием.
На сгибе правой руки его уютно устроилось длиннейшее копье, судя по блеску целиком металлическое с очень живописными лохмотьями по всему древку. Из-под левой руки торчала рукоять нетолстой дубины, обмотанной в несколько слоев кожей. Левое плечо украшала длинная рукоять меча, а из-за правого выглядывали солидные такие стрелы с большой, наверное, палец толщиной. Длинный, ниже колен, шишковатый доспех, длинный острый шлем с поднятой личиной чудом удерживался на затылке.
Широкоплечий мужчина, свитый из длинных мышц. Приятное лицо. Крепкий, торчлявый подбородок, улыбчивые губы, ровный, с легкой горбинкой нос, лениво-сытые карие глаза, тонкие соболиные, больше приличествующие девушке, нежели мужчине, брови.
Рядом встал заводной конь, поверх тюков лежал немаленький стальной щит.
Злодеи, увидев весельчака, совершенно явно сникли, но топорщиться копьями не перестали. Допрашиваемый побледнел еще больше. Визитер же рассматривал развернувшуюся картинку с большим интересом.
– Это он, – выдохнул Дагобер. – Тот богатырь с копьем.
Абсолютно игнорируя сбившихся в кучу местных полицистов, всадник безбоязненно направился к нам. Хайгард с хряском закрыл своего хозяина в боевой башне.