– Но ведь жить-то надо, приятель, правда?
Он мог с таким же сознанием собственной правоты обобрать, улыбаясь, старого пенсионера.
– Хочешь мое мнение? – спросил я.
– Но ведь я еще не сказал, что на этой странице.
– Но ты собираешься довериться мне, не так ли?
– Ну, только первое и последнее слово.
– О'кей. Раз, два, три!.. Давай!
– Первое слово "Веневе", последнее – "ВООС(П)". Это, яду-маю, должно заставить тебя встать и запеть "Правь, Британия", приятель. – Он пососал свои зубы.
– Я не знаю, что такое "Веневе".
– ВНВ.
– Что это?
– Не дурачь меня, парень. Португальское подполье.
– У нас на них нет даже досье. – Я сделал вид, что сосредоточенно думаю. – В США, в госдепартаменте, есть человек по имени Джерри Хоскин. Он может знать больше, мне кажется.
– Но на этой странице указан твой департамент.
– Не кричи на меня, – сказал я раздраженно, – я ведь этого не писал.
– Хорошо. – Айвор Батчер несколько снизил тон. – Я только хотел просветить тебя.
– Очень мило с твоей стороны, но меня это не интересует.
Принесли выпивку. В стакане Айвора Батчера, осыпанном, как снегом, сахаром, лежали четыре большие вишни. На краю стакана висели две дольки лимона. Он засветился от радости.
– Я не думал, что они принесут это, – вымолвил он с придыханием, и, по правде говоря, я тоже не думал.
– Какого он размера?
Он поднял на меня глаза и лишь с трудом вспомнил, о чем шла речь.
– Какого размера? – повторил я вопрос.
– Дневник? Вот такой. – Он показал пальцами размер примерно в четыре дюйма на пять.
– А в толщину?
– Полдюйма.
– Боюсь, что это никого не заинтересует.
– Послушай, я ведь продаю всего одну страницу.
– Ты псих, – отрезал я.
– Ну, так что ты мне предложишь?
– Ничего. Я сказал тебе, что у нас нет такого досье, и у меня нет полномочий создавать его.
Айвор Батчер раздавил вишни палочкой из коктейля, предварительно покрутив их в желтом напитке.
– Принеси его ко мне около семи. У меня будет Диксон, эксперт по Португалии из министерства иностранных дел. Но я сразу предупреждаю тебя: шанс ничтожный, что они захотят получить это. Но даже если – да, то ты получишь из обычного ваучерного фонда, поэтому не жди, что тебе придется платить повышенный налог на сверхприбыль.
Служащий за соседним столиком произнес:
– Но хлеб ведь не роскошь!
Мистер Смит, известный во всем мире министр кабинета, жил в Мейденхеде. Айвор Батчер либо надувал своего босса, либо меня пытались "подловить".
* * *
Когда я вернулся в отель, пластмассовые цветы поникли от дневной копоти, а администратор обрабатывал щеточкой свой зубной протез. Я вспомнил имя, которым назвался. "Краске", – сказал я.
Он не глядя протянул назад руку и снял с крючка ключ от моей комнаты.
– Вас ждет посетитель, – предупредил он с резким центрально-европейским акцентом. Он поднял щеточку, которой чистил протез, вверх. – В вашей комнате.
Я наклонился так, что мое лицо почти коснулось его. Он был плохо побрит.
– Вы всегда позволяете посторонним входить в комнаты ваших постояльцев? – спросил я.
– Да, когда я думаю, что они вряд ли пожалуются в Ассоциацию владельцев отелей.
Я взял свой ключ и начал подниматься по лестнице.
– Да, – услышал я, как он повторил снова.
Я поднялся на третий этаж. В моей комнате горел свет. Я выключил свет в холле, приложил ухо к двери и ничего не услышал, потом вставил ключ в замочную скважину и, быстро повернув его, распахнул дверь и вошел внутрь.
Человек может всю жизнь стараться удостовериться, что за ним не следят, когда он входит в затемненную комнату, отвинчивать основание телефонного аппарата перед тем, как воспользоваться им, проверять проводку, прежде чем вести конфиденциальный разговор. Он может поступать так всю жизнь, и однажды выяснится, что так делать стоило. Однако в данном случае это было не так.
Распростершись во всю длину на розовом териленовом покрывале, лежала туша Колокольчика. Лицо его закрывала большая грязная фетровая шляпа.
Глава 32Для этой игры
– Это я. – Слова раздались приглушенно из-под шляпы, которая закрывала лицо. Фраза закончилась грудным кашлем. Все фразы, которые произносил Колокольчик, сопровождались кашлем. Рука сдвинула с лица шляпу, и облако дыма как атомный гриб поднялось к потолку.
Я оцепенел, чувствуя себя несколько глупо.
– Послушай, что ты сделал с портье?
– Я показал ему старый пропуск, который сохранился у меня со времени войны.
Колокольчик поднялся и вынул из кармана полбутылки виски "Тичерс" и разлил в два пластмассовых стакана, стоявших на умывальнике.
– Будь здоров! – поднял он один из них.
– Спасибо, – ответил я.
Из-за странной подвижности суставов пальцев он мог держать стакан и курить практически одновременно. Он кашлял, курил и пил в течение нескольких минут.
– Удивлен, что я тебя нашел? – Он кашлянул. – Хотел схитрить? – Снова покашлял. – Нет, конечно, я знаю. Сегодня утром сообщили из Албуфейры. Просмотреть списки пассажиров, прибывших последними рейсами, не составило труда. Примерно год тому назад ты уже называл себя "Краске". – Он снова закашлялся. – Может быть, ты становишься староват для такой игры?
– Все мы стареем, Колокольчик, – развел я руками.
– Все. – Колокольчик кивнул, продолжая кашлять и выпивать. – Старик хочет видеть тебя завтра в десять часов утра, если ты сможешь, – сказал он.
– Да, он всегда вежлив, надо отдать ему должное, – ответил я.
– Он ничего – Доулиш. – Колокольчик налил нам еще по одной. – Да, и я должен тебе передать, что Джин ждет указаний. Может, ты позвонишь ей, когда выдастся минута. – Он взял свою шляпу и одним махом опрокинул в себя остатки виски. – Могу я чем-нибудь помочь тебе? – спросил он. – Я возвращаюсь в контору.
– Да, – ответил я. – Надо организовать "перехват почты". – Я дал ему имя и адрес Айвора Батчера.
– И телефона? – спросил Колокольчик.
– Да, – ответил я и улыбнулся при этой мысли. – Давай прослушивать его телефон.
– Ладно. До скорого, – откланялся он.
Упаковывая свою сумку, я слышал, как он кашлял, спускаясь по скрипучим ступеням и выходя на улицу.
До встречи с Доулишем в десять часов утра я надеялся еще кое-что выяснить.
Глава 33Джин, когда я нашел ее
Я вернулся в свою квартиру примерно в пять тридцать, приготовил себе кофе и разжег камин. Снаружи цепочки забрызганных грязью машин двигались на юг города сквозь дымку дизельных паров. Прогноз погоды предупреждал о возможном снегопаде, и, похоже, в "Новостях" в шесть утра этот прогноз не изменился.
Я поставил ломберный столик в спальне, вытер пыль со своего аппарата "Никон", установил его на подставке, затем зарядил сверхчувствительной пленкой с высокой разрешающей способностью. Лампы-вспышки я направил вниз на рамку. Свет вольфрамовых ламп растекся по стенам. Я вышел из спальни и запер дверь.
Я пил вторую чашку кофе, когда приехала Джин. Ее губы были холодными. Мы потерлись носами и приветствовали друг друга словами: "Становится холодно, да?" Потом я рассказал ей о предложении Айвора Батчера.
– Купи это, – посоветовала Джин.
Но мне не улыбалось поступать так. Проявить какой-либо интерес – означало бы обнаружить больше, чем мне хотелось.
Джин назвала меня параноиком, но она еще не достаточно долго работала в нашей системе, чтобы у нее развилось шестое чувство, которое, как я полагал, наличествовало у меня.
Остановив свой синий "ягуар" на противоположной стороне улицы, Айвор Батчер посидел в нем прежде, чем войти в парадное. Это выглядело очень профессионально. Я взял у него пальто и налил выпивку. Мы болтали, ожидая появления моего вымышленного специалиста из министерства иностранных дел примерно двадцать минут. Айвор Батчер держал дневник в запечатанном бумажном конверте.
Когда напряжение несколько возросло, я спросил у него, можно ли мне взглянуть на дневник. Он протянул пакет через стол, и я, быстро вскрыв его, извлек тетрадь в кожаном переплете с золотым обрезом. Обложка была потертой, и дневник не выглядел очень новым. Айвор Батчер собирался открыть протестующе рот, но я крепко держал дневник закрытым, и он не открыл рта.
Я вложил дневник назад в конверт.
– Похоже, что все в порядке.
Айвор Батчер кивнул. Я медленно повернул дневник, пропуская его между указательным и большим пальцами. Батчер не спускал глаз с конверта. Я встал, подошел к нему, закрыл надорванную верхушку и сунул конверт в карман его блестящего синтетического костюма. Он глупо улыбнулся.
– Я позвоню этому типу из министерства иностранных дел, – предупредил я и пошел к отводной трубке в спальне.
Выронить дневник из надорванного конверта ничего не стоило, как и заменить его предметом такого же размера и формы. К счастью, Айвор Батчер дал достаточно точные описания дневника, и я на всякий случай заготовил две подделки, которые с успехом его могли бы заменить.
Я прикрепил дневник к столу, включил лампы и нажал затвор. Катушка слепо потащила пленку. Я повернул страницу и сфотографировал следующую. Теперь все зависело от того, сумеет ли Джин занять Айвора Батчера. Она, конечно, могла попросить его не подходить на расстояние, позволяющее услышать мой разговор с МИДом, но, если бы он вынул конверт из кармана и нашел вместо него шесть талонов на покупку мыла "Фейри" со скидкой в четыре пенса, мой фотопроцесс был бы скорее всего нарушен.
К двенадцати сорока пяти последний отпечаток высох, а Айвор Батчер уже давно отбыл со своим дневником, возвращенным в его карман.
Я отправился в спальню. Джин, сняв туфли, дремала перед гаснущим камином. Я склонился над спинкой большого кожаного кресла и поцеловал ее забавное опрокинутое лицо: Она сразу проснулась.
– Ты храпела.
– Я не храплю, – возразила она, глядя на мое отражение в зеркале.
– И ты сказала мне, что я единственный мужчина в Лондоне, который может знать об этом.
Джин провела своими длинными пальцами по волосам, высоко взбив их.
– Как тебе нравится такая прическа?
– Пусть лучше не будет никакой, – ответил я.
Мы смотрели друг на друга в зеркале.
– Ты страшно потолстел. Что ты собираешься с этим делать?
– Ничего, – ответил я. – Давай...
В этот момент раздался телефонный звонок. Джин засмеялась, и, хотя я некоторое время медлил, трубку все же пришлось поднять.
– Возможно, это твой мистер Батчер, решивший снизить цену до девятисот, – улыбнулась Джин. – Бедный мистер Батчер!
– Воры должны учиться плакать. – Я поднял трубку и услышал голос Элис, которая не сказала ни одного лишнего слова.
– Мистер Доулиш просит вас приехать сюда немедленно. Произошло нечто важное.
– О'кей, Элис.
Глава 34Зайят – это я
Когда мы приехали на Шарлотт-стрит, шел мокрый снег с дождем. Мимо по почерневшей дороге пронесся какой-то мужчина, обдав нас брызгами. Мы поднялись в офис Доулиша на верхнем этаже. Похоже, что происходило нечто весьма волнующее.
Доулиш был без пиджака.
– Сними этот поднос с чаем со стула и садись, – предложил он, а Элис высунула голову из-за двери, потому что она не могла вспомнить, сколько кусков сахара мне нужно.
– Ужасная ночь, – посетовал Доулиш, – мне жаль, что я впутал тебя в эту историю. Я пропустил свой бридж по вторникам впервые почти за два года.
– Всем нам приходится чем-то жертвовать, – откликнулся я.
– Да, когда наши хозяева приказывают, приходится прыгать, – развел руками Доулиш.
– Понимаю, но я сегодня вечером ни во что играть не собирался.
Джин стрельнула глазами в мою сторону.
– План Страттона... Все твоя работа, – сказал Доулиш с насмешливой уверенностью. – Теперь нам дали распоряжение создать консультативный совет. – Он взглянул на бумаги, разложенные на столе, и прочел вслух: – "Консультативный совет плана Страттона", – поднял глаза и улыбнулся.
– Хитроумное название, – съязвил я.
– Да, – кивнул Доулиш с некоторым сомнением, но затем он погрузился в администрирование. В бюрократической игре он был мастак.
– И не вздумай считать, что это пустяки. Совет назначит четыре специализированных комитета: по связи, по финансам, по подготовке кадров и управлению. Конечно, мы не можем претендовать на руководство всеми комитетами, поэтому мы сделаем следующее. Пусть люди из министерства загребут что-нибудь, что им захочется. Собственно говоря, мы назначим кое-кого и выдадим щедрые комплименты относительно их профессионализма. Смотри только не переборщи случайно с комплиментами; они и так уже начинают тебя подозревать в сарказме.
– Нет, – взъерепенился я.
– Да, – продолжал Доулиш. – Когда же они погрязнут по уши, ты предложишь пятый комитет: комитет по совместимости... для координации.
– Очень ловко, – заметил я. – Это будет так же, как с отчетом Данди. Вы закончили тем, что стали его полностью контролировать. Я часто думал – как это вам удалось?
– Помалкивай, старик, – подмигнул Доулиш. – Я хочу сделать то же самое, до того как они разберутся.
– О'кей, – согласился я, – но когда все начнется?
– Значит так. Ты будешь в совете и я, право, не знаю, кого, кроме тебя, можно предложить на пост председателя финансового комитета...
– Да, слушаю внимательно. Между нами говоря, мы будем хорошо владеть ситуацией, но я имею в виду другое. Когда все это начнется?
Доулиш заглянул в дневник на своем столе.
– Назначено в четверг в пятнадцать тридцать, Стори-Гейт. По крайней мере для первого собрания.
– Нет, послушайте. Я не могу болтаться здесь до следующего четверга. Ситуация в Албуфейре слишком быстро меняется.
– Ах да, – хлопнул себя по лбу Доулиш, – я хотел с тобой об этом поговорить. – Доулиш подошел к автоматической картотеке, где хранились все необходимые ему данные. Он нервно перебирал кнопки управления. – Я хочу, чтобы ты закончил отчет об этом как можно скорее.
Он продолжал стоять ко мне спиной. Я знал, что разговор должен состояться именно об этом и что спешка с планом Страттона всего лишь маскировка. Доулиш вернулся к столу и нажал кнопку внутренней связи. Элис ответила. Он спросил:
– Кодовое название операции в Албуфейре?
– "Алфоррека", – прозвучал из маленького громкоговорителя голос Элис.
– Весьма эрудированно, – заметил я, обращаясь к Доулишу. Алфоррека – португальское название морского животного, которое у нас именуют "португальский кораблик".
Доулиш улыбнулся и снова нажал кнопку, чтобы передать Элис то, что я сказал. Потом он повернулся ко мне.
– Мы сворачиваем операцию "Алфоррека". Мне нужен твой отчет министру к утру. Специальное распоряжение правительства.
– Не выйдет, – отрезал я.
– Я что-то тебя не понимаю. – Доулиш глянул на меня поверх очков.
– Оно еще не закончено. Мне нужно очень многое сделать.
Доулиш демонстрировал явное раздражение.
– Возможно. Но от тебя не требуется продолжения. Завершенность – это просто состояние ума.
– Точно так же, как вмешательство на высоком уровне – тоже состояние ума. Я отправлюсь туда в свое личное время и проведу там свой отпуск.
– Будь же благоразумным! – воззвал мой начальник, изобразив упрек. – Что не так?
Я вынул из кармана пачку фотографий – двадцать три страницы из личного дневника мистера Смита. Большинство страниц заполняли неразборчивые записи, непререкаемое право занятых людей – плохой почерк; записи о встречах; аккуратные записи мелких доходов, подлежащих налогообложению. Ссылка на ВНВ касалась продажи каких-то неопределенных товаров. Упоминалось несколько счетов в швейцарских банках.
На одной странице, однако, значилось нечто более определенное:
"Скажи К., – писал он, – ПОСТРОЙКА ДОСТАВИТЬ ВСЕ СЕМЬ ОДИН ДОКУМЕНТЫ БАРОНЕССА ЗАЙЯТ РЫЧАГ".
Стояла подпись: "Ксист".
Я счел бы это бессмыслицей, если бы раньше не обратил внимание на слова "Моринг и Нил" на другой странице. Я попросил ребят разыскать коммерческий код "Моринг и Нил", пока сушил отпечатки. Теперь я сообщил об этом Доулишу.
– Это означает "организация химических опытов", затем "товары должны быть поставлены", потом "цена семь тысяч сто фунтов" и "доставь документы". "Баронесса" – не что иное, как "Опасайтесь", и дальше "не упоминать". "Зайят" и "Ксист" – пустые слова для частного употребления. "Ксист" явно подпись Смита.
Я подождал, пока Доулиш полностью осознал важность прочитанного. Он раскачивал своим кисетом для табака, как лассо.
– Смит послал К. (вероятно, это Кондит) на семь тысяч фунтов лабораторного оборудования, – продолжал я, – думаю, что для экспериментов по таянию льда. "Документы" относятся к штемпелю для изготовления соверенов (ближе никакого кодового слова нет). "Зайят" – это я. Смит пишет, чтобы меня остерегались.
– Догадываюсь, что он чувствует. – Доулиш торжественно снял очки, вытер лицо большим белым платком, снова надел очки и перечитал запись. – Элис, – позвал он наконец по внутренней связи, – зайди, пожалуйста, немедленно.
Как заключил Доулиш, все это могло быть случайным совпадением. Но все совпадало в не очень хорошую сторону. Зачем Смиту финансировать лабораторию в таком отдаленном месте? Было бы гораздо менее подозрительно сделать это в Лондоне. Доулиш, кроме того, считал, что я несколько перегибаю, читая слово "документы" как "штемпель".
Отдел Доулиша непосредственно подчинялся правительству.
Вот почему старику так не хотелось вступать в конфликт с членом кабинета, очень могущественным членом кабинета.
Наконец после четырех чашек растворимого кофе он откинулся на стуле и произнес:
– Я уверен, что ты полностью ошибаешься. – Старик смотрел в угол потолка. – Уверен, – повторил он. Элис поймала мой взгляд. – И поэтому, – он сделал паузу, – из этических соображений следует продолжить расследование, чтобы защитить доброе имя Смита.
Доулиш произнес это, обращаясь к потолку, и, когда он говорил, я покосился на Элис, и, знаете, у нее слегка приподнялись уголки рта в слабой улыбке.
Я встал.
– Не перебарщивай, – взволнованно замахал Доулиш рукой. – Я могу только на некоторое время оттянуть дела. – И вернулся к бумагам по плану Страттона. – Ты когда-нибудь перестараешься!
Уходя, я слышал, как он ворчал о поручениях правительства. Мне показалось, что ему надоело беседовать с потолком.