- О, Лиза, ты уже вернулась? - задаёт бессмысленный вопрос Азамат, входя с кухни с тарелкой какой-то еды.
- Нет, я тебе мерещусь, - ворчу я, роняя свою телесную оболочку в кресло, предварительно выкинув из него пенковую упаковку от нового сервиза. Мужики загадочно переглядываются.
- Ну как клуб? - продолжает идиотские вопросы Азамат.
- А то ты не видишь, что я в восторге!
Нет, он что, нарочно?
- Вижу, вижу, - говорит он примирительно. - Просто интересно, чем они тебе так досадили? Вроде все приличные женщины…
Мне очень много чего хочется сказать, но я сдерживаюсь при гостях. Конечно, все свои, и меня они видели в состоянии похуже, чем сейчас. Но всё-таки… так и истеричкой прослыть недолго, если буду по каждому поводу при всех сцены устраивать. Да и объяснять опять, почему меня так задевает, когда оскорбляют Азамата, я немного стесняюсь. Алтонгирел мне и так украденную душу всё время припоминает.
Азамат нависает над спинкой кресла и гладит меня по голове, его коса ложится мне на плечо.
- Ну рассказывай уже, любопытно ведь, что ты с ними не поделила.
- Что-что… - отмахиваюсь. - А то сам не знаешь. Тебя, естественно.
- А поподробнее?
- Да ничего интересного. Начали тебя опускать. Один раунд я выдержала, но потом… в общем, они реально отвратительные вещи стали говорить. Я встала, сказала, типа, не хотите меня видеть, так и скажите. Они, видимо, не поняли, чего это я. Потом пошушукались и говорят такие, сходила бы ты к духовнику. Не знаю уж, зачем. Ну я попрощалась и ушла.
- И что, даже никого не побила? - с каким-то даже разочарованием уточняет Алтонгирел. - И уродкой не обозвала?
- Ну я, конечно, очень хотела, но как-то… в общем, можешь считать, что вы с Азаматом меня выдрессировали. Я решила сначала поинтересоваться, нет ли и тут какой-нибудь культурной заморочки. А уже потом пойти и придушить их по одной.
Алтонгирел делает очень кислую рожу. Азамат вдруг принимается хохотать. Тирбиш расплывается в широченной улыбке. Эцаган единственный реагирует вербально:
- Так не честно, капитан, вы Тирбишу подсказали!
До меня наконец доходит. Пенковая упаковка от сервиза, к счастью, не улетела далеко, так что я успеваю настучать ею всем троим прежде чем они осознают, что я вооружена и опасна. Азамат, стратегически занявший позицию за креслом, всё-таки уворачивается.
- И сколько же ты поставил, дорогой? - рычу я, понимая, что догнать и треснуть я его всё равно не смогу.
- Ну что ты, Лиза, я не ставил! Это была даже не моя идея. Вот Эцаган с Алтонгирелом продули изрядно, особенно Алтонгирел!
- На что он ставил, у меня вопросов нет. А остальные двое?
- Тирбиш выиграл, - охотно повествует Азамат, по-прежнему держась за креслом от меня. - Он ставил на то, что ты разозлишься, но сдержишься.
- А Эцаган?
- А я вообще хорошо о вас думал! - обиженно заявляет Эцаган. - А вы меня бить! Я ставил на то, что вы ни с кем не поругаетесь и вернётесь в хорошем настроении!
Ах вот чего он так скис! Погодите…
- Хочешь сказать, ты думал, что я стерплю, когда моего мужа обижают? Ничего себе хорошо ты обо мне думал! Да это я тебе ещё мало врезала!
К сожалению, догнать Эцагана тоже нереально. Приходится швырнуть в него пенкой и наплевать на всё это. Решив, что я снова смирная, мужики рассаживаются по местам.
- Лизонька, - проникновенно говорит Азамат, награждая меня муданжским уменьшительным, - они не хотели обидеть ни тебя, ни меня. Просто женщинам обычно приятно слушать гадости о своих мужьях от подруг. Это такая женская солидарность. Они на самом деле не думают того, что говорят, они просто так друг друга поддерживают. Можно сказать "ты сегодня хорошо выглядишь", а можно "у тебя муж сволочь", и это будет значить одно и то же.
Вот и живи на этой планете.
Короче говоря, из клуба я не ушла. Хотя на следующий день, едва заявившись, высказала длинную, заранее выученную тираду о том, что у нас на Земле такое совсем не принято, что я это воспринимаю как оскорбление лично мне и что не надо, пожалуйста, плохо говорить о моём муже, потому что он очень хороший человек. Если бы ещё в муданжском языке различались слова "хороший" и "красивый", может быть, меня бы правильно поняли. А так просто решили, что я со странностями.
Так что в клуб я продолжаю ходить, и меня это не слишком радует. Про Азамата больше никто не заикается, но зато своих мужей они поносят так, что у меня уши вянут. Дольше часа в день я там просто сидеть не могу. А учителя по части кройки и шитья из них тоже не супер, потому что у каждой свои узоры и приёмы, передаваемые из поколения в поколение внутри семьи, и делиться ими с соседками ни одна не хочет. Шов, говорит, должен получиться вот такой. А как его делать - сама догадывайся.
Вот и лежим мы с Азаматом в "Лесном демоне", грызём сурчиные лапки и треплемся обо всякой фигне. Хотя вообще-то говорить надо о насущном.
- Азамат, солнышко, а ты не хочешь куда-нибудь съездить на несколько дней?
Он моргает на меня как-то обиженно.
- Я тебе мешаю?
О господи, он неисправим.
- Я имела в виду вместе съездить, естественно.
- А… а куда ты хочешь? На Гарнет?
- Да нет, зачем сразу на Гарнет? Просто, из города куда-нибудь. Развеяться. Погулять… У тебя, помнится, табуны какие-то несметные имеются. Да и вообще, я же вижу, как ты смотришь на дорогу из города. Тебе же хочется на природу…
- Хочется, конечно, - вздыхает. - Я ведь по всему этому больше всего скучал. Таких лесов, как у нас, больше нигде нет…
- Ну а чего ты тогда тут дурака валяешь? Давно бы уже выбрались.
- Ну так дела…
- Подождут твои дела. Пятнадцать лет как-то обходились, уж пару дней-то перебьются!
- …ну и потом, - продолжает он, не особенно меня слушая, - сезон сейчас не тот. Это тебе не парк на Гарнете. Там же снег лежит, холодно. Здесь, в столице климат мягкий. А уже даже на северной оконечности Дола, где мои табуны, там совсем неподходящие для тебя температуры.
- Я тебе открою страшную тайну, - говорю. - В моём городе на Земле зима длится полгода, а где бабушка живёт - там и все три четверти. И морозы до минус сорока по Цельсию. Так что не надо меня тут запугивать снегом, лучше купи две пары лыж и поедем смотреть на лошадок. И вообще, прежде чем отказывать себе в удовольствии из-за меня, можно хотя бы поставить меня в известность.
Он довольно улыбается мне через столик.
- Лыжи, - говорит, - у меня есть. Но я ставлю тебя в известность, что ты вряд ли сможешь на них передвигаться.
Глава 2
Летательный аппарат, который Азамат конструировал, себя оправдал, хотя я поначалу боялась в него садиться. Больше всего эта штука похожа на жука-оленя, только зелёная и переливается. В ней четыре места, как в машине, хотя и потеснее, чем в муданжских ящиках на колёсах. Взлетает такая штуковина при помощи искусственной антигравитации, то есть, не меняя положения, медленно всплывает метров на пятьдесят, а там уже жмёшь на газ, если так можно выразиться, и летишь рогами вперёд. Азамат объяснил, что это довольно обычный муданжский вид транспорта, удобный в условиях бездорожья. Детали стоят довольно дорого, но если у человека деньги есть, то и такая леталка, скорее всего, имеется. А называется она унгуц. Да-да, ты не ослышалась, наш дорогой Старейшина получил в качестве имени название летательного аппарата. Говорят, он потому только и согласился стать Старейшиной, что всю жизнь мучился, за что же боги ему такое имя дали.
Еды на двухдневный выезд мы набрали, как на неделю. Тут и всякое солёное-копчёное, и сладкое, и несколько термосов чая, кофе, горячего молока (Азамат его иногда пьёт просто так, бррр) и бульона, термопак с несколькими видами второго и ещё чёрт в ступе, не иначе. Вместе с горой тёплой одежды и дифжир, которую меня заставил-таки взять заботливый муж, получилось столько барахла, что пришлось часть свалить на заднее сиденье, в багажный отсек уже не помещалось.
- Ну как же так, Азамат, - говорю, подпихивая в салон внушительных размеров аптечку, - неужели ты всегда столько всего с собой таскаешь, когда выбираешься в лес? Или паковаться разучился?
- Если бы я один ехал, - ухмыляется он, - я бы взял соль, зажигалку и ружьё, а остальное можно на месте добыть. Но тебе нужен комфорт.
- С чего ты это взял, интересно? - ворчу я, хотя уже не так убедительно. Всё-таки спать на снегу без одеяла - это не есть моё представление об отдыхе. Ладно уж… - Где твои обещанные лыжи?
Лыжи прячутся в стенном шкафу в мастерской. Они не очень длинные, зато широченные, из потемневшего от времени дерева, а по нижней стороне подбиты пятнистым мехом.
- Ого…
- Ты всё ещё уверена в своих силах? - насмешливо спрашивает Азамат.
- Они что, правда деревянные? - я действительно несколько выбита из колеи этим антиквариатом.
- Конечно, вот, посмотри, - он наклоняет одну лыжу, чтобы я могла пощупать. Она очень гладкая, расписана прямо по дереву какими-то хитрыми узорами, от меха пахнет то ли жиром, то ли дёгтем.
- Такие старые… Они не развалятся?
- Ну что ты! - он смеётся. - Такие лыжи несколько поколений служат. Их ещё мой дед делал, а он сам был первоклассным охотником и в лыжах толк знал. - Азамат ласково поглаживает свои сокровища по выгнутым спинкам. - Мне их отец на совершеннолетие подарил.
Тут он резко и неловко замолкает. Интересно, сколько мы ещё будем об это спотыкаться…
- Ладно, - говорю, - я верю, что это хорошие лыжи. Только ты мне покажешь, как на них правильно ходить, а то придётся меня на горбу таскать.
- Обязательно покажу и объясню, - серьёзно кивает он.
Лыжи чудесным образом помещаются в переполненный багажник вдоль брюха нашего жучка, и мы наконец-то грузимся. Азамат жмёт на кнопочку, и над нами прямо из воздуха сгущается прозрачный купол, он же лобовое стекло, а рога становятся прозрачными.
- Как тебе? - с плохо скрываемой гордостью спрашивает Азамат.
- Круто… - говорю. Видимо, он долго работал над этой фишкой, надо же как-то похвалить.
- Обычно крыша выезжает из задней стенки, но так почему-то всегда женские юбки и косы прищемляет. Так что я это модифицировал.
Ну, я, конечно, не в юбке, а коса из нас двоих только у него, ну да ладно, старался человек.
- Здорово придумал, - говорю. - А так в ней не застрянешь, если случайно руку сунуть, пока она появляется?
- Нет, - смеётся Азамат и принимается мне объяснять, как это работает и почему застрять в крыше никак нельзя. Я даже понимаю. Но пересказать точно не могу.
Тем временем мы отрываемся от земли и всплываем вертикально вверх, вот уже и крыши домов внизу видны, а вот уже и полгорода. Азамат мягко, почти незаметно трогается с места, и мы плывём над рекой прочь из кольца скал, на север, к свободе.
Чтобы добраться до наших владений, надо пропахать полконтинента, правда, к счастью, поперёк, а не вдоль. Азамат обещал, что это займёт четыре-пять часов, если будет хорошая погода. Погода сегодня ничего, оба солнышка исправно светят, правда ветер суровый, так что Азамат держится поближе к земле, где не так сдувает.
Дол, на берегу которого пасутся призовые табуны, - это очень большое почти пресное озеро. Азамат говорит, что пить из него не очень приятно, хотя и можно, а если в нём плавать, то ощущения, как от пресной воды. Сейчас, правда, плавать не сезон.
Мы довольно рано встали, чтобы долететь засветло и ещё успеть там погулять, так что теперь меня клонит в сон, но мне жалко Азамата, который за рулём, естественно, спать не может, так что я пытаюсь поддерживать разговор. Говорим мы теперь с ним вообще забавно: я почти всё время на всеобщем, а он почти всё время на муданжском. Я сама попросила так сделать, чтобы побыстрее учить язык, но безумие получается изрядное, потому что мне всё время приходится вставлять местные названия продуктов, одежды, утвари и прочего, а ему - родственников и всякие душевные состояния, для которых в муданжском очень неразвитая терминология.
- Как твои воины? Учатся хоть чему-нибудь?
- Учатся, и неплохо. Тех, которые ни на что не годились, я на прошлой неделе попросил нас покинуть.
- Неужели? Прям вот так и попросил? - мне действительно трудно себе представить, чтобы Азамат кого-то выгнал, пусть даже в вежливой форме.
- Ну а что делать? - тут же смущается он. - Люди время тратят, я тоже, а толку никакого… Конечно, считается, что мужчина должен смыслить в военном деле, но ведь это дано не всем.
- Да нет, я только за! Ты и так за троих пашешь, ещё не хватало всяких бездарей на себе тянуть. Я просто удивилась, что ты на это решился, ты ведь всегда такой… покладистый.
Он косится на меня с кривой ухмылкой.
- Лиза, видишь ли, есть люди, которые мне дороги, и с ними я действительно стараюсь по возможности соглашаться. Это не значит, что кто угодно может навязать мне свои предпочтения.
- Да я верю, верю! - быстро киваю я. - Только когда в следующий раз будешь кого-нибудь выгонять, позови меня посмотреть, а? Мне любопытно.
- Хорошо, - усмехается он. - Думаю, как раз в ближайшие дни назреет необходимость. Ты вот лучше скажи, тебе никто не докучает?
- Кроме дам из клуба?
Азамат закатывает глаза.
- Ясно, - вздыхаю. А кто мне ещё может докучать? Мужики, конечно, не всегда приятно реагируют на моё появление на улице. Многие свистят, обсуждают меня вслух, иногда рыгают, проходя мимо. Это всё, конечно, противно, но я точно знаю, что они меня не тронут. Если уж Азамат, который так надо мной трясётся, говорит, что никто не посмеет меня и пальцем коснуться, то мне и правда нечего бояться. Правда в "Щедром хозяине" мелькает этот мужичок… мелкий, по муданжским меркам, бритый, всегда очень ярко одет. Он там тоже обедает, как я, и в то же время. И потом, мне кажется, я его несколько раз видела около клуба… На всякий случай излагаю всё это Азамату.
- Да-да, - кивает он угрюмо. - Он не просто тебе попадается, он весь день за тобой ходит.
- А ты откуда знаешь? - выпаливаю я, ещё не окончательно осознав сказанное.
- Попросил Эцагана за ним последить. Этот "мужичок" уже ко мне подходил с разговорами на тему, кто чего достоин. Я помню, как ты к этому относишься, так что сказал ему, что его мнение никого не интересует. Теперь либо он от тебя отвяжется, либо придётся подоходчивее объяснить…
- Ну нифига себе! Всё самое интересное - и без меня? Нет, ты когда ему объяснять будешь, обязательно меня позови, я хочу это видеть!
Я серьёзно очень плохо себе представляю, как это Азамат кому-то "объясняет подоходчивее". Бои - боями, но чтобы он всерьёз кому-то вред причинил…
- Ты что-то нынче кровожадная, - усмехается он. - Неужели твои подруги в клубе всё ещё про меня высказываются?
- Какие они мне подруги! - взвиваюсь я. - Эти курицы бесполезные, от них никакого толку! Сидят, мужей своих поносят. И ведь, небось, неплохие мужики! Это кошмар какой-то просто. Я туда иду каждый раз, как наказание отбывать, непонятно за что. Последнее время ещё придумали мне кличку, а я понятия не имею, что она значит.
- А чего ж меня не спросила? - хмурится Азамат.
- Забыла. Я тебя вижу-то за ужином и утром, и мне как-то не хочется с тобой об этих дурах разговаривать. Хоть бы кто-нибудь с болячками обратился, я бы хоть поработала, а так вообще непонятно, на что всё время уходит.
Азамат хмурится ещё сильнее.
- Так что за кличка?
- Хесай.
Мне померещилось или он зарычал?
- Скажи им, что зависть глаза выедает.
Ого! Чем же это они меня приласкали, что дорогой супруг так обозлился?
- Что это значит-то хоть объясни.
- Устрица, - цедит он сквозь зубы. Я молчу и жду продолжения. Оно следует после паузы. - Так называют женщин, которые получают удовольствие от секса.
- Чудесно, - хмыкаю я, - а чего ты так злишься?
- Во-первых, хотел бы я знать, откуда они это про тебя взяли. Я ни с кем не обсуждал наши личные дела.
- Я сама могла что-то такое сказать, - пожимаю плечами. - А что, это надо хранить в тайне?
Он тяжело вздыхает.
- Видишь ли… устрицы настолько любят это дело, что им абсолютно всё равно, с кем. Ты и так у всех на устах, а если они ещё решат…
- Ну Азамааааат! - взвываю я, - ну надо же было предупреждааааать!
- Да понимаю, - смущается он, - но всё как-то кажется, это такие очевидные вещи… Я ведь и сам поначалу думал, что ты… прости.
Я только качаю головой. То-то он так удивился, когда я потребовала охранять меня от посягательств со стороны других мужиков.
- Ну ладно, - говорю. - Как мне их убедить, что я не устрица?
- Даже не знаю… Понимаешь, у нас есть женщины, которым совсем это не нравится, а есть, только очень редко, такие, которые в любую минуту и с кем угодно готовы. А ты не то, и не то.
- Значит, придётся объяснить, что у землян всё по-другому.
- И надеяться, что они поверят, - вздыхает Азамат.
Как-то это всё грустно. Мы надолго замолкаем, и я начинаю зевать.
- Да ты спи, - уговаривает Азамат. - Долго ещё лететь.
- Я и так почти всё время сплю, когда ты рядом.
Он снова вздыхает. День вздохов просто какой-то.
- Мне надо как-то менять график. А то мы действительно почти не видимся, и получается шакал знает что.
- Ну, тебе ведь эти занятия важны, это ведь то, чего ты хотел: тебя уважают, ты всем нужен… э, а почему мы спускаемся?!
- Потому что я хочу остановиться.
Я за всеми этими разговорами даже не заметила, когда мы долетели до снега. Или, может, мы в горах? В общем, тут довольно холмисто и снег лежит везде, ровненький такой, нетронутый. Мы мягко садимся, поднимая облака рассыпчатых снежинок.
- Выходи, - говорит Азамат, отключая крышу.
- Куда, мы же ещё не долетели!
- Выходи-выходи!
Я уже ничего не понимаю, но послушно выхожу. Он обхватывает меня за плечи и отводит от унгуца, ближе к склону того холма, на котором мы стоим.
- Во-он, видишь, на горизонте горы? Это Ахмадхот. Когда мне было лет четырнадцать, мы с друзьями часто сюда летали зимой покататься по снегу.
- И что?
- А то, что это очень весело, - говорит он, и вдруг резко притягивает меня к себе, и мы летим вниз по склону в обнимку, поднимая фонтаны снега. На нас обоих скользкие непромокаемые костюмы, так что разгоняемся мы капитально - если бы он меня не держал так крепко, я бы порядочно испугалась.
Наконец мы тормозим, чуть не с головой уйдя в снег. За нами остался очень выразительный след на склоне.
Азамат смеётся и протирает залепленное снегом лицо.
- Боги, что ж ты так визжишь-то?
- А что, с горки надо молча кататься? - я тоже вся в снегу, но отряхиваться пока бессмысленно. Впрочем, не то чтобы я жаловалась. Вот только как теперь наверх выбираться?.. Я еле замечаю мокрый поцелуй в мокрую щёку.