Но у нас с собой было! Я ведь предусмотрительный человек и, когда еду в степь зимой кататься на лошадях, обязательно беру с собой антенну на парашюте. Это такой пистолетик; им выстреливаешь в небо, вылетает проволочка с воздушным шариком и высоко-высоко ловит сигнал тебе в бук. Потом жмёшь другую кнопку, она втягивается. Только шарики одноразовые, менять надо потом. Всё просто и закономерно, не то что эти лошади, бррр!
Подсоединив пистолет-модем к буку, выхожу в эфир. А там Сашка, растрёпанный, глаза на лоб, на щеках нездоровый румянец.
- Лизка! Где тебя черти носят?! Ты уже вторые сутки оффлайн!
- Да мы тут на природу выехали… - бормочу я. Мало мне было Азамата перепугать сегодня.
- Ну, а почему ты не в Сети?!
- Так тут её нет. Сейчас вон антенну выстрелила, появилась, - я выразительно дёргаю за проволочку, которая уходит от пистолета через дырку в крыше шатра в небо.
Сашка выдыхает и явно считает до десяти.
- Ты бы хоть предупредила, что собираешься в такую глушь.
- Откуда ж я знала, что тут сети не будет! Не такая уж глушь, между прочим. Тут содержится табун лошадей, которым Азамата наградили на боях.
- А ещё табун коз и табун поросят, - передразнивает меня братец. - И коллега по работе.
- Ну тебя, - говорю. - У меня и так день не задался, ещё ты тут по мозгам ездишь. Рассказал бы лучше что-нибудь хорошее.
Сашка рассказывает, что у них опять сменился шеф, что ему уже донесли про меня, причём наболтали с три короба о том, как я умею ставить палки в колёса всяким бюрократам, так что он изрядно испугался и собирается прислать мне прямо на Муданг официальные извинения, прямо на бумаге напечатанные. Я посоветовала не тратить на это бумагу, мне и на пластике сгодится, тем более, что я неплохо устроилась в принципе, если только с лошадей не падать…
На этом месте приходится Сашке всё-таки изложить, во что я тут ввязалась. У него снова глаза на лоб полезли.
- Ну ты авантюристка! Ты не могла ему просто сказать, что не сядешь на лошадь?
- Да понимаешь, он так убедительно говорит… - пожимаю плечами. - Сразу как-то верится, что он знает, как надо.
- Ну да, замечательно, - кривится Сашка. - Теперь ты на него наорала при чужих и ушла, хлопнув дверью. Это, конечно, супер стратегия. Что-то, сестрёнка, сдавать стала. До сих пор ты гораздо трезвее мыслила в бытовом плане. Гормончики разгулялись?
- Да вроде сейчас не время, - вздыхаю. И тут меня посещает Страшная Мысль.
Сашку она, видимо, тоже посещает, судя по остекленевшим глазам и кривой нездоровой ухмылке.
- Я так понимаю, тебя можно поздравить?
- Ты погоди, - говорю. - Дай хоть проверю.
Тест не занимает много времени и показывает дату зачатия - неделю назад. Чёртов чип сдулся раньше времени. Хотя там ведь везде в инструкции пишут, что стресс и сильные переживания сокращают срок действия…
Мы с Сашкой ещё некоторое время молча сидим перед экранами, пялясь друг на друга и в пространство. Потом я встаю.
- Пойду пообщаюсь с мужем.
И закрываю бук.
Когда я выхожу из шатра, Азамата нигде не видно. Подхожу к пастухам, которые тусуются у конюшни, что-то там чистят.
- Где он? - спрашиваю без уточнений, и так ясно.
- Поехал кататься, - отвечает северянин. И добавляет ободрительно: - Сильно расстроился.
Дескать, я добилась своего.
- Меня это не радует, - отрезаю я.
Возвращаюсь в шатёр, подключаю антенну к мобильнику, звоню Азамату, но он, конечно, недоступен. Ладно, подожду.
И вот я жду. Сначала посидела ещё за буком, поотвечала на скопившуюся почту. Подруга моя прислала много ругани за то, что я ей наговорила про муданжцев. Её тоже попытались насильно выдать замуж. Она прострелила духовнику руку и сбежала, бросив кучу вещей. Надеется, что сможет получить их потом по почте, если муданжцы не поломают всё в виде мести.
Я не придумала ничего лучше, чем наивно поинтересоваться, зачем она стала наниматься к ним в штат - ведь до сих пор мы обсуждали её работу на станции под началом тамлингов, а не на корабле у муданжцев. А то бы я её обязательно предупредила.
Потом начинаю собирать библиотеку по беременности на раннем сроке - какие пить гормоны, чтобы на людей не бросаться, какие делать дыхательные упражнения, чтобы не откусить голову мужу, да как этого самого мужа правильно подготовить к мысли, что в семье будет пополнение… в таком духе, в общем.
За этим занятием я провожу пару часов. А мужа нет. У меня уже ноги затекли сидеть тут на подушках.
Выползаю на улицу. Пастухи где-то в поле, гоняют лошадей, чтобы форму не потеряли, наверное. Я хожу туда-сюда от конюшни до шатров, но моя прогулка ограничивается площадкой притоптанного снега. Можно, конечно, лыжи надеть, но куда тут пойдёшь? Кругом степь, я даже уже не помню, в какой стороне Дол, а в какой горы.
Азамата нет. Я ещё раз ему звоню - хренушки.
Возвращаются пастухи, издалека принимаются обсуждать мою одинокую фигуру на краю обжитого пространства.
- Ишь ты, ждёт! Если прощения попросит, я поверю, что этот Азамат и правда такой крутой, как ты говоришь! - веселится северянин. - А то может ей просто мужского общества не хватает, а?
- Ты поговори, поговори, - кричу ему я. - Может, нос тебе сломаю.
Он испуганно затыкается. Хорошо, что я всё-таки не струсила и полезла на эту лошадь. А то фиг бы он поверил, что я представляю опасность.
Пастухи подходят поближе, обсуждая, что надо бы пообедать.
- Он не сказал, далеко ли поехал? - спрашиваю у нашего первого знакомого.
- Нет, - пожимает он плечами. - А тут особенно и не привяжешь к месту. С запада река, с востока горы, а на север степь и леса до самого Сирия.
Леса. Это вам не парк на Гарнете…
- Он оружие взял?
- Нет, - хмурится пастух. - Он вообще ничего не взял, так, постоял, вскочил на коня и поехал.
Я сплёвываю в снег.
- Мужчины!
Пастух даже отступает на шаг.
- Да ладно вам, вернётся он скоро. В степи о времени трудно помнить… подождите.
Я честно жду ещё полтора часа. Потом начинаю прикидывать варианты.
На лыжах я далеко не уйду, с тем же успехом можно оставаться на месте. Унгуцем я управлять не умею. Лошадью тоже…
- Слушайте, - подхожу к нашему вменяемому пастуху. - Вы не могли бы съездить за ним? Может, он тут где-то неподалёку кругами ездит, просто отсюда не видно…
Тот хмурится.
- Не моё это дело, барышня. Если хозяину угодно кататься, пастуха это не касается.
- А если хозяйке не угодно, что хозяин катается?
- А вы не хозяйка, - пожимает он плечами.
- Здрасьте! Я его жена!
- Ну и что? Лошади его, земля его и жена его. Как он скажет, так и будет.
Ах вот как. Прекрасно.
- А тебе вообще наплевать, если его там уже волки доедают? - цежу я сквозь зубы.
Он снова пожимает плечами.
- Им что один, что двое - без разницы. А если хозяину охота одному побыть, мешать ему - последнее дело.
Я высказываюсь примерно в том же духе, что раньше в адрес лошади, и топаю к унгуцу.
Один пристальный взгляд на панель управления сообщает мне: не разберусь. Это вам не земной пассажирский звездолёт. Эту штуку Азамат делал сам, по муданжской технологии и для себя, то есть, никакого понятного интерфейса тут нет и быть не может. Если бы это было средство наземного транспорта, я бы ещё рискнула на малой скорости. Но летать я пока не умею. Остаются проклятые копытные.
Ладно, пока вот что. Азамат, помнится, говорил, что взял бы в лес ружьё. Наверное, и правда взял, так ведь? Пороемся в багажнике. Ага, вот оно, родимое. Даже примерно понятно, где предохранитель, а где спусковой крючок. И заряжено. И, насколько я знаю Азамата, почищено. Чёрт же их знает, может, они до сих пор пулями стреляют или чем там… Я по внешнему виду не определю.
Выхожу обратно к конюшне и окидываю взглядом поголовье скота. Конечно, мне теперь вообще верховая езда противопоказана. Но, во-первых, нервничать мне противопоказано тем более, во-вторых, всего-то неделя прошла, а в-третьих, Сашкина жена, например, занимается конным спортом, и у них там тётки аж до пятого месяца катаются без последствий. Тут главное найти конягу посмирнее.
Ну, на ту белую я бы в любом случае не села. Прохожусь среди лошадей, искательно заглядывая в разноцветные глаза. Их выражение мне не особенно нравится. Внезапно я вспоминаю, что лошадь можно покормить! Сахара у меня, конечно, нет, только заменитель, а его, наверное, не будут. Зато есть какое-то печенье. Я быстро разыскиваю пакет в шатре, возвращаюсь к табуну с печеньем в вытянутой руке.
Меня довольно быстро обступают, выражение глаз становится более приятным. Пастухи высовываются из другого шатра и с интересом наблюдают за моими действиями. Пока я на них отвлекаюсь, мне в бок тыкается чья-то морда. Это оказывается довольно толстое и невысокое существо, видимо, большой гурман. Оно морковно-рыжее и очень, очень лохматое. Что ж, если оно любит вкусненькое, то мы, может, и договоримся.
Северянин подходит поближе.
- Вы их не кормите сладким, - говорит. - Избалуете.
- Я не кормлю, я выбираю, - говорю. И тут меня осеняет. - А у вас есть… не знаю, как по-муданжски сказать, ну, такая штука, на спину лошади, чтобы сидеть удобнее было?
Он кривится.
- Это только для детей.
- Можете считать меня ребёнком, только давайте сюда эту штуку!
- Вы что, тоже гулять собрались?
- Ага.
Он мотает головой.
- Хозяин не разрешал.
- Он запретил? - уточняю я.
- Нет, но и не разрешал.
- Значит так, - говорю. - Пока хозяина нет, я за него. Если он не запретил, значит, можно. У меня есть ружьё, а у тебя нету, поэтому я уеду в любом случае, но лучше дай мне на чём сидеть, а то я упаду, и ты будешь отвечать перед хозяином!
Северянину задница оказывается дороже правил, так что седло он мне приносит и, после того как я выразительно потряхиваю ружьём, закрепляет на выбранном мной толстом коньке. Это оказывается самец, или как они там у лошадей называются. Стремян у седла нет, но с одной стороны есть верёвочная лестница, по которой можно залезть наверх. Это хорошо, потому что даже небольшой муданжский конь всё равно очень большой. Я вставляюсь в седло, счастливо вцеплюсь в ручку впереди и сообщаю коняге, что можно трогаться. Он нехотя делает два шага. Я выдаю ему печенье и - на чистом, не приукрашенном культурой и воспитанием родном языке - объясняю, что если он будет слушаться, то получит ещё. Коняга обречённо вздыхает и трогается рысцой. То ли он такой толстый, что работает, как амортизатор, то ли просто походка такая, но трясёт на нём гораздо меньше.
Примерно через полчаса необременительной прогулки я вижу на горизонте какое-то пятнышко. Ещё минут через десять становится ясно, что это Азамат. Думаю, он меня признал ещё раньше. И уже прямо отсюда я вижу, как у него округлились глаза от этого зрелища.
Когда до него остаётся совсем немного, я командую коню стоять, снабдив это требование парой непечатных обстоятельств места и образа действия. Мне кажется, он так лучше понимает, чем эти безумный муданжские вопли. Потом я честно даю ему ещё печенье.
- Лиза… - оторопело приветствует меня Азамат. - Ты чего… одна, верхом, в седле… Кто тебя отпустил?
- Попробовали бы они меня не отпустить, - хмыкаю я, веско похлопывая по ружью.
Азамат нервно проводит рукой по лицу.
- Ты там никого…
- Не убила и даже не ранила, не волнуйся. Ты лучше скажи, куда тебя черти понесли. Я там сижу, волнуюсь, эти козлы ходят, насмехаются. Без оружия, без еды… Эцагана ты за подобное уволил, помнится, а сам чем думаешь?
- Лиза, ну что ты… Ты правда волновалась? - спрашивает он как будто с надеждой.
- А ты думал, я что, радоваться должна?! - вскидываюсь я. Конь подо мной вздрагивает от моего визга и отступает назад. - А ты стой, скотина безмозглая! - добавляю я снова на родном. Потом мне становится стыдно - опять на Азамата кричу, ещё и лошадь ни за что обругала. Показываю копытному ещё печенье и отвожу руку, пока он не развернётся головой в сторону лагеря. Тогда разрешаю съесть. Азамат наблюдает за моими ужимками с интересом и недоверием.
Поскольку у меня конь низкий, а у Азамата высокий, то он сидит теперь где-то там наверху, бедро на уровне моего плеча. Я кладу ему руку на коленку.
- Ты извини, что я тебе такой скандал устроила, я просто очень испугалась. А потом ещё полдня переживала, где ты, да не случилось ли чего.
- Лиза, ну что со мной может случиться в степи? Неужели ты думаешь, что тут есть какой-то хищный зверь, с которым бы я не справился одним ножом?
- Понятия не имею, - говорю. - Я ни зверей здешних не видела, ни как ты с ними справляешься. Да и вообще, что это за детские выходки?
Он похлопывает меня по плечу.
- Извини. Я действительно расстроился, но это недолго длилось. Просто я решил последовать твоему же совету и "не мучиться", а как следует погулять одному, послушать, посмотреть. Ну и увлёкся, целую вечность ведь на воле не был. Я думал, ты будешь дуться, а ты, оказывается, волновалась… Никак мы друг друга не поймём.
- У меня временное обострение ненависти к человечеству, - сообщаю я. - Оно пройдёт, и снова будем понимать. Потерпи чуток.
Я уже открываю рот, чтобы рассказать о новом повороте событий, но он вдруг сжимает моё плечо.
- Лиза, послушай, - он очень серьёзен. - Это важно. Ты так и не обещала мне не дёргать лошадь за уши. Более того, ты одна, без спросу, выехала в степь на незнакомой лошади. Если уж ты сама говоришь, что испугалась, так будь осторожна! Ты себе не представляешь, как я за тебя боюсь!
И всё в таком духе. Ладно, что поделаешь, переживает человек, пусть выговорится, я потерплю. Даже пообещаю ему, что не буду дёргать лошадь за уши и за прочие места и сзади обходить тоже не буду. Правда, пожалуй, про беременность я пока помолчу. А то если он узнает, что я всё это сегодня проделала ещё и брюхатая, он же с коня сверзится.
Глава 4
Когда мы подъезжаем к лагерю, у края вытоптанного снега нас ожидает северянин, нервно переминаясь с ноги на ногу.
- Хозяин! - принимается он голосить, едва мы оказываемся в зоне слышимости. - Я бы её ни за что никуда не отпустил, но она мне ружьём пригрозила! Под прицелом велела седло принести!
- Врёт, - шепчу я, криво ухмыляясь. Азамат усмехается и гладит меня по плечу. Пастух продолжает в красках расписывать, какая я опасная, как меня даже лошади боятся, а стихии слушаются.
- Ладно уж, - отмахивается от него Азамат. - Хорошо, что отпустил, а то бы она тебя убила. Она духовника моего однажды чуть не застрелила.
Пастух, который начал было успокаиваться, что хозяин не злится, снова перепугался, отвесил мне три поясных поклона и сбежал к остальным.
- Чего ты их запугиваешь? - спрашиваю.
- Не обращай внимания, - неловко улыбается он. - Это я свой авторитет укрепляю. А то если они решат, что я просто так тебе всё разрешаю, то запрезирают. Решат, что у меня денег не хватает на твои капризы, вот и… отдаю натурой, так сказать.
- А так они тебя будут считать укротителем тигров?
- Ну, вроде того, - он виновато опускает глаза. - Извини, но так проще, чем что-то доказывать…
Я задавливаю в себе желание закатить ещё один скандал. Хватит, наругались на сегодня. В конце концов, никто меня на Муданг насильно не волок.
- Да ладно, - говорю довольно искусственным голосом. - Ты же не виноват, что они идиоты. И что все бабы у вас курицы долбанутые, тоже не виноват.
Он долго на меня смотрит, потом говорит:
- Спасибо.
Я так понимаю, за усилие над собой. Чует ведь. Как мне всё-таки повезло с мужиком. И как ему не повезло с родиной.
Когда мы слезаем с лошадей, я наконец замечаю, что Азамат всё это время сидел не на той буроватой кобыле, которая стояла в строю рядом с моей белой, а вовсе даже на чём-то серебряном.
- Ой, - говорю. - Какая у тебя скотина, прямо металлическая. Так блестит…
- Да-а, - польщённо говорит он. - Я вот решил его и взять. Таких серебряных больше нигде не разводят, только по берегам Дола, а я всегда такого хотел. Сейчас поездил - жеребец сильный, послушный, с мозгами, да ещё молодой совсем. В общем, я определился. А ты как?
- Да я вроде тоже, - киваю на свой рыжий диванчик.
Азамат хмурится.
- Ты его взять хочешь?
- Ну да, а чего? Сидеть удобно, не трясёт, слушается. И не очень большой. Чего мне ещё надо?
- Так это ж мерин…
- Ну так мне с ним не трахаться! - выпаливаю я. Пастухи прыскают со смеху и долго не могут успокоиться. Азамат слегка краснеет.
- Ты полегче в выражениях, - шепчет он мне. - Женщины при мужчинах о таких вещах не говорят.
- Фи, какое лицемерие, - кривлюсь я. - А чем плохо, что мерин?
- Ну это как-то… неспортивно.
- Спасибо, спорта мне на сегодня хватило. Ещё возражения есть?
Азамат вздыхает.
- Ладно, бери этого. Ребят, - он поворачивается к пастухам, которые всё никак не отсмеются. - Представьте коней-то.
- А ты до сих пор не знаешь, как их зовут? - удивляюсь я.
- Нет, а ты знаешь?
- Нет, так то я… Я и забыла, что у них имена бывают.
- Бывают, а как же, - кивает Азамат. - И если конь хороший, его имя охраняют, как человеческое.
Наш провожатый первым отсмеялся достаточно, чтобы внятно произнести имена.
- Этот, - он указывает на Азаматов выбор, - Князь. А второй - Пудинг.
- Как?! - опешиваю я.
- Пудинг… - повторяет пастух. - А что?
Я поворачиваюсь к Азамату.
- Откуда у вас пудинг?
Азамат пару секунд на меня озадаченно смотрит, потом переспрашивает.
- А это слово для тебя что-то значит?
- Ну как, - говорю, - пирог такой… праздничный…
Они начинают ржать. Азамат трясёт головой, явно умиляясь от чего-то, чего я не понимаю.
- Кто говорил, что у императора не было чувства юмора! - хохочет он. Потом наконец снисходит до того, чтобы объяснить мне, в чём дело. - Этим именем впервые наш последний император назвал своего любимого коня, который тоже был небольшой, толстый и спокойный. Оно с тех пор так и кочует. Но никому в голову не приходило, что у этого слова есть какое-то значение! Так, звучит забавно, и всё тут…
- Ясно, - ухмыляюсь я. - Я тебе испеку как-нибудь. Только это долго, там тесто должно настаиваться две недели или типа того. Зато очень сытно.
Пастухи немедленно преисполняются уважения к даме, которая, о-о-о, понимает толк в кулинарии. Чувствую, Азамат задался целью и правда выдать меня за воплощение этой их воинственной кормящей богини. Дверью шатра я уже хлопала, осталось детей наплодить. Кстати, надо ему сказать, но при пастухах как-то нехорошо, наверное…
Мы обедаем все вместе в шатре. Мне кажется, что день уже прошёл, ведь столько всего произошло, и я так долго ждала - хотя на самом деле сейчас всего полпятого. Еды у нас по-прежнему вагон и маленькая тележка, а ведь уже пора домой возвращаться.
- Ну что, Азамат, - говорю, - ты признаёшь, что не надо было брать столько вещей?