Азамат внезапно с видом чрезвычайной заинтересованности поворачивается на бок и нависает надо мной.
- Так ты собираешься рожать?! - спрашивает он шёпотом.
Я хлопаю глазами.
- А что, есть какие-то неблагоприятные для этого обстоятельства? Чего ждать-то, если уж залетела?
Он рухает обратно с таким счастливым видом, что уже граничит с безумным, сплетает пальцы и принимается тараторить нечто в стихах, что я определяю как гуйхалах за моё здоровье.
- Лизонька, - выдыхает он наконец, - если бы у меня только были слова! Я знаю столько слов, столько томов прочёл на двух языках, а сказать о своём счастье ничего не могу… - он снова поворачивается (уже все одеяла узлом завязал) и утыкается лбом мне в висок. - Может, если я как следует подумаю, ты услышишь? Ты ведь всегда чувствуешь меня.
Я снова не могу сдержать хихиканье, хотя оно происходит скорее от умиления, чем от юмора. Ладно, по крайней мере, он не упал с печки, не попытался мне заплатить и не выдумал себе повода для расстройства. Правда, на время родов я его, пожалуй, привяжу к кровати под наблюдением пяти-шести телохранителей, а то что-то стрёмно немного… А ещё меня волнует, что ему станет советовать проклятый духовник…
- Слушай, Азамат, - говорю, не поворачивая головы.
- М-м?
- Не говори пока Алтонгирелу.
Он опять приподнимается на локте. Вот же активность напала на ночь глядя.
- Как же? Он ведь наш духовник, он должен знать… Да и всё равно поймёт.
- Давай проясним этот вопрос. Он твой духовник, а не мой. Вот станет пузо заметно, тогда скажем. А пока я ещё жить хочу. Кстати, учти, что у меня в ближайшее время сильно испортится характер. Сегодня утром ты уже видел, в чём это выражается. Так что ради Алтонгирелова собственного блага, пожалуйста, не говори ему пока.
Азамат тяжело вздыхает, но соглашается.
- Ладно, понял… Но вообще, если уж он тебя так раздражает, тебе надо другого духовника себе выбрать, чтобы с ним советоваться, а то не дело это.
- Ну, вот познакомлюсь с кем-нибудь вменяемым… - вяло соглашаюсь я. Главное, мы пришли к компромиссу.
- Что вы там всё шушукаетесь? - доносится снизу голос матушки. - Легли спать, так спите уже.
- Так точно, командир! - говорим мы, неожиданно, хором, хохочем и блаженно отрубаемся.
Утро у нас весьма позднее - заснули-то часам к шести, не раньше. Впрочем, у меня оно, конечно, гораздо позднее, чем у остальных домочадцев. Сквозь неглубокий сон ближе к пробуждению я слышу стук топора, льющуюся воду, ещё какой-то скрип и возню. Очевидно, Азамат помогает по хозяйству. Идентифицировав звуки как безопасные, я удовлетворённо поворачиваюсь на бок, стекаю в нагретую Азаматом ямку в матрасе и уплываю в сон ещё часа на четыре.
Сползаю с печки я только на запах обеда, поскольку желудок принимается категорически требовать наполнения. Я долго ищу тапочки вокруг печки, всё это время через полуоткрытую дверь наблюдая общественную жизнь на кухне. Азамат с энтузиазмом жарит расстегаи с какой-то некрупной рыбкой, матушка смешивает пряно пахнущий соус.
- Так и сказала? - поражённо говорит матушка. Видимо, Азамат опять ей что-то про меня рассказывает.
- Ага, - довольно кивает он.
- Ну это уж… прямо неприлично.
- Я так понял, у них об этом совершенно прилично говорить. Правда, они выражаются по-другому, но вообще это вроде бы считается чем-то хорошим.
- Чего уж тут хорошего, мучение одно, - ворчит матушка. О чём это они, господи?
- Ты зна-аешь, - задумчиво тянет Азамат, - конечно, если только один человек души лишается, то ему очень плохо. Но когда оба… это как-то… в общем, это здорово. И спокойно так - я, например, точно знаю, что Лиза меня не подведёт и не будет мне нарочно пакостить. Вот подумай, много людей могут похвастаться такой уверенностью в супруге? Или, вот, скажем, она всегда рада моему приходу. Ты не представляешь себе, какое это счастье.
Ах ты боже мой, романтическая любовь в восприятии муданжцев. Можно прямо записывать и вставлять в краеведческую хрестоматию.
- Представляю, - улыбается матушка. - Ты в детстве тоже всегда мне радовался.
На этом я решаю вторгнуться в семейную идиллию, а то ещё накапают мне в еду.
- У нас говорят, что человек может быть счастлив, только если сохранил в себе частицу детства, - приторным голоском объявляю я вместо доброго утра. - Чем нас сегодня кормят?
Азамат нагибается и целует меня в макушку, отведя подальше руки, измазанные в тесте.
- Здравствуй, солнышко. Ты опять с утра путаешь слова.
- Ничего я не путаю, - говорю. - Нас же теперь двое!
Матушка оказывается весьма сообразительной, правда в результате она роняет ложку.
- Ты тяжёлая, что ли? - спрашивает она с оторопелым видом. Я поднимаю ложку.
- Ага. А что, Азамат вам не сказал?
Азамат, помявшись, объясняется:
- Я подумал, раз уж ты духовнику говорить не хочешь, то прочим и подавно не стоит… Беременные женщины обычно очень суеверны.
- Как у тебя вообще я и суеверность в одной фразе совместились? - вздыхаю я. - Ты хоть раз за мной что-то такое замечал?
Он виновато мотает головой.
- А вот и зря, - встревает матушка. - У вас, на Земле, может, люди хорошие, а у нас завистливые шибко, особенно женщины. Попортят тебе ребёнка, не приведи боги. В силу знающих можно и не верить, но тут и попроще способы есть. Так что лучше уж до лишних ушей не допускать.
- Это другой разговор, - соглашаюсь я. В пакостность местных баб мне поверить раз плюнуть. - Но вам-то можно доверять, имигчи-хон!
Она вся расцветает от обращения. Вообще, она сегодня гораздо лучше выглядит. И надела что-то нарядное: цветные юбки в три слоя, белую рубашку с широкими рукавами. Правда на время готовки эти рукава она подтянула за ленточки, продетые по кайме, и завязала на загривке. А сверху нацепила весёленький пластиковый фартучек, разрисованный гиппеаструмами.
- Так что же, - возобновляет она разговор, когда я подаю ей вымытую ложку, - ты действительно собралась рожать?
- А чего вы оба так удивляетесь? - никак не возьму в толк я. - То есть, я, конечно, плохо понимаю, как вы при ваших порядках вообще размножаетесь…
Азамат хихикает, а матушка серьёзно объясняет:
- Ну как же, ты ведь красивая. А красивые женщины до последнего с этим тянут, чтобы фигуру не портить. Да и вообще, охота тебе с младенцем возиться, когда ты в самом цвету? Мне страшно подумать, сколько Азамат выложил за это дело.
- Нисколько, - отрезаю я прежде чем Азамат успевает на меня цыкнуть. - Он и не знал, я ему только вчера сказала.
Матушка повторно роняет ложку, но ловит её в полёте.
- Ну вы, земляне… - бормочет она, качая головой. - Это ж вы, значит, и моцог не проводили? И Старейшин не одаривали? Да что же это будет-то?
- Будет, как на Земле, - пожимаю плечами. - У вас свои обряды, у нас свои. Буду пить "снадобья" и одаривать "великих целителей".
А что ещё я могу ответить на такой укор?
- А-а, - успокаивается матушка. - Ну это тебе виднее, - она задумывается ненадолго, потом развивает свою мысль: - Рожать надо по своим правилам, а не по мужниным.
На том и договариваемся. Азамат слушает наш разговор, благоразумно помалкивая, чтобы не нарушить мою эквилибристику.
А расстегаи с устричным соусом - это вещь, и муж у меня самый лучший. Вообще, мужчина у плиты, да ещё в фартучке - это ужасно эротично. Во всяком случае, мне никакого другого афродизиака не надо.
После еды мы некоторое время расслабленно перевариваем. Азамат стаскивает с головы какой-то хайратник - оказывается, мать с утра подарила. Красивый такой, красно-синий, очень ему идёт. Вот только муж у меня со вчера непричёсанный. За всеми вчерашними открытиями он даже не расплёл косу, и теперь она напоминает водоросль - грозу купальщика. Я лениво встаю, откапываю в сумке свою щётку, потому что где Азаматова, я не знаю, а спрашивать лень, и принимаюсь приводить его в порядок.
- Ишь ты, - усмехается матушка, которая наблюдает за моими движениями, подперев щёки кулаками, - нежности какие. Ты его как кошка котёнка вылизываешь.
- Ещё бы, - говорю, - за таким богатством уход нужен. Красотища ведь неимоверная.
Это слово я на днях выучила от Унгуца и очень им горжусь.
Азамат смущается, а матушка как будто чем-то недовольна.
- Да уж, - протягивает она, - красиво-то красиво, да грустно.
- Почему? - удивляюсь я.
- Из-за отца, - неохотно бросает Азамат.
Я озадаченно моргаю.
- Какая связь между твоими волосами и этим нехорошим человеком?
Азамат поднимает на меня взгляд исподлобья.
- Ах да, тебе ещё не говорили, наверное… Длинные волосы носит старший мужчина в семье.
Ну, хоть теперь понятно примерно, почему Азамат своих волос стесняется. Но, ой, мамочки, так это что же, если вдруг папаша проявит остатки совести, и они помирятся, он пострижётся?! Да я этого старого козла голыми руками порву!!!
- Ай, - удивлённо говорит Азамат. - Ты чего дёргаешь?
- Прости, задумалась. А насчёт волос ты взгляни на это под таким углом: если бы они у тебя были короткими, я бы вряд ли вышла за тебя замуж.
Азамат запрокидывает голову, чтобы недоумённо воззриться на меня.
- Теперь ты поясни, пожалуйста, какая связь?
- Ну, помнишь, когда я по милости твоего духовника обкушалась грибочков? И к тебе спать пришла?
- Ну.
- Ну вот, я как тогда на твои волосы налюбовалась под кайфом, так и… понеслось. В смысле, мне кажется, э-э, как бы это сказать по-муданжски? В общем, что моя душа именно тогда поменяла место жительства. И после этого я стала про себя тебя на "ты" называть, в моём-то языке есть разница.
- С ума сойти, - бормочет Азамат.
А я вдруг понимаю, что и тут Алтонгирел, зараза, угадал. Он же хотел мне глаза открыть на Азамата. И открыл ведь! Не дай бог узнает…
Матушка только головой качает, ворча что-то о противоестественных землянах, которые ходят друг к другу ночевать и выбирают супругов по волосам. Азамат снова откидывает голову, позволяя мне продолжить груминг, а потом говорит:
- А я потерял душу с самого начала, когда ты, едва поднявшись с пола и без оружия, так уверенно заявила, что не пойдёшь куда велено, и тут же придумала, почему мы должны тебе это позволить. Я так растерялся, что близко к тебе не подходил потом, боялся потерять самообладание.
Коса заплетена и мы начинаем прощаться. Пора возвращаться, а то потемну летать всё-таки небольшое удовольствие даже с инфракрасным экраном. Мы клятвенно заверяем матушку, что будем навещать и подвозить всякие южные вкусности. Она в свою очередь обещает держать телефон заряженным и подключённым к выносной антенне, которую мы ей оставили.
- А вы не хотите поближе перебраться? - спрашиваю. - Подыскали бы местечко поприятнее, построили бы там дом с удобствами…
- Нет, - легко отказывается она. - У меня тут подруги есть, рыбка ловится круглый год, а больше мне ничего и не надо особенно. Вот, на счастливого ребёнка посмотреть только.
Мы по очереди обнимаем её на прощанье и улетаем из-под заснеженной горы вверх, в синеву, а потом прочь, на юг, над гигантскими деревьями, плоскими горами и широкими равнинными реками.
Когда мы подлетаем к Ахмадхоту, уже довольно темно, хотя мне кажется, что три дня назад в это же время было гораздо темнее. Весна всё-таки. Ахмадхот, подсвеченный яркими окнами, напоминает паутинку в росе. Зависнув для посадки над садом, мы видим все окрестные дома. Вон заросшее хозяйство Ирнчина, вон мой клуб, вон дом Старейшин и толпа у него… Мы мягко опускаемся в траву.
У дверей нас поджидает - кто бы другой, а? - Алтонгирел, будь он неладен. А я так надеялась сегодня без него обойтись.
- Ну как лошади? - ядовитенько спрашивает он, как будто точно знает, что никаких лошадей мы не видели, а всё это было предлогом для чего-то ещё.
- Отличные лошади, - радостно заявляет Азамат. - Я себе взял серебряного. Как говорит Лиза, красотища неимоверная.
Мы входим в дом, раздеваемся, и Азамат сразу разводит огонь в печке. Вообще этот их саман хорошо держит температуру, тут градусов пятнадцать, но Азамат всё никак не может привыкнуть к мысли, что я могу существовать при низких температурах.
- А ещё, - продолжает муж радостно, - мы навестили мою мать. А я и не знал, что она от отца ушла, - он поднимает взгляд от топки на Алтонгирела и поводит бровью.
Алтонгирел, по-моему, и сам этого не знал, но ему западло признаваться.
- Я думаю, тебе было полезно узнать это от неё самой, - спокойно говорит он, глядя в сторону. Мне остаётся только головой качать. Алтонгирел решительно меняет тему. - Как драгоценной госпоже понравились пейзажи?
- Я была просто очарована, - в тон ему отвечаю я. Азамат вдруг как будто что-то вспоминает и взбегает по лестнице на второй этаж, а возвращается со своим запылённым буком. Аккуратно протирает его тряпочкой на кухне, потом усаживается на диван и раскладывает бук на коленях.
- Иди-ка сюда, Лиза. Будем дом проектировать.
Я присаживаюсь рядом, по пути отмечая, как на секунду офигевает Алтонгирел.
- Начнём с размера, - предлагает Азамат, разминая пальцы. - Ты какой хочешь?
- А какой престижнее?
- Ну, большой, конечно.
- Давай большой, - легко решаю я.
- Хорошо, - Азамат начинает вбивать параметры нового проекта. - Три этажа?
- Ага, - киваю. - И лифт. И балконы на все стороны. И, если можно, отопление такое, чтобы рычажок повернул - и тепло.
- Да легко, - улыбается Азамат, стуча по клавишам.
Минут через пятнадцать домик свёрстан, а Алтонгирел чувствует себя обделённым нашим вниманием.
- Что ты с ней сделал? - спрашивает он у Азамата.
- Это не я, это мать. Никогда бы не подумал, что они так споются.
- Почему? - удивляюсь. - Она очень разумная женщина в отличие от этих дур из клуба.
- Обычно женщины настолько разного возраста не понимают друг друга, - объясняет он. Я никак не реагирую, и он обращается к духовнику. - А у вас тут что новенького?
- Да вот, Старейшина Унгуц ногу сломал.
- А что ж ты молчишь-то, зараза?! - взвиваюсь я. - Где он?
- Да в доме Старейшин. Его-то дом рухнул вчера ночью.
- Что?! - подскакивает Азамат. - Как рухнул?!
- Да так, - пожимает плечами духовник. - У него дом ведь древний совсем был. А старику ремонтировать тяжело. Вчера тут дождь был, вот крыша и просела. Удивительно, как зиму продержалась.
Я стремительно одеваюсь и подхватываю из прихожей чемодан-аптечку и запрыгиваю в машину.
Старейшина сломал не просто ногу, а чёртову шейку проклятого бедра, язви её в душу. Лежит он в подсобной комнате, делает вид, что всё в порядке. Парниша-духовник отчитывается, что дважды приносил еду.
- Что ж вы так неаккуратно, - причитаю я, наводя сканер на повреждённую кость. Перелом наружный, надо штифт ставить, а потом нашему деду лежать и лежать, а тут и матрац нужен особый, и уход… - На три дня нельзя уехать! Больно?
- Ну так… - неопределённо отвечает он. Ещё ведь хорохориться будет! Ну н-на тебе обезболивающего.
- А где целитель? - спрашиваю у подошедшего духовника.
- Занят.
- Что значит занят, если тут у человека травма?!
- Не кричи, Лиза, - просит Унгуц. - Ему звонили, он там жену чью-то лечит от заразной хвори. А у меня незаразное, я и подождать могу.
Ну да, давайте погеройствуем. И ведь главное, больницы-то нет. Есть дом целителя с комнатой для больных. И всё. Ну ладно же…
Я решительными ломающими жестами раскладываю носилки и выхожу на крыльцо, у которого тусуется толпа любопытных.
- Мне нужна пара красивых мужиков, - объявляю. Нужны-то мне, конечно, сильные, но сильные они тут все, а вот на красивых обязательно откликнутся. И правда, ко мне уже бегут пятеро. Выбираю двоих, что покрупнее, и с их помощью транспортирую дедулю в машину и располагаю поудобней. Дома уже Азамат с Алтонгирелом вносят его на верхний этаж во вторую спальню.
- Хоть бы мужа спросила, не возражает ли, - ворчит Алтонгирел.
- Что-то мне подсказывает, что не возражает.
Я вызваниваю Ориву, чтобы ассистировала и в двух словах рассказываю Унгуцу, что я собираюсь с ним сделать и зачем.
- Хорошо, - покорно соглашается он. - Вот только дочка дочки моей… У неё же теперь крыши над головой нету. Азамат, уж ты придумай что-нибудь…
Мы переглядываемся.
- Тащи её тоже сюда, - говорю. - Потом разберёмся.
Он согласно кивает и растворяется в воздухе.
Глава 7
Мы с Оривой наконец-то покидаем импровизированную операционную, оставив пациента спать, пока обезболивающее работает. Внизу на кухне Азамат разделывает какую-то гигантскую птицу, а Алтонгирел, нависнув над столом, вещает что-то о нравственности и приличиях, как обычно. С другой стороны стола сидит маленькая девочка, такая маленькая, что я вижу только её макушку с хитрой причёской. Я устало падаю в кресло и без особого энтузиазма прислушиваюсь, что там опять не нравится зануде-духовнику.
- Азамат, но ты же не можешь допустить, чтобы в твоём доме жил посторонний мужчина! - возмущается Алтонгирел.
- Не посторонний мужчина, а Старейшина Унгуц. Он был моим наставником, если помнишь, - невозмутимо и, видимо, не в первый раз отвечает Азамат, вытягивая из тушки потроха. - А, Лиза, ну как он там?
- Спит, как младенец. Ему теперь неделю надо полежать, потом можно будет ходить по дому. Через месяц будет, как новенький.
Алтонгирел шёпотом уточняет у Азамата, сколько точно составляет неделя - никак не выучит, семь или восемь дней. Потом смотрит на меня как-то боязливо.
- Так где, по-твоему, Старейшина будет лежать эту неделю?
- А какие есть варианты? - спрашиваю на всякий случай, хотя уже примерно представляю ответ. Вообще, надо бы Азамату помочь, а то этот духовник из него уже все соки выпил, пока мы оперировали. Но меня хватает только на то, чтобы, не вставая, достать из холодильника корзинку подмёрзших фруктов и вгрызться в первое попавшееся эбеновое.
- В Доме Старейшин или на постоялом дворе, - пожимает плечами Алтонгирел, предостерегающе косясь на Азамата.
- Ага, - говорю, - а ухаживать за ним там шакал будет, что ли? Нетушки, пусть тут остаётся.
- Что?! - рявкает Алтоша, да так звонко, что девочка за столом пригибается. - И ты туда же?! Нет, я понимаю, у Азамата на радостях крыша поехала, но ты-то должна соображать! Вот так взять и разрешить кому-то жить в своём доме!
Я озадаченно смотрю на Азамата.
- А в чём проблема?
- Да ни в чём, в общем-то, - улыбается он. - Я так и думал, что ты будешь не против, если Старейшина у нас поживёт, пока ему новый дом не построят.
Меня немедленно переполняет вопросами.
- А кто будет строить? И почему Алтонгирел считает, что я должна быть против? И на каких таких радостях у тебя могла поехать крыша, дорогой? - последний момент меня особенно занимает. Уж не проговорился ли?