* * *
– Ну что? – Дрожащий голосок вернул Георгия к действительности. – Уже все?
Все это путешественник услышал всего мгновением позже того, как почувствовал оглушительную боль, перед которой отступили все неприятные ощущения, пережитые в межвременном пространстве. На груди, отчаянно вцепившись всеми десятью когтями в многострадальное арталетовское тело, висел насмерть перепуганный Кот, невероятным образом сумевший извернуться на сто восемьдесят градусов в своей одежке, сохранявшей очертания сидящего человечка даже сейчас. А красные сапоги с отворотами еще только скатывались по ногам "перевозчика", не успев коснуться сверкающего пола.
– Мы уже на небесах?
"Лучше бы тебя, паразит, родители той девчонки утопили! – со стоном оторвал от груди кошачьи лапы с окровавленными когтями Жора. – Тогда не пришлось бы тебя сейчас убивать!.. Как клещ впился, животное!.."
– С прибытием! – раздалось над самым ухом, и путешественник попытался криво улыбнуться.
Но полуулыбка так и застыла на его губах, не сумев до конца сформироваться.
Потому что встречали его с Котом совсем не те, кого он ожидал здесь увидеть…
Часть третья
Парадокс затылка близнеца
16
Он безоружен – я всегда вооружен.
Сидел бы тихо, нет, он лезет на рожон.
Он хочет переспорить пистолет.
Такой большой, а как дитя – интеллигент.
А. Дидуров
– Хорош глазами лупать, чмо!
В первый момент Георгию показалось, что у него снова дежа вю: угрюмые лица, без признака интеллекта, низкие лбы, стриженные ежиком волосы. Лишь белые рубашки с галстуками да дорогие костюмы, распираемые мощными бицепсами, отличали пришельцев от давешних дровосеков или бандитов Леплайсанова братца Франсуа. И на дорофеевскую охрану они походили мало…
Крепкие руки схватили Арталетова за плечи и поставили на ноги. Кот при этом шлепнулся на пол.
– Чего котяру куклой вырядил?
Пройдоха Кот стрельнул глазами по сторонам, старательно мяукнул, на ходу освобождаясь от кафтана и штанов, порскнул куда-то и затаился. Что-что, а разумность ему сейчас демонстрировать было совсем не с руки.
– Прекрати, Сильвер…
Из-за мощных спин выступил человек, по сравнению с громилами выглядящий весьма и весьма изящно. Но судя по тому, что подчинение было беспрекословным, улыбчивый брюнет лет тридцати пяти обладал здесь реальной властью.
– Господин Арталетов, если не ошибаюсь? Георгий Владимирович?
– Он самый… – Запираться не имело смысла: в руках "предводитель команчей" вертел знакомую темно-красную книжечку с гербовым орлом на обложке. – А с кем, если позволите, имею честь…
– Ну-у… Скажем так: со старым знакомым вашего приятеля Сергея Витальевича Дорофеева. Зовите меня просто: Геннадий Игоревич.
"На представителей органов не катят… – напряженно размышлял Жора. – Похоже, что причина внезапного Серегиного отъезда проясняется…"
– Вы уж извините, Георгий Владимирович, – продолжал разливаться соловьем незваный гость, – что держу вас здесь, не даю привести себя в порядок с дороги… Прошу.
Арталетова под конвоем провели в зал, использовавшийся спасательной экспедицией в качестве штаба. Да она, собственно, в полном составе и сидела, понурившись, за столом. Жанна, Дмитрий Михайлович и принарядившийся Нестах как никогда похожий на подростка в футболке с надписью "Greenpeace" поперек груди и узких джинсах. Только не слышно было обычной перепалки, взаимных подколок и шуточек. Четвертым за "штабным" столом, низко опустив коротко стриженную седую голову, восседал Нефедыч. Пятое место пустовало.
Жора, не чинясь, как был в облачении шевалье д’Арталетта, уселся рядом с товарищами и положил перед собой руки. От шпаги, кинжала и пистолета, а заодно – и кошелька с Мишленовым сокровищем, его избавили еще в "машинной".
– Ну, если вы не желаете воспользоваться моим приглашением… – протянул Геннадий Игоревич, прохаживаясь за спинами сидящих. – Перейдем сразу к делу.
Он принял из рук одного охранника увесистый, тяжело позвякивающий Арталетовский кошелек и несколько раз подбросил его на ладони. Хмыкнув, дернул шнурок, стягивающий горловину, и небрежно высыпал из кожаного, вышитого бисером мешочка (Жора не удержался и прикупил занятную вещицу во время своих рысканий по Парижу) на полированную столешницу горку золота, совсем чуть-чуть разбавленного серебром и медью. Несколько монеток покатилось в стороны, а одна даже упала на паркет. Нестах проводил ее тоскливым взглядом и снова уставился в стол. Похоже, что он корил себя на чем свет стоит за то, что опрометчиво покинул родную Та-Кемет.
– Я так и думал. – Главарь налетчиков покрутил в пальцах одну из золотых монет – кажется, испанский квадрупль – и снова бросил ее к остальным. – Опять то же самое. Только, пожалуйста, не говорите мне, Георгий Владимирович, что нашли старинный клад.
Георгий пожал плечами: не догадываясь об этом, криминальный авторитет попал в точку. Но не спорить же с ним?
– Тем более что мне уже все известно.
Жора взглянул на смущенного Горенштейна, старающегося не смотреть в глаза остальным.
– И что вы хотите? – кашлянув в кулак, спросил он.
– Да сущую безделицу! Нам тоже было бы интересно совершать иногда вояжи в прошлое… На регулярных началах.
– А я чем могу в этом помочь?
– Ну как же! Ведь после безвременно покинувшего нас господина Дорофеева именно вы тут всем заправляете!
Теперь Арталетов взглянул на Нефедыча, но тот тоже не поднял на него глаз.
"Значит, без меня – меня женили? Спасибо, товарищи дорогие…"
* * *
– Ты пистолет-то убери…
Жора и один из боевиков Геннадия Игоревича, откликавшийся на Сильвера, подошли к опушке леса. Сразу за последними деревьями начинался роскошный луг, усыпанный мириадами цветов, воздух был напоен ароматами лета, над головой сияло яркое солнце. Собственно, уже можно было возвращаться назад, поскольку путешествие из зимней Москвы в жаркое лето само по себе являлось доказательством перемещения во времени. Но криминальный авторитет требовал материальных доказательств.
По его прихоти Арталетову пришлось сопровождать Сильвера в Россию середины девятнадцатого века, поскольку Геннадий Игоревич хотел проверить – действительно ли возможно путешествие куда угодно. Окрестности Смоленска 7 июля 1846 года были выбраны совершенно случайно.
Жора попытался было возразить, указав на приблизительность "попаданий" в последние разы, но Горенштейн только пожал плечами. По его словам, в пределах двухсот лет можно было гарантировать точность до часа, но по мере углубления в прошлое оная резко падала, по недоступным пониманию причинам.
– Надеюсь, Георгий Владимирович, – напутствовал путешественников во времени авторитет, – вы сделаете все, чтобы вернуться вдвоем. Ведь ваши друзья, особенно девушка, полностью в нашем распоряжении. Так что глупости тут неуместны…
И вот теперь приходилось вести за собой по высокой траве уголовника, который ежеминутно тыкал стволом в спину.
Реквизит был подобран весьма небрежно, поскольку тратить время на тщательную экипировку для такой коротенькой вылазки "руководство" посчитало нецелесообразным. Сильвер, например, щеголял в своих же белой рубахе, жилете от костюма-тройки и брюках со "стрелками", заправленных в сияющие драгунские сапоги времен войны 1812 года, правда со снятыми шпорами. Неуместную в те времена стрижку (такие носили лишь солдаты-новобранцы да каторжане) прикрывал рыжий паричок и норковый треух Дорофеева, позаимствованный из хозяйского гардероба.
Жора облачился более тщательно: в клетчатый костюмчик образца 1890-х годов и соломенную шляпу-канотье из того же набора, идеально подходящие к дворянским усам и бородке шевалье д’Арталетта. Довершало ансамбль "профессорское" пенсне с простыми стеклами. В подобном прикиде он легко мог сойти за школьного учителя или за карточного шулера.
– Ну и куда теперь?
Видневшуюся впереди деревушку легко можно было отнести и к 1846 году, и к 1546-му, и даже к 546-му. А может быть и к 1946-му. После войны дома во многих деревнях, переживших оккупацию, до самого начала пятидесятых приходилось крыть соломой, по примеру далеких пращуров. Но то, что никаких столбов с проводами в пределы видимости не попадало, обнадеживало. По крайней мере, вряд ли это двадцатый век. Православный крест над тоненькой колоколенкой не то церкви, не то часовни еще более суживал временной диапазон. Никак не раньше крещения Руси. Так – ерунда: плюс-минус пятьсот лет, вот и все.
– А я знаю? – огрызнулся Сильвер, чувствующий себя не в своей тарелке, к тому же сильно потеющий под двойным головным убором. – Ты у нас умник – ты и веди.
В селение соваться не имело смысла. Ну что интересного может быть в подобных убогих хибарах? Да и селяне, во все времена чужаков не жалующие, могли легко взяться за вилы, и уж тогда без стрельбы точно не обойтись. А вдруг именно в этом населенном пункте проживал твой прямой предок? Весьма изощренный способ самоубийства, ничего не скажешь…
Но между лесом и деревней пролегала дорога… Более того, судя по изрядно разбитой колее – весьма наезженная…
– Засядем в кювете, – решил Жора, раз уж ему было доверено решающее слово. – И подождем тех, кто проедет.
– На гоп-стоп, значит, будем брать? – понимающе кивнул уголовник, устраиваясь поудобнее в сухой, слава богу, канаве и все-таки пряча пистолет в подмышечную кобуру. – А ты, я смотрю, парень не промах… Хлебнешь?
Сильвер вынул карманную фляжку и свернул колпачок.
"А почему бы и нет?"
Коротать время в ожидании проезжих крестьян пришлось до вечера. Фляжка давно опустела, все анекдоты были пересказаны, становилось скучно. Напарник, раздухарившись после нескольких глотков коньяка, пару раз предлагал сбегать в деревню за самогоном, но, вовремя вспомнив о важности миссии, сникал.
Он вообще оказался неплохим парнем, этот Витя Селиверстов, жаль только, что свернул в свое время не на ту дорожку… Если бы попался ему когда-то умный человек, да подсказал… А так – мать-алкоголичка, восемь классов образования, ПТУ, так и незаконченное по причине незапланированной поездки в места отдаленные за "хулиганку"… Армия, дембель в самый разгар горбачевской "перестрелки" – обычный для многих в нашей стране "малый джентльменский набор"…
Конский топот и скрип рессор Арталетов заслышал сквозь дремоту, когда налившееся алым цветом солнце уже зацепилось за верхушки деревьев.
– Подъем! – ткнул он локтем в бок сладко похрапывающего Сильвера. – Едет кто-то. Только давай без стрельбы. Выходим, останавливаем, вежливо спрашиваем… Нет, не получится вежливо, – окинул он взглядом карикатурного разбойника. – Ты вот что: сиди тут, а я выйду и поговорю. Если не получится миром – тогда выйдешь.
– Угу…
– Только прошу: если и стрелять – исключительно в воздух.
– Да понял я…
Георгий вышел на обочину, когда открытая повозка, запряженная парой серых в яблоках лошадей, была совсем рядом. Кучер едва успел натянуть поводья, иначе кони стоптали бы помеху. Пассажиры – мужчина и женщина – настороженно молчали.
– Добрый вечер, – поздоровался Жора со статным мужчиной в военном мундире и высокой фуражке (без сомнения, середина девятнадцатого века). – Прошу прощения у вас и вашей дамы за то, что задержал, но я…
– В чем дело? Кто вам дал право, милейший, останавливать меня посреди дороги…
– Серж! – Испуганная женщина на грани истерики вцепилась в локоть спутника. – Это разбойник, Серж! Я боюсь!
Военный нервно откинул полу сюртука, вероятно намереваясь извлечь оружие, но не успел.
– А ну – руки в гору! – вылетел из придорожного бурьяна Сильвер, беря на прицел всех сразу – пассажиров, струхнувшего не на шутку кучера и даже лошадей. – Живо выворачивай карманы!
– Хм-м… – буркнул военный, извлекая из-под той же полы сюртука большой бумажник. – А Николай Николаевич утверждал, что дороги в его губернии абсолютно безопасны… Надеюсь, этого вам хватит, милостивые государи?
– Хватит, хватит… И котлы сымай!
– Извините… что?
– Он хотел сказать, часы, – любезно перевел офицеру Арталетов.
– Извольте, – на бумажник легли массивные золотые часы с цепочкой. – Орден не отдам. – Рука в белой перчатке коснулась красного с золотом эмалевого крестика на шее. – Можете убивать.
– Еще как отдашь! – рыкнул Сильвер. – И орденок, и рыжевье дамочкино!
– Серж!..
– Уймись, Виктор! – обернулся к подельнику Жора. – И этого больше чем достаточно. Прошу нас извинить, господа.
– Ну что же, я понимаю… – отвернулся военный, гоняя по бритым щекам яростные желваки. – Стесненные обстоятельства и все такое… Или не хватает на деятельность тайного общества…
– И еще один вопрос: какое сегодня число? – перебил его Арталетов.
– Вы нас только за этим и остановили? – невесело усмехнулся ограбленный. – Июня двадцать пятый день одна тысяча восемьсот сорок шестого года. От Рождества Христова, если это вам интересно…
* * *
– Вот, лопатник взяли и котлы. – Сильвер выложил на стол перед своим боссом бумажник и часы. – Интеллигент молодцом себя вел. Не дрейфил.
– Ну-ка, ну-ка… – Геннадий Игоревич открыл "трофейное" портмоне и выложил на стол содержимое: несколько банкнот, горстку мелочи, какие-то сложенные в несколько раз бумаги.
– Паспорт, – прочел "гангстер" вслух с листка побольше обычного пичсебумажного. – Выдан Сергею Аркадьевичу Полозневу, дворянину Нижегородской губернии, православного вероисповедания… Января десятого дня одна тысяча восемьсот сорок четвертого года. Близко, близко…
Он развернул сложенную вдвое купюру, видом напоминавшую дореформенные облигации, которыми маленькому Жоре доводилось играть у бабушки с дедушкой, – никто не верил, что эти "замороженные" Хрущовым бумажки когда-нибудь будут погашены.
– Государственный кредитный билеть…
– Билет, – подал голос Горенштейн. – На конце твердый знак, а он не читается.
– Молчи, грамотей. – Сильверов кулак, больше похожий на дыньку "Колхозница", очутился у Дмитрия Михайловича под носом.
– Почему же, почему же… – благодушно произнес главарь, изучая "кредитный билет" на просвет. – Очень ценное замечание… По предъявлении сего билета немедленно выдается изь… из разменных касс экспедиции кредитных билетов десять рублей серебряною или золотою монетою… Управляющий… Кассир… Тысяча восемьсот сорок третий год. Смотри-ка: "немедленно"… И что же, за эту бумажку действительно "немедленно" можно было получить золотой червонец?
– Вообще-то да… – осторожно косясь на кулак охранника, ответил Горенштейн. – Только не червонец, а империал. Червонцем золотую монету в десять рублей назвали уже большевики…
– Один фиг, – равнодушно бросил авторитет. – Главное, что золотой. И немедленно. Косой! Ты у нас вроде спец… Сколько сейчас царский чирик стоит?
– Да баксов сто, наверное, – сообщил, подумав, один из бандитов, действительно несколько косящий правым глазом.
– Серьезная валюта… Так. Вижу: "одна тысяча восемьсот сорок четвертый" и "одна тысяча восемьсот сорок третий". А базар… пардон… разговор шел про сорок шестой.
– Тот, в коляске, – сообщил Сильвер, – сказал, что сегодня… тогда, в общем… двадцать пятое июня было. Восемьсот сорок шестого года.
– И все равно не седьмое июля… – задумчиво пробормотал Геннадий Игоревич, постукивая по столешнице серебряным полтинником с двуглавым орлом.
– Почему не седьмое? – опять вскинулся ученый. – Как раз седьмое!
– Как это?
– Ну, это по новому стилю седьмое, – принялся загибать пальцы Горенштейн. – А по старому, по Юлианскому календарю, значит… Да, двадцать пятое июня.
– А ведь точно… – что-то посчитал в уме "предводитель команчей".
– Что-то я не въеду! – честно признался Сильвер. – Седьмое, двадцать пятое…
– Ты Рождество когда отмечаешь?
– Рождество? Седьмого января. Как все.
– А оно ведь должно быть двадцать пятого декабря, как во всем мире. Седьмого января – это по старому стилю. Въехал?
– Нет.
– Ты старый Новый год тринадцатого празднуешь? – начал сердиться авторитет.
– Да. Все празднуют, и я праздную.
– Так это по СТАРОМУ стилю первое января. Понятно?
– Угу… – уставился тот в потолок, шевеля губами. – И все равно не сходится.
– Что не сходится? – обреченно вздохнул авторитет.
– Между двадцать пятым июня и седьмым июля двенадцать дней, а не тринадцать. В декабре-то тридцать один день, в июне – тридцать.
– Да… Действительно, почему? – уважительно глянул Геннадий Игоревич на соратника, настолько неожиданно блеснувшего интеллектом.
– За каждый век набегает по одному дню, – устало сообщил Дмитрий Михайлович. – Поэтому к датам двадцатого века добавляем тринадцать, девятнадцатого – двенадцать, восемнадцатого – одиннадцать…
– Хватит, хватит… Тогда все в порядке. Да у вас не машина, а просто клад, Дмитрий Михайлович! Такая точность меня вполне устраивает. И, говорите, можно в любую точку пространства?
– Плюс-минус километр…
– У-у-у… Это хуже… Но ничего – подходит. Итак, проверку, думаю, можно считать успешной. Реальную эксплуатацию вашего чуда техники начнем недельки через две: нужно еще экипировочку подобрать, людишек натаскать… Возьметесь, Георгий Владимирович?
Жора молчал. Он уже примерно понимал, для чего уголовнику понадобилась такая точность…
– Молчите? Как хотите. Два раза предлагать не буду. Ну, вы еще подумайте… А пока… А пока…
Авторитет задумался.
– А пока хотелось бы чего-нибудь для души. Вы, господин Арталетов, вроде бы частый гость во Франции шестнадцатого века?
– Если два визита можно назвать этим словом, то да, – не стал спорить с очевидным Георгий.
– Чудненько. Знаете ли, всегда мечтал побывать именно в этом времени и месте. Дюма-отец, королева Марго, шпаги, колеты, веера… Не согласитесь ли немножко побыть моим гидом?
– Почему бы нет… У меня там, кстати, остались незавершенные дела.
– Ну, о делах потом. Сперва я хочу побывать там просто так – туристом. В современном Париже я бывал, интересно бы сравнить. Да и поглядеть, что старик Дюма наврал, а что описал точно.
– Как прикажете. Получите истинное удовольствие, ручаюсь.
– В самом деле? Тогда немедленно в путь! Та машина, с которой вас сняли, вроде бы настроена на это время?
Горенштейн пожал плечами:
– Естественно.
– Восхитительно! Найдется в вашей костюмерной наряд на меня и двух моих оболтусов? Сильвер остается тут за главного…