Георгий даже застонал от унижения, когда чьи-то ловкие руки обшарили его, выхватив из-за пазухи "хрономобиль".
"Все, я пропал…"
А дальше он вообще отказывался что-либо понимать.
Судя по звуку, ему вернули шпагу, засунув ее в ножны, надели на шею цепочку прибора и стремительно расступились. Остался только один, тот самый "рассудительный" с рукой на перевязи. Он склонился к самому лицу связанного Арталетова, и в смутном свете затепленного кем-то светильничка (очень похожего на зажигалку) тот с ужасом узнал… самого себя.
– Извини, близнец, – улыбнулся д’Арталетт-второй и протянул руку к груди Георгия, – но ты здесь уже лишний…
– Но… – начал тот, но его уже вертело в привычном круговороте перемещения во времени.
Не локального перемещения. Большого. Перемещения сквозь века…
22
Из-за этого может произойти Конец Света или перегореть пробки. Что, впрочем, приблизительно одно и то же.
Док Браун, плод фантазии Земекиса
"Лучше бы я умер вчера, – подумал Арталетов, ощущения которого были таковы, словно его тело только что вынули из жерновов мельницы или, что более похоже по симптомам, из-под колес электрички. – Или добил бы кто-нибудь из христианского милосердия, что ли…"
Он со стоном приоткрыл глаза и тут же зажмурил их.
– Проснулся… Проснулся… – зашептались вокруг. – Ему свет глаза режет, жалюзи прикройте… Еще, еще…
"Жалюзи? Какие жалюзи в шестнадцатом веке? Ставни, наверное…"
Странно, но в голове царил абсолютный вакуум. Почти полное отсутствие каких-либо воспоминаний. Так, обрывки: человекообразное чудовище с озерами жидкого голубого огня вместо глаз, блуждания по городу в поисках какого-то кота, бесконечная скачка куда-то, атака каких-то близнецов, искрящий "хрономобиль"…
Именно видение обвитого разрядами жужжащего прибора и поставило все на свои места. Георгий вскинул к глазам руку с пальцами, облепленными пластырем, и ладонью, замотанной бинтом, и все вспомнил.
– Кот… где?.. – каркнул он, с трудом разлепив пересохшие губы. – Кот… здесь?..
– Здесь, здесь… – к постели протолкался усатый-полосатый, растроганно утирающий кружевным платочком совершенно сухие глаза, глаза прожженного плута и мошенника. – Куда же я денусь, месье д’Арталетт? Вы не будете возражать, если после вашей кончины…
"Ну и слава богу… – не слушая, как все зашикали на бестактного Кота, устало опустил веки путешественник. – Значит, так и должно было случиться… Видимо, не в человеческих это силах – спасти казненного друга… Прости, Людовик!"
– Вы можете мне хоть что-нибудь объяснить? – раздался над ухом возмущенный голос Горенштейна, заставивший страдальца снова открыть глаза. – Почему вы вернулись избитым и связанным? Вы же никак не могли в таком состоянии дотянуться до прибора возвращения! Я ничегошеньки не понимаю!
– Я тоже… не понимаю… Но своих близнецов, профессор, я там навидался вволю… И не только с затылка, но и в лицо…
– Объясните подробнее!
– Вы с ума сошли, господин алхимик! – разъяренной фурией налетела на ненасытного ученого Жанна, защищая любимого, словно курица-наседка цыпленка. – Мало того, что едва не угробили его своим хрено… хромо… Так еще и добить хотите вопросами дурацкими! Никуда не денется ваша наука, подождет пару дней!
– Какая пара дней? – вскинулся, точнее, попытался вскинуться, но только вяло трепыхнулся в постели страждущий. – Мы не можем ждать еще пару дней!..
Но сразу несколько дружеских, но непреклонных рук насильно уложили его обратно и заботливо укрыли одеялом. Кто-то, не обращая внимания на слабое сопротивление больного, всунул ему в пересохший рот что-то напоминающее детскую соску, из которой потек восхитительный кисло-сладкий прохладный нектар…
А еще кто-то, не менее заботливый, кольнул чем-то острым в бедро, от чего голова сразу же наполнилась душистым туманом, в котором почти без остатка утонули все мысли и желания… Но взамен явились фантомы.
– Все ясно. Все соки организма сгустились до такой степени, что мешают отправлению жизненных функций. Я бы рекомендовал позвать лекаря, чтобы отворил кровь, – уже в полусне услышал Арталетов до боли знакомый голос покойного друга. – В подобных случаях это первое дело. На худой конец, можно развести в оливковом масле пол-унции порошка сушеной мандрагоры и…
Голоса отдалялись, сливаясь и становясь похожими на журчание лесного ручейка.
"Как здорово, что он хотя бы во сне может ко мне прийти… – проплывали упрямые обрывки мыслей, никак не желающие тонуть в молочно-медовом водовороте. – Может быть, удастся поговорить…"
Последний проблеск сознания угас, и Жора погрузился в бездонную темноту…
* * *
– Нет, вы мне все-таки объясните…
Арталетов полусидел в постели, обложенный подушками, и постоянно порывался выдернуть из вены иглу капельницы, по его мнению совершенно лишнюю, как и для всякого здорового человека. Проснулся он довольно давно, но поверил в это лишь минут пятнадцать назад, а до того лишь блаженно улыбался и кивал головой, считая всех окружающих галлюцинациями, сонными видениями, навеянными сумасшедшими событиями последних дней.
А как иначе расценить то, что среди заведомо реальных лиц и условно-реальных персонажей (Кот почему-то казался ему каким-то смазанным, карикатурным, мультипликационным) имел место заведомый призрак?
Да-да, не кто иной, как сам королевский экс-шут, Леплайсан собственной персоной. Причем Леплайсан неприлично румяный – тогда как у привидений заведено являться на этот свет бледными и полупрозрачными. Леплайсан – строящий глазки Жанне, отчаянно с ним кокетничающей. Леплайсан – с головой, прочно сидящей на плечах, а вовсе не покоящейся на коленях, как полагается обезглавленным покойникам.
– Ну сколько вам повторять? – Дмитрий Михайлович растерял ангельское терпение и вернулся в свое обычное взвинченное состояние. – Вы явились всклокоченным, кажется, даже раненым, сжимая в охапке вот этого яростно вырывающегося субъекта… – Ученый ткнул пальцем в пришельца с того света, и только занятость последнего прекрасной хозяйкой спасла его от вызова на дуэль в самой серьезной форме: дрались, бывало, и по менее серьезным поводам, чем обидный тычок пальцем. – Никто ничего понять не успел, как вы канули обратно. Я уже собирался последовать за вами…
– Врет, – не смотря в его сторону, буркнул Кот. – Перетрусил больше, чем тот самый монах, к которому сатана явился. Все орал про каких-то Парадоксов и Синдромов, хотя нам этих господ не представил.
– А вас бы я попросил выбирать выражения! – взбеленился Горенштейн. – Сами-то спрятались за диван и ни в какую не желали оттуда выходить до самого вечера!
– Мне простительно – я кот, – хладнокровно парировал усатый, выкусывая у себя между когтями. – Ученьем не обремененный, темный, можно сказать…
– Прекратите спорить! – оборвал назревающую склоку Георгий, морщась от мучительной боли в виске. – Лучше скажите: я ничего не говорил перед тем, как… Ну, в общем, перед отправлением… отбытием…
– Бегством, – невозмутимо вставил Кот.
– Месье Кот, – обворожительно улыбаясь, заявила Жанна, прерывая свой невинный флирт с шутом. – Если вы не прекратите задирать Жоржа и господина алхимика, я забуду о вашей незаменимости и поступлю как с обыкновенным котом. Вам понятно или пояснить?
То, что девушка встала на сторону не слишком-то уважаемого ею ученого, само по себе было чудом.
– Нет необходимости. – Кот с независимым видом "перетек" в дальний угол и там продолжил прерванное занятие. – А шрамы от моих когтей все равно остались, – ядовито заметил он, убедившись в собственной недосягаемости. – Хотя столько лет прошло…
– Совершенно верно, – откликнулась девушка. – Я и не знала, что кошки столько живут.
– Не все, но некоторые…
– Недотопленные выродки…
– Исцарапанные мерзавки…
– Хвостатые подлецы…
– Пре-кра-ти-те!!! – взвыл Арталетов. – Я сказал что-нибудь или нет?!
Все присутствующие переглянулись.
– Н-нет… Только это… чтобы этого… месье Леплайсана никуда не отпускали.
– Хорошо. Людовик, может, хоть вы мне объясните?
– Что именно?
– Ну, это… обстоятельства…
– Ха! Вы меня спрашиваете? Да я, грешным делом, подумал, что все-таки пропустил удар меча и за мной явились совсем не с той стороны на которую я всем сердцем надеялся. Слишком мало, скажу я вам, полет в охапке у какого-то незнакомца в черной маске напоминает вознесение на небеса в обществе ангелов. Да и не полет, а черт знает что, прости меня Господи! Тьма, круговерть, качка, словно в корабельном трюме в бурю… У меня, знаете ли, в прошлой жизни был прискорбный опыт пересечения Английского канала…
– Людовик, пожалуйста, без подробностей.
– Да какие еще подробности? Я не успел закончить очередную шутку, в запасе имелось еще с десяток. Папаше Кабошу специально было заплачено, чтобы он не прерывал мой последний концерт… И тут шум, гам, прямо по головам зевак налетает орава каких-то темных личностей в масках, причем, уверяю вас, на совершенно одинаковых конях… Нет, я видел в своей жизни много лошадей – например, в Польском посольстве пятьсот семьдесят второго года все кавалеристы скакали на конях гнедой масти. Но там были просто подобранные по масти лошади, а тут… Абсолютно одинаковые – уверяю вас! Все, вплоть до звездочки на лбу и деталей упряжи, совпадало!
Жора устало прикрыл глаза: Леплайсан – дитя своей эпохи, страстный лошадник и кавалерист от Бога, конечно же, не обратил внимания на всадников, но в деталях разглядел коней… И на этом спасибо. Значит – не бред…
– Не трудитесь клясться, мой друг, – я вам охотно верю… Но как же вы согласились на бегство? – не удержался он от шпильки. – Сами ведь говорили, что потерять на плахе голову не страшнее, чем побриться у начинающего парикмахера…
– Да, говорил! – напрягся шут, подбираясь и цапая пятерней эфес несуществующей шпаги: он до сих пор был облачен в траурный костюм приговоренного, естественно, без дворянских атрибутов. – И повторю снова. Но… но меня же никто не спрашивал! И к тому же…
Леплайсан вдруг обезоруживающе, по-детски, улыбнулся:
– И к тому же я всегда бреюсь сам и ненавижу цирюльников. У меня такая чувствительная кожа на лице и особенно на шее!..
* * *
– Прямо не знаю, как все это объяснить… – развел руками Дмитрий Михайлович, когда от него потребовали подробностей. – С математической точки зрения…
– Давайте без арифметики, господин алхимик!
Горенштейн стоически проглотил вечного Жанниного "алхимика", хотя это далось ему непросто.
– Если в двух словах…
– Именно в двух! – вставил слово Арталетов.
– Как вам будет угодно, – окрысился ученый. – В двух, так в двух! Не знаю. Этих двух слов вам достаточно? Или выразиться еще лаконичнее?
– Не будем спорить, господа! – взял слово шут. – Говорите, как умеете, господин ал… ученый.
– Спасибо за милостивое разрешение! – отвесил Леплайсану шутовской поклон упрямец и снова повернулся к Арталетову: – Но если серьезно, то вы, дорогой мой Георгий Владимирович, похоже, создали замкнутую временную петлю. В отличие от простой, которая образуется при попадании в иное время любого инородного тела. Вернее, не принадлежащего этому времени…
Математик оседлал своего любимого конька и погонял его не менее получаса.
– А в чем разница? – Судя по потускневшим глазам остальных собравшихся, попавших под гипноз незнакомых терминов и витиеватых формул (пусть и не на бумаге, но от этого не менее заковыристых), Жора оставался единственным благодарным слушателем, стоически борясь с дремотой. – Ну, между простой и замкнутой?
– Хороший вопрос. – Горенштейн давно уже прохаживался по комнате, наверное вообразив себя в привычной институтской аудитории. – Но ответ лежит на поверхности. Простая петля существует лишь до тех пор, когда гладкий, я бы выразился, ламинарный поток времени нарушается инородной частицей.
Аналог в природе – камень, упавший в реку. Вода стремится найти себе путь и обтекает его. Изменяется ли поток? Конечно. Но стоит убрать препятствие – и изгиб спрямляется без всяких последствий. Но направьте воду в кольцевую трубу, и, пройдя некоторый отрезок, она снова попадает в русло выше по течению, чтобы снова и снова попадать в ответвление.
Точно так же замкнутая петля как бы отделяет участок потока и замыкает его на себя. В ней нарушаются причинно-следственные связи. В обычную реку вы не войдете дважды, но в отведенную в искусственный рукав – запросто. В замкнутой петле времени вы можете разбить чашку, а потом спокойно взять ее целую и невредимую со стола. Естественно, что ни к чему хорошему это не приводит.
– Отдельная, – не понял Арталетов. – Значит…
– Совершенно верно. Единственным положительным фактором в замкнутой петле времени является то, что все происшедшее в ней никак не отразится на остальном ходе времени. Вы могли заколоть короля Генриха там, за обедом в Арденнах, и все равно он продолжал бы здравствовать в привычном нам прошлом еще ряд лет и пал бы от удара кинжала именно в том месте, где показывают туристам экскурсоводы.
– Так, значит, Леплайсан…
– Увы, увы… Казнен и похоронен.
– Отрадно слышать, – очнулся шут и взял со стола бокал с вином. – Наверняка еще ни один из казненных не чувствовал себя так великолепно.
Георгий лихорадочно вспоминал все события его сумасшедших скачек во времени и пространстве.
– А десяток моих двойников, значит…
– Естественно. Такого не могло случиться в обычной петле, но в замкнутой… Вы же понимаете.
– Но почему же тогда меня вышвырнули оттуда?
– Я думаю, – почесал подбородок Дмитрий Михайлович, – что вышвырнула вас сама петля. Обилие ваших двойников, обладающих индивидуальными характерами и свободой действий, настолько запутало ситуацию, что начало серьезно угрожать каким-то фундаментальным законам. Возможно, самому Мирозданию…
Вы же не помните всего, что они делали, следовательно, это были совершенно отдельные от вас личности. Обладая всеми вашими качествами, в том числе и способностью перемещения во времени и пространстве, они сами могли бесконтрольно плодить уже своих двойников. И где гарантия, что один из них, помимо вас, не решил бы прыгнуть в наше время насовсем, а не временно, как тот, неведомо какой по счету, "клон", сотворив из всего этого, – он обвел взглядом комнату, – еще одну замкнутую петлю? И так – до бесконечности. Вот Мироздание и вмешалось. Руками ваших, Георгий Владимирович, двойников.
– Иначе говоря, вмешался Он… Дмитрий Михайлович! Вы же сами много раз во всеуслышанье хвастались своим воинствующим атеизмом!
– Я не атеист, – сурово нахмурился ученый, воздевая вверх палец. – Но агностик. Однако… Гораций, много в мире есть того, что вашей философии не снилось…
* * *
Георгий и Жанна проснулись от громкого стука в дверь. В окне, за неплотно прикрытой шторой, еще не наблюдалось даже слабых признаков рассвета.
– Жорж, – сонно перевернулась девушка на другой бок. – Если это твой Леплайсан опять требует продолжения банкета – заколи его шпагой… Какое бескультурье, право! Будто в средневековье…
Насаживать на шпагу друга Жора не собирался (да это, кстати, и спорный вопрос – кто кого), но на пару "ласковых" Людовик, если это, конечно, был он, напросился…
– Кто там? – буркнул Арталетов сквозь дверь. – В чем дело?
– Это я, Георгий Владимирович, – послышался голос Нефедыча, изо всех сил старавшегося говорить тихо. Но из-за пресловутого, раз и навсегда выработанного в училище "командного голоса" это получалось слабо. – У нас проблема…
– Вы в курсе, который час?
– Пять сорок восемь, – по-военному отрапортовал служака. – Прошу вас на пару минут.
Хочешь не хочешь, а пришлось натягивать на себя кое-какую одежку.
– Хоть кинжал возьми, – раздалось с роскошной княжеской кровати под балдахином, оккупированной парочкой на правах спасателей хозяина. – Мало ли чего… Может там засада за дверью…
– Жанна! Ты соображаешь, что говоришь?
– Как знаешь. Я бы взяла… Возвращайся побыстре-е-ее…
"Бог знает что! – раздраженно думал Арталетов, суетливо поправляя рубашку, застегнутую не на те пуговицы. – Надо что-то делать… Не век же прятать колющие и режущие предметы от этой компании!.."
Надо признать, что ему самому "акклиматизация" в двадцать первом столетии после шестнадцатого далась не так уж легко. Скольких сил, моральных и физических, стоило перебороть себя и не хвататься ежеминутно за привычный, но, увы, отсутствующий эфес шпаги всякий раз, когда тебя обматерят на улице или толкнут в метро!
Именно из-за этих рефлекторных движений проверка документов встречными-поперечными милиционерами, упорно считающими, что под полой у странного прохожего пистолет или что похуже, стала для Георгия рутинным делом. А паспорт, после ночевки в отделении, уже был не просто документом, а не менее обязательным предметом экипировки при каждом выходе за порог, чем, хм-м, некие интимные предметы туалета. От которых он, кстати, тоже успел отвыкнуть в эпохе, когда за подобные "колдовские штучки" легко можно было угодить на крючок к святой инквизиции.
А остальные спасатели?
Леплайсан пока еще не успел отметиться чем-либо серьезным, "входя в тонус" после несостоявшейся казни привычным для него образом, но Кот и особенно Нестах старались вовсю. Не было садового участка или мусорного бака в окрестностях, который не исследовала бы неразлучная парочка. Но еще полбеды, что благоухало от них после подобных вояжей отнюдь не лавандой.
Оба щеголя норовили примерить все найденные одежки на себя (в том числе и со злодейски ограбленных огородных пугал). И если древнеегипетский воришка смотрелся просто не в меру экстравагантным бомжом, то его хвостатый приятель довел до истерического припадка практически всех домохозяек в округе. И объяснения вроде того, что это чудит чокнутый цирковой карлик, рядящийся котом, уже принимались с трудом…
Но переплюнула всех милая Жанна.
Стоило всего лишь раз отпустить ее в соседний магазин за провизией – ей взбрело в голову сварганить что-то из провансальской кухни – как едва не дошло до смертоубийства! Хамоватая продавщица, прошедшаяся насчет "всяких понаехавших сюда хохлушек" (хотя вряд ли парижский акцент так уж смахивает на украинский), отделалась размазанной косметикой и слегка подбитым глазом, поскольку мороженый цыпленок, даже бройлерный, плохая замена боевому топору. Но кто знает, чем бы завершилась схватка, если бы у бывшей разбойницы имелся выбор…