Тень воина - Перемолотов Владимир Васильевич 32 стр.


Щит швыряло то в одну то в другую сторону, а он, словно та самая черепаха, болтался на нем, задевая ногами снег. Страх пробил его, словно крепкая палка - тонкий ледок.

Страшна была не смерть. Страшна была неожиданность.

Он зарычал, застигнутый страхом, попытался встать, но движение опять опрокинуло его.

С каждым мгновением он летел вниз все стремительнее.

Спуск, казавшийся таким ровным и мягким, словно кошка когти из мягкой лапы выпустил камни и заледенелые до каменной прочности сугробы, да вдобавок далеко впереди нарисовались стоявшие частоколом большие камни, за которыми, правда, уже видна была зелень деревьев. Он тут же представил, как он с разгона втемяшивается в такой валун головой, мордой, телом и проорал всему миру, всем Богам и надвигающимся камням:

- Было у отца три сына… Младший был дурак!

Он попытался ногой придержать неодолимое движение вниз, но щит от этого только закрутило так, что и дурак бы сообразил, что если не остановиться, то он свою многоумную голову расшибет еще раньше, чем доберется до увиденных внизу камней.

У щита же не было, похоже, ни головы, ни страха, а может быть колдовской причиндал за свою, несомненно, долгую жизнь повидал и не такое, и оттого ничего не боялся, а летел прямо, как ворона летает, не думая о седоке. Он подпрыгивал на мелких снежных кочках и разбивал те, что побольше, выворачивал пласты снега, засыпая им окрестные камни.

Все бы ничего, но очень скоро кочки превратились в сугробы, и никто не мог сказать ему, что скрывает снег - легкий сугроб или камень.

Страх неминуемой смерти закрутил Гаврилу, но у него хватило сил собраться.

В последний момент, когда снежная стена надвинулась на него, он вскинул кулак, и ударил… Стена вмялась, и осыпалась снежным вихрем. Каким-то чудом он услышал шорох трущихся друг о друга льдинок. Щит с седоком влетел в молочно-белое марево, и Гаврила, боясь неизвестности (кто знает, что там за ним - снег, камень, лед?) ударил еще дважды.

После второго удара впереди с грохотом осыпалось что-то, и блеснул солнечный свет, ярко-желтый на голубом.

У него хватило любопытства оглянуться. В искристо-белой снежной стене его волшебство пробило дыру, сквозь которую виден был освещенный солнцем коричневый край скалы, мелкими зубцами впившийся в бело-голубое небо… Сверху, со снежного навершья сеялся сухой мелкий снег.

Вот это рука! Вот это колдовство! Смотреть бы и смотреть на такое, но тут щит повело в сторону и пришлось отвлечься.

И вовремя! Впереди уже перебегал дорогу еще один огромный сугроб!

Уже не раздумывая, он вскинул кулак и ударил в вершину.

Самый кончик сугроба пыхнул уже знакомым холодным паром и, искрясь на солнце, куски плотного снега и льда взлетели в воздух. Щит все еще несло в них, и Гаврила сообразил, что единственное спасение - новая дыра, вроде той, сквозь которую он только что пролетел. Он представил наезжающую на него ледяную гору как человека и опустил кулак ниже, целя в грудь.

На его глазах высоченная, в пять человеческих ростов снежная горка, пошла трещинами и мгновением спустя с неё кусками полетел снег, открывая прокаленный холодом камень.

Вот тут страх снова взял Гаврилу за сердце. Только что с того?

Он уже не мог ощутить запах простуженным носом, да и что дало бы ему это ощущение? Силу? Не было такой силы, которая смогла бы расколоть такой камень или остановить его бег.

Или была?

Мысль скользнула, хоть и трусливая как лесная мышь, но и спасительная! Трусость иногда приносит пользу даже героям!

Гаврила заорал, чувствуя, что внутри становится жарко, и дернулся в сторону, стараясь увернуться от несущейся навстречу смерти. Несколько мгновений щит, словно не слышал седока, и страх в Гавриле взбурлил, заставляя дергать ногами, пытаясь хоть этим изменить направление движения.

Мелькнула мысль, что это Джян-бен-Джян заклял свой щит, таким заклятьем, чтоб тот наказал вора, раз уж у самого волшебника до этого руки не дошли, и Масленников в отчаянии воткнул в снег руку.

Боль рванулась от пальцев вверх.

Человек закричал, оттого что в живое, теплое тело воткнулись сразу тысячи маленьких ледяных ножей, зато от этого движения щит развернулся и, словно плугом пропахав снежный наст, обошел скалу и боком, явно мстя седоку за обиду, за то, что тот так и не дал ему возможности сразиться с камнем и, без сомнения, победить его, помчался вниз.

Так и не изменив движения, боком, он проскользнул между двумя валунами, подпрыгнул на третьем и влетел в кусты, разделявшие в этом месте лес и горы.

Гаврила успел увидеть мелькнувшую рядом зелень, услышать хруст и понять, что это уже хрустит не снег и не лед, а ветки, не в силах сдержать их напора.

То есть напора щита и Гаврилы.

А потом хруст сломанных костей, грохот и темнота.

Глава 38

Темноту и безвременье, в котором он пребывал, расколол чужой голос. Он доносился издалека и откуда-то сверху. Словно Бог говорил.

- Живой?

Другой голос. Насмешливый и удивлённый одновременно.

- А что с дураком случиться? Живой конечно… Вон гляди, похоже, ни одной царапины…

Вместе со звуком пришел и запах горелого дерева и ощущения тепла от живого огня. Боль еще жила в теле, но скорее как воспоминание о неприятностях. Пекло снизу, при каждом вдохе что-то кололо в груди, но все это было уже в прошлом. Боль уходила, пряталась, а голоса закружили вокруг, возвращая его к обычной жизни.

- Да… Умному так не повезет…

- Почти не царапины.

- Хотел легко отделаться!

- Видно совсем дурак!

- А меч? А щит, какой? А? Видали?

- Украл, небось…

Голоса летали вокруг, и Гаврила вспомнил, что все это он уже слышал в Экзампае. Там, правда, все обошлось, а тут еще как сказать… Не похоже, чтоб и в этот раз тут попался добрый купец Марк. Пора было подниматься и отстаивать свои меч и щит. Еще с закрытыми глазами он сжал и разжал пальцы, и когда это получилось, чихнул и открыл глаза.

- Живой!

Над ним нависало несколько мужских лиц. С облегчением Гаврила сообразил - не разбойники. Лица у хозяев были не радостно озлобленные, а просто деловито-злые. Что-то похожее Гаврила видел у товарищей по каравану послед десятка скучных караулов.

- Ну, давай, рассказывай, блаженный, какому Богу молишься? - спросил один.

- Зачем?

Гаврила действительно не понял, зачем это знать кому-то еще. Бородатый, видно на это и рассчитывал. Он по настоящему весело рассмеялся и объяснил, оглянувшись на товарищей.

- А мы все твоему Богу молиться будем.

В голове кольнуло, словно стрела пролетела от уха до уха, и мир вокруг стал четким и ясным, только вот настойчивость бородача оставалась непонятной.

- Зачем?

Старшой расплылся в улыбке.

- А если он уж таких дураков хранит, что сломя голову с горы съезжают, то уж умным от него такое благоволение должно быть… Сразу все в сотники вылезем.

- А то и в темники!

Гаврила попытался встать, но у лица блеснули наконечники копий, и он благоразумно передумал.

- Ну, так кому молишься? Где твои боги?

Их десятка полтора подумал Гаврила, ничего страшного, а вслух сказал:

- Мои боги со мной. Меч да щит их зовут.

Старшой кивнул, словно соглашаясь, но ответил, вовсе не так, как ждал Гаврила.

- Потерял ты своих Богов. Они теперь с нами…

Он повернул голову, поднял руку, и кто-то невидимый для Масленникова сунул ему меч. Старшой крутанул меч в руке, глянул в блестящее лезвие и кивнул.

- Хороший клинок. Только дураку достался.

Гаврила нахмурился, но не ответил. Старшой ухмыльнулся, поняв, что твориться в душе странного гостя. Раз проглотил оскорбление - значит трус, ничтожество, такого и обобрать не грех.

- А вот щит у тебя все же лучше… Где взял?

Гаврила уже сообразил, что может выйти из этого разговора.

Скорее всего, это действительно не разбойники и наверняка его не убьют. Убивают от глупости, по необходимости или от страха. Эти не выглядели дураками или трусами - чего им его бояться? Да и необходимости в смерти незнакомца у них не было никакой.

Но это, все же не означало, что его отпустят по добру - по здорову вместе с мечом и щитом. Гаврила сжал пальцы, расслабил ладонь. Тело стало послушным, и он улыбнулся от мысли, что в его пальцах ныне волшебства больше, чем в мече или щите.

- Что улыбаешься?

Гаврила сдернул улыбку с губ. Говорить такую правду было приятно.

- Меч-то? Считай, что меч волшебник подарил.

- Волшебник? - улыбнувшись в ответ, переспросил Старшой, поглядывая за спину, словно приглашал товарищей послушать Гаврилу, а те слушали, конечно, да похохатывали.

- Джян-бен-Джян. - подтвердил Гаврила. - Есть такой с той стороны гор.

- Аккореб? - прищурил глаза старшой. Слишком легко незнакомец произнес это слово. Без уважения и страха.

- Аккореб, - согласился Масленников, услышав в голосе уважение. - Ты же видел, откуда я спустился.

Люди вокруг заговорили, но старшой оборвал гомон взмахом меча.

- Врешь! Если б ты из Аккореба шел, то никак не мог Храма миновать…

Гаврила кивнул. Прищуренный взгляд старшого не обещал ничего хорошего, но врать Гаврила не хотел.

- … миновать и уцелеть!

Ожидая насмешки, Масленников осторожно ответил.

- Ну и там я был… Что с того?

И тут вокруг грянул смех. Даже старшой скривился как-то добродушно, правда, с изрядной долей презрения.

- Ты не только дурак, но и лжец!

Гаврила поднялся, и теперь никто не помешал ему сделать это - чего уж храбрым воинам при оружии и в собственном праве бояться лжеца и дурака?

- Почему? - спокойно спросил он отряхиваясь. Кусты вокруг стояли низкорослые, зато вдалеке росло несколько настоящих деревьев, которые в случае чего могли прикрыть от стрел.

- Потому что спрашиваешь, - сказал, как отрезал старшой. - Кто в Храм заходит тому уж, и говорить нечем.

Наверняка тот знал про Храм больше, и это знание было таким, что делало все то, что говорил Гаврила шуткой.

- Что-то не пойму я, - честно сказал Масленников. - Меч и щит я у волшебника в замке взял и в Храме был. Надо было зайти с тамошним хозяином посоветоваться. Насчет замка Ко. Так что с того?

Они засмеялись так, что кто-то даже хлопнул его по плечу одобрительно.

- Да ты, брат, веселее скомороха!

Смех перекатывался волнами. Казалось, даже кусты приняли участие в веселье, размахивая ветками. Гаврила смотрел на людей, соображая, что тут такого смешного и только потом понял, что шишига, которую он погубил в Храме, для каждого из них - неодолимый противник. Неодолимый даже в мечтах.

- Ладно, - решил старшой. - Пока поживи. С нами пойдешь.

- Куда это с вами? Мне, может, в другую сторону.

Старшой нехорошо усмехнулся.

- А У нас тут у всех одна сторона. Для живых. В другую только покойники ходят…

Гаврила пожал плечами.

- Понятно… У меня один вопрос только остался, - спросил он, глядя на меч в его руках. Щит стоял дальше, со всем уважением прислоненный к камню - он был куда удивительней простого меча. Узоры на нем по-прежнему менялись, словно ветер гонял их по мягкой коже. Они жили своей жизнью: переплетались, сходились друг с другом, скручивались в спирали. - Вы добро мое по-хорошему отдадите или как?

На него никто не обиделся. Старшой презрительно бросил отворачиваясь.

- Твое добро у тебя в штанах. Носи, пока не потерял.

Он протянул меч, с удовольствием глядя, как прокатывается по нему волна света.

- А то что до сих пор по ошибке твоим считалось, так мы это поправили.

Меч влетел в ножны.

- Меч и щит теперь хорошему делу послужат.

Гаврила пошевелил пальцами, кашлянул в кулак.

- Так им и в моих руках не плохо было.

- Трус и лжец - позор оружию.

- Кто трус и лжец? - спокойно переспросил Гаврила. Что-то в его голосе остановило тех, кто посчитал веселье оконченным и пошел по своим делам. - Вы, конечно, всех своих знаете, но я-то тут причем?

Они поняли оскорбление и заворчали.

- Уж не потому ли вы мне не верите, что жил при Храме до недавнего времени звереныш, которого тамошние жрецы на всех входящих науськивали? - презрительно спросил Масленников. - Так не бойтесь его больше. Убил я её…

Старшой молчал, не зная, что сказать или сделать. Пришел черед ухмыляться Гавриле. Он не хотел, чтоб это выглядело вызывающе, но как получилось - так получилось.

- Или думаете, что то, что вам не по силам, то и никому не в подъем?

Разговор не получался. Та малость, что еще связывала их, таяла в прохладном воздухе. Гаврила вдруг отчетливо почувствовал запах еще не пролившейся крови.

- Отдайте мне моё.

- Забери, - сказал старшой, чувствуя, как люди вокруг расступаются, давая ему возможность размахнуться.

Гаврила наклонил голову к плечу, краем глаза пересчитывая врагов. Меньше их было. Не больше десятка.

- Заберу, - сказал Масленников, - только вам решать как…

Старшой не переспросил. Понял, что Гаврила имел в виду. Не желая тратить время на разговоры, он просто ударил, желая убить и закончить затянувшуюся шутку.

Гаврила удара ждал, и успел присесть. Меч пролетел над головой и плечом, срезав несколько веток. Не ожидая, когда враг повторит замах, Масленников ногой ударил того по колену.

Старшой упал, но тут же поднялся, перекатившись через голову.

- Стоит ли так стараться? - прошипел он, потирая ногу. Глаза его постепенно леденели. - Прыгаешь тут… Ногами машешь.

- Конечно, нет, - отозвался Гаврила, обходя его по кругу. - Но уж больно мне убивать вас не хочется. Молодые еще вам бы жить да жить…

Старшой присел, и чуть расставив руки в стороны, двинулся к Гавриле, отжимая его к камням.

- Прыткий ты, я смотрю. И на язык и на ноги.

- Так жизнь научила…

Они снова пустились в путь, обходя друг друга.

Сперва Гаврила боялся, что кто-то рубанет его со спины, но эти люди имели понятие о воинской чести, а, скорее всего, просто были уверенны в том, что вожаку ничья помощь не понадобится.

- Что ж ты все молчишь да молчишь? Рассказал бы что-нибудь… - наконец сказал Гаврила.

Старшой не ответил. Знал он эти разговорчики - губы говорят, а руки нож к делу пристраивают. Сам такой.

- Сказал бы хоть, чьи вы тут такие будете. Вижу ведь, что добрые люди, не разбойники.

Гаврила поскользнулся, и противник прыгнул, чтоб закончить бой, но Масленникову это и нужно было. Улучив момент, он перепрыгнул наклонившегося воина и в два кувырка долетел до щита. Тот, словно простив его или растеряв в тепле зловредное джян-бен-джяновское колдовство, сам прыгнул в руки.

Удар чуть запоздал и пришелся по щиту. Гаврила, готовый к этому, приготовился принять удар и устоять, качнулся вперед, перемогая силу силой. Он своими глазами видел, как лезвие скрылось за ободом щита, но удара почти не ощутил, словно в последний момент враг промахнулся. Только тот не промахнулся.

Щит от удара хоть и не дрогнул, но лязгнуло железо так, что даже зубы заныли. Гаврила удивился, да и Старшой тоже что-то почувствовал - отскочил и посмотрел на противника.

Ай, да щит! В такой хоть тараном бей!

Мысль на счет тарана мелькнула и пропала. Масленников вспомнил, как отлетел в темноту после удара шишиги. Нет, тараном, все же не следует. Есть, наверное, предел у всякого колдовства.

- Чего удивляешься? - подначил его Гаврила. - Мой меч умный. Хозяина рубить не станет.

Старшой нашелся с ответом только через пяток вздохов.

- А ты башку подставь. Вот тогда я тебе и поверю…

- У моего меча хозяин не дурак, - засмеялся Гаврила, чуть приспустив щит. Враг его стоял, словно не знал что делать. - Ты б сказал, как тебя зовут-то. А то дерёмся, дерёмся, а я тебя даже обругать по-человечески не могу…

Старшой понял, что схватка без этого теряет часть своей прелести, и не стал упираться.

- Я Бегдан - десятник высокого господина Митрофади.

Гаврила выглянул из-за щита. Ничего это не меняло. Ласковости во взгляде десятника высокого господина Митрофади всё же не было. Он все ещё откровенно примерялся, куда бы воткнуть меч. Он и попробовал, только Гаврила опять принял удар на щит.

- Знавал и я одного Митрофади. Того Перетрием звали…

Меч пролетел над плечом, едва не разделив жизнь Гаврилы на "до" и "после". Пришлось упасть на одно колено и отпрыгнуть.

- Хотя он и не особенно высоким был. Так… Моего плеча чуть повыше.

Бегдан остановился. Взгляд его стал другим. Покачивая сталью, он сказал:

- Нашего хозяина так же зовут… Так ты его знаешь?

Гаврила вспомнил, тот вечер, что они провели за разговором с Перетрием Митрофади, и горестно вздохнул. Какой близкой в то момент казалась удача! Знал ведь тот где стоит замок Ко. Знал! И дошли б они туда. Теперь-то, правда от его помощи вроде и толку нет, а все ж искать замок придется, а могли бы добрые люди прямо до ворот довести!

А может и доведут?

Чтоб уточнить с тем Перетрием встречался, или с каким другим сказал.

- Если от вашего пахнет, как от сундука с благовониями, то - да.

Казалось бы - какая малость, запах, а меч опустился, и на поляне сразу стало спокойнее. В голосе Бегдана мелькнуло что-то, и Гаврила понял, что при желании можно эту схватку прекратить.

- Так ты его друг?

- Было дело, помог я ему, - неопределенно ответил Гаврила, так и не опустив щита. - Хлеб-соль делили…

- Так что ж раньше не сказал?

Кончик меча коснулся травы, стальной блеск притух, словно и сам меч сожалел о случившемся.

- А ты спросил?

Бегдан почесал голову, рассмеялся.

- Ладно… Держи своего Бога…

Он бросил меч и пока тот летел, Гаврила понял, что его проверяют в последний раз: поймает - не поймает… Поймал, не осрамился.

Не желая ни удивлять никого, ни обрезаться, он нащупал ножны и без всякого ухарства вставил меч внутрь…

Глава 39

Древний Бог ошибся и тут.

Не случилось на их пути никаких горячих озер, если, конечно Бог не спутал их с цепочкой мелких болот, что тянулась от гор в сторону степи. Правда, про лес сразу за горами Бог не говорил, и так оно и случилось. Как ни надеялся Гаврила пройтись под березами и елками - ничего у него не вышло. Те несколько деревьев, что он высмотрел и принял за начало леса, оказались сиротами. Два десятка стволов так и не стали не то, что лесом, они при ближайшем рассмотрении и на рощу не потянули. Так, стояли себе вразброд, словно перессорившиеся родственники, каждый сам по себе. Меж ними даже запаха лесного не уловил Гаврила - не было тут ни влажной сырости, ни мха, а только сухой воздух, становившийся тем теплее, чем дальше они уходили от гор.

Сразу за полосой кустов начиналась полоса песка, и от нее обратным ходом прокатилось то, что Масленников видел, подходя к горам - степь и пустыня. До неё они, правда, не дошли, но в залетавшем сюда горячем ветре чувствовалось её дыхание.

Время от времени он оглядывался на цепочку воинов, качал головой.

Он бы дошел сюда и в одиночку, но идти пришлось с новыми товарищами.

Назад Дальше