Глава 10
(Алексей)
- …Папа? Можно к тебе?
- Алёшка? Ты что хотел?
- Поговорить.
- Ну, проходи. Извини, у меня тут бумаги везде.
- Не страшно.
- Вон, с кресла возьми стопку, да на бюро переложи. А сам садись.
- Спасибо. Папа, у тебя вид усталый. Что происходит?
- Ничего особенного. Война, Алёша. Всем тяжело сейчас.
- Как настроения в войсках? Когда эта война уже закончится-то?
- Настроение в войсках бодрое. Снабжение наладили, наконец-то. Весной большое наступление планирую. Вобьём Вильгельма в землю по самые брови!
- Хорошо бы. Страна устала от войны. Может, проще с Вильгельмом договориться? Ну их, эти проливы. Мир важнее сейчас.
- Это кто тебе такие мысли внушил, Алёша? Как можно сейчас выходить из войны? Сейчас, когда мы почти победили! Пойми же, Алёша, проливы - вековая мечта России. Ещё Пётр I мечтал о них. И сейчас, когда мы стоим в одном шаге от победы, идти на попятный просто преступно!
- Нда. А в Петроград зачем ездил сегодня? Что-то случилось? Или к Рождеству готовишь город?
- Нет. Обычное заседание правительства. Доклады, сводки. Всё как обычно.
- И как доклады? В стране всё спокойно?
- Конечно. Есть некоторое недовольство, разумеется. Люди устали, ты верно это заметил. Но ничего страшного. Разобьём Вильгельма, встанем твёрдо в проливах, тогда и отдохнём.
- Угу. Я так и думал. Знаешь, папа, а давай отдохнём сегодня! Я с Настей новую песню сейчас в салоне исполнять буду дуэтом. Оля с Таней сыграют нам. Пошли, послушаешь?
- А что за песня?
- Новая. Я сам сочинил её.
- Сам сочинил? Прелюбопытно.
- Так пошли?
- А как же работа?.. Впрочем, бог с ней. Позже доделаю. Пойдём, Алёша. Очень интересно, что ты такое сочинил…
* * *
- Ну, убедился? А ты сомневался ещё! Тоже мне, царь! Бросил все дела, поскакал сразу песенку слушать дурацкую. Первым же поводом воспользовался.
- И что?! Он любит меня. И сестёр. Вот и пошёл.
- Ага, а Россией за него Святой Дух управлять будет, да? Так не делается!
- А как делается? Вот, смотри! Помнишь, как это было? Наташа ту модель крана три месяца клеила из спичек. Три месяца! А отчим твой, что ей сказал? "Спасибо, поставь на подоконник". И всё! Сразу зарылся обратно в свои чертежи. Это же вообще нужно было умудриться забыть о собственном дне рождения!
- Просто он очень ответственно относится к своей работе. Не как некоторые. И цена его ошибки весьма велика. Обрушение башенного крана для семидесятиэтажного дома - ужасная катастрофа.
- Ну да. А то, что Наташа потом полчаса ревела в ванной - не катастрофа? Ему железный кран важнее, чем собственная дочь!
- А твоему важнее песенка, чем судьба Империи и десять миллионов жизней!
- Он про десять миллионов ещё не знает.
- И не узнает, если так и дальше вести себя будет. Его грохнут раньше. И нас вместе с ним.
- Ладно, Пётр. Давай, не станем ссориться. Мы же эту песню и затеяли только для того, чтобы как-то сдвинуть папу. Послушает, быть может, как-то убеждаем станет.
- Не верю я в это.
- А ты надейся.
- Хорошо. Надеюсь. Пошли петь…
* * *
Это я придумал песню папе спеть. О текущем положении дел в Империи. Надеюсь, намёк он поймёт. Петька вообще очень много замечательных песен знает. Кое-что из них пока нельзя исполнять по различным соображениям, но даже и тех песен, что можно использовать вовсе без переделки, хватает. Вот, одну из них мы с Наськой и будем исполнять сейчас. Очень мне эта песня понравилась. И Наське тоже.
Две недели назад, когда я вернулся из Питера в Царское Село, мы с Наськой своеобразный договор заключили. Я научу её новой песне для Рождества, а она за это поможет мне спеть папе. Одному такую песню исполнять проблематично. Нужно обязательно вдвоём петь. Тренировались мы с ней в павильоне "Грот", там не слышно. Оля с Таней играть будут. Они здорово умеют играть на рояле в четыре руки.
Вот, пришли мы с папой в салон. Девчонки и мама уже тут, ждут нас. Папа сел на кресло, мы с Наськой встали по сторонам большого белого рояля, а Оля и Таня принялись играть.
НАСЬКА:
Алло, алло, Джеймс, какие вести?
Давно я дома не была,
Пятнадцать дней, как я в отъезде,
Ну, как идут у нас дела?
Я:
Всё хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут и жизнь легка,
Ни одного печального сюрприза,
За исключением пустяка:
Так, ерунда, пустое дело,
Кобыла ваша околела,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо!
Улыбаются. Поняли, что это шуточная песня. Родители этой песни ещё не слышали. Только Машка слышала, просочилась на репетицию однажды. Шуточная? Ну-ну…
НАСЬКА:
Алло, алло, Мартен, ужасный случай,
Моя кобыла умерла,
Скажите мне, мой верный кучер,
Как эта смерть произошла?
Я:
Всё хорошо, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, как никогда,
К чему скорбеть от глупого сюрприза,
Ведь это, право, ерунда.
С кобылой что - пустое дело -
Она с конюшнею сгорела,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо!
Улыбаются ещё шире. Смешно им. Кобыла с конюшней сгорела. Ага.
НАСЬКА:
Алло, алло, Паскаль, мутится разум,
Какой неслыханный удар,
Скажите мне всю правду разом,
Когда в конюшне был пожар?
Я:
Всё хорошо, прекрасная маркиза,
И хороши у нас дела,
Но вам судьба, как видно, из каприза
Ещё сюрприз преподнесла:
Сгорел ваш дом с конюшней вместе,
Когда пылало всё поместье,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо!
Вот, наконец-то отец о чём-то стал догадываться. Понял, что эта песенка совсем не такая безобидная, как кажется на первый взгляд. Папа уже не улыбается. Сидит и задумчиво хмурится.
НАСЬКА:
Алло, алло, Люка, сгорел наш замок,
Ах, до чего мне тяжело,
Я вне себя, скажите прямо,
Как это всё произошло?
Я:
Узнал ваш муж, прекрасная маркиза,
Что разорил себя и вас,
Не вынес он подобного сюрприза
И застрелился в тот же час.
Оля и Таня резко перестали играть, и дальше в полной тишине звучит мой речитатив:
Упавши мёртвым у печи,
Он опрокинул две свечи,
Попали свечи на ковер,
И запылал он, как костер,
Погода ветреной была,
Ваш замок выгорел дотла,
Огонь усадьбу всю спалил,
И в ней конюшню охватил,
Конюшня запертой была,
А в ней кобыла умерла.
Девчонки снова играют, так что последнюю пару строй я допеваю уже под музыку:
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо!
Музыка стихла. Даже Наська понимает, что что-то не так. Мама попыталась засмеяться, но, взглянув на папу, сразу передумала. А папа сидит и с весьма задумчивым видом смотрит на меня. Попробую дожать его:
- Значит, папа, в стране всё хорошо и жизнь легка, да? Так тебе министры докладывают?
- А я и не заметил, как ты вырос, Алёша. Пойдём-ка ко мне, поговорим…
Глава 11
(Алексей)
- Закрой дверь. Садись. Нет, сюда садись, поближе.
- Угу.
- Ну, рассказывай. Что это за намёки? Ты что-то знаешь?
- Папа, скажи, с кем ты хотел бы поговорить?
- В каком смысле? С тобой, конечно.
- Меня здесь двое.
- Как это?
- Здесь, в этом кабинете, сейчас присутствует твой сын Алёша, а также Цесаревич Российской империи Великий Князь Алексей Николаевич. С кем ты хотел бы поговорить?
- Хм… Любопытно. Тогда, для начала, я желал бы послушать, что скажет мне мой сын.
- Папа! - вскочив с кресла, я бросаюсь к своему отцу и вешаюсь ему на шею. Мне же всего двенадцать лет! Слёзы ужаса и отчаяния так и лезут из меня. Чувствую, как Петька помогает мне, усиливая мои эмоции. Подло так обманывать родного человека? Но я ведь и не обманываю. Мне действительно страшно за себя, за свою семью и свою страну. Нужно расшевелить отца! - Папочка, миленький, спаси нас! Пожалуйста, спаси. Ты же сильный. Ты можешь, я знаю, можешь. Спаси!!
- Да… Лёшка, ты чего? Разревелся, как барышня. Что случилось-то? От кого спасти? Тебе что-то угрожает?
- Угрожает.
- Кто посмел? Говори, кто?
- Ах, папа. Ничего ты не понял.
- Да перестань ты реветь! Толком говори, чего боишься?
- Смерти. Многих смертей.
- Час от часу не легче. Уже многих. Ты о чём?
- Тогда, в Храме, когда я стоял на коленях перед Ней, я не только получил исцеление. Не, знаю, возможно, это случайно вышло. А может, и не случайно. Но… папа, я никому о том не говорил пока. Только тебе. Пообещай, что не расскажешь. Другим о сём знать не следует. Даже маме лучше не знать. Обещаешь?
- Ну… обещаю. И крест на том целую. Никому не скажу.
- Верю. Папа, Она открыла мне кусочек моего будущего. Маленький кусочек.
- Вот как? Любопытно.
- Папа! Вижу, не веришь ты мне до конца. Думаешь, вот что-то привиделось ребёнку со страха, он сам себя и убедил, будто Пророчество было ему.
- А не так?
- А не так! Я уже не такой уж и ребёнок. Наверное, это последний раз, когда я к тебе на колени залез. Кончилось моё детство, папа. Кончилось.
- Ты взрослеешь, сынок.
- Взрослею. Но повзрослеть так и не смогу.
- Отчего же?
- Я же говорю, видел я кусочек своего будущего. Ничего конкретного. Так, картинки размазанные. Похоже на сон, который утром вспомнить никак не можешь. Но при этом полная, слышишь, ПОЛНАЯ уверенность в том, что всё это правда.
- Что за правда-то?
- Правда - что видел я истинный кусочек своей Судьбы. Маленький кусочек.
- Алёша, право, по-моему, ты сам пугаешь себя. Да коли даже и правда то. Сам же говоришь, кусочек видел лишь малый. Можно ли по малому о великом судить?
- Можно, папа, можно. А кусочек малый видел я потому, что и жизнь мне отмеряна малая. Не влезет в мою жизнь величие. Никак не влезет, хоть ты тресни.
- Да что за слова-то такие! Алёша! Чтобы сего от тебя я более не слыхивал!
- А толку-то молчать? Папа, ты не представляешь, как это страшно - знать собственную судьбу и ощущать полное бессилие своё хоть что-то в ней поменять!
- Алёша!
- Вижу, не веришь мне. Не веришь.
- Уж больно слова страшные ты говоришь, Алёша. Как в такое поверить можно?
- У нас Рождество скоро.
- Да. Ты что-то попросить хотел?
- Гостей пригласим? Я имею в виду, на настоящее Рождество, тут, в Царском Селе. А не тот обезьяний цирк, что в Зимнем будет.
- Скажешь, тоже, "обезьяний цирк". Кстати, на этот цирк со мной поедешь. Наследник. Должен присутствовать, сам понимаешь.
- Понимаю. Съезжу. В последний раз.
- Отчего в последний раз?
- Папа, это будет моё последнее Рождество в жизни. И твоё тоже.
- Алёшка, ты опять?! Прекрати! Я приказываю тебе, прекрати такие разговоры!
- Не кричи. Сделай мне подарок на Рождество.
- Подарок? Чего ты хочешь?
- Пригласи на праздник детей дворцовой прислуги. Всё равно ты со всеми Великими Князьями давно переругался. Ну их, этих князей. Пусть нормальные дети придут, обычные.
- Детей прислуги? А что? Почему бы и нет. Это же не официальный, а семейный праздник. Кого захочу, того и приглашу. Быть посему!
- Спасибо, папа. И разреши мне, пожалуйста, немного на празднике почудить.
- Почудить?
- Совсем немного, честное слово, немного.
- И как ты собираешься там "чудить"?
- Пап, да ничего ужасного. Песню новую спою. Возможно, потанцую. Вот и всё.
- Опять новая песня? Ещё одна?
- Угу. Вот ты не веришь в мои пророчества, а ведь песни раньше я тоже не сочинял.
- Алёша, одно дело песня и совсем иное - какие твои ужасные россказни чуть ли не о конце света. А песню пой, я не возражаю.
- А танцевать?
- Сколько угодно.
- И с кем угодно.
- Стой! Так вот оно что! Ты влюбился, что ли? Алёшка!
- Пап, да не пугайся ты так. Я всё понимаю. И что рано мне и что она мне не пара. Так я на многое и не рассчитываю. Максимум - поцелуй где-нибудь в тёмном углу. Всё. Я же ведь с девчонками ещё и не целовался ни разу. Ну, кроме сестёр, но они не считаются.
- Кто она?
- Какая разница?
- Алексей!
- Хорошо. Лена Пономарёва, дочь дворцового истопника. Доволен?
- Нда. Цесаревич и дочь истопника. Представляю, что начнётся в Петрограде уже на следующий день. А уж что напишут газеты!.. Алёш, может, не надо? Ведь всё переврут. Что бы там у вас на самом деле ни было, напишут так, будто ты напился пьяный и изнасиловал бедняжку.
- А у нас, папа, пока ещё действует закон об оскорблении величества.
- У нас много чего вроде как действует, а на самом деле…
- Да ладно тебе, пап. Так можно мне немного почудить на празднике?
- Я же сказал, разрешаю. Но с этой дочкой истопника чтобы действительно не дальше поцелуев! Понятно?
- Понятно. Да я дальше и сам не полезу. Мне ведь двенадцать лет. Куда мне!
- Может, и целоваться не надо? Потерпи год-другой, а?
- Папа! Вот всё ты мимо ушей пропустил. Я же говорю, некуда дальше тянуть! Это моё последнее Рождество. Последнее! Не могу я год-другой ждать. Не дождусь!
- Алексей! Ты опять за своё? Прекрати эти разговоры!
- Да, папа, вижу, что сын Алёша не может достучаться до сердца отца своего. Не веришь ты мне. Не хочешь поверить.
- Так ты и не говоришь ничего толком. Смерти многие, Рождество последнее. Сам посуди, возможно ли поверить в такое?
- Вера - она тем от знания и отличается, что доказательств не требует. Нет у меня доказательств. Вера в истинности своего предвидения есть. А вот доказательств нет. Увы.
- Ладно, Алёша, давай более не станем разговор сей поднимать, хорошо?
- Хорошо, папа.
- Вот и договорились. А теперь…
- А теперь, Ваше Императорское Величество, аудиенции у Вас настоятельно испрашивает Его Императорское Высочество Наследник, Цесаревич и Великий Князь Алексей Николаевич. Соблаговолите принять?
- Вот как? Что ж, раз так, давай поговорим и с Наследником…
* * *
- Стена, Лёшка. Бесполезно.
- Я и сам заметил. Вижу по глазам, что не верит он мне. И даже не пытается поверить.
- Жаль. Я всё же на тебя больше рассчитывал.
- Петь, ну попытайся. Хуже всё равно уже не будет.
- Попытаюсь, конечно. Но в успех слабо верится. Честное слово, лучше бы тут Гитлер был вместо него. Гитлера убедить проще. Он всё-таки к разумным доводам прислушивался.
- У нас доказательств нет. Без доказательств и Гитлер бы не поверил.
- Гитлер умный, скотина. Его в нужную сторону направить - сам всё раскопает.
- Петь, перестань. И одна бумажка у нас ведь есть.
- Ты про тот листочек от Хабалова? Зашибись, какое доказательство. У отца, я уверен, подобных листочков сотни есть. Возможно, некоторые из них он даже читал. Помогло ему это?
- Пётр! Ну не сдавайся! Ты же умный! Попробуй. А я тебе изо всех сил помогать буду. Знаешь, что я нашёл недавно?
- Что?
- То место, где ты маму свою ждал из туалета, когда вы с ней на экскурсию в Зимний ходили. Помнишь?
- Экскурсию помню смутно. Картины, вазы, статуи. Туалет совсем не помню. И что там, в туалете?
- Да не в туалете. В холле. Тебе скучно было, ты слонялся туда-сюда. А на стенах все наши министры с 14 по 17 годы развешаны были. Ну, не сами министры, конечно. Просто небольшие сжатые их биографии и оценки деятельности. Какая-то тематическая выставка о войне тогда экспонировалась в Зимнем.
- Не помню, чтобы я читал такое.
- Ты и не читал. Но видел. Если ты хотя бы мазнул взглядом по стене - мне этого достаточно. Я разберу.
- По-моему, всё равно не поможет. Не сдвинуть нам его.
- Петя! Не сдавайся!..
* * *
Глава 12
(Пётр)
Нет, с датами - это, конечно, дурость несусветная. Во всём мире уже больше недели, как 1917 год, и лишь у нас, в России, всё ещё никак не закончится 1916-й. Самобытность - это хорошо, это здорово, но, блин, нужно и меру знать.
Я сложил газету, бросил её на столик и уставился в окошко на пробегающие мимо заснеженные ёлки. Красиво, вообще-то. Да, ёлки. Вспомнил Наську на Рождестве у нас в Царском Селе. Хм… "у нас". Всё больше и больше чувствую себя Алексеем с памятью Петра. Теперь уж и не поймёшь, кого тут больше - меня или его.
А: Не парься, шизофрения. Меня, его. Нету ни меня, ни его. Мы - одно целое. А Наська действительно здорово пела.
Это да. Пела она отлично. Она вообще выступать любит. Сценки всякие разыгрывать. А после того, как я ей новую песню пообещал сочинить, вцепилась в меня, как клещами и не отпускала до тех пор, пока не научил её. Да мне не жалко. Пусть девочка порадуется. Для неё это тоже ведь последнее нормальное Рождество. Но как она пела, как пела! Как сейчас помню: стоит возле рояля, Оля играет, а Наська выводит своим звонким голосом:
Зима раскрыла снежные объятья,
И до весны всё дремлет тут,
Только ёлки в треугольных платьях,
Только ёлки в треугольных платьях
Мне навстречу все бегут, бегут, бегут…
И уносят меня, и уносят меня
В звенящую светлую даль
Три белых коня, эх, три белых коня -
Декабрь, и январь, и февраль!
Здорово у неё получилось. И песня подходящая, как раз для Рождества. Не то, что наша. Это Лёшка придумал. Повыпендриваться ему захотелось. Перед Ленкой, конечно. Это он всем остальным может клюкву по ушам развешивать, но не мне. Я-то знаю, что на самом деле он всё это затеял только для того, чтобы иметь повод чуть-чуть подержать Ленку в объятиях.
А: Да ладно тебе. Самому ведь понравилось.
Понравилось. Но всё равно песня совсем для Рождества не подходящая. Вовсе не в тему. Хотя, конечно, в своём отглаженном белоснежном костюме я действительно выглядел эффектно. Тут спору нет. Дошло до того, что я перед тем, как к ребятам выйти, минут десять перед зеркалом вертелся. Как девчонка, блин. Так собственное отражение мне приглянулось.