Степана разбудили странные шорохи, доносившиеся, казалось, сразу со всех сторон. Он вскочил на четвереньки, прижимаясь к внутренней стенке прилавка, прислушался. Да нет, вроде все тихо. Приснилось видно. Угораздило же его заснуть. Взглянул на часы: до полуночи оставалось 15 минут. Спасительная тьма, наконец-то, надежно укрыла его от посторонних глаз. Самое время действовать. Стоя на коленях, Степан выглянул из-за прилавка - увы, далеко не так темно, как хотелось бы. Свет уличного фонаря широкой блеклой полосой лежал на гранитных плитах пола. Но если уж он здесь, если отважился на такое и если он не считает себя трусом, то обязан довести начатое до конца.
Ведь он все продумал до мелочей. После полуночи, когда улицы окончательно опустеют, он выберется из своего укрытия, возьмет белые лосины, натянет их на себя, а старые джинсы выбросит в мусорную корзину. Затем вернется в укрытие - лучше, конечно, найти другой бутик, подальше отсюда - и там дождется утра. А когда универмаг заполнится покупателями, он незаметно смешается с ними, и был таков.
Пройдет год...два...десять, и он будет вспоминать эту ночь как отчаянное приключение. Так мальчишки на спор ходят ночью на кладбище, чтобы доказать себе и другим, что они не трусы. Степан держал пари сам с собой - он должен это совершить. Хладнокровно и осторожно, по всем правилам воровского искусства. Один-единственный раз. Назло своей бедности. Назло своим родителям.
Беззвучно ступая, он выбрался из укрытия, огляделся. Темнота не мешала. Еще днем он изучил здесь все до мелочей, знал наизусть, где что лежит. Нужно сделать два шага вправо, обогнуть стенд с зеркалами, и позади него, на второй полке снизу первая же стопка - вожделенные лосины его размера. Вот обалдеет Трофимыч.
И тут вдруг до слуха Степана донеслись звуки, от которых все внутренности покрылись противно ерзающими мурашками. А сердце прыгнуло к горлу и задергалось будто мышь в мышеловке, не давая глотнуть хоть немного воздуха.
Нет, он не ошибся. Теперь уже ясно можно было различить отдаленное цоканье когтей по каменному полу, сдавленное поводками натужное дыхание и шаркающую поступь по меньшей мере двух пар ног.
"Если это сторожа с собаками, ты, несостоявшийся воришка, пропал," - полыхнуло в мозгу. Он отпрыгнул назад, к прилавку, бросился на него спиной, перекинув тело в густую тьму, столько часов служившую ему укрытием. Затаился. Труднее всего было справиться с дыханием. Дышать бесшумно не получалось. Сердце уже не дергалось, а ухало, гулко и тяжело - молотом о наковальню ребер.
"Что с ним будет, если эти вонючие псы учуят его? А они учуят, в этом можно не сомневаться. Набросятся? Разорвут на куски? Или сторожа, предвари- тельно измордовав его до полусмерти, вызовут наряд милиции? А дальше суд, тюрьма и несмываемое клеймо на всю оставшуюся жизнь: ВОР. Может лучше уж сразу на самосуд собакам?.."
Голоса сторожей гулко ударялись о стены пустого универмага.
- Вчера опять перебрал с соседом, - хрипло поведал один. - Башка трещит, сил моих нет.
-А что ж не опохмелился? - прогудел другой голос. - Был бы сейчас как стеклышко.
-Так ведь по утрам на нее смотреть тошно. С души воро...
Прижавшись лицом к щелочке между прилавками, Степан увидел как одна из овчарок натянула поводок, сделала стойку и, повернув голову в его сторону, глухо зарычала. Вторая тоже учуяла чужого. Но она не потянула в сторону затаившегося ночного воришки, а пугливо попятилась, путаясь в ногах у сторожа, державшего ее на поводке. Вертя во все стороны головой, она начала вдруг тоскливо подвывать. Шерсть у обоих стояла дыбом. Сторожа, умолкнув, тревожно вслушивались в тишину.
- Здесь определенно кто-то есть, - сказал тот, чья собака сделала стойку на Степана. - У Рекса нюх будь здоров.
- А мой ведет себя как-то странно, - заметил второй. - Впервые вижу его таким.
- Надо спустить собак с поводков, - предложил не успевший опохмелиться.
- Займись этим. А я ружье проверю, - шепотом отозвался его напарник.
Щелкнул затвор. Степан увидел как один из сторожей, подтянув к себе псов, быстрым движением отжал оба карабина.
-Ату, Рекс! Ату, Бой!
"Сволочи! Что они делают!?" - захлебнулся страхом Степан.
Все, что последовало за этим, разворачивалось с такой ошеломляющей быстротой, что он не успевал даже осознавать происходящего. Остервенелый лай и лязг оскаленных у самого лица зубов. Тяжелые лапы, придавившие к полу его грудь... Горячая собачья слюна на лице. Еще мгновение, и он будет разодран в клочья...
ГЛАВА 7
На сей раз Вадим решил попытать счастье в правительстве. Ведь не может такого быть, вполне резонно размышлял он, чтобы правительству была безразлична судьба города и его жителей. Они просто обязаны его выслушать.
Торопливо шагая вдоль малолюдной набережной, он уловил показавшиеся странно знакомыми легкие семенящие шаги. Не приближаясь и не удаляясь, они сопровождали его, как ему теперь казалось, едва ли не от самого дома. То ли городской гул заглушал их, то ли его собственные мысли. А в метро так отдельных шагов вообще не уловить. Но здесь, на тихой набережной, эти монотонно шуршащие шаги действовали раздражающе.
Вадим обернулся - в нескольких метрах от него, сосредоточенно созерцая Москва-реку, шел альбинос. В темных очках и в соломенной шляпе. Альбиносы не переносят солнца, и тем неменее он шел под солнцем. Он шел за ним! Что за чертовщина? Вадим резко остановился, облокотившись о гранитный парапет. Ему вспомнилась таинственная смерть Андрея и другого машиниста, и стало совсем не по себе. Вот сейчас альбинос поравняется с ним... и он рухнет замертво на асфальт. А патологоанатомы снова будут потом гадать о причинах еще одной таинственной смерти. И он ничего не успеет сделать, и Лана останется совсем одна. "Ни в коем случае не отворачиваться, - решил Вадим. - Если ему что и угрожает, он встретит опасность лицом к лицу. По крайней мере он успеет увидеть, как они насылают смерть."
Бесцветный субъект безучастно прошел мимо, даже не взглянув в его сторону.
"Ну вот видишь, - успокоил себя Вадим, облегченно переводя дыхание, - еще одно случайное совпадение. - Хоть он и был абсолютно уверен, что случайностей в жизни не бывает. - Кому ты нужен, мой друг. Кому до тебя есть дело."
Немного пройдя вперед, субьект тоже остановился и, привалясь спиной к парапету, стал внимательно изучать свои башмаки. Пожав раздраженно плечами, Вадим пересек проезжую часть набережной и направился к белокаменному Дому правительства.
Преодолевая многоступенчатый помпезный подиум, он, не удержавшись, оглянулся. Альбинос по-прежнему подпирал спиной парапет. "Чудно," - пробормотал Вадим, приноравливаясь, чтобы проскочить в двери-вертушку.
Он провел в здании несколько без толку потерянных часов и вышел еще более удрученным чем накануне. Его продержали в просторных, стерильно чистых приемных, недвусмысленно давая через секретарей и секретарш понять, что непозволительно всякому и каждому отвлекать государственных мужей от их насущно важных дел.
Машинально бросив взгляд с высоты подиума на набережную, Вадим увидел альбиноса, стоявшего на том же месте и в той же позе. Он не успел даже разозлиться, так как человек, окликнувший его, заставил Вадима на время забыть о своем назойливом соглядатае.
- А-а, отвергнутый пророк! Все еще не теряете надежд? Поистине завидное упорство.
Неразговорчивый посетитель НИИ у Марка Борисовича. Вадиму тотчас вспомнилось прикосновение его мертвенно- холодной руки. Инстинктивно, избегая неприятных ощущений, он засунул правую руку в карман брюк. А левая все равно была занята дипломатом.
- Снова несолоно хлебавши? - с насмешливо-участливым видом продолжал свою пытку хладнорукий. Его коричневая шевелюра была аккуратно расчесана и уложена на пробор. Лицо не показалось на сей раз таким мучнисто-бледным. На впалых щеках даже теплился слабый румянец. Одет он был в очень дорогой летний костюм. Глаза защищали от солнца стекла-хамелеоны в тонкой золотой оправе.
- Вы без машины, сударь мой? - Снова эта оскорбительная усмешка безгубого рта. - Могу подвезти.
- Благодарю, предпочитаю пешком. Погода чудесная. Место для прогулки приятное, и я никуда не спешу.
- Не отказывайтесь. Я отнюдь не бескорыстен в своем предложении. Есть разговор. Уверен, он вас заинтересует.
- Готов выслушать. Но только здесь. Домой я пойду сам, - заупрямился Вадим, недружелюбно глядя на непрошенного собеседника.
- Что ж, будь по вашему. Хотя место для конфиденциальной беседы, мягко выражаясь, не самое удачное. Отойдем хотя бы в сторонку. Итак, - начал он, умудряясь, несмотря на свой маленький рост, смотреть на Вадима свысока, - если я не заблуждаюсь, мечта любого изобретателя или первооткрывателя повыгоднее продать свое открытие. Верно?
- У вас потребительски-вульгарный подход к науке.
- Не потребительский и не вульгарный, а практический. И не к науке, а к тем, кто ее делает.
- Для начала у меня нет никакого открытия.
- Не скромничайте. Впрочем, ладно, дискуссировать будем в другом месте. А пока выражусь более конкретно: мы намерены откупить у вас ... ваше открытие. Назовем его условно так.
- Кто "мы"?
- Я бы предпочел не уточнять. Скажем, некая тайная организация.
- Простите, но я не занимаюсь торговлей вообще, а тем, что составляет смысл моей жизни - в особенности.
- Вот как. Тогда чего ради вы с такой настойчивостью обиваете пороги больших начальников?
- Я выполняю свой долг. Долг ученого. Долг узревшего истину. Я должен... понимаете, должен предупредить людей о нависшей над ними опасности.
- Так предупредите нас. Безвозмездно, если вас так больше устраивает. А мы предупредим всех остальных.
- Я не привык иметь дело с анонимными организациями. И людьми. Вы ведь даже не представились. Я не знаю, как к вам обращаться.
- Разъясняю: Мы представляем самые могущественные, на сегодняшний день, силы Москвы. Этого достаточно?
- Вполне, - с холодной иронией ответил Вадим. - С одной единственной поправкой: я не верю в существование "самых могущественных сил Москвы". Сожалею, но я ничем не могу быть вам полезен.
Самодовольная, загадочная усмешка вычертила затейливую кривую на губах хладнорукого.
- Запомните это местечко, сударь мой. И взгляните-ка на часы. Завтра, в то же самое время я буду ждать вас здесь. Вместе с вашими разработками, разумеется. Без них можете не приходить. Постарайтесь не опаздывать. Обещаю ждать вас ровно 10 минут. И не секундой больше.
С трудом сдерживая негодование, Вадим повернулся к нему спиной и, не прощаясь, пошел прочь.
- Сейчас 13 часов 13 минут! - вдогонку ему крикнул хладнорукий. - Не забудьте. Всего 10 минут.
"Неужели, неужели они позволят собакам загрызть его насмерть!" - пронеслось в голове Степана.
И тут произошло нечто из ряда вон выходящее. Лязгающие, брызжущие слюной пасти, словно захлебнувшись, захлопнулись и резко взлетели вверх. Псов подбросило с такой легкостью, будто это были резиновые надувные игрушки, и с силой швырнуло об пол. Степан мог бы поклясться, что слышал хруст ломавшихся как спички костей. Собачий визг, пронзив гулкую тишину, оборвался внезапно, оставив в ушах нестихающий звон.
"Вступились-таки сторожа, сжалились", - с надеждой подумал Степан и, переведя дыхание, осторожно выглянул из-за прилавка... В следующее мгновение в его голове не осталось ни единой мысли. Холодный пот покрыл все тело, будто его искупали в проруби. Беззвучный крик застрял в сведенном судорогой горле. Да и было отчего лишиться дара речи.
На его глазах головы овчарок отделились от задергавшихся в конвульсиях туловищ и покатились по полу словно срезанные арбузы. Из обезглавленных тел, распространяя тошнотворный запах, хлынула черная кровь.
- Дьявол! Что происходит!?! - взревел один из сторожей, вскидывая ружье.
- Собаки! Они убили наших собак! - осипшим голосом прохрипел другой, споткнувшись о залитую кровью голову. - Их тут целая шайка! Надо срочно вызывать ми...- Он не договорил. Голос как-то странно булькнул и оборвался. Его тело начало медленно оседать, заваливаясь набок, как продырявленный мешок с песком.
Стало совсем тихо. Стуча зубами, на четвереньках Степан подполз к краю прилавка и выглянул наружу. От приступа тошноты, волной подкатившейся к горлу, он едва не потерял сознание. Там, на гранитных плитах пола, в зловеще расползавшейся черной луже были аккуратно сложены в ряд четыре обезглавлен- ных тела - животных и сторожей. Мозг Степана отказывался верить его собствен- ным глазам.
С тихим хлопком неожиданно погас уличный фонарь. Все погрузилось в густой мрак. И тут от прилавков, стендов и зеркал, будто бестелесные привидения в кошмарном сне, начали отделяться, беззвучно скользя, черные уродливые тени. Таинственные бандиты видимо были одеты во все черное, потому как разглядеть их не было никакой возможности. Зверски расправившись с охраной, они теперь беспрепятственно хозяйничали на этаже... а может и во всем универмаге. В абсолютном молчании, со сверхестественной быстротой опустошались полки, ящики, стенды. Награбленное, как по мановению волшебной палочки, увязывалось тюками. И перед глазами Степана уже скользили причудливые черные силуэты с огромными горбами за спиной.
"Господи, поскорее бы они отсюда убрались, - молил про себя Степан. - Пусть меня заберут в участок, пусть посадят, только бы не видеть всего этого."
Увы, его мольбы не были услышаны Всевышним. Холодные, жесткие, как стальные крючки, пальцы больно впились в плечо. Он дико вскрикнул, инстинктивно втягивая шею в плечи. Вот и настал его черед. Сейчас и его голова покатится по полу, а тело дернется и навсегда замрет. Невероятный, чудовищный конец в его семнадцатый и последний день рождения...
Остаток дня Вадим провел в библиотеке. Бегло просматривая научные труды на интересующую его тему, делая пометки у себя в блокноте, что-то сопоставляя или выписывая, он ни на минуту не забывал о дерзком самонадеянном шантажисте и его оскорбительном поведении. Почему он так уверенно говорил о завтрашней встрече? Что за этим скрывается?
Взглянув на часы, Вадим заторопился. Бедная девочка весь день одна. У нее каникулы, а он так мало уделяет ей внимания. А ведь она теперь наполовину сирота. На ее хрупкие плечи свалились заботы по дому. Он же даже не пытается хоть как-то скрасить ее жизнь, отвлечь ее от тоски по матери. Ну что же он может поделать? Разве он виноват, что именно на него провидение возложило такую ответственную миссию? Он обязан сделать все возможное и невозможное, чтобы, если не предотвратить беду, то хотя бы предупредить о ней.
Увы, его голос - голос вопиющий в пустыне! Никто, ровным счетом никто не желал услышать его. От него отмахивались, как от назойливой осы. Единствен- ный кто проявил заинтересованность - сомнительный тип из сомнительной организации, предложивший ему сомнительную сделку. Возможно, любой другой на его месте забрал бы дочь и уехал, улетел, уплыл как можно дальше от опасного места. Он не мог. Дар, которым его наградили небеса, подчинил себе его волю... или напротив, пробудил в нем сверхволю самоотречения.
Сдав книги, Вадим направился к выходу. По дороге домой купил целую коробку пирожных - пусть дочка полакомится. О своем возвращении возвестил долгим, заливчатым звонком - коробка с пирожными мешала воспользоваться собственным ключом. Светлана не спешила открывать, видно, наказывает за опоздание. Подождав немного, он позвонил вторично. "Наверное купается или слушает музыку через наушники", - решил Вадим и полез в карман за ключом.
Светланы не было ни за телевизором, ни на кухне, ни в ванной. Неужели до сих пор во дворе? Как же он мог пройти мимо и не заметить ее. Не дожидаясь лифта, он сбежал вниз. Во дворе кроме двух старушек никого не было. Постояв в растерянности, он хотел вернуться домой, когда его окликнул надтреснутый старческий голос:
- Дочку высматриваешь?
- Ее самую. Не видали случайно? - с надеждой откликнулся он.
- А как же, милок, видали, - прошамкала другая. - Такая уж наша жисть теперь горемычная от зари до зари дворовый караул нести. Больше ни на что, почитай, не годны.
- Будет хныкать-то, - прервала ее скрипучая подружка. - Нас про дитятко спрашивают, а ты все про себя да про себя. Ушли они. С утра еще.
- Как с утра? Куда ушли? Кто "они"? - разволновался Вадим.
- Почем нам знать, сынок. Нам не докладывают. Знаем только то, што видим. А увела твою вчерашняя девица. Мы ее сразу приметили. У нас тут таких отродясь не бывало.
- Только этого мне и не хватало, - вконец расстроился Вадим. - Где ж мне ее теперь искать?.. С утра, говорите?
- С утра, сынок, с утра! - закивали головами старушки. - Ох, не понравилась она нам. Дочке твоей ну совсем не пара.
- Твоя-то, почитай, еще ребенок. Ты б поостерег ее от таких краль размалеванных. Без матери ведь растет. Долго ль под дурное влияние попасть.
- Да будет тебе стращать человека. - Скрипучая толкнула беззубую в бок. - Можа в кино увела аль к себе в гости. Погуляет да назад воротится. Тоже ведь не дело, все одна да одна.
Вадим рассеянно скреб отросшую за два дня щетину.
- Спасибо, мамаши, будьте здоровы.
Призвав на помощь благоразумие, он вернулся домой и стал ждать. В конце-концов мало ли куда могли пойти две девочки. Чтобы не мерить комнату нетерпе-ливыми шагами, не сходить с ума от беспокойства, Вадим включил телевизор и уставился невидящим взглядом в экран. Просидел так час, а может и больше. Очнувшись от оцепенения, бросил взгляд на часы - девять двадцать три.
"Боже мой! Половина десятого! А я сижу здесь как истукан и ничего не предпринимаю. - Он вскочил, заметался по комнате. - Что если и ее тоже отнимут у него... Нет, Господи, нет! Ты не допустишь! Ты не сотворишь со мной такое дважды!"
Он бросился к телефону. Набрал номер участковой милиции. Стараясь сохранять спокойствие, объяснил ситуацию.
Дежурный подробно записал приметы и прочие данные, адрес и телефон, пообещал немедленно объявить розыск. А утром попросил принести в участок фотографию пропавшей. Повесив трубку, Вадим окончательно впал в отчаяние. Звонок в милицию придал всему особую, трагическую окраску.
А, собственно, зачем он мечется? Почему не хочет довериться самому себе? Вадим от природы обладал могучим даром предвидения, подкрепленным аналити-ческим складом ума, что помогало ему находить логику там, где другой ее бы не увидел. А вот когда дело коснулось самого дорогого ему существа, разбушевавшие-ся чувства не дают сосредоточиться... вернее - рассредоточиться, чтобы выйти в тот, недосягаемый простому смертному, мир, где нет ничего тайного, скрытого, где все ясно и гармонично, как сама Природа.
Он сел поудобнее в кресло и заставил себя расслабиться, успокоиться, забыть о своем теле и о невзгодах. Он представил себя свободно парящим духом, для которого нет ни преград, ни расстояний. Сконцентрировавшись на образе дочери, Вадим пожелал воссоединиться с ней... Поначалу мрак и тишина окружали его. Пустое, мрачное ничто. Потом медленно проступила незнакомая комната и очертания фигуры, лежащей на кровати или кушетке. Вадим "приблизился". Это была Лана. Она не двигалась, глаза ее были закрыты. Но он уже знал главное - его девочка, его любимая дочка, его единственное сокровище жива! Теперь нужно постараться понять, где она находится. Что за странная комната? Почему Лана лежит там? Одна! Почему не идет домой?..