- Англичане и сами ни в чем не уверены. Может, деметилирование связано с кумулятивным повреждением самой ДНК, или фермент метилаза со временем теряет активность, а может, что-нибудь еще. В любом случае это может означать - на нынешнем этапе исследований, поймите, это не более чем предположение, - что повреждаются механизмы, не дающие проявляться некоторым генам. Быть может, у этих генов появляется возможность производить белки, оказывающие отравляющий эффект на другие внутриклеточные процессы.
- Пассив расходится с активом, - глухо проговорил Ханно сквозь облако синеватого дыма.
- Может, оно и так, но все эти предположения весьма расплывчаты и неконкретны. Практически сплошная тавтология, и она ни о чем не говорит, - вздохнул Джианотти. - И не думайте, что у нас есть что-либо еще, кроме этого кусочка головоломки - да и тот не полностью. А головоломка даже не плоскостная, а трехмерная, или четырех-, или n-мерная, и притом в неэвклидовом пространстве. К примеру, регенерация столь сложных органов, как зубы, означает, что тут скрыто нечто большее, чем отсутствие старения. Это указывает на поддержание некоторых детских, а то и зародышевых черт, причем не на анатомическом, а на молекулярном уровне. А уж ваша фантастическая иммунная система замешана тут непременно.
- Ага, - кивнул Ханно, - старость нельзя свести к одной простой причине. Это целый букет разных… болезней, и притом симптомы у больных очень сходные. Старость - вроде гриппа или рака.
- По-моему, не совсем так, - ответил Джианотти. Они уже не в первый раз обсуждали этот вопрос, но финикийцу действительно все нужно повторять по многу раз. Порой Джианотти думал, что тому нужно непременно добиться исчерпывающего познания самого себя. - Похоже, для всех смертных многоклеточных организмов - а может статься, и для одноклеточных тоже, вплоть до прокариотов и вирусов - действует один и тот же фактор. Вот если бы только найти его!.. Не исключено, что феномен деметилирования дает нам ключ к разгадке. Впрочем, это мое личное мнение. Я полагаю, что держусь более или менее философских позиций. Нечто столь фундаментальное, как смерть, должно быть вплетено в ткань эволюции, более того, должно служить ее основой.
- Угу. Смерть обеспечивает возможность выживания вида - точнее, потомственной линии. Убрать старшие поколения с дороги, дать место для генетического кругооборота, позволить развиться более приспособленным. Не будь смерти, мы до сих пор болтались бы в океане в виде студня.
- В этом что-то есть, - покачал головой Джианотти, - но это далеко не все. Это никоим образом не объясняет, например, почему человек живет значительно дольше, чем мышь. Или почему некоторые виды, вроде болотного кипариса, живут бесконечно. - В его улыбке проскользнула усталость. - Нет, скорее всего жизнь просто адаптировалась к тому, что раньше или позже, так или иначе, но энтропия опустит занавес театра, где жизнь творит свое удивительное действо. Не знаю, может, вы и ваши товарищи просто являетесь следующей эволюционной ступенью - носителями мутаций, которые повлекли за собой образование безотказных организмов, защищенных от привнесенных дефектов.
- Но вы ведь так не думаете, а? Мы же не способны передать эти черты потомству.
- Да, верно, - Джианотти едва уловимо поморщился. - Но со временем такое качество может развиться. Эволюция идет методом проб и ошибок - если позволительно прибегать к подобному антропоморфизму. Чаще всего от него трудно удержаться.
Ханно поцокал языком:
- Знаете, когда вы делаете подобные заявления, мне трудно поверить, что вы верующий католик.
- Наука и вера никак между собой не связаны, спросите у любого знающего теолога. Право, вам и самому такая беседа не повредила бы, бедный вы атеист-одиночка, - ответил Джианотти и торопливо добавил: - Дело в том, что материальный мир и мир духовный не идентичны.
"И мы переживем звезды - вы, я и остальные, все до единого, - сказал ученый как-то раз на рассвете, когда бутылка уже почти опустела. - Можно прожить во плоти десять тысяч лет, миллион или миллиард - но это будет такой же пустяк, как три дня для новорожденного, или даже меньше - дитя-то умерло невинным… Но проблема захватывающая, и если удастся ее разрешить - она таит в себе безграничные перспективы для всего мира. Ваше появление на свет не может быть тривиальной игрой случая…"
Ханно не спорил, хотя предпочел бы философствованию обычную болтовню или прямолинейный разговор о работе. Спустя годы после знакомства с Джианотти он обнаружил, что это один из тех редких людей, которым можно доверить свой секрет; а может статься, именно этот человек положит конец необходимости секретничать. Если Сэм Джианотти в состоянии знать о людях, проживших тысячелетия, и не проговориться даже жене, и все благодаря религии, с начатками которой Ханно познакомился еще в Тире времен Хирама, и уже тогда они были седой древностью, - что ж, быть по сему.
- Ладно, дело не в религии, - продолжал ученый. - Больше всего на свете я сейчас, как и всегда, хотел бы одного: чтобы вы освободили меня от клятвы и позволили оповестить мир - а лучше бы сами оповестили - о вас и ваших собратьях.
- Увы, нет. Мне что, снова изложить доводы в пользу отказа?
- Никак не можете отбросить свою подозрительность, да? Я уж счет потерял, сколько раз говорил вам, что времена средневековья больше не вернутся. Никто не станет сжигать вас, как ведьм и колдунов. Покажите миру доказательства, какие предъявляли мне.
- Жизнь научила меня не совершать опрометчивых необратимых поступков.
- Ну почему вы не хотите меня понять? Я повязан по рукам и ногам - не могу сказать правду даже собственному персоналу. Мы топчемся вокруг да около, и… Боб, если вы выберетесь на свет Божий, исследование механизмов бессмертия станет для человечества проблемой номер один, на нее будут брошены все ресурсы. Узнать о том, что бессмертие возможно, - все равно что полдела сделать, клянусь вам. Загадку раскусят лет за десять. А когда перед каждым замаячит подобная перспектива - разве вы не понимаете, что войны, гонка вооружений, терроризм, деспотизм и все такое прочее отомрут сами по себе? Сколько еще ненужных смертей способна вынести ваша совесть?
- А отвечал вам не раз, что столь радужные перспективы вызывают у меня серьезные сомнения, - отрубил Ханно. - Опыт трех тысячелетий - ну, может, чуть меньше, но несущественно - подсказывает мне обратное. Скоропалительное заявление такого сорта разрушит много судеб.
Повторять, что он может следить за выполнением наложенного вето, Ханно не пришлось. В случае нужды он просто избавился бы от вещей, с помощью которых убеждал Джианотти. Джон Странник, Ду Шань и Асагао привыкли во всем слушаться его, признавая старшим. Если кто-нибудь из них взбунтуется и решит обнародовать свою сущность, то не будет располагать доказательствами, собранными Ханно за истекшие века. Для подтверждения серьезности заявления потребовались бы наблюдения продолжительностью лет сорок - пятьдесят - но кто из бессмертных согласится провести столько лет в заключении? Или, в лучшем случае, под пристальным контролем? Ришелье триста пятьдесят лет назад сказал правду: риск чересчур велик. Вечно молодое тело хранит горячее стремление молодого животного к свободе.
Джианотти снова опустился в кресло, пробормотав:
- О черт, давайте перестанем размахивать все теми же протухшими аргументами. - Он повысил голос. - Я лишь прошу вас отложить на время свой пессимизм и цинизм и подумать еще разок. Когда все до единого будут жить столько же, сколько вы, нужда прятаться для вас отпадет.
- Разумеется, - с готовностью согласился Ханно. - В противном случае я не стал бы открывать этот институт. Но только не подгоняйте события, пусть все идет помаленьку, как бы само собой. Дайте нам - мне, моим друзьям, всему миру, наконец, - время слегка свыкнуться с этой мыслью! Кроме того, вы же сами говорите, что аргументы давным-давно заплесневели.
Джианотти с облегчением рассмеялся, будто у него камень с души свалился.
- Ладно! Хватит сотрясать воздух пустой болтовней. А у вас что новенького?..
…В приятной компании время летит незаметно. Когда Ханно подъехал к дому Колдуэлла, стрелки часов уже перевалили за шесть.
Из этого непритязательного дома на холме Королевы Анны открывался замечательный вид, и Ханно немного постоял, наслаждаясь зрелищем: склоняющееся к западу солнце зажгло дальние горы призрачным сиянием, сделало их легкими и бесплотными, будто сновидение или отражение волшебной страны эльфов. Южнее, за стройным силуэтом Космической Иглы, играла бликами бухта Эллиота, обратившись в расплавленное серебро, а вершины деревьев тронуло закатное золото. Еще дальше подпирал небеса вулкан Рейнир - каменистые склоны казались темно-синими, контрастно подчеркивая белоснежный конус вершины. Прохладный воздух остужал разгоряченное лицо. Уличное движение упало до негромкого шепота, сквозь который прорывались обрывки незамысловатого посвиста малиновки. Да, подумал Ханно, у нас замечательная планета, настоящая пещера Аладдина. Очень жаль, что люди ее так изгадили… Но это ничуть не ослабляло его желания пожить здесь еще.
Он неохотно оторвался от пейзажа и вошел в дом. Пришедшая раньше его Наталия Терлоу оставила дверь незапертой; сама она сидела в гостиной перед телевизором. Передавали новости, экран заполняла брылястая физиономия с крючковатым носом. Обладатель физиономии вещал хорошо поставленным голосом:
- …включиться в наше благородное дело. Оно касается всех людей доброй воли, всей мировой общественности. Пора положить конец расточительству, растрате невероятных богатств на производство оружия массового уничтожения, когда столько людей каждый день оказываются на улице без средств к существованию, без крова и пищи. Я торжественно клянусь…
Камера отъехала назад, показав Эдмунда Мориарти, сидящего на сцене в обрамлении американского и советского флагов. За его спиной красовался флаг Организации Объединенных Наций, а сверху тянулся транспарант с надписью: "КОМИТЕТ НЕРАВНОДУШНЫХ ГРАЖДАН В БОРЬБЕ ЗА МИР".
- Вот же Иуда! - застонал Ханно. - Ты что, хочешь, чтоб я заблевал наш чудесный новенький ковер?
Наталия, стройная блондинка, разменявшая четвертый десяток, выключила телевизор и встала ему навстречу с объятиями и поцелуем. Она прекрасно знала, как сделать Ханно приятное, и ее независимость играла тут не последнюю роль. Он ответил на поцелуй с пылкостью молодого влюбленного, взъерошив ей волосы. Наталия, освободившись от объятий, пригладила прическу ладонью и рассмеялась:
- Ну-ну, парень, что-то ты чересчур быстро забыл свои дурные предчувствия! Если можно, поумерь свой пыл. Обед тебя уже заждался. Отложить его можно разве что еще на минутку, ради пары глотков чего-нибудь крепкого. Я думала, ты придешь пораньше. Конечно, потом…
Обычно готовила она - Ханно тоже неплохо управлялся у плиты, но Наталия, программист по профессии, считала стряпню наилучшим способом отвлечься от компьютеров.
- Мне только пива. Мы с Сэмом в лаборатории пропустили по рюмочке.
- Что?! А мне казалось, тебя ждали какие-то безрадостные перспективы…
- Так оно и было, но удалось вырваться от налоговых обдирал раньше, чем я думал.
Накануне он упоминал о предстоящем визите, хоть и не сказал, под каким именем и ради чего. Она уже налила себе бокал шерри, и Ханно направился на кухню сам. Вернувшись с кружкой портера и присев рядом с ней на диван, он с удивлением обнаружил, что ее хорошее настроение как рукой сняло.
- Боб, - сердито бросила она, - хватит отпускать эти грязные шуточки про правительство. Да, у него есть свои недостатки, в том числе деспотические замашки, но это ведь наше правительство!
- "Правительство народа, из народа и для народа". Ага. Вся беда в том, что это три разные категории людей.
- К твоему сведению, мне уже доводилось слышать, что ты думаешь на эту тему. Если ты прав и такова природа всех правительств, - так чего ж ты катишь бочку именно на это? Ведь оно - единственная преграда на пути куда худшего зла.
- Если сенатор Мориарти не пробьется к кормилу.
- Погоди секундочку, - оборвала она его. - Можно еще сказать, что он заблуждается, но называть его предателем!.. А ведь ты именно это имел в виду. Он говорит от имени миллионов весьма достойных американцев.
- Это они так считают. Настоящие его избиратели - это алчные промышленники, выступающие за налоговые льготы и субсидии, бестолковые попрошайки, голосующие за свои милостыни, и комплексующие интеллектуалы, голосующие за свои лозунги. А этот его свежевылупившийся пацифизм - просто дань моде. До сей поры его племя из кожи вон лезло, чтобы втянуть нас в иноземные войны, якобы с целью не дать коммунизму захлестнуть мир. А сегодня он набирает лишние голоса - не исключено, что они дотянут его до самого Белого дома, - на том, что твердит: дескать, насилием ничего не добьешься. Ах, если бы он мог потолковать с карфагенскими отцами города!
Забыв о раздражении, она с улыбкой парировала:
- Что, плагиатом занимаешься? Утащил у Хайнлайна, так?
Ханно не мог не восхититься ее способностью мгновенно разрядить накалившуюся обстановку. Они и так в последнее время слишком много ссорятся. Хмыкнув, он расслабился.
- Ты права. Какой же я дурак, что трачу время на политику, когда у меня в руках бокал доброго пива, а под боком - пылкая женщина!..
Но в мыслях пронеслось: кажется, он сам отдал себя в мои руки. Завтра надо раздобыть запись; если заседание шло, как я предполагаю, - что ж, следующий номер "Штурманской рубки" почти готов к печати. У меня едва-едва хватит времени снять передовицу Таннахилла и заверстать другую, написание которой доставит мне искреннюю Schadenfreude…
- Тебе и самому в пылкости не откажешь. - Наталия положила ладонь на запястье Ханно. - Ты ужасный реакционер и старый ретроград, но если станет известно, каков ты в постели, мне придется отгонять женщин дубинкой. - Ее улыбка померкла. Посидев немного молча, она тихонько добавила:
- Нет, пожалуй, насчет того, что вначале - беру свои слова назад. По-моему, ты так обрушиваешься на правительства из-за того, что видел жертвы их идиотских ошибок - и жестокости. Лучше бы делами заправлял ты. Под черствой коркой таится милый и заботливый человек.
- А также слишком умный, чтобы жаждать власти, - подхватил он.
- И еще - вовсе ты не старый. Во всяком случае, по тебе возраст никак не заметен.
- Когда я в последний раз смотрел в зеркало, то видел шестидесятисемилетнего человека. - Согласно метрике Роберта Колдуэлла, добавил он мысленно. - Я мог бы быть твоим отцом или даже дедом, если б мы с сыном немного поторопились.
Я мог быть твоим пра-стократ-прадедом, - это про себя. Может, так оно и есть… Он ощутил на себе взгляд Наталии, но не решился встретиться с ней глазами.
- А когда на тебя смотрю я, то вижу человека моложе себя. Даже жутковато как-то.
- Я же говорил, у меня в роду все были долгожителями. - Пузырек краски для волос на полочке в ванной должен бы подкрепить такое тщеславное заявление. - Я уже сколько раз предлагал, чтобы ты начала подыскивать себе модель более позднего выпуска. Честное слово, мне не хочется, чтобы ты упустила свою пору.
- Поживем - увидим.
Однажды за три года совместной жизни она предложила ему пожениться. Будь у него иная, более молодая личина, можно было бы пройти и через брак. Но при существующем положении вещей он даже не мог объяснить, насколько скверной шуткой был бы такой союз по отношению к ней.
В голове у Ханно промелькнула мысль, что если бы он дал миру знать о себе, да плюс Джианотти не заблуждается, и исследования действительно будут продвигаться с высокой скоростью, то Наталия может успеть дождаться бессмертия, а то и омоложения. Если биохимии организма можно отдавать команды, такая задача окажется совсем несложной. Ханно испытывал к Наталии искреннюю привязанность, однако влюбиться по-настоящему он не позволял себе уже не первое столетие. Кроме того, он пока просто не готов обрушить в мир весть, последствия которой просто непредсказуемы. Может быть, когда-нибудь после - но только не сейчас.
Наталия решила опять внести в разговор нотку веселья:
- Ас кем это ты переписываешься в Дании?
- Что? - удивленно заморгал он.
- В сегодняшней почте письмо из Дании. А больше ничего особенного… Эй, оно что, важное?
- Сейчас гляну. Извини, я на минуточку.
Сердце его грохотало; о почте-то он и не подумал. Она лежала на угловом столике. Беря в руки конверт со штампом Копенгагена, Ханно заметил напечатанные на нем название отеля и обратный адрес, а поверх - приписку от руки: "Гельмут Беккер".
Письмо от франкфуртского агента, который принимал ответы на рекламные объявления, публикуемые в Северной Европе. Беккер должен был проверить все письма от людей, соответствующих требованиям Ханно. Разумеется, агент и понятия не имел, о чем речь, - ему сказали всего-навсего, что Институт Руфуса хочет завязать отношения с членами семей долгожителей; а если последние окажутся молодыми, но интеллигентными, да к тому же продемонстрируют интерес к истории, - это будет просто идеально…
Усилием воли Ханно прекратил бешеную пляску мыслей и дрожь в руках, потом распечатал конверт. Письмо было написано по-английски, довольно невнятно, но в нем не содержалось ничего такого, чтобы Наталии нельзя было его прочесть; она знала о проекте, считала подход вопиюще антинаучным, но относилась к нему с терпимостью, как и к прочим эксцентричным выходкам сожителя. Надо поддержать иллюзию, что ему нечего скрывать, - именно для того, чтобы скрыть безмерное волнение.
- Похоже, мне предстоит небольшая поездка…
4
В краю Потерянной реки жил дружелюбный народ; китайские крестьяне всегда преуспевали в Айдахо - так что когда мистер и миссис Ду стали арендаторами земли, принадлежащей "Томек энтерпрайзиз", соседи устроили им пышную встречу. Историю этой пары стоило послушать: он-де был мелким землевладельцем на Тайване, она - дочерью японского торгпреда в тех же местах. Подобные браки в Азии всегда сталкивались с невероятным сопротивлением, даже после войны. Кроме того, у них были нелады с гоминдановским режимом - ничего серьезного, но вполне достаточно, чтобы молодая пара ощутила себя в тисках и начала испытывать тревогу за свою судьбу. Через посредство ее отца они смогли встретиться с мистером Томском, и тот уладил вопрос с их переездом в Америку. Первое время они изъяснялись на ломаном английском, но очень скоро усовершенствовались в языке и стали говорить довольно чисто.
И все-таки оба были какими-то не от мира сего. Они чудесно управлялись со своими посевами и скотом, в доме все блестело и сверкало - но чего еще и ждать: если совесть неспокойна, всегда поддерживают внешний порядок и уют. Вели себя скромно, вежливо, готовы были прийти на помощь каждому - но держались вдали от общественной жизни, не посещали ни церковь, ни клуб; в компании веселились со всеми наравне, но до конца не раскрывались; за гостеприимство платили щедрым столом и приятной беседой, но ни к кому не навязывались в друзья и чужую дружбу принимали как-то не очень охотно. Впрочем, люди восточные всегда с большим пиететом относились к детям, и если взглянуть на дело с этой стороны, замкнутость бездетных супругов становилась понятной.