У одной из стен до сих пор стоял алтарь - большой черный камень с желобком для стока крови. Посреди зала находился бездонный колодец - место, куда сбрасывали обескровленные тела жертв, догадалась Соня. Над колодцем вздымались две медные змеи. Их высоко поднятые головы соприкасались, длинные тела перевивали друг друга. Одна голова была змеиной, другая - женской. Женское лицо неземной, страшной красоты глядело на Соню, будто живое. Неожиданно Соне показалось, что статуя моргнула.
- Уйдем отсюда,- сказала Соня нарочито громко, чтобы разрушить царившую здесь тишину.
Ментаптэ вздрогнул, как человек, пробужденный от сна.
- Прошу вас,- обратился он к Соне мягким, ласковым голосом,- не спешите…
- Я хочу уйти,- повторила она.
- Вы не можете уйти просто так… без жертвы;
- Что вы имеете в виду? Я должна прыгнуть в этот ваш проклятый колодец?
- О нет, разумеется, нет. Одна капля крови - вот и все. Коснитесь окровавленным пальцем этого алтаря - Сет сочтет вашу жертву достаточной.
Соня пожала плечами. Спорить с этим безумцем было бессмысленно, а убивать его не хотелось. Было в нем что-то привлекательное, несмотря на всю увлеченность мертвым богом.
- Сет не мертв,- сказал Ментаптэ, внимательно наблюдавший за Соней.
- Что?
Соня была уверена в том, что не имеет привычки размышлять вслух. Во всяком случае, последнюю фразу она явно произнесла про себя. Однако он услышал.
- Никаких чудес,- улыбнулся Ментаптэ.- Нетрудно было догадаться, о чем вы сейчас думаете. Об этом думает любой, оказавшись на вашем месте. Сет - мертвое божество, а этот Ментаптэ, потомок его жрецов, помешан на былой славе своих предков, не так ли?
Чуть смущаясь, Соня кивнула:
- Почти.
- Вот видите. Я не умею читать чужих мыслей… пока.
Соня не обратила внимания на это странное "пока". Ей хотелось как можно скорее покинуть это жуткое место. Она вынула из-за пояса кинжал, чтобы сделать надрез на пальце и покончить с ритуалом, которого требовал от нее Ментаптэ. Но тот вдруг схватил ее за руку.
- Умоляю!..- прошипел он.- Умоляю вас, дайте мне!.. Я - жрец! Я обязан сделать это сам!
Явив недюжинную силу, он подтащил Соню к алтарю и быстро уколол ей палец тонкой золотой иголкой, которую незаметно вытащил из своего тюрбана. Несколько капель крови упало на алтарь и почти мгновенно впиталось в черный камень.
Соня не верила своим глазам. Но следов на камне не осталось. Камень всосал кровь, словно изголодался по теплой влаге человеческой жизни.
- Я ухожу.- Соня решительно вырвалась из рук безумца и направилась к ходу.
Ментаптэ больше не удерживал ее. Он стоял перед черным алтарем, разведя в стороны руки в широких шитых золотом рукавах и подняв голову к одному из изображений змеи, вырезанных на стене. Губы его беззвучно шевелились.
* * *
Как ни удивительно, но ночь Соня провела совершенно спокойно, без сновидений, и проснулась отдохнувшей.
- Может быть, потому, что женщина не должна месяцами спать на голой земле, - ворчала Соня, разглядывая себя в зеркало.
Зеркало было плохонькое, мутное, с трещиной в углу, но его было вполне довольно, чтобы рассмотреть выразительное лицо Рыжей Сони, обрамленное копной огненных волос. Она тщательно расчесала их и заплела в косу, а затем обернула голову тюрбаном.
Было раннее утро. Солнце уже встало, заливая весь Карос яркими лучами. Соня спустилась во двор, желая навестить Подружку, и вдруг замерла. Звериный инстинкт проснулся в ней, настойчиво требуя одного: бежать! Еще ничего не случилось, но Соню охватило предчувствие страшной беды.
Она огляделась по сторонам, машинально хватаясь за рукоять ножа, с которым не расставалась. Но во дворе никого не было.
Спустя миг над городом пронесся низкий гул, и сильный ветер пригнул к земле деревья, громыхнул черепицами крыш, заставил беспокоиться лошадей в конюшне и выть двух бродячих псов, бродивших под забором в поисках объедков.
Соня прижалась к стене гостиницы, стремясь уберечься от ветра, готового, казалось, подхватить ее и завертеть в бешеном вихре. Однако ветер почти сразу стих. И тотчас же над городом начала расти тень. Она становилась все больше и больше и постепенно накрыла собою весь Карос. Воцарилась серая тьма. Теперь ни былинки не шевелилось во всем городе. Казалось, ничто здесь не ворохнется - настолько властным было это черное безмолвие.
Но и это длилось недолго. Спустя несколько минут тень рассеялась, будто ее и не было. И сразу же запели птицы, залаяли собаки, раздались людские голоса. Соня с облегчением перевела дыхание. Ей почудилось, что неведомая злая сила, только что сжимавшая ее горло, ослабила хватку и разжала пальцы.
- Ха-ха, госпожа, наверное, испугалась? - послышался рядом голос маленького сморщенного слуги.- Оно и немудрено, откуда госпоже знать про Серую Тень Великой Пирамиды!
- Что за Серая Тень? - отозвалась Соня. Она действительно была напугана, но ей вовсе не хотелось признаваться в этом какому-то болтливому слуге.- Что творится у вас в городе?
- А, это происходит каждое утро, на рассвете, когда тень от Пирамиды достигает определенной длины. Все уже привыкли, никто не обращает внимания. Только приезжие, новички, только они - ох как иной раз пугаются! А никакого страха нет, никакого вреда нет, ни людям, ни животным, ни товару! Оттого купцы и заезжают к нам, в Карос, и ничего не боятся.
- Не болтай.
- Слушаюсь. Каждый день на рассвете на одно мгновение дух умершего бога Сета воскресает и выглядывает из своей гробницы. Это и есть Серая Тень. У нее нет силы, одно только любопытство…
- Дух умершего бога? Любопытство? Да знаешь ли ты…- начала, было, Соня и замолчала, прикусив губу.
Какая разница, был ли этот человечек в Пирамиде и видел ли он страшный черный алтарь! Соне вдруг показалось, что маленький слуга знает куда больше, чем выбалтывает.
- Вот так-то, госпожа! Вот так-то, красавица! А страха тут никакого нет. Я бы присоветовал вам одно место, там продают и шелк, и полотно, и красные нитки для вышивания, и стеклянные бусы для украшения, и притирания для глаз… Ежели угодно…
- Отвяжись.
Соня решительно зашагала к воротам. Ей вовсе не хотелось слушать бессмысленную болтовню маленького человечка, который все время словно намекал на что-то, так усиленно и выразительно подмигивал он ей сморщенным черным веком.
* * *
Ментаптэ снова и снова перечитывал старинную книгу, хотя рассказ, записанный древними иероглифами на пожелтевшем от времени пергаменте, знал уже почти наизусть. И все же каждый раз эта история странно волновала его и заставляла сильнее биться сердце.
Несколько тысяч лет назад… То были века; могущества Ахерона, века поклонения Сету, великому змею, воплощению первобытной тьмы, первобытной силы и первозданного ужаса. Пирамиды создавались не как гробницы - это представление о них возникло значительно позже, когда жрецы-некроманты начали свои поиски Источников власти. Нет, пирамиды изначально были хранилищем огромной силы.
При строительстве здесь действительно приносились человеческие жертвы. Тысяча молодых воинов с черными, как эбеновое дерево, телами, сильных, стройных - все они добровольно легли на плиты, чтобы быть замурованными в стенах великой Пирамиды. Их духи навечно остались здесь - бессменными стражами и слугами Сета. Но они спали, и как разбудить их - об этом книга молчала.
Напрасно Ментаптэ перечитывал ее раз за разом - тщетно. Нескольких страниц недоставало - там, вероятно, и помещался полный текст необходимого заклинания. Ментаптэ со вздохом отложил книгу, подлил масла в светильник и растянулся на циновках. Молодому жрецу едва сравнялось тридцать лет, но древняя кровь, текущая в его жилах, словно состарила его раньше времени. Рассказывая Соне о себе, Ментаптэ не солгал: он действительно принадлежал к жреческому роду Стигии. Его предки читали нараспев заклинания, вызывающие духов, приносили жертвы на черном алтаре, служили Змею Пустыни. Память о них не давала Ментаптэ покоя. Сейчас, когда со всех сторон надвигаются зверобоги, жалкие подобия духовных властителей древности, как никогда прежде Необходимо воскресить былую славу истинных, богов! И Сет - не последний среди них.
Ментаптэ фыркнул: "Не последний!" Сет - первый! Разве не он - первое порождение Праматери Тьмы? А эти жалкие еретики, ничтожества, возомнившие себя жрецами, учредили в Луксуре культ какого-то Сабиха, бога-крокодила, и приносят ему в жертву молодых собак, телят и косы девственниц. Смешно!
Птейон погряз в поклонении богу-павиану, как бишь его? Эти звериные имена даже в памяти не задерживаются. Чем, интересно, умилостивляют своего божка птейонские жрецы? Связками бананов?
- О, великий Сет, прости мне эти мысли!
Свое призвание Ментаптэ обрел далеко не сразу. Его семья жила торговлей. Дед молодого жреца был одним из тех, кто основал город Карос - поначалу как торжище на подходах к предместьям Кеми, эдакую "ловушку" для купцов, передвигающихся по караванным дорогам.
Прошло немало лет, прежде чем Ментаптэ узнал от отца о своем происхождении. А затем заезжий караванщик продал ему эту книгу.
Она стоила целого состояния, но Ментаптэ без сожаления расстался с небольшим домом, где жил с наложницей и двумя чернокожими слугами; продал он и слуг, и наложницу. Отныне его жильем сделалась Великая Пирамида, и жизнь его посвящена изучению культа великого Сета и служению этому божеству - единственному истинному богу Темной Стигии.
После той первой книги были и другие, содержащие сведения о Сете и его служителях. Кое в чем эти сведения дополняли друг друга, кое в чем отрицали, создавая неразрешимые противоречия. И вот теперь эта рыжеволосая чужестранка!.. Какая-то связь… какая-то связь…
У входа в жилище Ментаптэ кто-то заскребся. Погруженный в свои размышления жрец не сразу услышал это и очнулся от раздумий только после того, как кто-то почти бесшумно вошел в Комнатушку. Ментаптэ подскочил на циновках.
- Кто здесь?
- Я, господин,- ответил пришелец, низко кланяясь.
- Ты, Биджаз?
Маленький сморщенный чернокожий человечек ухмыльнулся, обнажив в усмешке свои желтые кривые зубы.
- Разумеется.
Ментаптэ сел, потер виски. Бросив взгляд на масляную лампу, он понял, что заснул: огонь погас, масло прогорело.
- Сколько времени прошло?
- Сколько времени прошло после… чего, господин? - хихикая, осведомился человечек.
- Неважно.
Слуга подал Ментаптэ глиняный горшок, накрытый крышкой.
- Откушайте сперва нашей похлебки. А вот здесь, в тряпице,- лепешки.
- Когда ты приучишься приносить хлеб в чистой тряпке,- проворчал Ментаптэ, однако принял подношение и принялся поглощать его. Он изрядно проголодался.
- О, господин, я буду делать все, как ты велишь… А ты не забудешь меня в своей великой державе Сета, не так ли? Ведь ты не забудешь маленького Биджаза, который воровал для тебя продукты, чтобы ты мог спокойно изучать свои великие книги?
Ментаптэ невнятно промычал что-то. Маленького кого слугу это отнюдь не смутило. Он давно привык вести долгие бессвязные монологи, почти не надеялся услышать ответ.
- Ну, господин, продвинулся ли ты в постижении своей тайны?
- Какое тебе дело, червяк? - отозвался, наконец, Ментаптэ, отодвигая от себя пустой горшок.
- Большое дело,- возразил, ничуть не смутившись, Биджаз.- Ведь это я направил сюда рыжую девку…
Ментаптэ заметно вздрогнул.
- Она ведь была здесь, не так ли? - продолжал человечек.- Она входила в зал жертвоприношений и глаза Сета видели ее?
- Да,- ответил, наконец, Ментаптэ.- Почем ты знаешь, что она - та, кого мы ищем?
- О, господин! Ты сказал "мы"! Я счастлив! Воистину, мы двое - ты и я - мы последняя адепты великого бога, и мы вместе ищем…
Ментаптэ топнул ногой:
- Не забывайся, насекомое! Помни, кто ты и кто - я.
- Слушаюсь и повинуюсь.
Биджаз схватил пустой горшок, прижал его к животу и согнулся в низком поклоне. Однако исподлобья он поглядывал на Ментаптэ, и если молодой жрец мог видеть глаза маленького слуги, он бы глубоко задумался: Биджаз явно насмехался.
- Она остановилась в "Веселом вепре", господин,- добавил маленький слуга, пятясь спиной к выходу.- Там ты найдешь ее… если поделаешь.- Биджаз нащупал спиной дверь и открыл ее. Полоска вечернего света проникла в полутемную комнату.
Ментаптэ понял, что день миновал и приближается ночь.
- Выслушай напоследок совет ничтожного насекомого, господин, - прошелестел голос маленького чернокожего слуги уже из-за двери,- привяжи эту рыжеволосую сучку к себе. Привяжи ее к себе тем, чем обычно привязывают сучек… Заставь ее полюбить себя.
Ментаптэ швырнул в дверь туфлей. Дверь беззвучно затворилась.
* * *
Соня проснулась среди ночи оттого, что в комнате кто-то был. Не выдав своего пробуждения ни единым движением, она несколько мгновений лежала совершенно тихо, стараясь даже дышать, как спящая. Да, инстинкт не обманул ее: В гостиничной комнатке на втором этаже действительно затаилась какая-то темная неясная тень. Очень осторожно Соня нащупала кинжал, который хранила под подушкой. Холодная сталь успокаивающе легла в ладонь. Теперь девушка почувствовала себя куда увереннее.
Резким движением она вскочила на ноги, держа перед собой кинжал.
- Кто ты? - крикнула она тени.
Тень метнулась из стороны в сторону, словно ища спасения. Соня колебалась: метнуть кинжал и пригвоздить незваного гостя к стене! Убить? Поймать живым и допросить? Если это всего лишь местный воришка, нелепо будет лишать его жизни за попытку обокрасть путешественника - к тому же такого, как Соня, почти неимущего.
Неожиданно тень глухо, жалобно застонала, протянула к Соне руки и упала на колени.
Соня отступила на шаг, все еще держа кинжал наготове. Она опасалась ловушки.
- Что тебе нужно? - повторила она.- Кто ты?
- Соня…- прошептал тихий голос, от которого у Сони по спине побежали мурашки. Ледяной ужас стиснул ее сердце. Ей показал, что она узнала голос из сновидения - Голос Дальней Тревоги.
- Клянусь Кобылицей! - воскликнула Соня - Исчезни, тварь!
- Со…- прошелестел голос.
И внезапно ощущение чужого присутствия оставило Соню. В комнате была она одна. Темная тень исчезла.
Проклятье! Опять сон? Соня уколола себе палец кинжалом и вздрогнула, ощутив боль. Да нет же, это явь! Но куда исчезло существо, которое обращалось к ней по имени?
Достав трут и кресало, Соня зажгла маленькую Глиняную лампу, скудно заправленную плохим рапсовым маслом. Комната озарилась слабым дрожащим светом. Здесь действительно никого не было Ставни закрыты и заперты изнутри на щеколду, дверь тоже не открывается с первого толчка, хотя замок, конечно, слабенький… Какие глупости! Нет здесь никого. Да и какой вор, простите, залезет в комнату, где заведомо спит хозяин того имущества, которое бедняге вздумалось прикарманить? Кражу лучше совершать днем, пока путник отсутствует - торгует, покупает или бродит по улочкам Кароса, где ох как есть на что поглазеть… Почудилось. Да, Соня перепутала сон с явью. Вот единственное объяснение всему, что с ней случилось.
И отчасти успокоенная этой мыслью, она снова села на кровать и убрала кинжал под подушку. Надо погасить лампу и ложиться спать. А завтра… Завтра она, пожалуй, последует совету маленького нахального гостиничного прислужника и отправится в лавки - смотреть на шелка и украшения. Говорят, это успокаивает нервы и развлекает любую женщину. Даже такую, как Рыжая Соня.
* * *
Но утро принесло с собою только новые тревоги. Посмеиваясь над своим ночным испугом, Соня оделась и уже затянула пояс с кинжалом, как вдруг замерла в изумлении. Что там, в углу?
Быстрым шагом Соня подошла к окну и распахнула ставни. Тотчас же шум дневной сует хлынул в комнату. Внизу конюх шумно ругался со слугой какого-то купца, остановившегося в гостинице на первом этаже. Слуга находил, что конь его господина находится в ужасном состоянии, он не кормлен, не поен и не чищен, и за что только конюх выпросил третьего дня у бедного, доверчивого купца сразу два аквилонских золотых! И ведь было заплачено! За что? За безделье!
Конюх, разумеется, приводил свои аргументы. Послушать конюха, во всем виноват нерасторопный слуга.
Где-то слышался зычный голос туранского торговца, который кричал, чтобы ему седлами коня.
Внизу, на кухне, гремел котлами повар. Аппетитный запах тушеного мяса донесся до Сони и она невольно раздула ноздри. Готовили в "Веселом вепре" и впрямь отменно.
Соня ощупала кошель, висевший у нее на поясе рядом с кинжалом. Довольно тощий после того, как она заплатила за гостиницу, но все же не совсем еще пустой.
И все же… что это там, в углу?
Странно. Соне совсем не хотелось смотреть на это. Даже любопытство не могло пересилить этого нежелания. Почти против своей воли она приблизилась все-таки к этому месту и наклонилась над бесформенной черной тряпкой, брошенной в углу. Соня готова была дать руку на речение, что, когда вечером она ложилась спать, этой тряпки здесь не было. Взяв тряпку в руки и расправив ее, она вздрогнула: это была черная кожа, целиком снятая с человека, как чулок. На месте глаз и рта зияли провалы, но все остальное: пальцы рук и ног, даже волосы - курчавые, вьющиеся - были в сохранности.
Соня выронила кожу, как будто та обожгла ей руки. Что за мерзость! Сжав губы, она вновь подошла к окну. Неожиданно ей показалось, что бросить все и бежать из этого проклятого места будет обыкновенной трусостью. Какие-то темные силы явно бросали ей вызов. Чего они хотели от нее? Замыслили ли погубить ее или же хотели перетянуть на свою сторону?
И так ли темны эти силы, чтобы ненавидеть их и стремиться уничтожить?
* * *
А лавки в Каросе и впрямь хороши и богаты. Одно наслаждение бродить по торговым рядам, перебирая шелковые ткани самых разных цветов - и лазурных, как море, и желтых, как яичный желток, и красных, как кровь… Торговцы встречали ее, низко кланяясь и расхваливая свои товары, и даже когда Соня уходила из лавки, ничего не купив, желали ей доброго дня и удачных покупок.
В других лавках Соня прикладывала к шее и Ушам ожерелья и серьги из жемчугов, кораллов, резного эбенового дерева, редчайших туранских изумрудов и слоновой кости.
Торговцы парфюмерией охотно показывал ей свой товар, подводили черной тушью светлые глаза Сони, с помощью особой кисточки щеточки придавали ее бровям то удивленное, то суровое выражение, красили ее рот в кроваво-красный цвет, отчего Сонино лицо приобрело оттенок чувственности, румянили ее слишком бледные, на их взгляд, щеки…
Когда же и в этой лавке Соня не сделала ни одной покупки, торговец в отчаянии всплеснул, руками и преподнес ей подарок: маленький флакон в виде поднявшейся на хвосте кобры. Соня понюхала: благовонное масло.
- Одна капля, госпожа, нанесенная на волосы или между грудей,- и ты станешь неотразимой для мужчины, которого изберешь для утех. О, он решит, что это он тебя выбрал, но ты-то будешь знать, какова истина! Поверь мне, прекраснейшая.
Соня улыбнулась. Хотя ее и одолевали тягостные мысли, весьма далекие от развлечений и покупок, торговец косметикой сумел развеселить ее. Она попыталась представить себе здесь, в Стигии, мужчину, которого захотела бы пленить… и неожиданно образ Ментаптэ власти встал перед ее внутренним взором.