- К югу отсюда, он находится на побережье самого теплого моря, ты даже представить себе не можешь, насколько теплом. Вы называете это место Греческой Землей.
- И ты построил корабль своими собственными руками…
- А потом отремонтировал при свете Полярной звезды, мне помогал твой зять и еще вот этот человек. - Он показал на меня. - Доски были промерзшие, вместо бронзы - лед. А корабль все равно пахнет македонскими винами и оливами из Ахеи, поэтому он беспокойный.
Впервые я понял, что Ясон скучает по дому, он просто переносит свои чувства и желания на корабль. Если Арго и скучает по чему-то, то скорее по снегу и морозу севера, по запаху оленей - по тому, что нравится Миеликки, а не по ароматам Греческой Земли.
Улланна только что перешла реку, на одном плече у нее висел лук, колчан со стрелами на другом. С ней Арбам был куда галантней, чем с Ясоном. Она протянула руку и коснулась двух свежих рубцов на предплечье Арбама.
- Я скорблю о твоей потере, - передала она через меня.
- Моя жена и дочь, мать детей этого человека.
Улланна закатала свой левый рукав. Длинный шрам тянулся от плеча к локтевому сгибу, а на кисти руки я заметил след от стрелы.
- Мой муж и маленький сын, - сказала она. - Их убили персы, когда я охотилась в горах. Мы оплакиваем близких так же, как вы.
Арбам приложил палец к ее ране на кисти руки между мизинцем и безымянным. Улланна вытащила из колчана стрелу с железным наконечником и проколола руку в том же месте.
- Мы скорбим до тех пор, пока рана не заживет, - пояснила она Арбаму, а тот кивнул в знак согласия. - Или делаем так, чтобы она не заживала, - добавила она, а Арбам улыбался, глядя на нее.
- Быстро, болезненно, действенно, - шепнул мне Ясон. - Если бы я знал такой способ оплакивать умерших, переживать так свое горе, возможно, я и не умирал бы двадцать лет.
- Ты уже пережил свое горе.
- Да.
Бараний рог на Арго известил об опасности, но Арбам жестом остановил нас:
- Это друзья. Несколько человек, которые сохранили верность и не ушли с твоими конниками за Куномаглом, а остались в крепости. Остальные погибли. Вот что случилось здесь, Урта. Ты уехал, потом вниз по реке уехали остальные, потом через море в земли бельгов и еще дальше.
Четверо всадников, в серых плащах, с опущенными копьями, уверенно ехали по реке, осторожно, но без напряжения, - они увидели, что Арбам мирно разговаривает и не собирается драться. Урта знал этих людей, но не очень хорошо, они не принадлежали к его лучшим бойцам. Важнее всего для него сейчас было услышать от самого Арбама рассказ о том, что же здесь произошло на самом деле, кто устроил резню. И что тот имел в виду, когда говорил, что "в последнее время мир стал совсем не таким, как раньше"?
- Поговорим по дороге, - предложил Арбам. - Возьмите лошадей, а мои друзья пойдут пешком, поищут еду.
Четверо утэнов не ожидали такого поворота событий, но вежливо спешились, хотя и хмуро поглядывали на Арбама.
Мы оседлали коней, и Арбам повел нас через лес на запад.
После нападения и своего побега, сообщил нам Арбам по пути, он не вернулся в цитадель. Он убежал по одному из притоков реки подальше в лес и остановился в одном из ущелий на самой границе владений Урты и Царства Теней Героев. Это место, где обитают призраки и куда собирались отправиться Урта и люди из его клана, если их в конечном итоге убьют в сражении или они умрут от старости.
Арбам выбрал для своего убежища очень опасное место, но там были пещеры и много дичи. Поскольку на камнях сохранились сильные защитные чары, наложенные в такие далекие времена, что даже в легендах не упоминается, кто их наложил, Арбам, его небольшой отряд и несколько человек, выживших после сражения - семьи с собаками, - чувствовали себя в безопасности после падения крепости. И особенно из-за сокровища, которое они охраняли.
- Сокровища? - переспросил Урта.
Мы уже въезжали в овраг в этот момент. Арбам дунул в короткий бронзовый рожок и вскоре по долине разнесся ответный зов. Потом он повернулся к зятю и тихо сказал:
- Мунда и Кимон. Они избежали смерти. Я охраняю их, позже я отведу тебя к ним.
- Живы? - Урта подскочил на своей лошади, его плечи вздрагивали от беззвучного плача: непостижимая смесь горя и облегчения нашла такой быстрый и благотворный выход.
Наш путь пролегал через бурный ручей, потом по извилистой тропе через дубовую рощу. Над нами высились скалы, неслись по небу облака. Вскоре мы добрались до узкого ущелья, где люди Урты занимались своими обычными делами. Несколько коней, которых объезжали на узком берегу мелкого ручья, проявляли недовольство, брыкаясь и вставая на дыбы.
Неожиданно в моей голове возникло воспоминание, сильное и болезненное, возникло само по себе: это случилось, когда я увидел тяжелые шкуры, закрывающие вход в две пещеры. Они были придавлены у земли деревянными столбиками и разрисованы символами, которые должны привлекать только Доброго Бога и отпугивать Ворона. Я видел такие жилища в давно ушедшем прошлом, в местах очень далеких отсюда. Я все еще помнил болтовню детей, лай собак, треск костра, острый запах дыма и волнующий аромат готовящейся еды.
Я помнил купание в реке, девочку рядом со мной, она бросала камешки в плывущие бревна и подсчитывала удачные, попадания. Но все это я видел словно во сне.
Где же это было? И когда? Жизнь моя открывалась как сон, как несколько снов подряд. Меня охватила тревога, захотелось плакать. Теплые воспоминания, которые не приходили веками, вдруг вернулись, но я чувствовал, что вот-вот они превратятся в трагические. Я не был готов к подобному экскурсу в прошлое, я стал сердиться на Ясона и остальных за то, что они посягали на мою жизнь, понуждая выполнять их желания. Я начал приближаться к зрелому возрасту.
Урта позвал меня, он стоял у входа в самую большую пещеру, прикрытую, как и вторая, шкурой.
- Ты мне нужен, Мерлин, - говорил он, пока я подходил к нему, голова еще кружилась от внезапной встречи с прошлым. - Сам не знаю зачем, но нужен. Это и не важно. Вороны выклевали мои глаза, это точно, но, когда твоя тень проходит мимо, свет становится чуть ярче.
Он выжидающе смотрел на меня. И тотчас я почувствовал, как время оплетает нас. Я ожидал этого, предчувствовал, но страха не было. Я чувствовал то же с Ясоном в Иолке. Мои деловые и дружеские отношения с Уртой будут продолжаться и в будущем, пока неясном. Возможно, пока он жив, а может быть, и дольше. Будущее пока не открывалось, а у меня не было никакого желания в него заглядывать.
- Мы ведь не встречались раньше? - спросил он.
Я встречал его предков, но не мог сказать ему об этом, по крайней мере пока не мог. Не раньше чем разберусь, что же происходит с моей собственной жизнью.
Урта сменил тему:
- Ты невесел, Мерлин. Что тебя печалит? У меня есть верное лекарство от печали.
- Я ничего не понимаю, - честно признался я. - И в самом деле немного опечален.
Он пристально посмотрел на меня, потом дружески потрепал по плечу:
- Тогда будем принимать лекарство вместе. Но поговорим об этом позже, если ты не против. - Он хмурился, произнося эти слова. - У нас достаточно богов, особенно мы чтим Неметону. Но и ты мне нужен, Мерлин. Разве это не странно? Мне предстоит узнать правду о смерти жены и сына, я должен ее узнать и хочу, чтобы ты был со мной, когда я услышу ее. От тебя исходит спокойствие, как в детстве… или в смерти.
Интересно, что он этим хотел сказать?
- Я не собираюсь никуда уходить, Урта.
- Не уходи, мне необходимо это спокойствие.
Он пытался скрыть отчаяние под маской храбрости, но его выдавали глаза, в которых стояли слезы. Он поморгал, вздохнул и отступил внутрь пещеры, усаживаясь в углу у ярко пылающего огня. Туша оленя и несколько тушек птиц были подвешены к деревянным балкам, укрепленным на потолке пещеры. Худые, серьезные лица - боги племени - были вырезаны из поленьев и веток и расставлены в подобающих местах, у подбородка каждого стояла бронзовая чаша. Чуть дальше располагались грубо сделанные кровати, там же были сложены плащи и меха, дрова и оружие, кувшины и сундуки с железными углами - все, что удалось спасти из крепости после нападения. Жилище было теплым, немного мрачным, а мы ели мясо и пили кисловатый, немного неприятный на вкус эль. Пили все, кроме Улланны, которая отхлебнула глоток и тут же выплюнула в костер, отчего пламя ярко вспыхнуло.
- На нашу землю пришло запустение, Урта, - наконец заговорил Арбам, - это случилось сразу после твоего ухода.
- Я знаю, - ответил Урта. Он стоял склонив голову, будто ему было стыдно. - Я видел это, отец. И кажется, я понял, что это значит. Второе опустошение земли из сна Сиамата. Я догадываюсь, что ты хочешь сказать, и я с тобой соглашусь, пока не найду других доказательств. Все случилось из-за того, что я уехал. Земли гибнут всегда по вине королей.
Улланна и Ясон смотрели на меня, ожидая объяснений необычного поведения Урты, замершего перед стариком, руки его были скрещены на груди, а голова склонена.
- Сиамат? - Ясон удивленно поднял брови.
Сиамат родился от союза утеса и рощи. Он был дикарем во всех отношениях, он прятался от всего мира, пока его тело не стало твердым, как его отец-утес, а волосы на теле такими же густыми, как его мать-роща. Высокий, ясноглазый, в одеянии из сплетенных полос обработанной бересты, он явился миру из долины, ведущей в Страну Призраков.
Он не был призраком, скорее провидцем, он нес с собой предупреждение, сон, видение будущего. В его сне, рожденном, как и он сам, в лесной чаще, Сиамат предвидел три разрушительных периода, три "опустошения земли", как он их назвал. Первое - "осквернение земель", второе - "запустение земель" и третье - "разорение земель".
Этот Сон принес человек, который объявился, когда заканчивали строительство окруженных камнями святилищ много поколений тому назад. Эта история, Сон, сохранилась в веках, распространилась на восток, запад и север как предупреждение кланам и царствам.
Я с ужасом вспоминаю первое опустошение. В течение многих лет, пока я проходил крут своих странствий, мир вокруг как бы погрузился в вечную ночь. Другие миры, другие времена вторглись на земли племени, тогда же возникла и Страна Призраков. Пострадали все царства на севере. Во всех лесах деревья горели, но не сгорали. Мольбы к богам приводили лишь к страданиям, по горам и лесам бродили странные, огромные животные.
Все это длилось в течение одного поколения. Помню, я тогда спешно бежал из восточных частей Гипербореи, стараясь быстрее попасть в Греческую Землю, где путь мой вскоре привел меня к Ясону и Арго, кораблю с дубовым сердцем. Более радостные события вошли в мою жизнь. Я так и не узнал, чем закончилось "осквернение земель", хотя меня и заинтересовали серебристые корабли, которые мы видели в тех местах.
В самом ли деле это было начало "запустения"? Может ли один царек, отправившись на север путешествовать, принести такую огромную беду?
И Урта, и я помнили, что Сиамат описывал это следующим образом: "Крепость будет разрушена всадниками, прибывшими из мрака, потемнеет небо от четырех крылых птиц, по всей земле будут стоять деревянные и каменные изваяния тех, кто погиб, летом пойдет снег, пчелы приготовятся к зиме, и появится человек из ниоткуда, который носит дерево вместо плаща…"
Перечень будущих бед был весьма внушительным.
Вид странных деревянных фигур на земле коритани, склонившихся к земле, и события, случившиеся в его собственной крепости, были достаточно убедительны для потрясенного молодого правителя.
Арбам попросил скорбящего предводителя сесть и начал печальный рассказ о событиях месяцев, последовавших за отъездом Урты в неизведанные северные края, чтобы увидеть будущее своей земли.
- Почти сразу же Вернодубн и сорок воинов из Авернии совершили набег на крепость. Куномагл и оставшиеся дома утэны без труда отбили нападение. Схватка происходила за воротами, Вернодубн прибыл на колеснице, он разъезжал взад и вперед как победитель, выкрикивая оскорбления стенам, словно те могли слышать.
У него были неправильные сведения о прочности нашей крепости. Когда же он увидел выбегающего из ворот Куномагла и его людей, вооруженных только щитом и копьем, он стал похож на кабана, который вдруг увидел нож, приготовленный для забоя скота: глаза его широко открылись, подбородок затрясся, и он завизжал от ужаса. Ну и быстрая же была у него колесница! Он несся так стремительно, что возничие выпрыгнули, оставив ему поводья. Куномагл так быстро бежал за колесницей, что при желании мог бы исколоть толстяку весь зад.
Опасность миновала. Куномагл привел в крепость колесницу и двух прекрасных коней в качестве трофея. Он очень гордился собой. Я за ним наблюдал, я подозревал, что он способен начать кровавую резню. Утэны пели и веселились до рассвета, но Куномагл не пил вина. Это меня беспокоило. Я наблюдал за ним, но он все обдумал и умерил свою гордыню, а его товарищи улеглись спать. Мне следовало догадаться.
Еще одна группа налетчиков прибыла с юга. По-моему, это были тринованты. Человек тридцать, очень молодые. Они держались подальше от стен, но на наших глазах забивали наш скот. Куномагл послал своего воина. Дело разрешилось быстро с помощью кулаков и ножей для снятия шкур. Куномагл взял четырех коней в обмен на скот и позволил налетчикам забрать своего убитого воина. Он крикнул им громовым голосом, что такая голова ему не нужна. Они получили хороший урок, и тринованты должны бы были понять предупреждение. Они живут далеко, но ищут новые территории.
Потом целый месяц ничего не происходило, а через месяц прибыли посланцы Бренна.
Они прискакали ночью, их было пятеро, уставших после долгого пути. Их факелы ярко горели, значит, они прибыли с миром, я открыл им ворота и впустил внутрь крепости. Это были не рядовые воины. Они казались измученными и голодными. Посланники Бренна собирали воинов по всему побережью. Они знали про тебя, Урта, и твоих утэнов. Они хотели говорить с тобой. А еще их интересовало, как они сказали, Царство Теней Героев. Их предводителя звали Оримодакс.
Мы устроили для них прекрасный ужин, учитывая, что была ночь, подали вареную свинину, соленую рыбу, свежий хлеб, хрустящие яблоки и изрядную флягу с вином. За ужином посланники вели себя вежливо, отказывались от лучших кусков мяса, хотя я настаивал, чтобы они их взяли. Куномагл начал высмеивать их боевые подвиги, а они не отвечали, лишь смотрели на него. Оримодакс заметил, что они смогут обсудить это еще раз, позже.
Они продолжили трапезу, но в их спокойствии было что-то неприятное.
В разгар ужина Оримодакс предложил мне копье в уплату за гостеприимство. Он сказал, что отдаст его позже и что на его древке есть интересная надпись.
Когда же они поели и отдохнули, я сообщил, что нужный им человек сейчас в походе, куда отправился, увидев сон. Я не стал говорить ему, насколько глупо ты поступил, не сказал, что при рождении тебя посетило безумие, поэтому ты и стал таким самонадеянным. Я представил тебя лучше, чем ты есть на самом деле. Ты отправился на север - вот все, что им нужно было знать.
На это Оримодакс сказал только, что он очень сожалеет об этом, потому что Бренн начинает Великий Поход вместе с тремя кланами, а тебе не удастся воспользоваться этой возможностью. Он отрезал себе еще мяса, посмотрел по сторонам и заявил, что остальным нет причин упускать возможность прославиться.
Я сообщил ему, что наши люди не вольны покидать крепость. Наверное, следовало обратить больше внимания на хмурый вид Куномагла, но я не сделал этого. Я признаю, что своими словами я навел на мысль о слабости охраны крепости, что соответствовало моим собственным соображениям. Я добавил, что, пока Урта не вернется, никто не сможет уйти, надеясь, что вежливый гость удовлетворится моим ответом. Он сделал вид, что все понял.
"Я все понимаю, - ответил он. - Когда Урта вернется, скажите ему, что мы собираем людей по всем северным землям, чтобы они присоединялись к трем кланам. Мы - тектосаги, с нами толистобаги и трокмийцы. Думаю, вы услышите о нас. А мы о вас слышали. Мы рады всем племенам, но есть некоторые ограничения и правила поведения, которых вам придется придерживаться, если вы решите присоединиться. Наши предводители - Бренн, Болджос и Акикорий, три великих вождя, три прекрасных воина. Мы собираем армию вдоль величайшей из рек, реки Даан. Ей принесены уже тысячи подношений, и она поет о победах и удаче, о великих битвах и неувядающей славе, о неисчерпаемых сокровищах, сокрытых в самой земле, в глубине пещер жаркой страны, где во все времена великие мужи платили высокую цену, чтобы узнать свою судьбу".
Мы все слушали, затаив дыхание, а он продолжил:
"Среди этих сокровищ есть то, что принадлежит нам по праву, то, что было похищено во время первого опустошения. Бренн вернет нам это. Ему нужно десять раз по тысяче воинов. Добирайтесь туда сами, когда сможете. Если не опоздаете, мы будем рады взять вас в свои ряды. Я приглашаю вас присоединиться к моим тектосагам. Мы можем продолжить беседу позже…"
Он посмотрел долгим многозначительным взглядом на мрачного Куномагла, который кивал в знак признательности за оказанную честь.
Я обдумал слова Оримодакса и согласился передать их тебе, когда ты вернешься с севера.
В конце долгого вечера Оримодакса и его людей удобно устроили на ночлег. Арбам, хранитель цитадели, устал, его мучили предчувствия, с ними он и отправился спать. У него были причины для беспокойства. Он проснулся утром от топота коней, покидающих крепость. Еще не совсем проснувшийся, с неясной от выпитого вина головой, он вышел из царских покоев и увидел, что Куномагл и все утэны выезжают за ворота в полном снаряжении и с оружием. Они пустили своих коней галопом, догоняя тектосагов. Осталось только несколько воинов постарше. Крепость оставалась без защиты.
Арбам бросился в конюшни, отвязал своего коня и поскакал быстрее ветра за дезертирами. Он догнал их у реки, там, где начинался путь к побережью. Он обогнал Куномагла и преградил ему дорогу конем, вынуждая остановиться, остальные утэны наблюдали.
- Так ты отплатил за доверие Урты? Так ты оправдываешь его доверие?
- Я отговаривал его уезжать, - сердито возразил тот. - Здесь я буду служить более высокой цели.
- Ты будешь служить себе! Своей жадности!
А чему служил Урта? Разве не себе, не своей жадности? И все из-за сна! Он должен был остаться. Этот поход трех кланов - предел мечтаний, такое никогда не повторится. Оримодакс рассказал достаточно, чтобы убедить меня. Каждый воин, достойный так называться, захочет принять участие в Великом Походе всех времен. О нем будут вспоминать и воспевать, пока небо не падет на землю. Мы должны идти. А вы должны остаться. Ты потерял половину своей силы, Арбам, но приобрел вдвое ума. Ты придумаешь, как удержать крепость.