– Да, блядь, на хуй они кому нужны твои деньги? Полный карман денег тащишь, а ты иди купи чего-нибудь, а?
Я на ходу засунул руку в карман и вынул пачку долларов. Разорвал резинку и швырнул вперед. Бумажки веером разлетелись по высыхающему асфальту. Ветер тут же подхватил их и с ревом унес вперед. Олег покосился на меня через плечо.
– Артист, блядь. Этот, блядь, как его. Хули выебываешься? Довыебывался уже и все равно выебываешься. Вот главные деньги среди этого говнища… - он похлопал по кобуре пистолета. - Понял? Все что хочешь куплю. Как я у тебя бутылку купил.
– А билет до Екатеринбурга мне купишь?
– Ну теперь конечно хуй. Потому что их нет, понял? А раньше бы купил как не хер делать. И поехал бы ты жариться к мамке с папкой. К доцентам.
Некоторое время мы шли молча - Олег впереди, я сзади.
– А ты в нее сразу поверил? - спросил я.
– Не понял.
– Ну в Блуждающую звезду. Когда первый раз доклад Штудельта был опубликован в газетах, я не поверил. И когда верующие стали про конец света кричать, тоже не поверил. И когда первая волна паники поднялась - тоже не верил. А вот когда доцент Саливаров… я хорошо запомнил этот момент, такая тишина настала в аудитории, что…
– Я сразу поверил. - перебил Олег. - Башку надо иметь на плечах. Так вот, входит майор Лухой. А мы смотрим - тоже пьяный в жопу. Просто в полную жопень. Разинул ебальник, мы думали - пиздец. А он так - водка есть? И падает на стол! Тут прапор - р-раз из комнаты! Прибегает с литром и ставит. Наливает Лухому стакан до краев - тот хуяк, выпил. А мы ему еще стакан - он хуяк, выпил - и вконец убился, падает на пол. А прапор как заржет, мы ржем, ну просто пиздец. А Тимур, сука, так подмигивает - давай ему ебальник нитрокраской распишем? У нас в каптерке нитрокраски до хуя было финской. Прапор, бля, хоть пьяный, а насторожился и по-тихому съебался. А мы, как два мудака, берем нитрокраску и расхуяриваем Лухому ебальник под не еби боже. Лицо - синее, нос - зеленый, вокруг глаз - круги, блядь, красные, просто хоть растяни за щеки и кидай на хуй в небо вместо радуги… уй, блядь! - Олег оступился и чуть не упал в серебристо-синюю лужу.
– Куда мы идем? - спросил я.
– Куда… За бабами. Ебал баб хоть раз?
– Ебал.
– Не пизди.
– Не пиздю. Не пизжу я.
– И много выебал?
– Ну так, бывало…
– А я до армии никого не ебал. Пиздил всем что ебал, а сам не ебал. А в армии ебал один раз. Нас с Тимуром на пилу послали, ну и еще двух салаг. Нормальные пацаны были. И ни хуя мы за день не успели, а на ночь кинули нас под деревней на сеновал, даже, блядь, не кормили ни хуя. А тут к нам местные бабищи пришли сами на хуй. Штук семь. У них там в селе какая-то ебанная свадьба была, все пьяные в жопу. Местные парни пьяные в жопу, а тут они услышали что солдаты приехали. Прикинь, бля? Мы их всю ночь ебали. А утром местное пацанье пришло, толпа, блядь, человек пятнадцать демонов. И таких они пиздянок нам раскрутили… Я еще ничего отделался, только башку разбили. Тимуру эту… ключицу сломали. А салаге одному вобще почки отбили на хуй. Он три дня кровью ссал, потом падать начал, понял, да? Нас в медсанчасть забрали. А потом в госпиталь. А мы их не запиздили ни хуя не одного, чего мы можем когда их пятнадцать? А после армии я много ебал.
Палило с каждой минутой все сильнее, идти по такому пеклу было невозможно. Народу на улицах становилось все меньше. Олег бросил на асфальт форменную куртку и остался в майке. Мы старались идти в тени домов, перебегая яркие промежутки.
– Ну все, пришли. Я заебался. - сказал Олег. - Смотри, здесь уже никого нет. Куда все попрятались?
– Процентов тридцать по домам сидит, процентов тридцать в метро забились, остальные в церквях.
– Не умничай. Вон баба идет.
Прямо на нас, прикрыв голову от зноя полотенцем, торопливо шла девушка в белой майке и джинсах.
– Стоп. - сказал Олег и схватил ее за руку.
– Вы что? Вы кто? - дернулась девушка.
– Куда идешь? Пойдем с нами.
– К матери иду… - тихо заговорила она, словно поняв все и пытаясь его убаюкать, - Они в разводе, я полночи у отца сидела, а до рассвета к матери. А он не может, у него своя семья, а мать у меня с характером. И в церковь тоже не пошла. А у меня парень в церковь ушел, он не может без Господа, а я без матери не могу. И ни туда не могу, ни сюда. А тут иду и никого кругом нет, почему никого нет на улицах?
– А хули делать под таким пеклом? Давай, пошли вон в подъезд.
Девчонка замерла, посмотрела на Олега и вдруг заголосила на всю улицу:
– Спасите! Помогите! Убивают! Помогите!
– Ну кричи, кричи… - усмехнулся Олег. - Убивают, бля. Все там будем на рассвете.
– Ну помогите, ну кто-нибудь!! - голосила девчонка, пытаясь вырвать руку из железного кулака Олега.
Тот стоял, спокойно прищурившись.
– Думаешь кто-нибудь выйдет? Ни одна сука не выйдет. Уже никто никому на хуй не нужен. Только ты нам с Колькой еще нужна. Цени, блядь.
И вдруг за его спиной хлопнула дверь - из дома напротив выбежали два мужика, явно отец и сын. Лица у обоих были зверские и небритые. В руках у старшего была монтировка. Олег резко схватился за кобуру и хотел было обернулся, но старший уже повис на его спине и начал душить, обхватив горло монтировкой. Младший зашел спереди, повернулся ко мне спиной и начал методично бить Олега кулаком в живот. Девчонка отбежала в сторону и теперь стояла, испуганно вжавшись в стену дома. На меня никто не обращал внимания. Тогда я поднял с асфальта обломок арматуры, шагнул вперед и со всего размаха опустил его на бритый затылок младшего. Послышался хруст, брызнула кровь, и он осел на асфальт. Тотчас же Олег резко наклонился и перекинул старшего через голову - тот мешком шлепнулся рядом с сыном и попытался встать на ноги, но Олег уже достал пистолет и выстрелил ему в голову. Затем вытер рукавом лицо, проворно прыгнул назад и схватил за руку остолбеневшую девчонку.
– Так кто тут, бля, щенок? - произнес я, переводя дыхание. - Я щенок?
– Пошли отсюда. - Олег решительно дернул девчонку за руку и бегом поволок в боковой проулок. Я бросил окровавленный прут и кинулся следом.
Мы неслись минут пять, петляя дворами. Наконец забежали в подъезд старой гранитной девятиэтажки и потопали по ступенькам вверх. Олег одной рукой крепко держал притихшую девчонку, а другой дергал все двери подряд. На восьмом этаже одна из дверей распахнулась и мы зашли внутрь.
Раньше в этой квартире хорошо жили. Мебель была сплошь старинная, но неизменно целая и со вкусом подобранная. Под ногами шелестели ковры, со стен глядели настоящие картины в золоченных рамах. В одной комате даже стоял рояль. На его черной поверхности играл синий свет, лившийся из просторных окон. Здесь было чисто и, главное, прохладно - каменные стены, хорошо промерзшие за зиму, не успели растратить остаток январских холодов.
– Ложись, бля! - скомандовал Олег и толкнул девчонку на ковер.
– Не надо, парни… - сказала она тоскливо, - Христом-богом заклинаю…
– Туда заклинай, - Олег кивнул за окно, - вон за тобой Христос-бог летит.
– Ребята…
– Да чего ты ссышь? Мы тебя выебем и все. И иди куда хочешь. А так бы ты рассвет без мужика встретила. Или те ублюдки тебя бы вообще заебли. Они, блядь, так и искали кого бы ебнуть, полгода свою монтировку точили. - Олег потер шею. - Знаешь что? Выпей водки.
Он вынул мою бутылку, отхлебнул, затем протянул мне, я тоже глотнул и протянул девчонке. Несколько секунд она смотрела на бутылку, словно ей протянули змею, а затем быстро схватила и сделала несколько глубоких глотков. И тут же прикрыла рот рукой и закашлялась.
– Во! Нормально! - одобрил Олег.
– У меня там мама одна… - тихо сказала девчонка, поджав ноги и обхватив колени.
– Не ссы. Скоро твоей маме будет по хую. И всем будет по хую.
– Так отпустите меня, если вам так все… по хую… - она посмотрела на него, а потом на меня испуганными темными глазами.
– Во дура-девка, а? - Олег кивнул мне, - Да мне же сейчас не по хую! Я скотина, блядь, или человек на хуй? Я же хочу хорошо провести время последний раз в жизни, поняла? Тебя еще просить надо что ли? Скажи спасибо, дура.
Девчонка теперь смотрела только на меня.
– Так. Олег… - решительно начал я.
– На хуй пошел. - кинул мне Олег и повернулся к девчонке, - Поехали!
Он резко скинул штаны и бросился на нее как в бассейн с бортика. Я пожал плечами, отвернулся и вышел из комнаты. Сзади доносились приглушенная возня, а я шел по квартире и смотрел на стены. Сначала шли портреты, затем потянулись просто картины. Как в музее. Странно они выглядели в синем свете - синелицые дамы, господа в синих камзолах, холодные фрукты в синих вазах… Через несколько часов все это сгорит в пламени, разлетится на атомы, - думал я, - и никто, ни одна сука во Вселенной не узнает как здесь жили. Как хорошо жили хорошие люди. Я остановился перед копией Брюллова - она была выполнена почти безукоризненно, только в уменьшенном масштабе. Некоторое время я рассматривал ее, а затем плюнул. Плевок лег не в центр, как я планировал, а сильно левее, не причинив композиции особого вреда. Шлепнулся на застывшее масло и нехотя пополз вниз.
– Иди, блядь, твоя очередь. - раздался за спиной голос, и я вздрогнул. - А я пока пойду водки куплю, водка кончилась.
Я вошел в комнату. Девушка лежала на полу, раскинув ноги и положив локоть под голову. Она задумчиво смотрела в потолок. Я немного постоял в нерешительности и сел рядом.
– Ну? - повернулась она ко мне, - Давай.
– Ты, извини, - начал я, - ну как бы… Ну, сама понимаешь…
– Да ладно тебе. Как тебя, Коля? - она улыбнулась. - Все нормально.
– Но может ты… не хочешь?
– Да все нормально. - повторила девушка и снова улыбнулась. - Последний день живем.
– Последний день живут американцы. Мы последнюю ночь живем. - поправил я и стал расстегивать брюки.
Не помню сколько прошло времени, но когда мы устали и совсем выдохлись и просто лежали на ковре, прижавшись друг к другу, вдруг раздался выстрел. Затем снизу послышался истошный женский крик и еще два выстрела. Мы лежали молча. В коридоре щелкнула дверь и на пороге комнаты показался Олег. В одной руке у него была водка, в другой - красное вино. Дорогое, судя по виду.
– Купил? - спросил я.
– А то ж. - кивнул Олег, отхлебнул водки и протянул бутылку мне. - Пойдем принесем, там еще осталось.
– Да ладно, бля, потом сходим. - сказал я, глотнув и передавая бутылку девушке.
– И то верно. - кивнул Олег и повернулся к ней, - Ну что? Пойдешь к своей матери?
Она глотнула водки, поставила бутылку на пол, поднялась и медленно пошла к окну. Мы жадно рассматривали ее фигуру.
– Жарко. - наконец сказала она. - И страшно. Очень страшно.
– Не ссы, мы проводим. - сказал Олег.
Она молчала, стоя к нам спиной, контуры фигуры расплывались в ослепительном зареве оконного проема.
– Да вообще страшно…
– Далеко идти-то? - спросил Олег.
– Никуда я уже не пойду. - сказала она.
– А мать одна? - спросил я.
– С ней отчим. Да и какая уже разница?
– И молодец. - одобрил Олег. - Давай тост. За это, бля… за встречу. За что же еще?
* * *
Я сидел на диване, девушка лежала на моих коленях и смеялась. На диване у противоположной стены развалился Олег и курил трубку.
– Шерлок, блядь, Холмс, - хохотала девушка.
– Олег. - говорил я, - Нет, ты, блядь, скажи мне, кто тебе дал право убивать, а?
– Колян, салага, ты сам понял что сказал? Я этот, бля, искупитель.
– Искупитель! - смеялась девушка.
– Да погоди, бля, не то… Избавитель! Они же все сгорят к ебеням через несколько часов. Медленно, блядь, мучительно. А я их - хуяк и избавил.
– Это еще, блядь, не известно медленно или нет.
– Известно. - сказала девушка, - Я сама один из докладов переводила на хуй. Там сказано что температура в последние часы стло… стло… стлокновения будет нарастать с тридцати градусов до трехсот, но это займет два часа! Плавно! - она покачала в воздухе пальчиком, - Плав-но! Поняли?
– Переводила. - сказал Олег. - Да это и без тебя во всех газетах было год назад.
– А я тоже переводила! Переводила!
– Подожди. - сказал я, - А есть гипотеза что, блядь, и не будет никакого столкновения.
– Не пизди. - сказал Олег, - Она же в сто раз больше Солнца.
– А все равно не факт! - сказал я. - Может и пройдет мимо. Но! Внимание! Но! Если даже прямого столкновения не будет, то все равно Земля сойдет с орбиты и превратится в сгусток плазмы от разогрева.
– Не умничай, не на лекции своей сраной. - отвечал Олег.
– От разогрева! - смеялась девушка. - Раз! И раз! И разогрева!
– Может в метро спуститься? - сказал я.
– Да ну на хуй. Сэкономишь пять минут, зато будешь весь в говне и духоте. Ты скотина, блядь, или человек на хуй? Сдохни как человек. Хоть раз в жизни.
– Ребята… - вдруг нервно сказала девушка, - Ну как такое может быть? Ну неужели мы все… - она закрыла лицо руками и задергалась.
– О, бля, начинается. - вздохнул Олег, - Никогда не ссы раньше времени, поняла? Когда, блядь, нас с Тимуром заперли в карцер, мы не ссали. А майор Лухой - это такой, знаешь, пиздец… Или сам ебать будет, или в дисбате сгноит. Проследит чтоб сгноили на хуй.
– Олежек, ты о чем? - спросила девчонка.
– Да ты, блядь, слушай, сейчас поймешь. Короче утром в караулку заходит сам, блядь, полковник, поняла? Потому что позвонили что в часть пиздует проверка. И видит Лухого - это нам пацаны из караула сказали. Видит что ебальник у Лухого как, блядь, таблица настроечная в телевизоре. И сам Лухой спит пьяный в полное говно, и мы по углам валяемся никакие, ну просто пиздец. Нас тут же за яйца и в карцер. Полковник все, блядь, понял. Позвал двух салаг и приказал чтоб прямо при нем отмыли Лухого скипидаром, поняла? Но это мы потом узнали. И хуяк, двое салаг стали его мыть. Намочили тряпку, хуяк - чуть, блядь, не выжгли ему все ебало. Лухой очухался и начал их дико пиздить прямо на месте. Ну и тут его самого покрутили на хуй и заперли вместо нас в карцере. Прикинь, у нас один был карцер, застава-то, блядь, маленькая. А он бы нас убил как не хуй делать. И их бы убил. А полковник, блядь, хотел сначала разобраться и сам всех выебать. Короче нас с салагами в грузовик и на пилу. Знаешь что такое пила? Это у нас на болоте ангары были, просто пиздец, поняла?
– Я не хочу умирать. - сказала девушка. - Только подумайте, вот мы сидим… и никогда… никогда… нас не будет… - она тряслась в рыданиях, я гладил ее плечи, стараясь успокоить.
– На хуй нам истерика? - задумчиво сказал Олег.
Я подумал что он сейчас полезет искать свой пистолет, и это будет неприятно. Но он лишь сказал:
– Колян, это… Склифософский. Чего у тебя там за таблетки? Успокоительное?
– Да. Но еще рано.
– Рано. - Олег повернул запястье и взглянул на свои командирские часы, - Отломи, блядь, девке четвертуху. Пусть успокоится. И запить принеси.
Я аккуратно снял тихо радающую девушку с колен, сходил на кухню и открыл кран. Воды конечно не было. Тогда я вернулся, откупорил бутылку вина, достал из шкафа пыльный бокал, нашарил капсулу и отломил ногтем четвертинку таблетки.
– Что это? - хрипло спросила девушка.
– Четвертинка успокоительного. - я положил белую крошку на ее ладонь.
Она брезгливо смотрела на нее.
– Это не яд. - сказал я.
– Во как. Помирать, блядь, помираем, а отравиться боимся. - произнес Олег из своего угла.
Девушка положила крошку на язык и запила.
– Ни хуя ты не понимаешь, - сказала она, вновь укладываясь ко мне на колени, - нас всех не будет…
– Ну а ты чего, блядь, собралась вечно жить? - сказал Олег. - Может ты бы сегодня и так под грузовик попала или бы этой, блядь, паленой водкой отравилась? А не сегодня, так через двадцать лет или сорок там на хуй. Тебе не по хую когда?
– Стоп, Олег! - сказал я и зачем-то погрозил пальцем, - Вот тут разберемся! Ты сказал что можно делать все. И даже на хуй убивать, потому что все равно все сдохнут, так? А хули ты раньше не убивал, если все равно все сдохнут? Противоречие на хуй-с! - я потер ладоши.
– Противоречие на хуй-с! - повторила девушка и хихикнула.
– Ни хуя и не противоречие. - Олег вытряхнул трубку на ковер. - Когда я сегодня убиваю, я избавляю от страданий, так? Они мне должны спасибо говорить. А тогда бы я отнимал жизнь на хуй, понятно?
– Стоять, блядь! - закричал я, - Стоп! Где граница? Нам осталось сколько? Три часа, да? А если бы осталось три дня?
– Я мать с отцом убил три дня назад.
Я на миг осекся, но продолжил:
– Ну хуй с ними, я не об этом…
– Не хуй. - строго поправил Олег, достал пистолет и навел дуло на меня, - Не хуй. Понял? Скажешь еще раз - избавлю на хуй.
– Да не о том, блядь, речь, - отмахнулся я, - где граница? Не три дня, а четыре, десять, полгода, десять лет? Где, блядь, эта граница безнаказанности, за которой можно творить насилие, прикрываясь скорой и неизбежной смертью?
– Ты, Колян, сам ответил только что. - сказал Олег. - Граница безнаказанности. Понял? Сейчас кто тебя накажет? Никто. А тогда?
– Стойте! - сказала девушка, - Значит если никто не накажет, то можно делать любое зло любому человеку?
– А почему зло на хуй? - спросил Олег, - Я добро делаю. Избавляю. На хуй вообще нужна жизнь? Вот тебе на хуй нужна?
– Я люблю жизнь. Мне было в кайф жить. - сказала девушка.
Олег прищурился.
– Не пизди. Не до хуя у тебя было кайфа, верно, бля? С матерью собачилась, от подруг говна ждала, от мужиков шарахалась. Придет - давала, уйдет - рыдала. Вены в шестнадцать лет резала?
Девушка обиженно замолчала и спрятала левую руку за спину.
– А кто ты, блядь, такой чтобы решать за каждого - жить ему или нет? - возмутился я. - Бог что ли?
– Выходит бог. Потому что если бог есть, то хули он мне это позволяет? Значит я, блядь, и главнее.
– Парни, - сказала девушка, - А ведь мы все подохнем…
– О… Пошла хуйня по кругу. - вздохнул Олег.
– А детей жалко. - добавила она.
– У тебя чего, дети есть?
– Нет, я вообще…
– Вообще. А взрослых, бля, не жалко, да?
– Нет. Дети - они еще не согрешили.
– А взрослые, бля, согрешили?
– Да!
– Ну так хули ты волнуешься? Дети это будущие, блядь, взрослые. Выросли бы и нагрешили до хуя. Считай что взрослые сегодня получат пиздянок по заслугам, а дети, блядь, авансом. Поняла? А разницы никакой.
Я слушал их разговор рассеяно, думая о тех, кто остался в Екатеринбурге. Вдруг к реву ветра за окном прибавился странный звук. Я приподнялся на диване.
– Чего это такое?
– Не открывай, мудило, жара пойдет. - ответил Олег. - И так начинается.
– А я хочу! - сказала девушка, - Да это же гармошка!
Мы с ней подбежали к окну и стали смотреть. В доме напротив одно из окон было распахнуто. На подоконнике, свесив ноги вниз, сидел мужичок. Он растягивал меха гармони и что-то пел, но слов не было слышно.
– Слов ни хуя не слышно. - сказал девушка. - хули он разговаривать мешает?
– Ну избавь его на хуй. - сказал Олег.
– И избавлю. - сказала девушка. - Дай пистолет.
– Лови.