– В запертом доме, запертом, по его признанию, им самим, лежит похищенный ребенок – мертвый.
– Это неслыханно!
– Его сочтут сумасшедшим, потому что он сам привел констебля.
– Помилуйте, мисс Браун, это какой-то кошмар! У нас нет никаких причин убивать Марию, и если мы сделаем это, нам не удастся выкрутиться.
– Либо так, либо садиться в тюрьму. Если Профессор в здравом уме, он выдвинет против нас обвинения, а девчонка будет свидетельницей. Если же он сумасшедший, а она мертва, – мы остаемся на свободе.
– Но как же человечки?
– Идите вы с вашими человечками.
Она вновь, как и прежде, поднесла свечу к лицу викария и увидела, что лиловые вены и синие губы его подернулись бледностью.
– Мы не можем этого сделать.
– Нам нужно немедленно отправиться туда, иначе будет поздно.
– Я отказываюсь. Такие вещи в спешке не делаются.
– Как бы там ни было, мы должны попасть туда первыми. Может быть, по пути нам удастся придумать что-нибудь получше.
Одновременно поднявшись, они покинули подземелье.
Когда они удалились, неустрашимый Градгнаг, – неизменно надежный Страж-в-Ночи, подобный Аллану Квотермэйну, – выступил из-за винной клетки и со всей возможной поспешностью полез вверх по ступеням. Теперь все зависело от скорости. Необходимо немедленно отыскать Школьного Учителя с Адмиралом. Необходимо составить план относительно того, как предостеречь Марию и даже, если это возможно, – как обеспечить ее охрану, поскольку тайна горшка с геранью вышла наружу. То, что этим двум негодяям действительно достанет подлости убить ее, казалось лежащим за пределом возможного, и все-таки следовало немедленно предупредить Профессора, где бы он ни был, и поторопить полицию, чтобы она защитила Марию.
По счастью, события развивались так быстро, что основная поисковая группа еще не успела покинуть дворца. Школьный Учитель, поскольку все опасности были вроде бы уже позади, сидел со Стряпухой на кухне, пытаясь втолковать ей, в чем разница между ним и эльфом.
Получив сообщение о новой угрозе, он мгновенно оценил сложившееся положение и постарался выработать план действий.
Главной задачей стала теперь скорость, а скорость зависела от расстояния. Невозможно двигаться со скоростью, равной стольким-то милям в час, не оставляя позади эти мили. И прежде всего, из-за различия в протяженности шага невозможно, передвигаясь пешком, соревноваться с убийцами в скорости, если они уже направляются к домику Профессора, а это вероятнее всего именно так. Пешком они передвигаются в двенадцать раз быстрее лиллипутов, это если не принимать в рассмотрение естественные препятствия, значит на своих двоих их не догонишь. Там, где убийцы шагают, не испытывая затруднений, лиллипутам приходится карабкаться по скалам, и там, где они проходят, не сворачивая, лиллипуты вынуждены идти в обход. К счастью, под рукой имелся эскадрон гвардейцев-кавалеристов верхом на рысистых крысах. Учитель отправил им приказ мчаться во весь опор к дому Профессора, сказав, что сам он, прискакав на одной из оставленных во дворце крыс, присоединится к ним, как только закончит прочие приготовления к предстоящей кампании. Им надлежало выделить подразделение, которое будет изматывать противника по мере его пешего приближения к домику, а остальным следовало разбудить и надежно спрятать Марию, если они поспеют к ней первыми, а если не поспеют, – предпринять любые действия, какие только удастся.
И это вновь выдвинуло на первый план вопрос о размерах. Лиллипуты не располагали ни авианосцами, ни зенитными орудиями, ни иными полезными приспособлениями, с помощью которых Профессор предполагал изловить Бробдингнега. Что может противопоставить гигантским человеческим существам эскадрон шестидюймовых малюток? Пока шли приготовления к операции, появился Адмирал, – он, Стряпуха и Школьный Учитель составили подобие совета обороны, который приступил к обсуждению связанных с предприятием трудностей. Мелкие отряды верховых могли бы виться вокруг крадущихся по дороге убийц, нападая, язвя их игольными шпагами и вновь отступая ради спасения собственных жизней, но это вряд ли причинило бы противнику нечто большее легкой досады. Можно было также обстреливать его из луков, но и викарий, и мисс Браун носили, подобно Гулливеру, очки. В целом складывалось впечатление, что полагаться остается лишь на стратегические хитрости. Какие именно, это покажет сложившаяся на поле боя обстановка. Теми средствами или иными, используя любые благоприятные обстоятельства, лиллипуты, возможно, сумеют сбить противника с пути или запутать его, или хитроумно расстроить его планы. Все будет зависеть от того, какая возникнет психологическая ситуация. А если возможности прибегнуть к каким-либо уловкам не представится, следует быть готовыми встретиться с врагами лицом к лицу, в открытом бою.
Самой-то сложной была другая проблема, – как известить Профессора. Совершенно ясно, что его необходимо вернуть домой как можно скорее, и вернуть так, чтобы он привел с собой полицейских, от наличия которых и зависела на самом деле безопасность Марии. В схватке со столь отчаянными головорезами, Народ мог помочь ей только одним – задержать их на какое-то время, пока не подоспеет помощь. Однако, все телефоны Мальплаке давным-давно отключили – в ходе общего упадка семьи; у велосипеда Стряпухи при возвращении из подземелий катастрофическим образом лопнула камера; сам же Народ никогда за пределы парка не выбирался. Лиллипуты не знали дороги к дому Лорда Наместника и не сумели бы вовремя добраться до него даже на крысах, поскольку большие расстояния непривычны для этих животных.
Проблема казалась неразрешимой, а времени на ее правильное обдумывание не осталось.
Школьный Учитель ухватил Стряпухин мизинец (Учитель стоял рядом с ней на рабочей корзинке) и изо всех сил стиснул его.
– Мадам, эти Частности мы вынуждены передать на Рассмотрение вашего Разума. Послание ему должно быть доставлено. Молю вас, Мадам, поразмыслите. Напрягите Мозги. Речь идет о Жизни ее и о Чести. Решение этой Задачи мы оставляем за вами. Теперь же, в Галоп, в Галоп! И дай нам Бог поспеть в Срок!
О ту пору мисс Браун, тащившаяся в темноте Верховой дорогой, вдруг раздраженно взвизгнула и шлепнула себя рукой по лодыжке, – совсем как Мария когда-то. Она еще продолжала скакать на одной ноге, когда другая нога – викария – попала в ловушку, образованную из двух прочно сцепленных вместе пучков травы, вследствие чего викарий крепко приложился носом к земле.
Во весь их дальнейший путь по полночной аллее эти двое, кое-как ковылявшие под кобальтовыми звездами, препираясь о том, что им сделать с Марией, зрелище являли престранное. Крошечные крысиные наездники, оставаясь незримыми, налетали на них и кололи иголками, каковые уколы наши лиходеи приписывали терновнику. Миниатюрное оружие поблескивало в высокой траве. Время от времени великаны грохались оземь. Время от времени они принимались подпрыгивать. Иногда они останавливались, чтобы выбранить друг дружку за неуклюжесть, иногда шипели один на другого, выражая согласие или несогласие по части очередного проекта.
А вокруг них сновали во мраке маленькие и мстительные обитатели островной державы, наскакивая и ускакивая, совершенно как на родео.
Близорукие барсуки, заслышав издаваемый лиллипутами грохот, норовили спрятать освещенные звездами белополосые мордочки поглубже во тьму. Лисы изумленно таращили на процессию глубоко посаженные глаза. Любопытные кролики, привставали столбиком, вытянув кверху уши, и спрашивали: "Господь всемилостивый, что у них там происходит?". И совы Мальплаке проскальзывали над средоточием этой сумятицы на беззвучных крылах.
В обреченном домике мирно спала Мария. В склепообразной кухне дворца сидела и старательно сочиняла послание Стряпуха. Перо ее заржавело, чернил в дешевеньком пузырьке оставалось еле-еле на донышке, но она писала, выставив наружу кончик розового языка. Кончик старательно выводил вслед за пером все завитушки.
"Добрый сэр поскорее возвернитесь опратно потому что эти вы знаете кто сэр опять принялись за свои фокусы…"
Глава XXVIII
Профессор застал Лорда Наместника еще на ногах. Последний был Владельцем псовой охоты Мальплаке, – тем самым, у которого Мария позаимствовала для острова Чаек электрические звонки с индикаторами. В эту ночь он присутствовал то ли на Балу Охотников, то ли на Фермерском Обеде, ибо одет был в алый фрак, украшенный фиолетовыми отворотами и пуговицами с гербом охотничьего клуба, коими награждают лишь за особую доблесть. Он, правда, успел переобуться, и теперь на ногах его красовались сиреневые домашние туфли с вышитой золотом монограммой.
Это был высокий мужчина с вечно озабоченным выражением на лице и моржовыми усищами, которые ему приходилось во время еды приподнимать одним пальцем.
Он провел Профессора в Столовую Залу, и пока гость рассказывал, зачем пришел, поднес ему стакан портвейна.
Середину Столовой Залы занимал полированный красного дерева стол, а вдоль стен разместились одной с ним масти буфет и четырнадцать стульев, – сидя на них, слугам полагалось каждое утро читать молитву. На оклеенных темно-красными обоями стенах висели писанные маслом полотна. Здесь был портрет Лорда Наместника кисти Лионеля Эдвардса, – верхом на лошади, чрезвычайно похожей на борзую, и с множеством гончих, юлящих у нее под ногами. Имелся здесь также писанный Маннингсом портрет Леди Наместницы верхом на пухлой кобылке и вышедший из-под кисти Стюарта портрет маленьких Наместников верхами на совершенно заезженных клячах. Здесь были и крошка Наместник на лошадке-качалке, и несколько поколений Наместников-дедушек на жеребцах, носивших такие гордые имена, как Мазепа, Затмение и Арабский Скакун. На некоторых полотнах жеребцы и кобылы пребывали сами по себе: добродетельные создания Ромни, свирепые – Делакруа, умненькие – Ландсира и какие-то совершенно рехнувшиеся животные с раздутыми ноздрями, изображенные безвестными живописцами восемнадцатого столетия. Единственным человеком, не сидевшим на лошади, была достопочтенная Нейоми Наместник, старшая дочь, – ее портрет по ошибке заказали Огастесу Джону, а на стену Лорд Наместник повесил его из чистого презрения.
Выслушав Профессора, Лорд Наместник сказал:
– Однако послушайте, я что вам хочу сказать, – вы, значит, хотите сказать, старина, что этот ваш викарий и очаровательная мисс Как-бишь-ее дурно обошлись с девчушкой в этом, забыл-как-выего-называли, месте?
– Я пытался вам объяснить…
– Но, Господи-Боже, дорогой вы мой, таких вещей в девятнадцатом веке попросту не происходит – или в двадцатом, какой у нас нынче? Я хочу сказать, надо взять первые две цифры и прибавить к ним единицу или отнять, забыл, – а почему это так делается я никогда усвоить не мог, совсем меня сбили с толку все эти X-ы, которые вечно пишут на памятниках эти ребята, – ну и получается уже совсем другое столетие. Вы вот возьмите лошадей…
– Происходит или не происходит, но именно так все и было. Я же вам говорю…
– Мой старый дед – или это был его дед, не помню, – во время охоты давал своему гунтеру таких шпор, что тот в конце концов окочурился, просто сдох, старина, полный капут. В наши дни никто так не делает, только не в этом столетии, каким бы оно там ни было, потому что кому же охота получить себе на шею Общество животной жестокости? Просто не делает и все. Не годится. Вышло из употребления. Я, вроде, слышал, что и с подземными тюрьмами оно тоже так, а?
– Из употребления они, быть может, и вышли, но все происходило именно так, как я вам рассказываю. Они заперли Марию в старом винном погребе, потому что…
Лорд Наместник налил себе стакан портвейна, аккуратно вставил его под усы и с опаской воззрился на Профессора поверх серебряного коня, наполненного грецкими орехами.
– И что же, они вас пытали?
– Нет, не пытали. Получилось так, что…
– Ну, вот, видите? Это ведь все пустые слова. Вы вот возьмите тех же лошадей. Рано или поздно вы непременно встретите малого, который начнет вам рассказывать про лошадь, способную идти на рысях со скоростью тридцать миль в час, а стоит спросить – его ли это лошадь, так сразу окажется, что не его, а какого-то другого малого, ну и все. Возьмите вот…
– Милосердные небеса…
– Возьмите вот сигару. Мы их держим в этой кобылке, специально для приемов. Смотрите, надо только дернуть ее за хвост, вот так, и у нее изо рта высовывается сигара, видите? о, извините, а из ноздрей одновременно пышет пламя, чтобы вы могли ее раскурить. Ловко, не правда ли?
Сигара выстрелила из позолоченной лошади, тюкнула Профессора по носу, а скрытая в конском животе музыкальная шкатулка сыграла последние такты песенки "На охоту мы пойдем".
– Я пришел к вам, чтобы просить…
– Старина, дорогой вы мой, послушайте, примите мой совет. Бросьте вы все это. Вы уже запутались. Я вас осуждать не хочу, дело вполне естественное. Тут бы всякий запутался, и я тоже. Но если бы вы занимали пост Лорда Наместника – или Главного Констебля, или кем я там у них значусь, – столько времени, сколько я его занимаю, вы бы знали, что для Лорда Наместника первое дело – это мотив. Без мотива никакого преступления быть не может, уверяю вас, это абсолютно точно установленный факт. Я книжку читал, в ней именно так и написано. Напечатано, черным по белому. Ну, а какой мог быть мотив у мисс Как-бишь-ее, чтобы приковать к стене вашу, Как-ее-там, в этом месте, про которое вы говорили?
– У нее имелся очень серьезный мотив, но я не вправе его открыть. Он связан с безопасностью других людей.
– А, понятно. Весьма благоразумно с вашей стороны. Не хочешь неприятностей, не называй имен. Гм-м, да.
– А случаем, – чуть слышно зашептал Лорд Наместник, – это не старушка Лотти Кугуар опять улепетнула с кем-нибудь из лакеев?
– Определенно нет. То есть решительно ничего похожего. Марии было известно местонахождение некоторых людей, которых хотела выследить мисс Браун, вот она и мучила девочку, чтобы заставить ее обо всем рассказать.
– Похождение, говорите? Цыгане, наверное. Лучше этих ребят никто лошадей не понимает. Вы вот…
– Какое еще похождение! – завопил Профессор. – Местонахождение…
– Вы вот лучше выпейте кофе. Мы его держим вот в этом медном коне, видите? со спиртовкой под брюхом. Нужно просто свернуть ему нос, вот так, и кофе льется из уха, видите? о, извините, а из этого вот посеребренного стойла высыпается сахар, – вроде как подстилка получается. Мило, не правда ли?
Профессор в полном отчаянии вытирал с колен кофе, между тем как кофейник играл "Джона Пиля".
– Как гражданин этой страны я имею право просить полицию о защите, а вы, в качестве Лорда Наместника, обязаны произвести в поместье расследование…
– Господи-Боже, старина, откуда я вам здесь возьму защиту? Ну, пошлю я старика Дамблдума, чтобы он вас охранял, ну, и что проку? И потом, у него прострел, я точно знаю. Да вот только нынче вечером его жена присылала к нам за утюгом. И кто, позвольте спросить, будет останавливать все эти машины и отбирать водительские права, если Дамблдум станет день и ночь торчать там, охраняя вас?
– Дамблдум…
– Вы возьмите вот шоколадку. Мы их держим вот тут, в фарфоровом гунтере, для удобства. Надо только хвост ему задрать, видите? и шоколадка вылезает наружу, вот так, о, извините, а он играет "Охоту Мейнелла", только некоторые ноты пропускает. Полезная вещь, не правда ли?
Профессор в гневе выуживал шоколадку из чашки с кофе.
– И еще одно, старина. Как насчет свидетелей? Поверьте мне, я все-таки Лорд Наместник, – свидетели в преступлении это первое дело, если, конечно, у вас нет прямых улик, как мы их называем или как там они вообще называются. Свидетели! Это важно. Без них дело не делается, ну, то есть навряд ли. Вы вот возьмите того парня, который взорвал на воздух другого, или себя самого, не помню уже, в гараже, кажется, или в плавательном бассейне, вот только вчера дело было. У него этих свидетелей набралось несколько дюжин. Так он и их всех взорвал. Понимаете? Я это к чему, – пожалуй, можно даже сказать, что без свидетелей и преступления не бывает. А где у вас свидетели, как по вашему?
– У меня есть свидетель, миссис Ноукс.
– И кто же она такая, эта ваша миссис Ноукс?
– Миссис Ноукс – это кухарка из Мальплаке.
– Господи-Боже, при чем тут миссис Ноукс? Миссис Ноукс это миссис Ноукс. Да я ее знаю не хуже, чем собственную матушку. Надо же, какое совпадение, – я хочу сказать, что вы именно ее назвали! Эх, помню, во времена старого Герцога, бедняги, каких она готовила заливных куропаток, да, а суфле из птичьего мяса! Сколько мы ее уговаривали перебраться к нам, – а она ни в какую, так там и осталась. Семейные чувства. Вы вот возьмите лошадей…
– Только не лошадей!
– Ну, пусть будут собаки.
– И собак не хочу!
– Да, собаки. Возьмите собак. Собака вам что хочешь сожрет.
– По правде сказать, – слегка покраснев, добавил Лорд Наместник, – они и лошадей, бывает, едят. Вареных, конечно. Что-то вроде похлебки. Жестоко, конечно, если вдуматься. Но такова уже их природа. Если на то пошло, они и меня не раз пытались сожрать. Этакие зверюги. Тут, я полагаю, вся причина в том, что они живут все время на свежем воздухе. Поневоле проголодаешься. Да и лошади тоже, чего они только не жрут. Сено и все такое. А вот люди не то, им подавай заливных куропаток. Тут есть над чем подумать, правда? Как вы думаете?
– Никак я не думаю ни о лошадях, ни о собаках, и я вам в последний раз заявляю: я настаиваю…
– Господи-Боже, опять вы про свои подземелья. Вы бы, старина, не думали все время об этом, а то ведь так и до маниакальной репрессии додуматься можно. Возьмите вот сигарету. Мы держим их в этом платиновом пони – из сентиментальных причин, знаете ли. Это мой собственный старый пони, бедняга, я на нем в поло играл. Помер, конечно. Лет уж сорок тому, наверное. Надо просто приподнять клюшку для поло, таким вот образом, видите? и он открывает рот, вот так, и оттуда вылезает сигарета, о, извините, возьмите вот салфетку, ну, и он играет "Старый конь, верный конь". Печально, не правда ли?
Платиновый пони выплюнул примерно полсотни сигарет, перевернув портвейн и кофе Профессору на колени.
Профессор вскочил, ахнул кулаком по столу и благим матом заорал:
– Я требую, чтобы меня выслушали! И я не желаю, чтобы в меня кидались всякой дрянью!
После чего он скрестил руки и уселся на потешную подушку, которая немедленно заиграла "Сапог, седло, по коням и вперед".
– Господи-Боже, старина, зачем вы на нее уселись? Она и не для сидения вовсе. Это шутка такая, людей пугать…