- Я не боюсь смерти, мой принцепс, - сказала Ур-Намму, прежде чем одернула себя и отразила свой ответ в Коллекторе. - <Я боюсь, что в грядущем бою не смогу помочь вам.>
<Твое присутствие здесь - честь для меня>, - произнес Ута-Дагон. - <Ты - та, кого другие в Титаникус именуют экзекутор фетиал, поскольку можешь свободно переходить из одного Легио в другой. Тебе нет нужды умирать в моей машине.>
<Где же еще мне желать умереть?> - спросила Ур-Намму, и простая откровенность ее кантирования не нуждалась в ответе.
Принцепс вновь обратил свое внимание на надвигающуюся боевую обстановку. В интерфейсе внутри его черепа выстраивались векторные контуры и особенности рельефа. Записи Коллектора быстро идентифицировали машины предателей.
"Разбойники": "Волна ужаса", "Рука погибели" и "Мирмидон Рекс" из Легио Мортис; "Безмолвие смерти" и "Пакс Асцербус" из Легио Интерфектор, прозванного Богами Убийства после Исствана III. "Пасть ночи" из Легио Вулканум.
"Псы войны": "Кицунэ" и "Кумихо" из Легио Вульпа, "Венатарис Мори" и "Карнофаге" из Вулканум.
И, наконец, "Полководцы": "Лик погибели", "Талисманик" и "Награда злобы", тоже из Вулканум. "Меч Ксестора" и "Владыка призраков" из Легио Мортис.
Вокруг Уты-Дагона парили данные о вражеских машинах: сражения, уничтоженные ими машины, сведения об обслуживании и свидетельства о повреждениях. В честном бою такие подробности могли означать разницу между победой и поражением. Здесь они не имели значения. Возможно, шанс причинить чуть больший ущерб перед уничтожением.
<Они нас видят, брат>, - произнесла Уту-Лерна.
<Самый полный ход>, - скомандовал Ута-Дагон, и его жрецы Механикума вывели реактор на более высокую мощность. "Красная месть" ускорила шаг, от ее громовой поступи трескалась земля. Она давила магнитные рельсы, когда не хватало места обойти их.
Ута-Дагон почувствовал, как его фантомные конечности наполняются жаром, пока системы вооружения готовились к стрельбе. Правая рука была жгучей мощью пушки "вулкан", левая - стиснутым кулаком орудия "адская буря". Он ощущал, как множество ракет движется по его железному могучему телу к пусковым установкам на панцире.
<"Псы войны" движутся, чтобы окружить нас, сестра>.
<Они считают нас жалкими, брат>.
<Избавим их от иллюзий?>.
<Нет, давай изобразим искалеченный Легио, каким они нас полагают>, - произнесла Уту-Лерна, насколько он мог слышать, с ухмылкой на призрачном лице.
<Тебе в голову всегда приходили лучшие идеи, сестра>, - отозвался Ута-Дагон.
Хотя Коллектор "Красной мести" опознал его как "Пакс Асцербус", "Разбойник" Легио Интерфектор, оно именовало себя "Тератусом". Его новым маслом стала кровь, костным мозгом - состоящий из миллиона обрывков варпа разум, а совращенный дух машины превратился в жаждущую убивать воющую тварь, пронизанную варпом.
Вместе с четырьмя "Псами войны" у своих ног, оно шагало к Легио Фортидус с мрачными намерениями. Позади двигались "Талисманик" с "Владыкой призраков", и "Тератус" вычерпывал энергию из всех своих систем, чтобы оставаться впереди более крупных машин. Они выли, требуя, чтобы он замедлил наступление и дал им разделаться с обреченным Легио, но "Тератус" не обращал на них внимания.
Машины Фортидус работали едва ли на половине мощности. Их пробудили чересчур поспешно и без надлежащего освящения. От слишком долгого отдыха огонь их реакторов превратился в тлеющие угли. Пустотные щиты до сих пор искрили от аварийного запуска, титаны шли отяжелевшей шаркающей походкой приговоренного, направляющегося на казнь.
"Псы войны", окружавшие двух "Полководцев", были жалки. Осторожны, когда надлежит проявить агрессивность. Держатся поближе к крупным машинам, когда следует вести поединок с противниками.
<Ослабевшие полумашины>, - произнес он, и твари-модерати, гнездившиеся в орудийных отсеках, дернулись от кантируемых колкостей, пронизанных мусорным кодом. - <Их сломила гибель своего Легио. Убить их будет милосердием>.
Отправив через Коллектор импульс-приказ, он послал своих "Псов войны" атаковать разведывательных титанов Фортидус. Нетерпеливые щенки устремились вперед с ревом боевых горнов. Они путались друг у друга на пути, каждому хотелось совершить первое убийство.
"Тератус" ускорил шаг, неосознанно пытаясь поддерживать темп малых машин. Разрыв между ним и следовавшими позади "Полководцами" увеличился.
Между разведывательными титанами затрещали пристрелочные выстрелы. "Тератус" не обращал на это внимания. Скалят клыки, не более того. На краю его восприятия замерцали предупреждения. Скачки энергии, предостережения о термоядерных реакциях. Вспышки излучения. Поначалу в этом не было смысла.
А затем, внезапным толчком осознания, он понял, как заблуждался. Собственное чувство праведного превосходства заставляло его видеть то, что он хотел.
Ни одна из машин Фортидус не была настолько ослабленной, как казалось поначалу. Их реакторы рывком ожили от высокообъемных инъекций плазмы. Смертельно рискованный маневр, который мог оборвать полезный срок службы реактора одной финальной, жгуче-яркой солнечной вспышкой. Системы вооружения полыхнули энергией и в тот же миг открыли огонь.
Первыми пострадали "Кицунэ" и "Кумихо". Визжащие залпы из "Адской бури" сорвали с них пустотные щиты. Точеченые выстрелы из пушек "вулкан" воспламенили отсеки принцепсов, и бьющиеся конечности заскребли по земле. "Венатарис Мори" и "Карнофаге" рассредоточились при первом обстреле, однако недостаточно быстро. "Венатарис Мори" рухнул с оторванной ногой, а "Карнофаге" пропахал своей кабиной стометровую борозду, когда гиросистемы чрезмерно компенсировали отчаянные маневры уклонения его принцепса.
<Машина уничтожена!> - взревела в Коллекторе открытая вокс-передача от Легио Фортидус. "Тератус" испустил вопль, и его существа-модерати взвыли от боли. Он перевел энергию с двигателя на лобовые пустотные щиты. Слишком мало, слишком поздно.
Пока "Полководцы" Фортидус уничтожали разведчиков "Тератуса", их собственные бежали вперед, пригнув головы и паля из орудий. Шакалы, рассчитывающие повергнуть сухопутного левиафана. Турбовыстрелы, огонь гатлингов и мелькающие ракеты сорвали щиты "Тератуса" с визжащими вспышками разрядов.
Однако титаны-разведчики не могли выйти против боевого титана и выжить.
"Тератус" развернул гатлинг-бластер к ближайшему нападавшему. "Псы войны" были быстрыми и ловкими, но ничто не в силах опередить выстрелы.
Шквал зажигательных снарядов разорвал пустотные щиты машины, яростная канонада заставила ее пошатнуться. Лишившись щитов и скорости, она оказалась обречена. Ударный импульс мелты превратил кабину принцепса в субатомный шлак.
Самонаводящиеся ракеты рванулись с верхней секции панциря "Тератуса" и вколотили другого "Пса войны" в землю. Тот забил ногами, пытаясь выпрямиться. "Тератус" обрушил вниз свою огромную ступню. Колоссальная громада "Полководца" расплющила машину в блин.
"Тератус" насладился предсмертным криком жертвы, вбирая бинарную энергию в свой извращенный Коллектор. Его горны испустили торжествующий рёв. Щиты отказывали, их сбивал беспокоящий огонь двух оставшихся "Псов войны". "Разбойник" отступил назад, когда объединенный обстрел из "адских бурь" надвигающихся "Полководцев" лишил его остатков защиты.
"Псы войны" были превосходными хищниками-одиночками, но также великолепно охотились в стае. Они рванулись вперед, и их орудия обрушились на уязвимую кормовую секцию "Разбойника". Броня на корпусе реактора начала отгибаться.
В сознании "Тератуса" вспыхнули предупреждающие символы. Утечки охладителя, выброс плазмы. Он сделал еще один шаг назад, понимая, что нужно соединиться с титанами "Полководец", которые он так сильно старался опередить. Правая нога застопорилась, оплавившись под повторяющимся обстрелом двух "Псов войны". Ее сочленения и сервоприводы горели, и их было не разблокировать никакими мерами по устранению повреждений.
"Тератус" наблюдал, как два "Полководца" Легио Фортидус приближаются.
Он чувствовал, как их орудия берут "Пакс Асцербус" на прицел. Ощущал как сила, напитавшая его в залитых кровью храмах-ангарах, покидает железное тело.
Он тоже навел свои орудия.
<Давайте>, - произнес "Тератус". - <Умрем вместе>.
Угроза в виде двух "Полководцев" сбоку теперь стала слишком серьезной, чтобы оставлять ее без внимания, и титаны предателей прекратили преследование защитников Авадона, чтобы сокрушить имперские машины.
Оставив за собой пылающие трупы "Тератуса" и "Псов войны", "Красная месть" и "Кровавая подать" захромали в зубы "Талисманика", "Владыки призраков", "Мирмидона Рекс" и "Лика погибели".
В конечном итоге, прошло еще три часа, прежде чем пала последняя машина Легио Фортидус.
"Красная месть" и красное небо.
За Красную Планету.
Себелла Девайн уже давно утратила всякое удовольствие, которое когда-то получала от терзания пасынка. Первой умерла надежда Альбарда, затем его ожидание смерти. Он знал, что они в состоянии держать его живым неопределенно долго.
Кошмар продолжающегося существования изъел его разум до глухоты к ее уничижительным колкостям. Она бы давным-давно его убила, однако перворожденный сын являлся носителем кровной линии. Практики Ширгали-Ши сработали бы только с жизненной влагой кровной линии.
Возле двери Альбарда Себелла отпустила сакристанцев.
Некоторые интимности предназначались лишь для матери.
В очаге горел голографический огонь, испускавший в мрачное помещение фальшивый жар и свет. Она приходила сюда настолько часто, что могла различить отдельные элементы пламени и сказать, сколько времени осталось до начала нового цикла.
В уголке глаза лопнула кровяная жилка, и она отвернулась от призрачного света. Яркость причиняла ей боль, и только регулярные инъекции сложных эластинов и пергаминовых клеток в глазные яблоки позволяли ей вообще видеть. Капелька побежала вниз по натянутой, словно на барабане, коже лица Себеллы, но она этого не почувствовала. Ее кожу столько раз пересаживали, растягивали и подвергали инъекциям, что она омертвела практически до полной нечувствительности.
Смрад в покоях Альбарда, несомненно, был отвратителен, однако, как и тактильное восприятие, ее обоняние также атрофировалось. Шаргали-Ши обещал восстановить и улучшить ее возможности, и с каждой процедурой она становилась все ближе к совершенству, которым некогда обладала.
Серебро ее экзоскелета блеснуло в свете пламени, и Албард поднял взгляд из своего кресла, заполненного мехами и гнилью. С краю его рта сочилась слюна, от которой деревенела неухоженная борода, однако его натуральный глаз был более ясным, чем когда-либо за уже долгое время.
Визит Рэвена вернул его к жизни.
Хорошо. Ей требовалось дать выход боли своей скорби на кого-то другого.
За креслом Альбарда поднялась тупоносая клиновидная голова, раздвоенный язык лизнул воздух. Шеша, нага ее бывшего мужа. Зашипев, та вновь погрузилась в дрему, столь же отжившая свой век и бесполезная, как ее нынешний хозяин.
- Здравствуй, Себелла, - произнес Альбард. - Уже пора?
- Пора, - отозвалась она, присев рядом с ним и положив покрытые аугметикой руки ему на колени. Корка грязи на покрывале вызывала у нее отвращение. Это выглядело так, словно он обгадился, и сейчас она была рада, что больше не чувствует запахов.
- А где Ликс? - спросил он надтреснутым и нервным голосом. - Обычно это она играет в вампира.
- Ее здесь нет, - сказала Себелла.
Альбард разразился сухим отрывистым кашлем, который перешел в фыркающий смех.
- Стоит возле супруга, пока он сражается за Молех?
- Что-то вроде того, - сказала Себелла, извлекая из складок платья три аметистовых фиала и пустотелый клык наги.
При виде фиалов хриплый смех Альбарда оборвался. Себелла бы улыбнулась, не будь это сопряжено с риском разорвать себе кожу до самых ушей.
Она сдвинула покрывало, обнажив тощие, изможденные ноги Альбарда. По внутренней стороне бедра тянулись пролежни и следы проколов, кожа вокруг которых была натерта и покрыта струпьями.
- Сакристанцы их чистят? - спросила она.
- Боишься, что я могу подхватить инфекцию и отравить вас всех?
- Да, - произнесла она. - Кровная линия должна быть чиста.
- В твоих устах даже слово "чистый" звучит грязным.
Себелла подняла клык наги и прижала его к скудным остаткам плоти на ноге Альбарда. Кожа вмялась, как высушенный пергамент, и проступили лиловые вены, похожие на дороги на карте.
Альбард подался вперед, и это движение было настолько неожиданным, что Себелла вздрогнула от удивления. Ей уже годами не доводилось видеть, чтобы пасынок шевелил чем-либо, кроме мышц лица. Она даже не была уверена, что он вообще может двигаться.
- Ликс обычно дразнит меня подвигами Рэвена, - произнес Альбард, и в его интонации появилась насмешка, от которой Себелле захотелось перерезать ему глотку здесь и сейчас. - Ты не собираешься поступить так же?
- Ты сам сказал, твой брат сражается за Молех, - ответила она ровным голосом.
- Нет, нет, нет, - хихикнул Альбард. - Насколько я слышал, мой сводный брат лишился двух сыновей при Авадоне. Ужасно жаль.
Себелла дернулась вперед, разбросав склянки. Кровь там, или нет, но она собиралась убить его. Слить досуха через яремную вену.
- Мои внуки мертвы! - закричала она. Кожа в уголках ее рта разошлась, и разлетающаяся слюна смешивалась с кровью. Она схватила его рукой за шею.
- Стой, - сказал Альбард, уставившись ей за плечо. - Гляди.
Себелла повернула голову, и в этот момент рука Альбарда на что-то нажала под покрывалом. Голографическое пламя взорвалось слепящим сиянием, и Себелла завопила, когда свет вонзился в ее чувствительные глаза, словно раскаленные иглы.
- У Шеши не осталось яда, чтобы ослепить тебя, - прошипел Альбард. - Так что придется обойтись этим.
Себелла вцепилась в собственное лицо. Щеки перечеркнули полосы красных слез, она силилась подняться. Ей нужно было выбраться, нужно было, чтобы сакристанцы отвели ее в потаенную долину Ширгали-Ши.
Рука Альбарда поднялась над покрывалом и вцепилась в нее.
Себелла изумленно глянула вниз, видя Албарда сквозь просвечивающую красную пелену. Его хватка была крепкой, непреклонной. Ее кожа растрескалась, и между его пальцев сочилась зловонная кровь.
- Твои внуки? - продолжил Альбард. - Повитухе следовало удавить этих рожденных в кровосмешении уродов еще влажной пуповиной. Они ничем не лучше зверей, на которых мы когда-то охотились… вы все чудовища!
Она билась в его хватке. Туго натянутая кожа порвалась на предплечье. Злоба пересилила шок, и Себелла вспомнила, что в ее второй руке клык наги. Она занесла его и всадила туда, где, как ей казалось, должна была находиться шея Альбарда.
Клык попал ему в плечо, но он был до такой степени закутан в меха, что она сомневалась, что достала до иссохшей плоти. Себелла силилась вырваться, но безумие придавало Альбарду сил. Пришла ошеломляющая, неизведанная боль, когда кожа на руке разошлась до самого плеча. Она сползала с мышц, как будто консортка-дебютантка снимала оперную перчатку.
Ужас приковал Себеллу к месту, а Альбард выронил покров кожи, который сорвал с ее руки. Он ухватился за каркас экзоскелета. Используя ее вес в качестве рычага, он с гримасой яростного напряжения подтянул себя к краю кресла.
Огонь померк, и она увидела, что в его второй руке что-то поблескивает.
Какой-то клинок. Скальпель? Она не могла сказать наверняка.
Где Альбард достал скальпель?
- Ликс получает удовольствие от моих страданий, - произнес Альбард, словно она задала вопрос вслух. - Она точно знает, как сделать мне больно, но не слишком тщательно собирает свои маленькие игрушки.
Скальпель дважды полоснул быстрыми взмахами.
- Я много узнал о страдании от моей суки-жены, - сказал Альбард. - Но мне нет особого дела до твоих страданий. Я просто хочу, чтобы ты умерла. Можешь это для меня сделать, мать-шлюха? Пожалуйста, просто умри.
Она пыталась ответить, проклясть его, пожелав вечной боли, но ее рот был заполнен жидкостью. Горькой, насыщенной жидкостью с привкусом металла. Она подняла клык наги, словно еще могла сразить своего убийцу.
- На самом деле, я солгал, - произнес Альбард, аккуратно перерезая скальпелем связки у нее на запястье. Кисть обмякла, и клык со стуком упал на пол. - Мне есть дело до твоих страданий.
Себелла Девайн снова осела на колени, колотясь в конвульсиях. Литры крови толчками изливались из ее артерий на колени Альбарда. Экзоскелет дергался и содрогался, силясь интерепретировать сигналы, поступающие от умирающего мозга.
Наконец, он прекратил свои попытки.
Альбард наблюдал, как жизнь покидает налитые кровью глаза Себеллы, и испустил сухой вздох, который сдерживал внутри себя больше сорока лет. Он столкнул труп мачехи с колен и собрался с силами. Ему их едва хватило для схватки с ней. Он был немногим более, чем калекой, и только ненависть придала ему сил, чтобы убить ее.
Глядя на мертвое тело, он моргнул, когда - всего на мгновение - увидел труп маллагры. Стальные прутья арматуры стали костями, меховые одеяния - шкурой животного. Чрезмерно натянутая кожаная маска Себеллы превратилась в пасть скарабея, принадлежавшую горному хищнику, который лишил его глаза и обрек на эту аугметику, заполнявшую череп постоянным шумом помех.
А затем это вновь стала Себелла - стерва, убившая его собственную мать и занявшая ее место. Та, которая произвела на свет двух нежеланных отпрысков и настроила их обоих против него разговорами о старых богах и судьбе. Ему следовало убить ее в тот же миг, когда она впервые явилась в Луперкалию и пробралась в Дом Девайн.
Его колени стали липкими от ее крови. Та ужасно пахла, словно тухлое мясо, или молоко, оставленное киснуть на солнце. Он решил, что это был запах ее души. Это делало ее чудовищем, и ему вновь показалось, будто ее очертания размываются, превращаясь в маллагру из его кошмаров.
Альбард бросил скальпель на тело мачехи и прокашлялся. Он сплюнул мокроту и бурую грязь из легких.
- Сюда! - закричал он так громко, как только мог. - Сакристанцы! Стража Рассвета! Немедленно сюда!
Он продолжал кричать, пока дверь не отперли, и ручные сакристанцы его матери не открыли ее с опаской. Их наполовину человеческие, наполовину механические лица еще не утратили способность демонстрировать изумление, и их глаза расширились при виде госпожи, лежащей замертво перед огнем.
Двое вооруженных солдат Стражи Рассвета остановились в дверном проеме. Выражение их лиц очень сильно отличалось от сакристанцев.
Он видел облегчение и знал о его причине.
- Вы двое, - произнес Альбард, взмахнув рукой в направлении сакристанцев. - На колени.
Укоренившаяся привычка к повиновению заставила тех немедленно подчиниться, и Альбард кивнул двоим солдатам, стоявшим позади. В миг перед тем, как заговорить, он увидел их не смертными, а громадными рыцарями дома Девайн. Они были закованы в алое, несли на сегментированных панцирях славные знамена, и он увидел в стеклянной кабине собственное отражение.