Десятилетиями лелеемая преданность лишила Вайросеана возможности двигаться, а Люций тотчас вспомнил о стальной хватке, присущей примархам. Даже он сам, не слишком уважающий любую власть, оторопел от окрика Фулгрима.
- Ты называешь меня порождением зла, но как ты определяешь, что есть добро, а что - зло? Разве это не произвольные понятия, выдуманные человеком для оправдания своих поступков? - продолжил Фулгрим. - Подумай о том, как измеряется добро и зло, и ты поймешь, что я, тот в кого я превращаюсь, есть существо совершенной красоты. Воплощение добра.
Люций подошел к стальному столу и посмотрел на примарха, чувствуя, что его слова имеют смысл на уровне, еще недоступном его пониманию, но от которого может зависеть его будущее. Подняв шило с длинным загнутым концом, он погрузил его в грудь примарха сквозь не до конца заживший шрам. Фулгрим поморщился, когда металл проник в его плоть, но Люций снова не мог определить, каким ощущением вызвана гримаса примарха.
- Во что же ты превращаешься? - спросил он.
- Вопрос задан неверно, - ответил Фулгрим, и Люций стал дюйм за дюймом проталкивать шило глубже.
- А как будет правильно?
Марий и Юлий подошли ближе, а Фабий продолжал сыпать проклятиями по поводу растраченных усилий, разглядывая растекающиеся лужицы и дымящиеся осколки под ногами.
- Правильнее будет спросить, к чему стремится наша Вселенная. А на это можно ответить только после того, как вы поймете, откуда мы произошли.
Марий, следуя примеру Люция, выбрал себе инструмент из коллекции Фабия. Он повертел в руке устройство, формой напоминающее бутон, потом покрутил винтовую рукоятку и увидел, что металлические лепестки стали постепенно расходиться в стороны. Удовлетворенно кивнув, он вернул инструменту первоначальную форму, подошел к столу и сунул инструмент в промежность примарха.
- Мы произошли с Терры, - сказал Марий. - Ты это имел в виду?
Фулгрим снисходительно улыбнулся.
- Нет, Марий. Я хотел услышать, что было раньше. Настолько раньше, насколько это возможно.
Марий пожал плечами и несколькими толчками ввел устройство глубже в тело Фулгрима, а Юлий взял из набора несколько серебряных штырей, коротких и длинных, но одинаково заостренных с одного конца. Один за другим он проткнул тело Фулгрима семью штырями, выстроив их в линию от макушки до паха. По его уверенным движениям стало понятно, что Каэсорон не новичок в работе с этими иглами. Люцию показалось, что его выбор слишком безыскусен по сравнению с инструментами его товарищей, но ведь и сам он решил предпочесть простое шило, и очередным ударом загнал его еще глубже в неизвестные внутренние органы нечеловеческого тела Фулгрима.
За действиями Каэсорона Фулгрим наблюдал с гордостью наставника, следящего, как его ученик без подсказок ведет бой. Как только Каэсорон выпрямился, примарх покачал головой.
- Положение иглы в чакре свадхистана не совсем верное, Юлий. Возможно, это из-за внедрения инструмента Мария. Немного выше было бы правильнее.
Каэсорон снова нагнулся, убедился в правоте замечания Фулгрима и переставил иглу. Не считая нужным благодарить за подсказку, он собрал медные провода, тянувшиеся от штырей, и подсоединил их к разъемам генератора. После щелчка выключателя зал наполнился низким гулом, а от проводов посыпались искры высокого напряжения.
У Фулгрима щелкнули сжатые челюсти, и в омутах его черных глаз заплясали плененные молнии. Потом потемнела кожа, и Люций ощутил электрический запах сжигаемого изнутри тела.
Даже испытывая боль, достаточную, чтобы прервать жизнь тысячи смертных, Фулгрим продолжал говорить:
- Эта Вселенная зарождалась в элементарной простоте, распространяясь так быстро, что скорость эта не поддается определению. В первый, незначительный период своего существования Вселенная стала обителью простейших неустойчивых элементов, которых мы себе даже не в состоянии представить. Но со временем эти элементы стали соединяться в более сложные формы. Частицы становились атомами, атомы - молекулами, пока они не дошли до такой сложности, что начали образовывать первые звезды. Эти новорожденные звезды росли и умирали на протяжении миллионов лет, и взрывы их гибели давали жизнь новым звездам и планетам. Вы и я - это яркие сущности, рожденные из сердца звезд.
- Поэтично. Но какое отношение все это имеет к добру и злу? - спросил Каэсорон, не переставая регулировать ток в серебряных штырях, но невольно заинтригованный.
Люций удивился. Он всегда считал первого капитана обычным воином, который интересуется исключительно воплощением своих желаний и способами причинения боли противникам.
- Я к этому и иду, - заверил его Фулгрим.
Люцию пришлось напомнить себе, что они тут, вообще-то, собирались пытать примарха, а не слушать лекцию о сущности Вселенной. Он хотел высказать свое замечание, но Фулгрим его опередил.
- Ничто не происходит случайно, - продолжал он. - Все, что появляется на свет, является частью естества Вселенной, результатом ее стремления к усложнению. Ох… да, великолепно, Марий. Поверни винт еще раз! Ну, как я уже говорил, все вещи появляются и соединяются в процессе созидания, в процессе перехода от простейшего организма к высшему разумному существу. При определенных условиях все стремится стать более красивым, более совершенным и более сложным. Так было с самого начала цикла жизни Вселенной, и эта тенденция так же неизбежна, как и неизменна.
Люций кивнул и прочертил шилом внутри тела широкую дугу.
- И к чему все это приведет? Что лежит в конце перехода от простого к сложному?
Фулгрим пожал плечами, хотя его движение вполне могло быть обусловлено электрическим током, сжигающим кости.
- Кто может знать? Кто-то называет конечное состояние божественностью, кто-то - нирваной. В поисках лучшего определения я выбрал бы комплексность. Это конечная цель всех вещей, независимо от того, знают ли они о своей роли во Вселенной, или нет. И ответ прост.
Голос Фулгрима затих, его спина снова выгнулась, а изо рта показалась струйка крови. Люцию хотелось верить, что это его шило проткнуло позвоночник Фулгрима, вызвав сильнейшую боль, но все три воина трудились одновременно, и с точностью определить результат каждого было невозможно.
Фабий обошел вокруг стола и с растущей тревогой обратил внимание на основные показатели жизнедеятельности Фулгрима.
- Вы убиваете его, - сказал он. - Один из вас должен остановиться.
- Нет, - отрезал Марий. - Боль выгонит из него демона. Он должен освободить тело Фулгрима, прежде чем тот умрет.
- Недоумок! - выругался Фабий. - Ты думаешь, гибель смертной оболочки заботит демона? Как только физический сосуд будет разрушен, его сущность просто сконцентрируется где-нибудь в варпе.
- Так что же мы тогда делаем?! - воскликнул Люций.
Отпустив рукоятку шила, он схватил Фабия за горло. В заботе апотекария о Фулгриме Люций снова углядел какой-то тайный сговор. Он стал сжимать горло Фабия, пока у того глаза не вылезли из орбит.
- Ты не в силах повредить демону, - прохрипел Фабий. - Но если причинить ему достаточно сильную боль, возможно, удастся заставить его ослабить хватку.
- Возможно, удастся?! - вскричал Каэсорон. - Всем твоим заявлениям не хватает уверенности.
Люций ощутил укол в области паха и, опустив взгляд, увидел, что из кожаного балахона Фабия высунулось какое-то устройство, состоящее из ржавых металлических спиралей, сухожилий и хрящей. На конце имелся шприц, наполненный мутной розовой жидкостью. Игла проткнула гибкую прослойку в сочленении доспеха и на дюйм погрузилась в его бедро.
На лице Фабия появилась змеиная улыбка.
- Попробуй еще раз поднять на меня руку, и шприц впрыснет тебе такую дозу "витэ ноктис", которой хватит на целую роту.
Люций с большой неохотой отпустил апотекария, и тогда холодный металл вышел из его тела. Как бы ни желал он дать себе волю и сломать Фабию шею, близость смерти тоже вызвала у него довольную улыбку.
От Фабия она не ускользнула.
- Это восхитительно до тех пор, пока эликсир не доберется до твоей нервной системы: шесть ударов сердца испытываешь восторг, а потом ты мертв, и мир ощущений исчезает. Запомни это на тот случай, если тебе еще раз захочется выместить на мне свой гнев.
Каэсорон оттащил их друг от друга.
- Хватит. Надо заняться делом. Апотекарий, мы можем изгнать этого демона болью? И отвечай прямо.
Фабий говорил, не спуская глаз с Люция, а мечник встретил его враждебный взгляд со спокойным равнодушием, зная, что это разозлит его еще сильнее.
- Я не могу ответить, - признался Фабий. - Любое смертное тело было бы бесповоротно разрушено задолго до того, как мы заставили бы демона хотя бы ослабить хватку. Но тело примарха выдержит достаточно долго, чтобы достигнуть поворотной точки, когда боль выгонит демона.
- В таком случае, пора применить нейронное устройство с паразитом, - сказал Марий. - То самое, что ты создал после изучения гибрид-капитанов Диаспорекса.
Фабий кивнул, соглашаясь с ним, и Люций понял, что он только и ждал этой возможности. Низко нагнувшись, он поместил полушлем на голову Фулгрима и прикрепил к серебристому металлу длинные тонкие трубки. Другие концы трубок, извиваясь по полу, уходили к негромко гудящей машине, создатели которой, казалось, не имели отношения к человечеству. На панели машины перемигивались многочисленные разноцветные огоньки, а издаваемые ею звуки находились вне уровня восприятия смертных. Сквозь прозрачные стенки трубок Люций увидел, как к телу примарха поползла переливающаяся жидкость, похожая на ртуть.
- Лучше бы оно подействовало, - заметил Каэсорон, толкнув Фабия в грудь. - Если ты соврал, никакие вонючие эликсиры не помешают мне тебя убить.
Радужная жидкость потекла в тело примарха, и в тот же момент с его полных губ сорвался вздох сластолюбца, открывшего для себя новое наслаждение. Глаза Фулгрима широко раскрылись, и он осмотрелся вокруг, как человек, пробудившийся от ярких воспоминаний о полузабытых друзьях и возлюбленных.
- А, сыны мои, - произнес он, словно пытка встревожила его не больше, чем прикосновение крыла бабочки. - Где я был?
Кровь покрывала его тело сплошным багряным одеянием, и из всех пор сочился запах сгоревшего мяса. Вокруг серебряных игл дрожал раскаленный воздух, а дьявольское приспособление, введенное Марием, полностью раскрывшись, заставило тазовые кости примарха неестественно выгнуться вперед.
- Мы говорили о добре и зле, - напомнил Люций.
С этими словами он снова взялся за деревянную рукоятку шила и протолкнул его еще глубже.
- Да ты орудуешь этим шипом с мастерством настоящего ремесленника, - похвалил Фулгрим. - Ты так же хорошо владеешь мелким холодным оружием, как и мечом.
- Я тренируюсь.
- Это мне известно.
- Твое изобретение работает? - спросил Каэсорон у Фабия, манипулирующего голографическими дисками и жидкокристаллическими датчиками.
- Работает, - подтвердил апотекарий. - Я могу изменить биохимию его мозга, и он будет видеть то, что я хочу, и чувствовать то, что я хочу. Скоро мы сможем управлять его разумом.
Фулгрим рассмеялся, потом залился слезами, его тело сотрясали дикие судороги, а затем по нему пробежала дрожь величайшего наслаждения. Он беззвучно кричал, испытывая неведомые ужасы, и облизывал губы, впитывая невообразимые ароматы.
- Что с ним происходит? - спросил Марий.
- Я стараюсь контролировать процесс, - пояснил Фабий. Возможность манипулировать таким великолепным материальным образцом сверхъестественного совершенства явно доставляла ему удовольствие. - Его мозг настолько сложен, что вы даже представить себе не можете, это миллионы пересекающихся друг с другом лабиринтов. Разобраться в них дело нелегкое.
- Поторопись, - приказал Каэсорон.
Фабий не обратил внимания на угрозу в голосе первого капитана и продолжал бесконечно изменять состав жидкости и настройки машины. Следить за ним было очень утомительно, тем более что Люций не имел представления, что именно он изменяет, и как это может отразиться на состоянии примарха. Он видел, как напряглись под кожей Фулгрима все вены, и понимал, что примарх не собирается без борьбы уступать Фабию контроль над своим разумом.
На лице Фулгрима мелькали отражения тысяч эмоций, и на мгновение Люцию самому захотелось подвергнуться воздействию машины Фабия. Как бы он себя чувствовал, если бы чужая рука направляла его по пути бесконечных ощущений? Но стоило ему только вообразить подобное путешествие, как Люций понял, что он слишком эгоцентричен, чтобы позволить кому-то другому управлять собой.
Наконец тело Фулгрима расслабилось, конечности обмякли на холодном металле, и с его губ сорвался вздох облегчения. Фабий торжествующе улыбнулся, открыв пожелтевшие зубы и блестящий змеиный язык.
- Я овладел им, - сказал он. - Что прикажешь теперь сделать, первый капитан?
- Ты можешь заставить его говорить правду?
- Конечно, это совсем нетрудно.
Поспешное согласие Фабия насторожило Люция, он нахмурился, удивляясь легкости, с какой апотекарию удалось взять под контроль существо, которое он описывал невероятно сложным. Люций выдернул шило из тела Фулгрима и, обойдя вокруг стола, встал рядом с Фабием. Плевать на "витэ ноктис": если обнаружится, что апотекарий лжет, он его уничтожит.
Лица на длинном одеянии апотекария изгибались, словно поднимаясь и опускаясь в ледяных волнах, а их безмолвные вопли молили Люция оборвать страдания. Мечнику было не до них; он прикидывал, куда лучше воткнуть шило, чтобы наверняка убить Фабия.
Апотекарий, казалось, не заметил его присутствия. Его руки порхали над панелью чужеродной машины словно руки органиста над клавикордами. Тело Фулгрима лихорадочно извивалось на столе, а когда он понял, к чему его принуждают, на лице появилась исступленная улыбка.
- Ах, сыны мои… - выдохнул примарх. - Вы жаждете истины? Какие же вы простаки. Неужели вы не понимаете, что истина таит в себе самую ужасную опасность?
- Твое время подходит к концу, демон, - сердито бросил Марий. - Тебе нет места в нашем легионе. Ты - воплощение зла.
Фулгрим рассмеялся.
- Ох, Марий, ты назвал меня воплощением зла, но это бессмысленное определение, пока ты не поймешь, что есть зло, а что есть добро. Ладно, вы хотите истин? Я вам их предоставлю. Если вы согласны с тем, что Вселенная постоянно движется к финальному состоянию комплексного совершенства, и что это ее неизбежное предназначение, значит, все, что мешает этому процессу, должно быть определено как зло. Согласно той же логике, все, что способствует движению вперед, есть добро. Я стремлюсь к комплексному совершенству, а вы, задерживая меня на этом пути, действуете во имя зла. Так что в этом зале только я есть добро!
- Ты собрался затуманить наш мозг парадоксами о сущности Вселенной, о добре и зле, - прошипел Марий. - Я знаю, как выглядит зло, и сейчас вижу его перед собой.
- Ты смотришь на себя самого, Марий Вайросеан, - сказал Фулгрим. - Неужели ты до сих пор не постиг истину?
- Истину чего?
- Истину меня!
Люций увидел, как бицепсы Фулгрима вздулись с неожиданной силой, и ремни, удерживающие правую руку, лопнули. Он отшатнулся. В следующее мгновение освободилась левая рука, и примарх, поднявшись, стал срывать с себя серебряные иглы, торчащие из тела, и закрепленные Фабием в самом начале биометрические датчики.
Затем Фулгрим отшвырнул Мария и со вздохом сожаления выдернул устройство, которым орудовал третий капитан. Пыточный инструмент звонко ударился о пол и откатился в сторону окровавленным железным цветком.
- Жаль, - сообщил Фулгрим. - Мне это уже начало нравиться.
Примарх освободился от ремней на бедрах и лодыжках c той же легкостью, с какой проснувшийся ребенок сбрасывает одеяло. Он свесил ноги со стола, и Юлий Каэсорон ринулся к примарху, чтобы снова опрокинуть его, но был отброшен небрежным мановением руки. Фабий попятился к стене, а Люций, понимая, что пытаться убежать бессмысленно, остался стоять на месте.
Он осознал, насколько они были слепы и наивны. Как они могли поверить, что сумеют справиться с примархом? Они победили его только потому, что Фулгрим сам так захотел, потому что захотел, чтобы они прошли через это. Фениксиец видел сомнения своих воинов, и он сам подвел их к этому поступку, сам привел в это место, чтобы открыть свою истинную сущность.
Фулгрим повернулся к нему и улыбнулся. В одно мгновение Люций понял все, что было сказано и сделано Фулгримом после Исстваана. В глазах Фулгрима он прочитал одобрение и тогда опустился на колени.
- Умоляешь, Люций? - спросил Фулгрим. - Я ожидал от тебя большего.
- Не умоляю, мой лорд, - ответил Люций, не поднимая склоненной головы. - Я воздаю хвалу.
Юлий Каэсорон, пошатываясь, поднялся на ноги, вокруг его силового кулака, пробужденного к жизни, заплясали багровые молнии. Марий Вайросеан вскинул дуло акустической пушки и уже приоткрыл рот, готовясь к залпу, грозящему истребить всех, кто присутствует в зале.
- Теперь ты знаешь? - спросил Фулгрим.
- Знаю, - подтвердил Люций. - Я должен был с самого начала понимать, что вы никогда не подчинитесь чужой воле. Если я не могу этого допустить, как я могу ожидать такого от вас?
- Мечник, о чем ты толкуешь? - потребовал объяснений Каэсорон. - Ты переметнулся на сторону демона?
Люций покачал головой, усмехаясь слепоте Каэсорона, не узнающего очевидную теперь истину.
- Нет, - ответил он. - Я не предатель. Я ошибался.
- В чем ошибался? - Каэсорон уже поднял для удара кулак.
- Во мне, - ответил вместо него Фулгрим.
- Это лорд Фулгрим, - сказал Люций. - Наш лорд Фулгрим.
14
Фулгрим шагал по сцене "Ла Фениче" с видом актера, исполняющего последний монолог перед падением занавеса. Натренированным взглядом за ним следил Люций, отмечая его текучую грацию безупречных движений и удивляясь, как мог так долго не замечать истину. Вид Фениксийца, как и прежде облаченного в пурпурно-красные боевые доспехи, снова зажигал огонь в крови. Божественный воин безупречного сложения и света.
Никаких следов перенесенных в апотекарионе пыток и оскорблений на нем уже не было заметно, и Люций не переставал удивляться невероятной силе организма примарха, позволившей ему превозмочь все эти ужасы и так быстро от них избавиться. Воистину, Фулгрим - это бог, достойный поклонения.
Плечом к плечу с Люцием стоял первый капитан Каэсорон, а Марий Вайросеан держался в стороне; сознание их общей вины еще давило на его разум и отдаляло от остальных участников пыток. Эту вину чувствовал только он один, Люций же не испытывал никаких сожалений по поводу их действий. Они хотели спасти примарха и - если он говорил правду - утолили мучительный зуд и получили новые знания. Они и не должны были стыдиться, если вспомнить обо всех чудесах, увиденных после сражения на Исстваане III.
К ним присоединились Калим и Абранкс. Они с изумлением выслушали рассказ обо всем случившемся в апотекарионе, об откровении, к которому только они одни во всей Вселенной были причастны. Крисандр еще с трудом держался на ногах, и Руэн не отходил от раненого капитана, хотя его собственное плечо еще было скрыто под повязкой из плоти, обеспечивающей восстановление аугментических костей.
Фулгрим остановился под тусклым портретом, украшающим стену напротив Гнезда Феникса, и Люций заметил, как уголки его губ чуть-чуть приподнялись в непостижимой улыбке, таившей в себе безграничное знание.