Папазян заходил в слоновник довольно часто. Мы наблюдали за его действиями на экране видеомагнитофона. Аветик Вартанович отодвигал железную дверь и входил внутрь. Он улыбался, что-то говорил (звука на пленке не было), похлопывал слонов по бокам, угощал яблоками. Присев на перевернутый бак, он доставал газету, водружал на нос очки и читал вслух, посмеиваясь. Слоны слушали. Нефертити несколько раздражали эти визиты.
"Папазян читал статью о международном положении. Комментировал довольно поверхностно и не совсем политически грамотно, – передавала она. – Может быть, он забыл, что имеет дело с мыслящим существом?" – обижалась слониха.
Существом… Это было нечто новое.
Как-то быстро и неожиданно наступила весна. Потеплело в воздухе, просохла земля, из веток полезли листочки. Слоны стали выходить на открытую площадку и общаться с посетителями зоопарка. Хеопс, спокойный и величавый как всегда, подходил к полосе железных шипов, поднимал хобот, трубил, принимал булки и сладости.
Нефертити заметно нервничала. Было видно, что общение с посетителями угнетает ее.
"Не понимаю, – раздраженно сигнализировала она, – почему я должна корчить рожи и унижаться, как в цирке, перед людьми, стоящими ниже меня по интеллекту? Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наговорить им всего, что я о них думаю. Только чистота эксперимента заставляет меня молчать. Хеопс странный! Взрослый слон – и никакого достоинства. Неужели ему не противно это фиглярство?"
При встрече я рассказал Папазяну о возмущении слонихи.
– Не понимает, ай-ай! – сокрушенно воскликнул Папазян. – Он от доброты и мудрости так себя ведет. Чтобы детям было приятно. А вашей Нефертити этого-то и не хватает. Правда, за зиму она стала лучше, – заметил Аветик Вартанович.
Но Нефертити, словно желая опровергнуть это мнение, вдруг резко стала сдавать. В сообщениях все чаще проскальзывали истерические нотки. Ее раздражало все: Хеопс, посетители, служители, наши запросы, пища. Ей хотелось читать литературные журналы и смотреть кино.
Вдобавок Хеопс тоже стал меняться. Может быть, весна подействовала на старого слона, но в Хеопсе зазвучали дремавшие лирические струны. Стоило посмотреть, как он, выбрав из подарков зрителей лучшую булку, подносил ее Нефертити. Толпа была в восторге. Однажды Хеопсу кинули букет цветов, и слон галантно протянул его слонихе. Мне показалось, что он расшаркивался при этом задней ногой. Слава Богу, у Нефертити хватило ума не проглотить этот букет, а нанизать его себе на бивень.
"Он говорит о слонятах, буквально бредит слонятами… – стала все чаще докладывать Нефертити. – Я не понимаю – зачем? И все время гладит меня хоботом. Спасу нет!"
Хеопс не только гладил Нефертити, но и сплетал хоботы вместе в тугой узел и долго стоял так, будто окаменев. Терпение слонихи истощалось.
Развязка наступила внезапно.
Однажды утром на очередном сеансе связи Нефертити передала следующий текст: "Требую немедленного освобождения из зоопарка. На размышление даю полчаса. В случае отказа самовыключаюсь".
"Что стряслось?" – передали мы.
Она повторила то же самое, слово в слово. Мы помчались к Карлу. Он тут же вызвал операторов видеозаписи. Как назло, в эту ночь съемки не велись – телекамера была на профилактике. Что там у них произошло с Хеопсом – поди догадайся!
– Надо везти ее в КБ, – сказал Карл. – Если она дернет себя за хвост, контакт будет сорван.
Мы сообщили слонихе, что принимаем ее условия. Через два часа она снова была в КБ на первом этаже – там, где ее собирали. Попытка поговорить с нею по душам никакого успеха не имела. Нефертити мрачно сказала: "Оставьте меня в покое", – и выключила себя.
– Пускай отдохнет. Нагрузка на ее психику была слишком велика, – сказал Карл.
Мы закрыли помещение на ключ и удалились, чтобы обсудить положение. Обсуждение было долгим и бесплодным. В конце концов ограничились выводом: "Поживем – увидим".
Папазян тоже был на совещании. На наши вопросы – как это все можно объяснить биологически? – он лишь загадочно ухмылялся.
Побег
В тот день я пришел домой раньше обычного. Покормил Пуританина и маму, принял ванну и неожиданно для себя оказался втянутым в диспут о поступке Нефертити. Диспут проходил на нашей коммунальной кухне. Иван Петрович варил кофе, Лидия в халатике что-то жарила на сковородке, а я давал показания им и маме.
Общественность уже знала о возвращении Нефертити. Слониху провезли по улицам средь бела дня. В спешке даже забыли про брезент. Естественно, что слухи распространились сразу.
Я коротко изложил факты. Интерпретация соседей была различной.
– Прекрасно ее понимаю, – сказала Лидия. – Старый слон. Грязный слоновник. Ни поговорить, ни почитать… Я удивляюсь, как она выдержала там целую зиму.
– А каково ему? – вздохнул Грач.
– Перетопчется, – заметила Лидия.
– Да, молодежь теперь ищет, что поинтересней. Чувства их не волнуют, – сказала мама.
– При чем здесь молодежь? Речь, кажется, идет о слонах, – сказала Лидия и вышла со сковородкой.
– Значит, она снова поступила к вам на баланс… – задумчиво сказал бухгалтер.
Я сказал, что плохо понимаю насчет баланса. Разве дело в балансе?
– Кормить ее надо, ухаживать. Это стоит денег.
– В общем, сын, ваша затея провалилась, – резюмировала мама. – Смотрите, чтобы так не произошло с кошечкой. Ее надо научить приносить котят.
– Легко сказать! Это сложнейшая техническая проблема, – сказал я.
– Ну уж! – засмеялась мама.
Я заснул поздно. Ночью меня разбудили звонки в дверь. Звонили два раза – значит, к нам. Я быстро оделся и вышел в прихожую обеспокоенный. Ночные звонки тревожат.
Из своей комнаты выглянула испуганная Лидия.
На всякий случай я посмотерл в дверной глазок. Там была сплошная темень. Я приоткрыл дверь и выглянул. На широкой лестничной площадке возвышалось нечто бесформенное и грандиозное – почти до потолка. Я раскрыл дверь пошире и увидел слона. Это был Хеопс.
Он угрюмо стоял перед дверью, ожидая, когда я его впущу. Пауза длилась несколько секунд. Я отступил назад и сказал:
– Прошу…
Хеопс, осторожно ступая, вдвинулся в прихожую и заполнил ее всю. Лидия, продолжавшая выглядывать из двери, сделала круглые глаза.
– Ох! Да куда же это… – охнула она.
Я махнул на нее рукой и открыл дверь своей комнаты. Жестом я пригласил Хеопса туда. Он вошел. Я успел подумать, что это счастье – жить в старом доме с высокими потолками и двустворчатыми дверями. В нынешних квартирах трудно принимать слонов.
Я тоже вошел в комнату.
Хеопс стоял посредине, свесив хобот. Его глаза тревожно смотрели на меня.
– И что же будем делать? – спросил я.
Хеопс, естественно, ничего не ответил. Я посмотрел на часы. Была половина четвертого. Внезапно из-под тахты выпрыгнул Пуританин и черной молнией взвился на шкаф. В его глазах сверкали искры ужаса.
– Ладно, Хеопс, не бери в голову, – сказал я. – Утром разберемся.
Заснуть, конечно, не удалось. В темной комнате тяжело вздыхало тело Хеопса. Я поворочался на тахте, то закрывал, то открывал глаза. Потом встал и принес Хеопсу яблоко. Моей руки коснулся теплый и мягкий кончик хобота. Яблоко исчезло с ладони.
Утром я выскочил в коридор и поймал Лидию в тот момент, когда она провожала незнакомого мне молодого человека.
– Если кто-нибудь узнает о слоне – будет плохо, – грозно сказал я. – Я расскажу ему, и он перевернет все вверх дном. Понятно?
– Понятно, понятно… – закивала Лидия.
Молодой человек тоже кивнул. Он хотел кивнуть небрежно – подумаешь, мол, о чем тут говорить! Слон в квартире! Но согласие вышло принужденным.
Затем я предупредил маму: Грачу – ни слова. Мама отнеслась к появлению Хеопса спокойно. Все-таки ничего, кроме ковриков, маму по-настоящему не волнует.
После этого я позвонил Папазяну.
– Что новенького, Аветик Вартанович? – осторожно спросил я.
– Новеньким, Тиша, залиться можно! По самую крышу! – возбужденно прокричал Папазян. – Хеопс пропал!
– Как?
– А вот так. Ночью сорвал с крыши сарая оцинкованный лист, положил его на шипы и вышел, как по мостику. След собака не взяла.
– Какая собака?
– Овчарка милицейская. Его уже вся милиция ищет. Слон в городе, представляешь! Прости, Тиша, мне некогда сейчас, позвони позже…
Не знаю – почему, но я не сказал правды Аветику Вартановичу.
Хеопс все так же понуро стоял посреди моей комнаты. Светильник, подвешенный к потолку, упирался плафонами в его темя. В глазах слона была страшная тоска. Он словно хотел что-то сказать мне – и не мог. Он был бессловесной тварью, которой суждено страдать молча.
– Что-нибудь придумаем… Что-нибудь… – твердил я.
Слон начал медленно раскачивать хоботом. Серая толстая труба тяжело летала по комнате, аккуратно избегая встречи с мебелью.
В комнату вошла мама.
– Сын, слоника нужно покормить, – сказала она.
Я не ожидал от мамы такой чуткости. Позвонил в КБ, сказал, что приду позже, а сам взял пустой рюкзак и побежал в овощной магазин. Рюкзак я набил морковкой и репой. Когда я вернулся, Хеопс отдыхал, стоя на коленях, а мама творчески работала. Она шила портрет Хеопса в интерьере. Позвякивали ножницы в маминых руках, на пол падали цветные лоскутки, строчила машинка. Фантастическая картина – слон на фоне книжных полок – возникала под мелькающей иглой.
Я положил перед Хеопсом рюкзак. Мама встала из-за машинки и позвала меня в коридор.
– Сын, пойди и поговори с ней, – сказала она. – Объясни ей ситуацию. Невозможно – он так страдает!
Я опять почувствовал себя бессловесным идиотом. Неужели я сам не мог до этого додуматься?
– Я побуду с ним, – сказала мама.
Я побежал в КБ. По дороге я набил портфель репой, чтобы заправить Нефертити. Я сомневался, что ее догадались покормить. Так оно и было. Слониха стояла выключенной в пустом помещении сборочного цеха. Она уже никого не интересовала. Я высыпал ей в пасть репу и дернул за хвост.
– Привет, – сказал я. – Как настроение?
– Убийственное, – сказала она.
Я очень осторожно рассказал о ночном визите Хеопса.
– Он сидит у меня. Настроение у него тоже не ахти, – сказал я.
И вдруг слониха, молчавшая, пока я рассказывал, зарыдала в голос. Из синтезатора речи лились всхлипывающие звуки. Кто учил ее этому? На искусственных глазах Нефертити появились слезы. Ничего такого для слез не было заложено в схему. Это я знал точно.
– Что вы сделали?.. Что вы наделали! – рыдая, говорила она. – Я не знаю – кто я! Не слон, не человек, не женщина, не слониха… Что я могу ему дать? Мне кажется, я научилась его понимать… Но я не могу, не умею быть ласковой с ним. Это значит – обманывать его, обещать больше, чем я умею… Провались вся ваша наука!
– Перестань… Ну, пожалуйста, перестань!.. – говорил я, гладил ее по хоботу, и мне казалось, что он теплый, согретый живой кровью.
– Разберите меня, – тихо попросила она. – Я так не могу.
– Это пройдет, держись, – сказал я. – Очень непросто быть понимающим существом – слоном, человеком. Тяжело это. Ты должна стать слонихой. Во что бы то ни стало…
– Вряд ли я сумею, – сказала она.
Я пошел к Карлу и спросил, что будем делать дальше. Естественно, о Хеопсе я помалкивал.
– Все уже решено, Тихон Леонидович, – сказал Карл. – Эксперимент завершен, мы получили много данных. Надо их обрабатывать и включаться в работу над нашим котеночком.
– А Нефертити?
– Мы передаем ее на Выставку достижений. Я уже договорился. Завтра отгружаем ее в Москву. Неплохая реклама для КБ, как вы считаете?
– И что же она будет там делать?
– Демонстрировать свои способности трудящимся. Ей есть что показать.
– Так-так… – сказал я. – Так-так…
План созрел у меня в голове мгновенно. Я не колебался ни секунды, хотя знал, что это будет, вероятно, моя последняя акция в КБ. Но игра, безусловно, стоила свеч.
Возвращение
Прежде всего я достал дубликат ключа от помещения сборочного цеха. Это не составило особого труда. Затем я пошел домой. Мама уже вышила портрет Хеопса. Коврик висел у меня над тахтой. Округлая фигура слона из серого бархата и цветные полоски, изображавшие книги, шкафы, стулья. Слон выглядел беспомощным в городской квартире.
Я переоделся, быстро поел и отправился готовить операцию. Я разведывал безопасный путь и устранял преграды. В одном месте пошире распахнул ворота, в другом отодвинул бревно.
По улицам носились милицейские мотоциклы в большом количестве. Поиски слона были в разгаре.
Мне хотелось действовать в перчатках, как преступнику, чтобы не оставлять следов.
Вечер прошел в томительном ожидании. В полночь я надел плащ и сказал Хеопсу:
– Пошли. Только тихо…
Мы осторожно спустились по лестнице и вышли на улицу. В нашем городке рано ложатся спать, поэтому на улице не было ни души. Мы пошли разведанной тропой, избегая главных улиц, по дворам и переулкам. Громада Хеопса неслышно ступала за мной.
Наконец мы пришли к воротам КБ. Я рассчитал точно – только что сменился вахтер. Заступивший на пост старик в форме стрелка ВОХР вышел из своей будки и удивленно уставился на мой пропуск. В пропуске стоял штампик на право прохода в КБ в любое время суток.
– А это? – растерянно спросил он, кивая на слона.
– Разве вас не предупредили? – спросил я небрежно. – Я прогуливал Нефертити согласно программе.
Он повертел головой и отправился открывать ворота. Створки запирались со двора на железный засов. Лязгнуло железо в ночной тишине, и Хеопс прошел во двор.
Я повел его к дверям сборочного цеха. Долго возился с замком. Хеопс заметно волновался. Крупная дрожь пробегала по его телу. Наконец двери распахнулись. Я хотел деликатно включить Нефертити, но Хеопс опередил меня. Он сразу направился к ней, провел хоботом по спине и осторожно потянул за хвост.
Щелкнул выключатель.
"Господи, он все знает!" – подумал я.
Нефертити повернула к Хеопсу голову, их хоботы встретились, поднялись вверх, сплелись в замысловатый узел и замерли.
Я поспешно вышел во двор и закурил.
Прошло полчаса, потом час. За дверью не было слышно ни звука. Я терпеливо ждал и надеялся. И вдруг я услышал тяжелые шаги, дверь распахнулась, и в проеме показалось могучее тело Хеопса. Он вышел, не оборачиваясь. Нефертити шла за ним.
Они направились к воротам. Я пошел рядом, стараясь не смотреть на них, будто боялся спугнуть.
Обезумевший вахтер снова выскочил из будочки. На него двигались две гигантские тени. Не хотел бы я быть на его месте.
– Куда?! – закричал он, размахивая руками. – А пропуск?.. Почему два? Вынос материальных ценностей… – шепотом закончил он, провожая слонов глазами.
Хеопс был уже у ворот. Он играючи отодвинул засов одним движением хобота и распахнул створки. Слоны выплыли со двора, как корабли из шлюза. Я последовал за ними. Вахтер что-то бормотал, схватив меня за рукав, но Хеопс замедлил шаг, оглянулся и внимательно посмотрел на вахтера. Пальцы того сами собою разжались.
Мы пошли в зоопарк по ночному городу. Жаль, что этого шествия никто не видел. Сторож зоопарка тоже чуть не тронулся, увидав слонов. Но пришел в себя быстрее, потому что впускать материальные ценности легче, чем выпускать.
Через пять минут мы были у слоновника. Из-за облака выглянула полная луна. Спины слонов отливали серебром. Хеопс нашел доску и положил ее на шипы. Оба слона перешли по доске на свою площадку. После этого Хеопс швырнул доску подальше, и она раскололась.
Они встали на площадке в лунном свете и повернулись ко мне. Прекрасная пара слонов. Они подняли хоботы и протрубили мне на прощанье. Трубящие слоны приносят счастье, как говорил Карл. Теперь я знал, о чем они трубят.
– Счастливо! – прошептал я, махнув им рукой.
Я шел по ночному городу, и на душе у меня было хорошо. Первый раз в жизни я почувствовал, что сделал стоящее дело. Это так редко бывает!
Но за хорошие дела нужно платить. Расплата наступила уже на следующий день. Так сказать, не отходя от кассы. Конечно же, разразился жуткий скандал. Меня вызвал Карл, топал ногами по ковру и кричал, что он во мне ошибся, что я даже не псевдоученый, а хуже – антиученый. Он заявил, что я должен покрыть убыток в три миллиона рублей, заплаченных нам за Нефертити, если ее не удастся извлечь из слоновника.
В общем, чепуха какая-то.
Кончил он традиционным предложением писать заявление по собственному желанию. И то лишь руководствуясь гуманными соображениями. Меня следовало отдать под суд за использование служебного положения в преступных целях.
Я пошел писать заявление, а группа специалистов во главе с Карлом выехала в зоопарк, чтобы разработать методику похищения Нефертити.
С заявлением я справился быстро и тоже поспешил в зоопарк. Меня тревожили их планы. Было бы обидно, если бы моя затея провалилась.
У слоновника толпились эксперты. Я заметил, что площадка уже наполовину огорожена забором из толстых сварных железных прутьев. Сварщик с автогеном брызгал искрами металла. Этот забор устанавливали по требованию милиции, как я потом узнал. Андрюша безуспешно обстреливал Нефертити запросами. Слониха не реагировала.
В толпе был Папазян. Он издали подмигнул мне, пряча улыбку. Я понял, что Аветик рад такому стечению обстоятельств. Слонов на площадке не было.
Я подошел ближе к специалистам. Карл демонстративно повернулся ко мне спиной. Они обсуждали планы выключения Нефертити ночью во время сна, изоляции от Хеопса и изъятия с помощью вертолета. Хеопса предполагалось усыпить искусственно.
Слоны вышли из дома и стали резвиться. Настроение у них было великолепное. Они прыгали по площадке, шлепали друг друга хоботами, радостно трубили и угощали друг друга булками.
Сварщик приваривал очередной прут. Внезапно Нефертити, как бы шутя, подсочила к ограде и легким движением выхватила автоген из рук сварщика. Он растерялся, поднял голову в маске, из-под нее послышались его крики. Никто глазом не успел моргнуть, как Нефертити поднесла горелку к своему хвосту у самого его основания. Вспыхнул сноп искр, и хвост отвалился. Нефертити вернула автоген, посмотрела на экспертов уничтожающим взглядом и вернулась к Хеопсу.
Хвост с выключателем лежал на земле. Нефертити обрезала его, навсегда сварив провода, ведущие к выключателю. Она соединила их накоротко пламенем автогена. Выключить ее теперь стало невозможно.
Когда это дошло до сознания Карла (понадобилось несколько секунд), он впал в бешенство и накинулся почему-то на Папазяна.
– Аветик! Это государственное дело! Нужно перестать ее кормить, чтобы полностью – слышишь, Аветик? – полностью обесточить!
– А Хеопса? – спросил Папазян.
– Изолировать!
– Карлуша, – мягко сказал Папазян. – Она живая. Ты сам видишь. Она более живая, чем мы с тобой. Ты убьешь животное?
– Я сам его делал, это животное! – закричал Карл.
– Но теперь она тебе не принадлежит.
– Она принадлежит народу. За нее заплачены государственные деньги.
– Спроси у народа, – пожал плечами Папазян.
У ограды стояли посетители с детьми. Они с восторгом наблюдали за слонами. Давно на площадке не было такого веселья.