– Ба, ба, да какие разговоры! – вскричал Алексей и тотчас полез обниматься, невзначай наступив подсвинку на ногу и выплеснув в пиджачный карман полкоктейля. – Дункан Накладыч, дорогой! – голосил он, сжимая попискивающего казначейского чиновничка в богатырских объятиях. – Чудовищно рад видеть вас снова! Уж так рад, так рад, не приведи господь! Да боюсь, с сатисфакцией ничего не выйдет. Как певал, бывало, Джек Миггер, орало капиталистической клоаки: "I can't get no satisfaction". Вы ж игрок-то страсть какой сильный! Я это сразу понял. Чистая случайность, что давеча выиграть у вас получилось. Повторить ни за что не выйдет. А проигрыша Инга мне не простит, куда там!
Реденький пушок на прохиндейском рыльце Дункана Накладыча встревоженно вздыбился. Он великолепно помнил, какая это была случайность. Сам он в той партии не успел ударить и двух раз. Как разбил "пирамиду", так и отдыхал до тех пор, пока последний шар, направленный рукой Попова, не лег в лузу.
– Что вы такое говорите, Алешенька, милый? – залопотал подсвинок. – Я просто пошутил насчет сатисфакции. Пошутил, хи-хи-хи! Это все Августин Дерябныч, противный. Хочу, дескать, принять посильное участие в печальной судьбе мадемуазели. Постойте… да вы не знакомы, господа? Непременно следует заполнить этот пробел. Вот извольте: Алексей Леонтьевич – Августин Дерябныч.
Августин Дерябныч, если следовать принятой нами животной классификации, был похож на изрядно пощипанного временем, но по-прежнему опасного хорька.
– Признайтесь, Августин Дерябныч, вы, часом, не из корпоративных побуждений играть желаете? – осведомился Леха. – Отомстить за поруганную честь Казначейства?
– Ни в коем случае, Алексей Леонтьевич. Ни в коем случае. Мы, конечно, с Дунканом однокашники, оба выходцы из славной нашей однопартийной системы. Только он, орел, вон куда взлетел, в казначеи. А я-то птаха малая, незаметная. Заведую всего-навсего отдельчиком в скромненькой налоговой инспекции.
– Как говорится, заплати налоги – и спи спокойно, дорогой товарищ?
– Совершенно верно. Так ведь не желает народишко жить по закону. Вот я и отгрызаю для государства у мошенников, буквально не щадя живота.
В доказательство Августин Дерябныч провел цепкой лапкой по впалому животу, попутно обнажив в улыбке мелкие острые зубки. Плотоядный хорьковый взгляд тем временем скакал с Алексея на Ингу и обратно.
"Есть! – истолковал Попов скачки Августинова взгляда. – Есть рыбка большая и маленькая, зацепилась! Не торопись, Лешка. Чревато недооценивать противника. Если уж он своего живота не щадит, то чужое горло в секунду перегрызет. Ну так и хрена ли нам, кабанам? Теперь-то, без сомнения, он начнет неумехой прикидываться, подставляться, тун-тун. А хорош зверек! Глазенки кусачей рта "Отгрызаю для государства!" Да пошел ты, грызун мелкотравчатый… В смысле пшел на позицию, к барьеру! Шалишь, однопартиец, мой сегодня день. И действительно, на фиг нам это Казначейство? Налоговая-то круче, ой круче…"
Вслух же Попов городил несусветную чушь, далекую от проносившихся мыслей:
– Товарищ вы мой дорогой Августин! Да я и сам по убеждениям кондовый однопартиец, не смотрите, что молод. Пятнадцатый год живу в подполье. Такой андеграунд глубочайший, что мама не горюй! Там у меня и картоха, и моркоха, и солений всяких разных. И первачок – не на один десяток пленумов хватит. Столик бильярдный, ну а как же? Парочка дорожек кегельбановых. Да уж, раз довелось встретиться, познакомиться, заходите и вы ко мне в любое удобное время. Посидим, погутарим, сальца покушаем, семечек полузгаем, тун-тун?
Августин Дерябныч довольно хохотнул, ущипнул казначея-однокашника за свиной бочок:
– Ты погляди, Дункаша, какие орлята Кузьмича подросли! Право слово, попкорн начинает действовать. Спасибо, Алексей, за приглашение. Зайдем с товарищами, непременно зайдем… А что вы мне все-таки ответите по поводу партии?
– Одной партии? – скаламбурил Леха и подмигнул однопартийцам.
– Там видно будет, – щелкнул зубками хорек Дерябныч.
– Откажусь теперь едва ли, сколько б нам ни наливали. Только, камрад Августин, между нами, фэйс ту фэйс, попа к попе, давайте так. Если я проиграю, весь свой проигрыш завещаю горячо любимой партии. Передайте его в кассу нашей городской ячейки, друзья! Навеки ваш, дитя подземелья Попов.
С этими словами липовый боец андеграунда повернулся к стоящему поблизости седовласому маркеру, помаячил ладонью перед его лицом:
– Товарищ? Товарищ, не спи, держи порох сухим. Отдать концы, примкнуть штыки! Шоу маст гоу он!
– Шо еще за гоуно! – возмутился служитель, далеко не полиглот. – Не безобразничайте, гражданин. Облились коктейля, и неча тут! Обзываться он будет…
Дункан Накладыч приобнял маркера за плечи пухлой ручкой и залопотал:
– Стоп, стоп, милейший… Жизнь прекрасна и удивительна! Это выражение такое, на романо-германском диалекте. "Представление должно продолжаться", понимаете? И потом, не гоуно, а гуано. Вот примите, – он затолкал в нагрудный карман побагровевшего служителя банкноту, – сходите на курсы иностранных языков. Яволь?
– Яволь, мин хер! – обрадованно вытянулся тот. – Не извольте беспокоиться.
После чего состоялась долгожданная процедура раздачи киёв. Или киев.
Начинать по жребию выпало Попову. Алексей, не мудрствуя, с разбоя положил шар в левую лузу, сохранив пирамиду практически в целости. Второй удар пошел в отыгрыш, но неудачно. Биток, едва коснувшись ударного шара, выкатился точно на стартовую позицию.
Августин Дерябныч почти в точности повторил Лешкин удар, с той лишь разницей, что четыре шара выпали из угла пирамиды и встали в вытянутое каре.
– Танки идут ромбом, – прокомментировал ситуацию товарищ Августин. – К ним бы еще подступиться.
И подступился. Три удара – трех танков как не бывало. Четвертый уполз обратно в строй.
Попов присмотрелся к паре, оставшейся во главе угла. Один из козырей можно было использовать. Алексей встал в нарочито неряшливую позу. Левая рука осталась без опоры и явно дрожала. Дрожащий кий саданул по паре, казалось, наудачу, однако один из шаров чистехонько лег в лузу. Другой вкруговую обстучал все борта и, вломившись в пирамиду с тыла, навел там полный беспорядок.
– Вот это пруха, парни! – воскликнул Леха с хорошо разыгранным восторгом. – Десять сбоку – ваших нет! Тили-бом, тили-бом, будет кошке ежкин дом.
Образовавшаяся позиция даже для "чайников" выглядела очевидной. Попов грациозно взметнул фалды фрака. После чего, послав воздушный поцелуй мадемуазель Инге, с картинной рисовкой устроил обвальный накат.
В считаные секунды пятерка шаров провалилась в тот самый андеграунд, из которого, по его словам, явился в "Карамболь" товарищ Алексей. Инга уже готовилась привстать, дабы вручить награду победителю. Но тут последний, победный шар забился раненой птицей, стукнулся в губки лузы и выжил… …Чтобы наконец умереть, причем не в одиночку, а в обнимку с другим, после хлесткого удара ощерившегося Дерябныча.
– Едренть! Вот так попа! – вырвалось у профукавшего реальный шанс Попова, когда старина Августин Дерябныч грамотно, без промахов, отыгрался и скромно встал рядом с довольным подсвинком Накладычем.
Лехе оставалось принять навязанную противником позиционную игру. Оставшиеся два шара закружились, меняя месторасположение у бортов и ни на йоту не приближаясь к лузам.
Нервы у молодого бойца продолжали показательно шалить. Чтобы их утихомирить, дитя подвалов пробурчал: "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Нет, Колобок, я тебя съем!" – и шарахнул из явно невыгодной ситуации. Колобок, гаденыш, прискакал в аккурат к носу лисы.
В данном случае хорька.
Засим сказка и закончилась.
Торжествующий победитель скользящим шагом двинулся отгрызать у Инги положенный ему налог.
Та сидела окаменевшей обратно Галатеей, лишь сверкала яростными очами на незадачливого Попу-Пигмалиона. Галантный Дерябныч не стал шуровать у сиротки за корсетом всей пятерней в поисках законной добычи, а бережно, медленно-медленно вытянул "косушку" двумя пальцами. И что-то там все приговаривал, подлец, просил прощения, кланялся, расшаркивался. Демонстрировал бонтон, одним словом.
Побежденный Алексей Леонтьевич с уныло обвисшими фрачными фалдами, эскортируемый мавром, отбыл зализывать раны в расположение местного оздоровительного центра. Там оба кардинальным образом преобразились: заулыбались, хлопнув друг друга по рукам.
– Алексей, ты гений! Так убедительно не "убить" восьмой шар. Ты и вправду никогда в каталах не состоял? – Дредд достал из кармана широких штанов пинтовую фляжку. – Прозит! За успех!
– Успех-то он успех, – благодарно принял свою дозу Попов, – да чудятся мне, Ванюша, катальские повадки у старого хорька. Пованивает он слегка. Натурально, хорек.
– Не дрейфь, земеля! Все в твоих руках. В любом случае замануху ты этому однопартийцу конкретную сотворил.
– Лишь бы он, зараза, бузить не начал прежде времени. Не сорвался бы.
– А ты подсекай, подсекай. Ну и с другого фланга: начнет бузить – найдем управу. Хлопцы, поди, уже застоялись в засаде. Подсуетятся.
Алексей вдумчиво приложился к фляжке. Затем смочил под краном волосы, высек во взгляде искорку безумия и неверной походкой вернулся в бомонд.
На полпути к Инге его перехватил хорек Августин Дерябныч. Повлек за локоток в сторону.
– Товарищ Алексей, в чем дело? Пессимизм долой! Как старший товарищ, приказываю не распускаться, взять себя в руки. – Он откашлялся и торжественно возвестил: – Настала моя очередь позволить отыграться вам.
Попов просиял:
– Товарищ Августин! Вы настоящий однопартиец. Я ведь говорил, что одно место в моем глубоком подполье навсегда забронировано за вами? Милости прошу, – Он вздохнул. – Однако… В настоящий момент, признаюсь не готов воспользоваться вашим великодушием. Во-первых, "рулит на взлет самолет пузатый". Во-вторых, некоторое стеснение в средствах не позволяет мне…
– Бросьте, товарищ, бросьте. Какие счеты между единомышленниками? Думаю, в паре-тройке разгонных тысчонок любезный Дункан Накладыч вам не откажет.
– Не вопрос! – Казначейский подсвинок немедля полез в заранее приготовленный бумажник.
Алексей молча изобразил, что мучительно разрывается между партийным долгом, долгом чести и гешефтмахерскими обязанностями.
Товарищ Августин продолжил агитацию. Голос его стал более вкрадчивым, интонации более шелковыми. Он отдал должное Лехиным принципам, ненавязчиво польстил его мастерству. Со вкусом начал распространяться о нимфомании Фортуны:
– Такому молодцу, как вы, Алексей, она готова отдаться прямиком на бильярдном столе! Скажи, Дункаша.
– Да-да! – с готовностью поддержал однокашника Накладыч. – На столе, да!
– А если проиграю, это ж когда смогу расплатиться? Небось проценты пойдут, счетчик зажужжит, тун-тун? – слабо трепыхался в неводе растерявший лоск аутсайдер.
Дерябныч держал невод крепко, бережно подтягивал:
– Мы найдем какой-нибудь выход. Полагаю, Дункан Накладыч вместе с Казначейством не оскудеют от задержки. Кстати, существует альтернативный вариант! Вы, Алексей Леонтьевич, все равно уезжаете, а мадемуазель Инга остается одна. Красивая девушка не должна быть одинока. Скука, бандиты, соблазны, тун-тун… Черт, заразили вы меня вашим тун-туном. Что за тун-тун такой, в самом-то деле?.. Так вот, мы бы могли присмотреть за девушкой на период вашей отлучки. Чтобы никто сиротку не обижал. А деньги не возвращайте. И ради бога, не подумайте ничего дурного. С фройляйн я предварительно побеседовал. Она, представьте, дала свое согласие.
Галатея после беседы с хорьком и впрямь ожила: бросала кокетливые взгляды в сторону красноречивого Дерябныча. Алексею, напротив, показывала язык.
И взвились кострами синие ночи. И запылал Леха аналогичным пламенем. И заиграл он похожими на яблоки желваками.
Круто развернувшись, Попов шагнул к столу.
– Эхма, вон что получается… Вперед вы, товарищи, все по местам! – Он резко остановился. – Aber, мой милый Августин. Как коммерсант коммерсанту. Давайте по справедливости. Оценим мои моральные издержки… ну, скажем, тысяч в десять. Идет?
Под требовательным взглядом хорька державшийся доселе в тени Дункан Накладыч пробежался наманикюренным копытцем по содержимому бумажника. Кажется, партийная касса подобные траты позволяла. Подсвинок кивнул.
– Коль пошла такая пьянка, режь последний зеленец! – вскричал переменившийся камрад Дерябныч. – Один раз живем, тун-тун!
Актеры сбросили маски и заиграли в полную силу.
Почти. Алексей потихоньку отдавал партию, бдительно следя, чтобы отрыв не превысил двух шаров. При счете пять-семь он нелепым, с точки зрения профессионала, ударом разложил "штаны".
На сей раз задергался Дерябныч. Вследствие его кикса шары выстроились в прямую линию, нацеленную в одну из угловых луз.
– Вот теперь, Колобок, я тебя точно съем! – Алексей удовлетворенно потер руки.
Попросил маркера протереть биток, сам тщательно намелил кий. Прицелился. Хлестнул. Ударный шар с издевательским звуком брякнулся в заднюю стенку лузы… и откатился по той же траектории обратно. Под радостное повизгиванье и хихиканье Накладыча на столе с точностью до сантиметра восстановилась предыдущая позиция.
Августин Дерябныч окончательно трансформировался в хорька, дорвавшегося до крови. Отечески похлопал обалдевшего соперника по плечу. Игриво ткнул тупым концом кия в колыхающееся брюшко Накладыча. Задумчиво заходил вокруг стола, как бы примеряясь, не удобней ли бить в какую-нибудь другую лузу. Не поленился достать "машинку", повозился с ней какое-то время – чтобы, театрально засомневавшись в своем умении обращаться с нею, отложить. Потом вытянул губы трубочкой, расположил впалый торс параллельно плоскости стола и немного поерзал субтильной гузкой.
Удар, который в конце концов состоялся, был ничуть не менее эффектным, чем нанесенный Алексеем. По-своему эффектным. Погубила камрада Августина та же самонадеянность, что и Попова в первой партии. Но если у Лехи самонадеянность являлась запланированной и наигранной, то старый хорек осрамился в действительности. Ударный шар всего-то на пару миллиметров зацепил "губку" лузы и, закрутившись, юзом ушел к борту. Биток под окостеневшей рукой Дерябныча подобным же образом прогулялся по лузе, прилипнув к другому борту.
Публика в зале забисировала.
"Выручай, святая попа! – подобрался Лешка. – Пора подсекать. Ишь как зыркает. Ничего, на всякого хорька есть свой скунс. А против скунса вони нет! Артиллеристы, строгий дан приказ!"
В ход пошел так любимый зрителями дуплет. Заметим к слову, Алексей Леонтьевич запросто мог бы стать чемпионом мира по дуплетам, организуй кто эти чемпионаты. Удар от трех бортов в середину получился безукоризненным, если не сказать фантастическим.
Луза с костяным стуком проглотила добычу.
Дальнейшие события развивались гладко, по заранее разработанной богатырями схеме.
Вытащенные на берег и заполошно трепещущие жабрами, злосчастные щурята Дерябныч с Накладычем отнюдь не возжелали расстаться с деньгами. Как это, за здорово живешь закопать свои кровные пиастры на поле чудес?! Вдобавок Инга, эта Мальвина с голубыми волосами, только что как живая стояла, то бишь лежала перед их выпученными от удушья глазами. Готовая на многое. А теперь выходит: хороша Маша, да не ваша?
Не надо им было такого поля чудес, даже крохотной поляночки не-на-до!
Не надо так не надо, согласился обнаглевший Попов. Что ему – ходит гоголем, хвост павлиний распустил.
– Контровую?
– Добро.
– Ставочки не повысим?
– Повысим.
Что и требовалось. Алексей прищелкнул пальцами.
– Ну хорошо, допустим, мои десять тысяч вместе с мадемуазель (предательница, мерзавка!) против корочек налогового пристава от таможенного отделения. Что скажете?
Однопартийцы, не готовые к такому повороту событий, заюлили:
– Товарищ Алексей, чистота мундира…
– Товарищ Августин, не забывайте про плацкартную резервацию в моей подземке. Для вас всегда открыта в недра дверь. И потом, вы же прекрасно понимаете, чистота мундира не спасает при чистке. Хоп?
– Хоп, молодой человек, тун-тун…
Контровая, вызвавшая у зрителей поначалу лютый интерес в связи со стихийно организованным тотализатором, проиграна была старперами уже в дебюте. Взъерошенный хорек Дерябныч настолько неудачно выполнил "разбой", что его оппоненту, по аналогии с каким-нибудь котом Базилио, осталось лишь не полениться выкопать халявные золотые.
Разупыханный Августин Дерябныч начал гнуть пальцы. Склочным голосом вызвал директора заведения, повязанного с разгромленными однопартийцами одной кровью.
Добыча ускользала из Лешкиных пальцев. Ускользала, ускользала… Как вдруг откуда ни возьмись прямиком из сгустившейся над его льняной головой тучи материализовались оба-два казенных человека.
Первый, с задранным на лоб новеньким респиратором, с блестящей хреновиной, смахивающей на пылесос, в униформе с жутковатой надписью "ГорСЭС", немедля подскочил к директору и навел на него раструб сверкающего агрегата.
– Санитарный инспектор Добрынин. Службу спасения эпиднадзора вызывали?.. Как – никогда? Шутить изволите, господин управляющий, вызов задокументирован. Спасаем жилье от жучков, мышек от грязных лап, а компьютеры от вирусов. Все ли у вас на постах, господин Бакланин? Вы вообще посты блюдете? А давайте-ка пробежимся по вашему заведению поганою метлою!
Директор враз опал, скукожился, отвел погасший взгляд от "брата по крови" и, бережно поддерживаемый санитаром, побрел в офис.
Другой казенный человек, облаченный в новенький жандармский камуфляж, гаркнул на весь растревоженный зал:
– Полиция нравов, иммиграционная служба! Старший уполномоченный Муромский. Прошу предъявить документы на предмет прописки. – Он грозно осмотрел внутренности "Карамболя" и зафиксировал хищный взгляд на побледневших лицах однопартийцев. – Та-ак, вижу-вижу своих клиентов. Вот, значит, по кому сегодня "обезьянник" рыдает горючими слезами. Вы записались в добровольцы?.. А ну печь, полезай в горшок! Родственников до границы имеете? Кочевники в роду были? В глаза глядеть, отвечать на вопросы. С девочками продажными якшаетесь?.. Как – нет? А с кем?.. Оп-па! Почему маникюр, гражданин? Голубь голубя приголубил, так? Это вот, значит, на какие нужды казна уплывает, налоги утекают, я вас спрашиваю.
– Вы знаете, с кем дело… – попытался перейти в наступление подсвинок Накладыч, но Муромский пресек попытку бунта в зародыше.
– Угрозы при исполнении, – хладнокровно зафиксировал он. – Замечательно! Да я вас теперь с полным правом на неделю в допр законопачу, голубей-голубчиков. Пока до своих адвокатов докричитесь, здоровье на голимый минус уйдет.
Не теряя темпа, Илья обернулся к охраннику на входе:
– Служивый, эй, как тебя?.. Ситуация обострилась, возможны эксцессы. Бдеть втрое бдительней, ясно? Всех впускать, глаз ни с кого не спускать, никому спуску не давать! Что молчишь, раззява, службу не ташишь?
Слегка косолапя, он энергично ринулся к обалдевшему охраннику, – видимо, выяснить, почему тот молчит, раззява.
Хорек Дерябныч, оставшийся без жандармского присмотра, горячо зашептал Лехе: