- С чего ты взял? - спросил Пол.
- Да ладно тебе. Совершенно очевидно, что тебе там не нравится. Сотрудники и начальство - либо сумасшедшие, как Шляпник с Мартовским Зайцем, либо распоследние сволочи. Работа настолько скучная, что даже бухгалтер сдохнет. В конторе тебе страшно настолько, что всякий раз, как открывается дверь, ты подпрыгиваешь, будто цены на нефть. Единственная возможная причина, почему ты еще не сбежал, в том, что ты втюрился в какую-нибудь девчонку. А поскольку я знаю тебя уже десять лет и пристально наблюдал за тобой в бурные штормовые годы становления твоей личности, - продолжал Невилл, не обращая внимания на вялые отнекивания, - готов душу заложить, что ты клюнул на единственную девчонку на всей свалке, на которую никто, у кого есть мозги, дважды и не взглянет - даже с расстояния в милю, даже через перевернутый телескоп. Ну?
Пол чувствовал себя, как преступник после великой речи Пуаро в библиотеке.
- Ну ладно, да, - раздраженно согласился он. - Она по крайней мере мне нравится. Ну, немного. - Он шумно схлебнул пену и решил, что, солгав лучшему другу, ровным счетом ничего не выиграет. - Честно говоря, - сказал он, - она мне совсем не нравится, она бесцеремонная и грубая и все время только и делает, что одергивает, принижает, сбивает спесь.
Невилл мрачно опустил голову.
- Синдром Дэнни Корбетта, - диагностировал он. - Помнишь Дэнни Корбетта?
- Ах, этот. А он-то тут при чем?
- Очень даже при чем. - Невилл промакнул усы манжетой. - Не знаю, помнишь ли ты Фиону Маскетти? Крупную деваху, которая стала механиком в "Ройял инженирз"?..
- М-ф-м...
- Вот именно. Раз увидев, уже не забудешь, хотя, насколько я понял, она сегодня считается самым быстрым закручивателем гаек к востоку от Олдершота. Но это к делу не относится. Дэнни и Фиона какое-то время встречались, и послушать их, так каждый был самым отвратительным, самым отталкивающим представителем рода человеческого, какой только развился из павианов. Фиона утверждала, что Дэнни напоминает ей одновременно слизняка и кусок металла, заржавевший под дождем, а Дэнни все спрашивал, на кой черт ему сдалась девчонка, которая может есть сразу два пончика с кремом и ни на минуту не переставать болтать. - Невилл вздохнул. - Они поженились в июне и к апрелю ждут первенца.
- Ох, - вздохнул, в свою очередь, Пол. - Кажется, я понял, к чему ты клонишь. Тем не менее они тут ни к селу ни к городу. Тем больше причин оттуда свалить, будь я человеком разумным.
Невилл закурил.
- Дело твое. Но насколько я могу судить, для жертв синдрома Дэнни Корбетта в конечном итоге все заканчивается не плохо. На мой взгляд, если ты с самого первого дня от второй половины на стенку лезешь, то со временем получаешь ровные, сбалансированные отношения, так как - ну вроде как на быстрой перемотке - проскакиваешь фазу "солнце светит из ее ануса" и переходишь к стадии взаимного раздражения, которая вроде бы является установкой по умолчанию для всех человеческих спариваний, а это избавляет тебя от утраты иллюзий и разочарования, через которые всем сперва приходится пройти. Я хочу сказать, что, если "свет в окошке" с самого начала оказывается монументальной занозой в заднице, ты избавлен от тех мук, которые испытаешь, обнаружив это после, когда вы уже провели вместе два года и основательно потратились на кухонную технику и занавески. Пол кивнул.
- Да кстати, а где сегодня Меллани?
- По пятницам у нее курсы карате, - ответил Невилл. - Судя по всему, дела у нее обстоят неплохо. На днях она мне рассказывала, что узнала сорок шесть различных точек на человеческом теле, точно направленный удар в которые может привести к мгновенной смерти.
- Ты, наверное, очень ею гордишься.
Невилл, соглашаясь, склонил голову:
- В прошлом месяце это был экзамен по испанскому на продвинутом курсе. Но, возвращаясь к тому, о чем мы говорили. Если ты действительно хочешь чего-то добиться с этим жалким - заметь, я только повторяю твои же слова - созданием, возьми себя в руки и перестань нюниться. Скорее всего она предложит тебе отвалить и сдохнуть, а тогда ты сможешь послать свою жуткую работу и найти что-нибудь поприличнее. В противном случае у тебя останется жуткая работа, зато в игре за возлюбленную получишь очко. В любом случае ты в выигрыше.
Пол над этим задумался.
- Значит, по-твоему, мне так следует поступить?
- Абсолютно. Это тебе мой взвешенный совет - не поставишь, не выиграешь. Объявить о своих чувствах - все равно что пойти к дантисту: решительно ничего приятного, но чем дольше откладываешь, тем хуже обернется. А тебя ждет однозначный и весьма желанный утешительный приз, когда она скажет: "Дудки", даже если от этого будет зависеть мир на Земле и погашение долга стран третьего мира. Не вижу никакой причины, почему бы тебе не сделать этого завтра с самого утра.
- Завтра суббота, - возразил Пол.
- Ладно, тогда с утра в понедельник. Значит, у тебя впереди два выходных, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию. Сам знаешь: подобрать нужные слова, продумать тактику и все такое.
- Эй, смотри, - сказал Пол. - Стол для пула свободен.
На следующее утро, так как это была суббота, Пол до двенадцати валялся в кровати, а вторую половину дня провел за глажкой рубашек на следующую неделю. Чем дольше он размышлял над советом Невилла, тем больше терял решимость. С одной стороны, был шанс (с точки зрения статистики, где-то между вероятностью снежного Рождества в австралийском Квинсленде и выигрышем в лотерею без предварительной покупки билета), что худая девушка кивнет и скажет: "Идет" - или что-нибудь в таком роде. Эта перспектива, сама по себе пугающая, все же обладала некоторой привлекательностью. С другой - и много более вероятной стороны - он слишком живо себе представлял тридцать секунд умопомрачительного позора, которые последуют за его тщательно подготовленным объявлением о своих чувствах. Невиллу хорошо небрежно рассуждать: мол, можно бросить работу и найти что-нибудь поприятнее, но ведь ему, Полу, понадобилось очень-очень много времени, чтобы найти кого-то, кто согласился обменять деньги на кусок его жизни, да и те, кто нашелся, оказались - по всем меркам - сумасшедшими. Пока он был безработным и активно искал, куда бы устроиться, родители хотя и ворчали, но выкладывали денежки на квартплату и временами батон хлеба и банку консервированных бобов. Теперь ему казалось, их благотворительность не вынесет заявления, что он бросил оплачиваемое рабочее место только потому, что ему там не нравилось. А значит, перед ним встанет необходимость до бесконечности сидеть за одним столом с девушкой, которой он только что признался в вечной любви и которая недвусмысленно посоветовала ему исчезнуть с глаз долой, подавившись вилкой. Иными словами, если есть какой-то способ еще больше ухудшить его и без того плачевное положение, это как раз объявить о своих чувствах.
Покончив с последней рубашкой, Пол сложил гладильную доску и, поскольку больше ему делать было нечего, включил телевизор.
Вот досада: по всем каналам показывали только спорт и скучные старые мюзиклы Гилберта и Салливана. (Пожилой человек в черном сюртуке скакал по фанерной сцене с заварочным чайником под аккомпанемент невидимого оркестра, а толстуха в подвенечном платье и щекастый военный смотрели на него во все глаза.) Ловким тычком указательного пальца в пульт Пол покончил с муками телевизора, со стоном упал на кровать и потянулся за книгой, которую взял в библиотеке еще в четверг, но до чтения пока так и не дошли руки.
Новая досада. Вместо книги, которую, как он думал, он взял (с завораживающим названием "История моделей железных дорог, том II: 1927-1960 гг. "), ему выдали нечто совершенно иное: ""Савойские оперетты" Гилберта и Салливана". Нахмурившись, он открыл книгу наугад: тексты песен и диалоги. О дальнюю стену он ее не швырнул, отчасти потому, что библиотечная, отчасти потому, что, учитывая его меткость, скорее всего промажет и разобьет окно, - зато со значительной силой бросил ее на пол. Потом подобрал снова и присмотрелся к корешку.
"Странно, - подумал он. - Как будто кто-то пытается мне что-то сказать, ко будь я проклят, если понимаю, что именно".
Он снова открыл книгу, однако в ней как будто не появилось ничего значительного или зловещего: подыгрывая себе на флейте, приходской священник пел про то, как, когда он был моложе, на него заглядывались девушка. "Повезло старику", - с тоской подумал Пол и снова швырнул книгу на пол.
И все равно было неспокойно: словно на него сверху вниз смотрела, лузгая семечки и подхихикивая потихоньку, целая галерка. Он встал, глянул на часы и взялся за пальто. В кармане были банкнота в пять фунтов, еще две монеты по фунту и немного мелочи. В сущности, это все, на чем следовало дотянуть до конца недели, когда (будем надеяться) "Дж. В. Уэлс и К°" проявят человечность и переведут деньги на его счет в банке. И все-таки ему надо взбодриться, а еще выбраться из своей убогой квартирки. К чертям благоразумие! Он планировал поужинать хлебной коркой и остатками дешевого сыра под названием "Приманка для мышеловки", но - да пошло оно. Жизнь надо жить, ведь в могиле лежать очень долго. Пол решил прогуляться в магазин на углу и купить замороженную пиццу.
На улице было холодно, смеркалось. Только перейдя через дорогу, он обнаружил, что магазин закрыт. Такого он не ожидал. Все то время, что он здесь жил, табличку "Закрыто" в витрине мистера Сингха он видел лишь раз, утром прошлого Рождества. Пол посовещался с собой, что делать дальше. Он может пойти домой и, сэкономив деньги, посмотреть, сколько жизнеспособного сыра можно раскопать из-под мягкого коврика плесени, или прогуляться до "Теско". На одной стороне уравнения - резкий западный ветер и несколько предостерегающих дождевых капель, на другой - жалкий домашний очаг и готовые наброситься в любую минуту Гилберт и Салливан. Он решил сходить в "Теско".
Ради разнообразия тут было немноголюдно, можно сказать - ни души. Он не спеша поразмыслил у холодильника, выбирая между "Четыре сыра с тонкой корочкой" и "Высокой пепперони". После нескольких минут смятения Пол решил прибегнуть к Силе: положил обе пиццы назад, закрыл глаза и взял что придется. Очевидно, Сила желала, чтобы он купил "Пепперони", а значит, все не так уж плохо. Но... повернувшись к ряду касс, Пол оказался нос к носу с мистером Тэннером.
"Аарг", - вот и все, что он подумал, но сохранил это чувство в сердце, и от столкновения увернулся, точно завзятый фехтовальщик. На одно блаженное мгновение ему показалось, что мистер Тэннер его не узнал. (В конце концов, с чего бы? Не считая собеседования, лицом к лицу они сталкивались лишь однажды, и хотя эта встреча бередила память Пола, как воспаленный шрам, не было никаких причин, почему бы мистеру Тэннеру следовало запомнить именно его. Пол уже давно смирился с тем фактом, что он самый забываемый человек на свете со времен Как-там-его-звали.) Но тут голова мистера Тэннера повернулась, точно на шарнире, и Пол увидел, как его лицо расплывается в фирменной неприятной ухмылке.
- Будь я проклят! - воскликнул мистер Тэннер. - Что вы тут делаете?
В маленькой когтеподобной ручонке мистер Тэннер держал проволочную корзинку, в которой лежали бутылка хлорки, средство для мытья посуды, две губки, три упаковки травяного чая "Флора", шесть рулонов туалетной бумаги персикового цвета и средних размеров дыня. В другой руке у него был список, половина покупок вычеркнута красной ручкой. Почему-то от того, что в холодный субботний вечер жена мистера Тэннера послала его покупать туалетную бумагу и губки, он показался чуть менее зловещим: если не совсем человечным, то хотя бы относительно гуманоидным.
- Да я, собственно, живу за углом, - сказал Пол.
- Правда? - Мистер Тэннер нахмурился. - Да, действительно, живете. "Высокая пепперони по-чикагски", - прочел он надпись на коробке в руках Пола. - Похоже, мы слишком много вам платим. А у нас сегодня на ужин фрикадельки, - добавил он без энтузиазма.
На мгновение Пол испытал безумное желание пригласить мистера Тэннера поужинать с ним пиццей и сыром с тостами на десерт. К счастью, приступ сумасшествия миновал так же быстро, как начался, но от него у Пола все вылетело из головы. Не зная, что и сказать, он почувствовал, как пальцы у него на ногах испуганно поджимаются.
- Что ж, - после очень долгого, двухсекундного молчания произнес мистер Тэннер, - я, пожалуй, пойду, а не то много чего выслушаю. Приятного вам аппетита.
- Спасибо, - выдавил Пол и начал отступать к кассам.
Но - о, ужас! - возле единственной открытой кассы материализовалась очередь. Пол встал в конец, чувствуя, как от замороженной пиццы понемногу холодеют кончики пальцев, и выругался себе под нос. Опять его злосчастное невезение: вот сейчас, прежде чем он доберется до кассы, мистер Тэннер покончит со своим списком и станет прямо за ним, что повлечет за собой дальнейший и много худший конфуз. Пол с радостью бросил бы пиццу на пол и порскнул отсюда, как кролик, вот только знал, что при выходе снова неминуемо наткнется на мистера Тэннера и что мистер Тэннер уставится на него, задохшегося и обеспицценного, и от стыда он, наверное, умрет на месте. Тут за ним встала огромная женщина с полной тележкой, и Пол хотя бы на время почувствовал себя в безопасности.
Когда наконец подошла его очередь, он, заплатив за пиццу, неловко затолкал ее в полиэтиленовый пакет (из тех, что никак не откроешь), забрал сдачу и метнулся к двери! Проскочив ее, Пол решил, что ему уже ничего не грозит, но на тротуаре маячил мистер Тэннер (как?): стоял с собственным пластиковым пакетом и смотрел в противоположную сторону.
К этому моменту Пол впал в такую панику, какая только вообще возможна без химического воздействия. Больше всего на свете ему хотелось не видеться со своим нанимателем самое раннее до утра понедельника, предпочтительно больше никогда, - ну, разве что он будет тонуть в Северной Атлантике, а мистер Тэннер случайно проплывет мимо в надувной лодке, держа в руках спасательный круг. Тут перед дверьми супермаркета остановился автобус. В тот момент это показалось очевидным ответом, или, во всяком случае, хорошей мыслью. Пол вскочил в автобус, который сразу же отъехал.
"Все в порядке, - сказал он самому себе, переводя дух и пытаясь удержать равновесие, когда автобус стал набирать скорость. - Надо только спрыгнуть на следующей остановке и пешком дойти домой. Ничего страшного. Если повезет, я слезу до того, как подойдет кондуктор, и даже не надо будет платить".
- Куда? - спросил голос у него за спиной. "Вот черт!" - подумал он.
- До следующей остановки, пожалуйста, - вздохнул он.
- Следующая остановка - Хайгейт-виллидж.
- Что?
- Следующая остановка - Хайгейт-виллидж. Что-то тут не так.
- Вы хотите сказать, он пойдет без остановок до самого конца?
- Ага.
- Но это же четверть часа езды! Я просто хочу сойти где-нибудь по дороге. - Он заглянул за плечо кондуктору. Больше в автобусе никого не было.
- Следующая остановка - Хайгейт-виллидж, - повторил кондуктор и потребовал денег.
И во всем виновата, решил Пол, проклятая пицца. К тому же, когда он заплатил за пиццу и за билет в придачу, у него осталось двенадцать пенсов и перспектива долгой дороги домой пешком под дождем. Он попытался поискать в ситуации что-нибудь положительное, но придумал только одно: к тому времени, когда он доберется домой, пицца окончательно размерзнется. Это уже кое-что, но все же не перевешивает дождь, расстояние и, уж конечно, то малоприятное открытие, что в левом ботинке у него дыра.
"В общем и целом, - сказал он самому себе, выступая в свой долгий поход, - лучше бы мне было остаться дома смотреть телевизор". Эта мысль напомнила ему кое о чем, о чем он старался не думать. И тут он заметил прилепленный к витрине маленький розовый флайер:
ЛЮБИТЕЛЬСКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО ХАЙГЕЙТ
ПРЕДСТАВЛЯЕТ
"ЧАРОДЕЙ"
У. С. ГИЛБЕРТА И СЭРА АРТУРА САЛЛИВАНА
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЦЕНТР ИСКУССТВ
СУББОТА, 17 ДЕКАБРЯ, 18. 30