Мужчина положил скалку на стол.
– А ты, Иннокентий, смотри за ним, – сказала Нюша, уходя в сени, где стала греметь кружкой, зачерпывая воды.
– Вы ее извините. Женщина одинокая, подозрительная. Я-то знаю, что взять у нее нечего. А она думает, что представляет интерес.
Удалов покосился на окно. Там стояли горшки с цветами. Одно из растений было осыпано красными бутонами.
– Вот-вот, – заметил его взгляд мужчина. – Из-за этих ничего не стоящих цветов вся катавасия вышла.
Бабушка принесла кружку с водой. Пока Удалов пил, она оглядела его с головы до промокших ног, и неизвестно, осталась ли довольна осмотром. В глазах ее не пропадало подозрение.
– Зачем пожаловали, батюшка? – спросила она Удалова.
В ином случае Удалов оставил бы разговор до завтра. Не время было приобретать цветок. Но теперь, судя по часам, до возвращения пришельца оставалось чуть больше получаса. Из них пятнадцать минут уйдет на обратную дорогу.
– Я мимо проходил. Заглянул в окошко и решил зайти.
– Зачем? – спросила бабушка.
– Ну, я пойду, тетя Нюша, – сказал грузный мужчина.
– Нет, Иннокентий, погоди, – возразила бабушка, – меня одну не оставляй.
Мужчина вздохнул, развел руками, словно извиняясь перед Удаловым.
– Чудесные цветы вы разводите, – сказал тогда Удалов.
– Опять? – спросила бабушка.
– Так разве я виноват, что такое совпадение получилось?
– Может, и виноват.
– Жена у меня любительница растений, – заспешил Удалов. Время шло. Пришелец уже торопится обратно, минуя звездные скопления и облетая метеорные потоки. – У нее день рождения завтра. Вот я и решил – куплю ей что-нибудь необычное. Как-никак шестнадцать лет вместе прожили. Ксенией мою жену зовут. Ксения Удалова. Я здесь, в Гусляре, работаю, директором стройконторы.
– Как же, слышал, – сказал мужчина. – В случае чего поможет тебе, тетя Нюша, стройматериалами.
– Если в пределах законности, помогу, – подтвердил Удалов.
Тетя Нюша чуть оттаяла.
– И шифер есть? – спросила она.
– И шифер, – сказал Удалов, хотя с шифером были трудности.
– А цветок не продается. Вы к моей соседке сходите. У нее герань чудесная.
– Герань у меня самого есть, – объяснил Удалов. – Три горшка.
– Да чего ты человека мучаешь, – сказал мужчина. – Продай ему цветок. Он не забудет.
– Не забуду, – сказал Удалов. – Вот этот красный цветок продайте. Сколько нужно – заплачу. Ведь не зря я по голове скалкой получил. Ведь тоже увечье. Пожаловаться можно.
– Жаловаться он имеет право, – сказал грузный мужчина. – У него шишка, не меньше, на затылке.
– Есть шишка.
– А ведь я, тетя Нюша, твое задание выполнял. Тебя защищал. – Грузному мужчине хотелось поскорее домой.
Тетя Нюша пригорюнилась.
– Вот, думала, помру, буду перед смертью цветком любоваться. Он у меня единственный, больше такого во всем городе нету. А кроме того, я к дочке собиралась съездить. В Архангельск. Дорога не дешевая.
– Дорогу оплачу, – сказал Удалов. – Сколько надо?
– Сто рублей, – произнесла бабушка и зажмурилась. Ждала, что скажет Удалов на такую наглость.
– Сто рублей нельзя, – ответил Удалов.
– Тетя Нюша, постыдись, – произнес сосед.
– Лучше я отсюда прямо в дежурную поликлинику, – сказал Удалов. – Пусть меня медицински освидетельствуют, что мне нанесены побои.
– Тридцать пять, и ни копейки меньше, – сбавила цену бабушка.
– Ой, ты же, тетя Нюша, самоубийца.
– Придется идти, – решил Удалов.
– А сколько дашь? – спросила быстро бабушка.
– Десять рублей дам.
– Десять мало. Десять один горшок стоит.
– А я горшок оставлю.
– А мне горшок без цветка не нужен.
– Двенадцать рублей – больше у меня денег с собой нету.
– А в поликлинику не пойдешь?
– Не пойду.
– А шифер достанешь?
– Постараюсь.
Тетя Нюша вздохнула:
– Бери, бог с тобой.
Удалов вытащил из кармана деньги. Хорошо еще, что захватил с собой. Отсчитал две пятерки, рубль и девяносто копеек мелочью. Тетя Нюша взяла с него обещание занести завтра гривенник, и Удалов обхватил пыльный тяжелый горшок.
Вышли во двор вместе с соседом. Сосед кутался в ватник, подбирал по-птичьи ноги в шлепанцах. Проводил Удалова до калитки, отворил ее. Бабушка загремела в сенях щеколдой.
– Послушай, – сказал грузный мужчина на прощанье, – ты про жену все врал. Почему двенадцать рублей за простой цветок отдал? Скажи, я никому ни слова.
– Да что там, – ответил Удалов, отклоняя головой ветви, чтобы не мешали смотреть вперед. – Все равно не поверите. На одной планете крупики дохнут. Их вылечить можно только этим цветком. Так что ко мне обратились за помощью.
– Ага, – сказал мужчина. – Вот это уже больше похоже на правду.
И когда Удалов уже отошел, ступая в лужи, он крикнул:
– А кто такие крупики?
– Не знаю! – крикнул в ответ Удалов. – Серые, говорят, пушистые, сидят под кустом.
– Наверное, кролики, – сказал мужчина.
– Может быть, – ответил Удалов и поспешил к дому, скользя по глине и прижимая к груди тяжелый горшок.
Пришелец ждал его возле дома, на улице, под деревом.
– Достал? – спросил он, выходя из тени. – Спасибо тебе огромного размера. Давай сюда. Домой я не мог. Твой жена пришел.
Удалов поставил горшок с цветком на землю.
– Не узнали там у себя, кто такие крупики? – спросил он.
– Нет, не успел, – ответил пришелец. – Такой трагедия. На нас с вами весь надежда.
Он принялся быстро обрывать с веток красные бутоны.
– А весь горшок брать не будете?
– С горшком мне сквозь пространственно-временной континуум не прорваться. Нет такая возможность.
– Я бы знал, сам оборвал. А скажите, крупики – это не белки?
– Нет. Я полетел. Большой спасибо. Знаете что, наш планета будет ставить вам один большой памятник. В три роста. Я уже делал фотографий. Вы идете сквозь дождь и буря, а в руке у вас красный цветок.
– Спасибо. Одна деталь только, если вы не возражаете. Понимаете, какая история получилась: я все свои деньги на этот цветок истратил, а мне завтра взносы платить.
– Ой, какой есть позор для наша планета! Конечно, все деньги я тебе давай. Совсем забыл. Вот, держи. Доллар. Три тысячи доллар.
– Да вы с ума сошли, – возразил Удалов. – На что мне доллары? Мне нужно двенадцать рублей. Точнее, одиннадцать рублей и девяносто копеек. Если считаете, что я много заплатил за цветок, сами понимаете – такая срочность. А красная цена ему – рубля четыре с горшком.
– Красный цена ему – сто миллион ваши рублей.
– Мне лишнего не надо. Мне хотя бы рублей восемь.
– Бери доллары, – суетился пришелец. – Другой деньги со мной нет. Через три года снова удачный положение планеты, и я приеду и тебе даю рублей. А сегодня бери доллар.
Удалов хотел было возразить, но пришелец сунул ему в руку пачку хрустящих бумажек, крикнул:
– Спасибо! Фотографий памятник привезу со следующий визит!
И исчез.
Удалов вздохнул и пошел домой.
Ксения ждала его, не ложилась спать. Она встретила его упреками и не дала раздеться, требовала, чтобы сознался, с кем ходил на свидание.
– Да не было никакого свидания, – сказал Удалов, думая при этом: "А может, крупики – это вовсе слоны или леопарды? Ведь неизвестно, под каким деревом этот серенький ушастенький сидит. Может, под баобабом?"
– Стоит из дому уйти, – волновалась Ксения, – тебя уж и след простыл.
– Не волнуйся, – ответил Удалов, все еще думая о крупиках.
– А что у тебя в руке? – спросила Ксения, глядя на пачку долларов.
– Это так, доллары.
Удалов протянул жене деньги.
– Дожили, – сказала Ксения и заплакала.
Разум в плену
Если говорить о невезении, то мне ужасно, трагически не повезло. Если говорить о везении, то меня можно считать счастливчиком.
Не повезло мне в том, что уже на втором витке я понял, что придется садиться. Двигатель, беспокоивший меня уже давно, отказывал. А не может быть ничего хуже, чем отказавший двигатель, когда между тобой и домом распростерлась добрая половина Галактики.
Повезло мне, и сказочно повезло, в том, что на планете обнаружилась пригодная для дыхания атмосфера. А это вселяло надежду на то, что я когда-нибудь, если смогу исправить двигатель, вновь поднимусь в космос и увижу близких.
Лик планеты был страшно изуродован катаклизмами. Глубокие трещины разрывали ее кору, невероятной высоты пики и горные хребты поднимались над атмосферой, и вершины их овевались космическим холодом.
Но у меня не было времени спокойно изучать мое временное, а может быть, и постоянное пристанище. Для этого наступит свой час. Я был занят одним – найти удобное для посадки и по возможности безопасное место. И я нашел его на поверхности обширного плато и решил уже, что опущусь там на следующем витке, но именно в этот момент двигатель совсем отказал.
Тогда я пролетел над темной стороной планеты, над горным плоскогорьем, громадным плато, которое так высоко поднималось над поверхностью планеты, что упасть там – значило обречь себя на верную смерть: атмосфера, вернее – остатки ее, таилась в этой части планеты в неглубоких ущельях и понижениях. Если я промахнусь – я погиб.
В последний момент перед крушением приборы показали: прямо по курсу котловина. Словно метеор, пронесся я над безжизненной горной страной, корабль врезался в плотную атмосферу, иллюминаторы затянуло мглой, снижение замедлилось – и вот я на поверхности планеты. Я жив. Я потерпел крушение. Одинок ли я здесь или чуждый разум следит за мной? Готов прийти на помощь? Точит оружие, чтобы убить меня?
Я прильнул к иллюминатору. Включил биощупы. Корабль ощетинился иглами, шлангами, отрылись глаза датчиков и уши локаторов. Наступил момент первого знакомства.
К тому времени, когда забрезжил рассвет, слабый, голубой, робкий, я уже многое знал о котловине, в которую попал. Разумной жизни здесь не было, но жизнь неразумная кипела вокруг, была опасна, кровожадна, и все особи в этом мире были в состоянии войны друг с другом: сильные пожирали слабых, слабые подстерегали еще более слабых.
Но сидеть без дела было нельзя. Пора покинуть надежные стены корабля, встретить новый мир лицом к лицу. Я вооружился бластером и открыл люк. Воздух оказался затхлым, стоячим, но дышать можно было. Мне надо было обойти корпус корабля, добраться до дюз и проверить их состояние. Приборы могли врать: слишком долго от них требовалась правда и только правда.
Я передвигался медленно, стараясь, чтобы за спиной все время оставался надежный корпус корабля. Но не сделал я и двух шагов, как пришлось остановиться. Из рыхлой предательской почвы показалась круглая голова большого червя. Я поднял было бластер, но голова тут же нырнула в землю, и в немом изумлении я долго следил за тем, как из земли вылезали все новые сегменты розового тела, аркой подымались вверх и исчезали вновь в земле. Червяк был не так уж и велик – может, в половину моего роста, но я видел лишь часть его, и потому он показался бесконечно длинным и страшным.
Надо взять себя в руки, подумал я. Если дать нервам власть, можно попасть в беду. В конце концов, чем угрожал мне гигантский червь? У него даже рта не было.
Черная тень мелькнула надо мной. Я бросился назад, прижался к холодному металлу корабля. Огромная летучая тварь, зловещая и изящная в легкости движений, изогнувшись, бросилась на меня сверху. Разверзлась громадная пасть, усеянная множеством острых зубов, зловонное дыхание донеслось до меня…
Я успел выхватить бластер и всадить заряд в глотку твари. Тяжелое тело сбило меня с ног, и я покатился по земле. Длинная зеленоватая пятнистая туша летающего дракона корчилась на земле. По телу пробегали конвульсии. Я не осмелился приблизиться к чудовищу. Стараясь унять запоздалую дрожь, я поднялся с земли и тут же увидел, что путь к кораблю отрезан. Ко мне не спеша, словно зная, что ничто его не остановит, приближался другой зверь. Множество членистых ног поддерживало зеленое грязное туловище. Глаза далеко выступали вперед, чуть покачиваясь на отростках, и по сторонам глаз покачивались громоздкие убийственные клешни. Зверь приподнялся на лапах и развел клешни шире.
Мне не хотелось знаменовать свое вступление в этот мир убийствами, кровью – ее и без меня хватало здесь. Я отступил назад. Зверь крутил глазами, пугал меня, но не бросался. Я попытался обойти его так, чтобы вернуться под защиту корабля. Меня не оставляло противное чувство опасности сзади, казалось, что внимательные взоры обитателей котловины стерегут каждый мой шаг.
Не спуская глаз со зверя, я сделал еще два шага в сторону, и тут под ногами что-то блеснуло. На земле лежал странный предмет, сделанный из белого металла. Именно сделанный, ибо только руки разумного существа могли придать металлу форму эллипса, чуть заостренного на концах. Предмет был плоским, и поверхность его была тщательно обработана. Лишь существа, далеко шагнувшие вперед по пути цивилизации, могли так освоить металлургию.
Я приподнял предмет. Он был тяжел, и я пожалел, что вряд ли сейчас смогу занести его в корабль – на пути все еще угрожающе покачивал клешнями зверь, и мне не хотелось обременять себя лишней ношей, когда могло потребоваться все мое умение, чтобы пробиться обратно к кораблю.
И в этот момент нечто продолговатое вновь кинуло на меня тень. Я подумал было, что это еще один дракон, и поднял взор кверху. Но это был не дракон. Я мог бы поклясться, что вижу воздушный корабль, летающий корабль. Он был велик, не меньше моего космического корабля, и двигался медленно. Мне трудно было разобрать, каким образом его приводят в движение. Правильность формы, взаимная неподвижность его частей совершенно исключали всякую возможность того, что он мог оказаться живым существом. Возможно, меня уже разыскивали – кто-то заметил, как мой корабль опустился на планету. И вот прошло немного времени, и меня ищут. Но с добром или со злом в уме?
Летающий корабль замер надо мной. Зверь с клешнями, почуяв неладное, стал медленно пятиться в заросли, подступавшие совсем близко к месту аварии. Я не выпускал металлического предмета, впервые указавшего мне на разумных обитателей планеты. Воздушный корабль парил на верхней границе атмосферы. Я поднял металлический предмет, чтобы обратить на себя внимание, – будь что будет. Разум, хоть и не встреченный нами до сих пор ни на одной из планет, должен быть дружелюбен.
На корабле меня заметили. С борта опустился штормтрап. Вот он уже покачивается совсем рядом. На конце его поблескивало приспособление для крепления предметов. Меня приглашали наверх. Ну что ж, рискнем. Я захватил с собой металлический предмет. Он мог быть потерян кем-нибудь из обитателей планеты. Жест доброй воли будет истолкован положительно любым разумным существом. Я кинул последний взгляд на мой осиротевший корабль, обхватил штормтрап и осторожно дернул за него трижды, давая сигнал поднять себя на корабль. В ответ на мой сигнал штормтрап начал быстро подниматься вверх.
– Так вот кто мою блесну откусил, – сказал охваченный гневом и радостью Корнелий Удалов, вытаскивая удочку.
– Не на то смотришь, нелюбопытный ты человек, – ответил ему Александр Грубин, его друг, с которым они только что выехали по зорьке на рыбалку на озеро Копенгаген. – Когда ты видел, чтобы в нашем озере водились осьминоги?
Последние отрезки пути штормтрап поднимался стремительно. Я понял, что еще немного, и я вылечу за пределы атмосферы. А ведь скафандр остался на борту моего корабля! Я могу погибнуть! Я попытался соскочить со штормтрапа – лучше рискнуть разбиться о землю, чем погибнуть от удушья, но острый крюк на конце штормтрапа вонзился мне в тело. Еще секунда, и, теряя сознание, я вылетел в безвоздушное пространство. Громадные чудовища – их было двое – протянули ко мне массивные конечности.
– Банку! – закричал Грубин растерявшемуся Удалову. – Банку с водой! Ведро, наконец! Ты не понимаешь, какое мы с тобой открытие совершили!
– А может, осьминоги здесь водятся? – спросил Удалов с сомнением. – Может, встречаются редко, осторожные?
– Откуда, голова ты непутевая? – кричал Грубин. – Ведром воду черпай! Осьминоги живут только в морях и океанах!
– Тише ты, – сказал Удалов. – Всю рыбу распугаешь. Что дальше делать-то будем?
– Какая теперь рыбалка! – Грубин осторожно стаскивал осьминога с крючка. – О нас в научном журнале напишут.
– Спят и видят, как бы о нас написать. А ты подумал, что осьминоги здесь, может быть, заповедные? Выпустили их на развод, а мы браконьерствуем.
– Не может быть, – возразил Грубин. – Тогда бы было объявление о запрете. А ты видел здесь на берегу какое-нибудь объявление?
– Видел. Не разводить костров, беречь лес от пожара.
– При чем здесь пожар? Про осьминогов видел?
– Про осьминогов не видел. Но уверен, что может быть такое объявление. Мы его пропустили в темноте.
– Нет, – сказал Грубин, опуская осьминога в ведро с водой, подставленное сомневающимся Удаловым. – Если бы у нас в озере Копенгаген разводили осьминогов, весь город бы знал об этом. Притом обрати внимание, что у осьминога десять ног и он сравнительно крупный. Это, вполне возможно, неизвестный науке вид. На что я и надеюсь.
– Славы захотел, – произнес Удалов укоризненно. – Дай бог тебе штрафом отделаться.
Осьминог безжизненно опустился на дно ведра. Одно из щупалец все еще сжимало упущенную Удаловым блесну.
– Саша, – произнес Удалов. – Отними у него блесну.
– Почему я?
– А он, может быть, ядовитый.
– Для тебя ядовитый, а для меня безвредный?
– Зацепи чем-нибудь. Не бросать же блесну.
Из-за елей на берегу показался край солнца, запели птицы, засеребрилось ведро. Осьминог в ведре шевельнул щупальцами, приходил в себя.
– Отлично, – обрадовался Грубин. – Я очень опасался, что он сдох.
– А тебе какая разница, – сказал Удалов с раздражением.
Блесна все еще оставалась в ведре, и рыбалка была под угрозой. Не скажешь ведь жене Ксении, что вместо обещанных лещей придется довольствоваться половиной осьминога, возможно, несъедобного и ядовитого. Нет, и половины Грубин не отдаст – захочет исследовать и, может, даже разводить в аквариуме.
– Дай мне блесну, будь другом, – попросил Удалов. – Может, чего еще поймаем. Жалко же возвращаться.
– Дураком помрешь. Немедленно назад!
– Да что с твоим осьминогом случится?
– Может подохнуть.
– Ну и пускай, в спирту его содержать будешь.
Но Грубин уже схватил весла и принялся грести к берегу.
– Ты как хочешь, – сказал он Удалову со всей решительностью, – но я спешу в город.
Я пришел в себя. Медленно покачивался металлический цилиндр, в котором я был заточен. Цилиндр был открыт сверху, но атмосфера кончалась у верхнего края цилиндра – любая моя попытка вырваться привела бы к гибели. Внутренние стенки цилиндра были гладкими и холодными.
Я попался глупо. Простить себе не мог доверчивости.