На это шеф отвечал:
– Дорогие граждане! Не беспокойтесь и не сумлевайтесь! Мы шефнюем организованно и позаботимся о том, что и у вас в селе будет кинематограф.
Потом шефы поехали.
Народ разошелся очень довольный и еще недели три живо обсуждали… как же повезло той Палажке, что содрала трояк за шелудивое порося, которое и семигривенника не стоило…
А месяца через два привезли из города в школу аппарат, и теперь каждое воскресенье цокотит лихая чертовня и показывает…
Чего только не показывает!..
Конь в воздухе
Это как-то вечером. Принимаю радиослушательскую позу… Из этого вы делаете вывод, что у меня в квартире есть радио. Правильно, не ошиблись. Потому что я такой же ненормальный человек, как и вы, как и остальные.
Принимаю, значит, радиослушательскую позу – ложусь просто на кровать, сжимаю голову железным обручем, уши нагружаю наушниками, кричу на сына, чтоб замолчал, и слушаю.
– Алло! Алло! Говорит Харьковская радиостанция Наркомпроса Украины на волне четыреста семьдесят семь метров.
Это понятно.
– Алло! Алло! Балакучио Харковенчио радиочио штанцы Наркомпросио Украинио ин волнендо чио-чио-чио-метрио!
Это на эсперанто. Говорят, эсперантисты понимают.
Возможно.
– Сейчас начнется первый в мире шахматный матч по радио между Харьковом и Киевом! За Киев играют маэстро: Богатырчук, Рмузер, Погребиський, Гринберг, Поляк. За Харьков маэстро: Алехин, Григоренко, Ойстрах, Порт и Янушпольский.
– Киев делает первый ход д2 – д4! Харьков е7 – е6!! е7 – е6!! Очередной ход Киева в 6 часов 15 минут!!
– Алло! Алло! Киев! Киев! Слушайте нас! е7 – е6! е7 – е6!
И пошло, и поехало…
Вы же понимаете, что это значит? До чего мы доскочили?
Столица Украины – Харьков – первый в мире инициатор шахматной игры по радио. Харьков первый в мире полез в межпланетные просторы с конями, слонами, ферзями и пешками! Первый в мире!
Разве это не красиво? Разве это не заслуга?
Разве это не натолкнет устроителей матча на мировое первенство между Алехиным и Капабланкой сделать так, что шахматисты всего света будут следить за игрою лучших шахматистов и через минуту будут знать про каждый ход?
Пристегнуть радио к шахматам – прекрасная идея.
И Харькову, и харьковским шахматистам, пионерам в этом деле, – честь и слава!
Инициатива их не умрет – я уверен в том.
Я уверен и в том, что пробежит какое-то время, ну, месяц, два, год, надавлю я на соответствующую кнопку своей домашней радиостанции, отыщу Кубу, отыщу Капабланку и:
– Доброго здоровья, Рауль Хозович? Живеньки-здоровеньки? Может, вжарим с вами дебют испанских пешек? Что, согласие? Прекрасно! Ваш ход? д2 – д4? Хар-рашо. А я пойду коньком!.. Я, знаете, коньком!..
Такая может быть штука.
Международное положение
У меня сидит мой старый приятель Иван Максимович – почтенный середняк села Смыкалки, философ и член сельсовета.
Воспользовавшись приездом Ивана Максимовича в столицу, я нанял у него клуню для планового проведения летней отпускной кампании среди членов моей семьи.
Сейчас мы замагарычиваем эту смычку села с городом.
– Хорошо сейчас у вас на селе? – спрашиваю я. – Сеют сейчас… А там начнет всходить, зазеленеет… Приятно. Поле такое зеленое-зеленое…
– Да ничего, – говорит Иван Максимович. – Неплохо. Сеем, действительно. Надо. Международное положение, стало быть, показывает, что капитализм…
– А как Донец, Иван Максимович? Такой же широкий, как когда-то? Помните, как в десятом году мы с вами за сомами на ночь ходили? Хорошо так… Ночь теплая, лунная… Лодка плывет… А учитель, Гордей Петрович, раньше нас, бывало, приедет и уже сидит… На яме…
– Не удит теперь Гордей Петрович. Бросил. Некогда ему. Школа – само собою да кампании разные. Доклады да собрания. А он у нас по… международному положению всегда… Нагрузка у него…
– А развести костер на берегу, там, знаете, на поповском лужку под белой березкой? Ночь те-е-мная!..
– Эге! Вспомнили… Нет той березки. Срубили. На трибуну. Трибуна у нас теперь возле сельсовета из той березки. Как праздник какой или шефы налетят – речи с трибуны той про… международное, значить положение да и вообще…
– Жалко березку. Место ж какое! Берег крутой. Как разбежишься – да в воду! Аж дух забивает! Тогда еще сосед ваш Микола Крутой добре прыгал. С выкрутасами прыгал. Теперь, наверно, и он постарел, как и мы с вами?
– Э… Нет Миколы Борисовича. Помер месяц тому. Председательствовал он у нас в сельсовете. На годовщину Февральской революции доклад делал. С трибуны. А оно мороз. Начал про… международное положение, да так и не закончил. Что-то плохо ему стало. Месяц полежал и поховали… Хороший человечища был. А что уж оратор! Бывало, выйдет да как двинет: "Товарищи!! Международное положение нашего сельсовета показывает… И пошел, и пошел… Талант был. Жаль…
– Ничего не поделаешь, Иван Максимович. Доля, значит, ему такая. Хороший был человек, сознательный. Припоминаете, как он когда-то, еще парубком, помещикова сына чуть не убил за то, что тот аиста застрелил? А какое горе было тогда на вашей клуне! Что с аистихой делалось?? На другой год не было уже на вашей клуне аистов.
– И теперь не будет.
– Почему же?
– Антенну на том месте поставили. Вот зимою. Для радио. В сельсовете радио, а на моей клуне антенна. Клуня ж у меня высокая, ни у кого такой нету. У нас теперь так и говорят: если б, говорят, не клуня Ивана Максимовича, так бы мы никогда и не услышали про… международное положение. А то почти каждый день.
Иван Максимович помолчал.
– Культура, знаете, – добавил он. – Пришлось поступиться аистом. Надо. Радио – великая вещь, сами знаете. Вот как-то товарища из Москвы слушали. Полтора часа говорил про… международное положение. Харашо! Сидишь в сельсовете, цыгаркой попыхкиваешь и все тебе ясно: клуня, антенна, аистово семейство, Москва, сельсовет, я, кум Денис и… международное положение… Дивно…
………………………………………………
Сейчас Иван Максимович разговаривает с моей женой, а я себе думаю:
"Одни антенны, кажется, еще не разговаривают. Значит, в клуне будет неопасно. А вот у аиста положение междунар… Тьфу! Безвыходное положение у аиста".
Подход
Такое происшествие случилось в нашем театре. Кончился акт. Дали занавес. Аплодисменты. Актеры кланяются, то-се… А тут неожиданно переносные кулисы падают и одну артистку – главную роль играла – по голове… Ну, конечно, понесли на руках в уборную… Туда-сюда. Отливали водой, врач появился. Дал каких-то капель – очнулась… Но играть не может. А тут надо еще один акт доигрывать. Что делать? Директор бегает, администратор мечется. Послали за одной актрисой – нет дома, за второй – тоже нет… А публика галдит, ногами топает.
Директор наконец отважился.
Вышел на сцену.
– Так и так, несчастный случай, сами видели. Заменить товарища Канделяброву некем… Извините, спектакль окончен…
Так верите, такое в зале поднялось – не приведи Господь!
– Как?! – кричат. – Обманывать народ!
– Деньги взяли, так доигрывайте!
– Я, может, только для того и приходил, чтоб посмотреть, как в последнем действии ее зарежут!
– Такой у вас подход к зрителю!?
– Такое у вас обхождение с массами!
– А-га-га! Вот это номер! Без развязки домой идти?
Одно слово, скандал. Директор удрал со сцены, чуть не плачет. Кричит: "Это ж они могут до утра в театре сидеть! Любой ценой доставить Порцелянову, пусть играет за Канделяброву!"
А в этот момент за кулисами кто-то хриплым басом:
– Не умеют правильно подойти к массам… А как не найдут Порцелянову, что тогда? Начальство! Доверили б мне…
Директор за кулисы. А там сидит наш старый хорист Микола Карпович и спокойно ест колбасу.
– Это вы сейчас говорили?
– Я.
– Вы можете ликвидировать этот скандал?
– Думаю, что могу.
– Голубчик, выручайте!
– Ладно. Пускай дают три звонка. Я сейчас.
В зале немного стихло. Микола Карпович вышел за занавес и начал:
– Уважаемые товарищи! Не волнуйтесь. Сейчас начнем. Артистка Канделяброва пришла в себя… Мы, собственно, могли бы начать значительно раньше, но, знаете, произошла еще одна так себе историйка… На раздевалку, где висят ваши пальто, шубы, манто, шапки, напали бандиты… Да не волнуйтесь! Ничего не случилось. Просто бандиты связали капельдинеров и захватили много одежды… Какие именно украдены номера, сейчас мы…
Но никто уже не слушал Миколу Карповича. Публика повалила одеваться и через полчаса в театре никого не было.
Пошли мы потом в пивную, и Микола Карпович с нами. Выпили. И Микола Карпович выпил.
Спрашиваем его:
– Как вы додумались до такой штуки, Микола Карпович? Это ж гениально!
– И ничего гениального, – ответил он, наливая себе пива. – Просто надо уметь подойти к массе.
1928
Как я стал хулиганом
На станции Н., куда поезд прибыл в десять вечера, в наше купе вошел новый пассажир.
В роговых очках, солидный брюнет лет сорока. Солидность была во всем: и в желтом новеньком портфеле, и в фетровой шляпе, и в коротком модном пальто.
Новый нам почтительно поклонился, спросил свободное место, важно достал кошелек и, подавая носильщику рубль, сказал:
– Спасибо тебе, братец. Тут уж я сам устроюсь.
Поезд шел.
Новый пассажир снял пальто и шляпу, не спеша разложил свои вещи, сел.
Минут десять все молчали. Правда, мы втроем досыта наговорились и нам уже не о чем было говорить, а новый пассажир, видимо, не хотел начинать первым. Наконец он не выдержал.
– Уважаемые граждане, – сказал новый. – Не найдется ли у вас стакана воды или нарзана? В обед, знаете, выпил немного и закусил паюсною, теперь пить, пить…
– К сожалению, нет, – ответил я. – А вы спросите у проводника. Может, у него есть вода.
Новый вышел из купе, но быстро возвратился.
– Нет и у проводника, – вздохнул он. – Порядочки! В вагоне нет воды! Прямо хоть пропадай. А остановка только через час. Этот поезд скорый, на маленьких станциях не останавливается. Не знаю, что и делать…
– Ничего, – принялись мы утешать нового. – Потерпите немного.
– Придется, конечно. Но, понимаете, сейчас не девятнадцатый год в конце концов. Надо и о пассажирах думать. Такой случай…
Тут поезд начал сбивать ход и вдруг стал.
Мимо нашего купе торопливо прошел проводник.
– Что случилось? – посыпалось изо всех купе.
– Пойду узнаю, – ответил проводник.
Пассажиры повыходили из купе, начали выглядывать в окна.
Вскоре вернулся проводник.
– Точно пока неизвестна причина, – зевнул он. – Говорят, где-то впереди на перегоне крушение. Товарный с рельсов сошел. Схожу-ка я на станцию, узнаю поточней.
– Разве мы на станции?! – обрадовался наш новый сосед.
– Ну да, – ответил проводник. – На небольшой станции. Потому и стали, что семафор был закрыт.
– Вот счастье! – радостно сказал новый. – Значит, я смогу напиться воды. А то ж, понимаете, пропадаю. Так хочется пить!
И он подался за проводником.
В окно я видел, как они с проводником пошли по шпалам, подсвечивая дорогу фонарем.
Минут через десять новый вернулся с двумя бутылками нарзана.
– Крепко мне повезло! – довольно сиял он. Если б не эта катастрофа, пришлось бы целый час страдать. А теперь слава Богу! Хотел было из умывальника воду пить. А тут на тебе такая приятная неожиданность – товарный с рельсов сошел! Говорят, жертвы есть: санитарный вагон уже из Н. прошел. Вот такая история! Ну теперь ничего, можно дальше ехать. Две бутылочки нарзанчика да проводник обещал чайку принести. Поедем без забот, водички до X. хватит.
……………………………..……………
Наш поезд, простояв два часа, наконец, тронулся.
Все пассажиры спали.
Спал и счастливый брюнет, опорожнивший обе бутылки нарзана.
На станцию О., где мне нужно было выходить, поезд прибыл в четыре часа ночи.
Сидя в буфетном зале на станции О., я думал:
"На станцию X. поезд прибудет в девять утра. Если послать телеграмму сейчас, она будет на станции Х. раньше поезда часа на три. Отлично!"
Я пошел на телеграф и послал такую телеграмму:
"Станция X., пассажиру места 37. Вагон № 6 скорого поезда № 5/б.
Катастрофы на наших железных дорогах случаются не так часто. Поэтому, страшно беспокоясь о том, чтобы вы не остались без воды и не страдали, я налил в ваш новый портфель два чайника свежей холодной воды. Чтобы обеспечить вас максимальным запасом питья, все содержимое портфеля я выбросил в окно. Я бы мог сказать вам это лично, но вы так блаженно спали, что я не осмелился вас побеспокоить. Всего вам наилучшего!"
Неужели?
(К десятилетию Красной армии)
Товарищи красноармейцы!
Вот юбилей у вас.
Десять лет.
Бои.
Победы.
Достижения.
Усовершенствования.
И неужели все это без фельдфебеля?
Дивно! Не верится! Слово чести!
Говорят, у вас есть помкомвзводы, и комвзводы, и комбаты, а фельдфебеля нет.
А кто же вас на путь истины наставляет?
Кто из вас чудо-богатырей делает?
Кто же вам объясняет:
– Знамя есть полковая святыня и каждый солдат обязан защищать его до последней капли живота?
Кто?
Кто командует:
– Плавное предсидание на-а-ачинай!
А кто во время муштры тычет пальцем и кричит:
– Убери эйо!
– Кого эйо, господин фельдфебель?
– Пузо убери! Чего ты эйо выставил? Пузо у солдата должно к спине прирасти. Понимаешь?!
Неужели теперь в ваших казармах не слышно такого специфического баска:
– Вольный определяющий Зегер!
– Чего изволите, господин фельдфебель?
– Вчерась приходила ваша мамаша и ходатайствовала нащот своих именин, которые будут сегодня.
– Так точно, господин фельдфебель!
– Так. Это было вчерась. А сегодня у вольного определяющого Зегера не по всей культуре блестят пуговицы на мундире и придется вольному определяющому Зегеру дежурить на кухне, а мамаше вольного определяющого Зегера справлять именины без ходатайства. Кр-р-р-рю-гом!
Неужели не слышно такого баска? И хороший был басок, приятный.
А кто вам, товарищи красноармейцы, лекции по гигиене читает? Вот так: выстраивается рота, фельдфебель выходит из канцелярии, руки заложены за "черт знает что":
– Замечено, что у солдат пятнадцатой роты, то есть у вас, нет гигиены. Положим, что с вами про это говорить, раз вы даже не слышали про гигиену. Так вот, поясняю. Запоминай все!.. Гигиена есть наука, которая преподайотся в учебных командах, в школах подпрапорщиков, а также в университетах, где учатся на дохторов. Раз! Каждый солдат обязан соблюдать, чтоб вокруг него гигиена была. Два. А теперь как увижу, что у кого нет гигиены, то такой гигиенист будет у меня на предмете для дальнейших лекций. Три! Р-р-раз-зойдись!
Дорогие юбиляры красноармейцы! Объясните же мне, кто теперь все это делает у вас?
А если правда, что у вас нет сейчас фельдфебеля, то неужели вы живете без гигиены?
Неужели?
1928
Дачные мученики
Дача в наши дни вещь необходимая, как, скажем, страхкасса или очередь на трамвай. Потому – воздух. А без воздуха, сами, товарищи, знаете, долго не проживешь. В городе духота, пыль, асфальтовая мостовая иногда попадается, нагревается все невозможно и – для здоровья минус. Опять же плюются…
– Да я не про то, я относительно здоровья. Недавно в журнале читал. Ну, написано ж все досконально. Примером, плюнул гражданин. Кажется, что тут дивного, а наука – она, брат, до всего доходит. Где, к примеру, ничего не поймешь, она тебе, братец ты мой, пунктиром покажет, какой от плеванья вред и социальная опасность. Потому бактерия из плевка в воздух, из воздуха в выпивку или в закуску попадает. Ну а с выпивкой тут уж у бактерии одна дорога – в желудок. И, конечно, результат. Гражданин, может, на свои честные выпил, а потом приходится районного врача неделю ждать или в карете скорой помощи помирать.
– Оно ведь так. В городе, что и говорить, для здоровья атмосфера неподходящая. Азота в воздухе нет. Ну и валит народ на дачу. Хоть раз в неделю воздуха набраться, азотом побаловаться. Только народу того очень много стало. Пришли, как будто и немного было, а сейчас набралась бессметная сила.
– Кондуктор! Почему поезд не отправляют? Сами, наверно, каждый день по дачным местам ездите, а тут раз в неделю выберешься и то задерживают.
– Не от нас это зависит! Поезда по расписанию отправляют.
– Так опаздывает же! Уже на десять минут опоздал.
– Все одно, хоть и опаздывает, а без расписания отправить поезд нельзя, такой порядок.
– Господи! Духота какая. Нет того, чтоб вагонов больше дать. Все ж легче.
– Граждане! Куда, к слову, этот поезд собрался ехать?
– А вам куда надо?
– На д-д-дачу… Кум десятью минутами раньше поехал, ну а я, значит, растерялся… с кумом. И теперь моя задача догнать кума…
– Поезд на Мерефу.
– И прекрасно. На Мерефу так на Мерефу. Мне абы кума догнать…
– Куда ж вы лезете, гражданка? Видите, живого места нет. Нельзя же лезть без церемоний прямо на людей. Понимать же нада.
– Сам пораньше влез, так уже других не пускает. Что ж мне, по-твоему, левую ногу на перроне оставить? Я уже вся влезла, только левую ногу никак не пристрою. Бюрокрад какой.
– Что ж вы ругаетесь, гражданка?.. Твое счастье, придавили меня, а то б я тебе показал, какой бюрокрад. А еще вроде дама. Особа из прекрасного пола. Сказал бы я тебе, какая ты особа, да трех рублей жалко.
– Граждане, прекратите дискуссию, все одно проголосовать не удастся. Так прижали – руки поднять невозможно.
– Товарищ, нада ж понимать сознательность. Вы ж корзину на ребенка поставили, ребенок тоже "предмет удешевленный".
– Извините, не видно мне сзади.
– С-с-сз-зади! Смотреть надо глазами, а не штанами.
– Действительно… Штаны белые натянул, так уже и думает, что людей можно давить. Из малого, может, путное что выйдет – смена какая или "наше будущее", а его прежде времени норовят раздавить. А еще "Друга детей" на груди носит.
– Граждане! Пропустите дамочку на площадку, с ними нехарашо. Глубокий обморок, даже краска на губах побледнела.
– Раз краска побледнела, значит, обморок. Потому, если дамочка хоть капельку при себе, до этого не допустит.
– Манечка! Все вещи забрали? Проверь!