– Можно три пуда золота на кубок, а сверху алмаз "Орлов"! – предложил Платов, погладив усы. – Сразу скумекают что к чему!
– Нет, Матвей Иваныч, так хвастать богатством нам негоже. Тут надо что-то умственное, остроумное, – заметила Лиза.
– Но что же именно?
– А может нам надо как-то инновационно подойти? Так сказать, модернизировать подаренную нам ай-Лимпиаду по самое "не могу"? Велеть мастерам тульским принести нам работу, которою можно было б англичан посрамить? – размышлял граф Г., думая что ежели мастера воздвигли столько гипподромов и стадионов, то с их оружейной мыслью возможно все на свете превзойти.
– А и точно! Ну-ка позвать сюда Левшу! – загорелся Платов новой идеей.
Тотчас свистовые погнали в трактир, где Левша с приятелями порядочно уже подрумянился, и в пять минут приволокли их как были пред светлые очи экспедиционеров. Тут же объяснили Левше что дескать нечего пьянствовать, когда работы еще непочатый край. Нужно мол не только в Тавриде все к ай-лимпийским ристаниям обустроить, но и самую англицкую ай-Лимпиаду так переделать, чтоб у самих англичан в зобу дыханье сперло.
Ну тут Левша опять завел свою шарманку про то что против английской нации надо взяться подумавши и с божьим благословением. Вспомнили и все иконы, и храмы, кои следовало посетить и поклониться, не забыли и всех святых, в земле российской воссиявших, упомянули про дороги и расстояния, словом слушая все это граф со скуки чуть не помер, Лиза как-то пригорюнилась, а Платов стал крутить усы так что чуть не оторвал. Однако вытянувши как следует мастеровых нагайкой удалось их-таки настроить на рабочий лад и дела пошли шибче.
– Ах, зачем же вы так резко, Матвей Иваныч? – забеспокоилась Лиза за мастеров. – Плеткой можно же руки им попортить!
– Главное мозги им поправить, а там пускай работают! – не сомневался в правильности выбранных методов Платов.
– На самом деле основное, господа – это начать, и процесс пошел! Глядите, вон уже и что-то у них делается! – обратил внимание собравшихся граф Г.
Собравшиеся немедля вынесли резолюцию считать действия ай-лимпийского наградного комитета успешными и своевременными, тут же приступили к скромному, но скоромному полевому ужину с икрой и шампанским и стали ждать результатов.
Шкатулку с ай-Лимпиадой мастера взяли и как водятся заперлись в избушке Левши, стали чего-то там мерекать. Куют что-то такое, а что куют – ничего неизвестно. Всем любопытно, а никто ничего не может узнать, потому что работающие ничего не сказывают и наружу не показываются. Ходили к домику разные люди, стучались в двери под разными видами, чтобы огня или соли попросить, или там сообразить на троих, но три искусника ни на какой спрос не отпираются, говоря что их и так уже трое и лишние им не нужны, и даже чем питаются – неизвестно, вероятно святым духом, хотя запах больше напоминал кислую капусту.
– А вдруг они там квасят беспрерывно и ничего более не делают? – беспокоился Платов за государевы интересы.
– Быть такого не может! Не сомневайтесь, Матвей Иваныч, они все придумают. А не придумают, так поедут прохладиться в места не столь отдаленные… хотя конечно мы и так уже достаточно отдалились от цивилизации и заехали в деревню, где козы и куры на каждом шагу.
Так рассудив, решили держать дело с мастерами под неусыпным контролем и ждать результатов. Ну конечно пробовали их пугать – типа небо горит и крыша едет, может хоть тогда выскочат в перепуге и не объявится ли тогда, что ими выковано, и выковано ли что-нибудь вообще, но ничто не брало этих хитромудрых специалистов.
Один раз только Левша высунулся по плечи и крикнул:
– Да хоть все огнем гори, а нам некогда – запара у нас!
И опять свою голову с прической а-ля рюс, то есть под горшок, спрятал, бронеставню захлопнул и самогонный аппарат запустил.
Наблюдатели докладывали что сквозь малые щелочки видно, как внутри дома огонек блестит, да слышно, что тонкие молоточки по звонким наковальням вытюкивают:
– Все у них дело в таком страшном секрете, что ничего нельзя было узнать!
Глава шестая, перестроечная
Словом, Платов со товарищи плюнули и временно оставили чудо-мастеров в покое. Но тут вышла новая напасть, да такая что про кубок ай-лимпийский до поры забыли. Удивительно всем было что в году от рождества Христова 1816-м високосном стояли все холодные погоды и лето никак не приходило – вроде бы и сооружения все уже построены, и смета растрачена так что расходы многократно превзошли самые страшные ожидания, и людишки все задействованы, и кредиты распилены, и откаты откачены, а жары-то нет!
В марте было холодно как зимой, потом пошли дожди с градом и даже в июне случился мороз и снег. Животные и птицы метались как очумелые, домашняя скотина тоже пребывала не в порядке – жалобно блеяла, хрюкала и вообще выражала недоумение. Все ожидали тепла и купального сезона как обычно, но так почему-то и не дождались, отчего крайне огорчились.
Пошли уже странные разговоры, что виноваты во всем понаехавшие строители ай-лимпийских стадионов, из-за них господь в этом году как-то особенно уж разгневался и прежнее тепло с солнышком никогда не возвернется, что для чертовой мерзлой России может и приемлемо, но для теплолюбивых крымских жителей очень страшно.
Местные греки, армяне, татары, крымчаки и прочие христиане и нехристи начали собираться на сходы и угрюмо смотреть на власти исподлобья. Некоторые стали уже упоминать "русских собак" и даже говорить что они их маму имели, причем полагая что для грубой ругани оккупантов лучше всего подходит именно оккупационный язык, дабы не осквернять свой собственный. Жандармы конечно старались с помощью нагаек и шашек-"селедок" навести порядок но увидав крайнюю озлобленность населения опасались подходить к нему близко.
Попы зарядили кадила ладаном под завязку и начали брызгать святой водой в небеса, читали молитвы и ходили вокруг Аю-Дага крестным ходом, обвиняли во всем проклятых язычников, еще не вполне оставивших свои дикие привычки молиться кому попало, но зима не уходила.
Невесть откуда появились пророки в отрепьях и с жуткими рожами, предвещавшие мор и всеобщую гибель и призывавшие покаяться, дабы попасть на последний поезд, то есть обоз что с телегами и конями взлетает прямо на небеса. Им не очень верили, но однако предмет разговоров, странная для лета прохлада, был все время рядом, и даже и скептикам приходилось признать что в природе точно случается много неизъяснимого для ума. Следовало ожидать пугачевщины и народных волнений, воинским командам уже раздавали патроны и паек, но самое волнительное было то что соревноваться по летним видам спорта в сих условиях было решительно невозможно.
Видя такое отчаянное положение члены ай-Лимпийского комитета собрались на экстренное заседание в палатке Платова. Ее охраняли живописные казаки в бурках, на которых еще блестел выпавший прошлой июльской ночью (черт знает каким макаром) снег.
– Что ж делать будем, братья и сестры? – поинтересовался казачий атаман. – Скоро приедет государев ревизор, а за ним уже и двор, а у нас небесные погоды никак в соответствие царским замыслам не придут!.
– А виноваты мы окажемся, вот ужас-то… Главное – в чем причина? – вопросил граф Г.
– Есть местная легенда, что когда у бабы-яги избушку на курьих ножках ради обустройства олимпиоников отбирали, она сказала что где русским-де духом пахнет там олимпийскому не бывать вовеки и прокляла всю затею. Не будет у нас лета, по всем приметам – верно наш Вольдемар каркал, – пояснила Лиза ситуацию.
Засим воцарилось напряженное молчание. Мамзель Лесистратова дабы скоротать время разложила пасьянс, граф Г. решил почитать доставленную из Петербурга с оказией двухмесячной давности газету, Платов велел вычистить запылившиеся было сапоги, так что только сапожные щетки замелькали и ваксой все забрызгали, а потом приказал привести любимую охотничью собаку, облизавшую как водится всех присутствующих и помявшую Лесистратовой нарядное муслиновое платье. Мозговой штурм был в самом разгаре.
– Мамзель Лиза, вы сегодня хороши как никогда… французская мода вам так к лицу! – начал граф Г. издали светскую беседу.
– Да, песик вон тоже так полагает как видно… дерзкий кобель! – отвечала Лесистратова мило улыбнувшись и ловко стряхнув присуседившегося охотничьего псоя с подола.
– Когда все это кончится я планирую прокатиться на родину мод – в Париж, а также заехать в святой город Рим дабы окропиться святой водой и избавиться от всех грехов. Честно говоря мне весьма надоела эта казачья казарма. Не составите ли вы мне кумпанию?
– Ах, я подумаю… А скажите, граф, у вас все имения уже заложены или еще осталось кое-что? – спросила Лесистратова как будто невпопад.
Граф уже намеревался было отвечать что кое-что у него всегда осталось и даже в изрядных количествах, способных осчастливить любую красавицу, но тут в их болтовню влез Платов, приказавший денщику ставить самовар. Еще через час с небольшим подали легкий обед всего лишь из семи мясных и трех рыбных блюд а за ним последовал десерт в виде местных варений. За кухней и обеденным порядком Лиза следила лично и не допускала никаких послаблений. Потом перешли к заморскому кофию и закурили трубки. Пауза затягивалась.
Однако пораскинув мозгами с полчаса и выкурив свою трубку с гнутым чубуком до самого донышка, Платов не сплоховал и споймал-таки идею.
– Ну вот что. Я человек военный, прямой и скажу прямо – если нет возможности устроить ай-Лимпиаду летом, будем играть в нее зимой!
– Как зимой? Таких примеров и в истории нету! Во всех старинных рукописях пишут только про летние бега да скачки, а что ж зимой и придумать-то? На тройке с бубенцами разве что по снежку прокатиться? – весьма удивилась Лесистратова такому предложению.
– А вот мы и изобретем нашу, русскую ай-Лимпиаду – зимнюю! И каких-нибудь снежных ристалищ придумаем! – воскликнул граф Г. в приступе неожиданного вдохновения.
За неимением других предложение было одобрено единогласно. Тут же поймав волну изобрели массу зимних видов спорта. Платов предложил бег с ружьями на снегоступах, дабы в военную годину незаметно подбираться к противнику с тыла и уничтожать всю живую силу и технику.
– А не будет ли это противуречить мирному духу спортивных баталий? – опять вылез граф со своим пацифизмом, однако же Платов и Лиза выступили против него единым фронтом и заявили что чуть ли не все соревнования мирные из военных единоборств суть происхождение имеют и никто даже бы не стал ни бегать, ни прыгать, ни копья метать ежели этим копьем не мечтал бы поразить убегающего врага. То же самое относилось и к стрельбе из лука и ружья, и вообще выходило что богатырские игрища были тем же поединком вроде дуэли, только судьи следили чтобы смертоубийства не было. Граф Михайло, в котором после дуэлей и сопутствующего отпущения грехов разыгрывался мирный дух, вздохнул и стал слушать про пользительность вооруженного бега на лыжах далее.
Нечто подобное уже практиковалось к тому времени у стражей границы между Швецией и Норвегией, при этом надо было не только шибко бежать на лыжах под горку, но и метко стрелять на известную дистанцию. Однако другие страны тогда не поддержали этот почин. Северные народы вообще без лыж не могли, о чем свидетельствовали даже и наскальные рисунки очень древних норвежцев, первобытные азиаты тоже не отставали. Впоследствии же этому искусству начали обучать солдат, так что соревнования так называемых военных патрулей докатились и до наших дней в виде пресловутого биатлона. Но в те далекие от нас годы нашим предкам приходилось во всем быть первопроходцами или же первопроходимцами, смотря по обстоятельствам.
Тогда уже появилось мнение что скользить надо резче а целить лучше, словом спорт был конечно военно-прикладным. Ну а потом через века все стали смотреть на состязания как на огромное шоу, потому что доблестные воины не отмахивали пешедралом многие километры а передвигались на всяких самодвижущихся повозках и дыхание у них сбивалось только от восторга перед предстоящей баталией.
Лизино предложение о соревнованиях троек, запряженных в сани, тоже покатило, отдельной дисциплиной предложили бег на лыжах, известный уже и норвежцам, а граф Г. придумал играть в крикет на коньках, предвосхитив таким образом завезенный позднее из-за океана канадский хоккей, в который английские солдафоны, отвоевавшие земли у французов, резались гоняя шайбу на ледяных озерах, прикрепивши к ногам резаки.
Началось-то все собственно с хоккея на траве, но зима была уж такая длинная что новым канадцам приходилось играть и на льду. Хотя впрочем и знаменитые голландские художники тоже изображали время от времени граждан, увлекавшихся подобными игрищами на заледеневших каналах. На траве же принялись играть вовсе бог знает когда – еще до нашей эры, и японцы и индейцы знали азы, ну а уж англичане с датчанами и вовсе собаку на этом съели. Даже пастухи, и те соображали как можно поразвлечься на пастбище с помощь мяча и посоха с крюком hoquet, откуда и пошло название игры. Трудно сказать что думали об этой забаве овцы, но благодарных зрителей хватало во все времена.
Ну а потом уж на чем только не играли – и на траве и на льду, и мячом и шайбой, какие только кричалки и баннеры не изобретали фанаты – лучше не вспоминать. Однако когда-то все это, ныне хорошо известное, начиналось, и не худо бы этого не забывать раз уж мы видим чем все кончилось. Но тогда еще не было ни залов хоккейной славы ни кубка Стэнли, в общем дали тебе в руки клюшку и крутись как хочешь.
Заодно ай-лимпийцы придумали и горнолыжный спорт, взяв за образец альпийские лыжные упражнения, тут же появился и слалом, и прыжки с трамплина, вспомнивши как все те же неутомимые норвежцы ловко катались с гор, додумались спускаться на санках с раската на скорость, словом опередили эпоху где лет на сто, а где и на целых две сотни годков.
– Мы войдем в историю, господа! Однозначно! – уверял все граф Г., глядя на список новейших видов атлетических баталий, составленных ими.
– Главное чтобы из нее не вылететь когда с ревизией заявятся! – озабоченно поджимала губы Лиза, а Платов только грозно цыкал зубом.
Для реализации новых планов надо было срочно кликать Левшу, который так увлекся творческой переделкой маленькой ай-Лимпиады, что ничего не замечал вокруг. Платов только велел свистовому как можно скорее привести к себе мастеровых, которым англицкую шкатулку оставил. Свистовые прибежали к ним запыхавшись, и требуют все бросить и идти к Платову. Левша ставню отворил и отвечает:
– Мы сейчас, последний гвоздик заколачиваем и, как забьем, тогда нашу работу вынесем.
А послы говорят:
– Бросайте все, да бегите скорее, не до того сейчас!
Выдернули Левшу со товарищи силой да и привезли в казачью ставку. Свистовые подбежали к Платову и говорят:
– Вот они сами здесь!
Тут же Платов пояснил что ай-Лимпиаду игрушечную пока надобно оставить, а взяться срочно за новое дело – переделать все гипподромы и стадионы на новый манер – для зимних игрищ лыжников да саночников, и на все сроку месяц, потому что скоро государь со двором явятся для проверки. Натурально, никто ничего сообразить не успел, а уже запели пилы, застучали молотки, взгромоздились горы бревен и камней, и вот уже из прежнего гипподрома и стадиона сделали ледово-снежные поляны для забегов на коньках да заездов на санках, понастроили огромных желобов чтоб в них в особых санях кататься, наподобие снаряда, трамплин чтоб с него на манер птицы на лыжах над пропастью лететь, всякие тропы в горах чтоб лихо снег на лыжне рассекать, и еще много чего навыдумывали.
– Ну вот, как в сказке – стоило только кайлом махнуть и сразу дворцы выросли! – радовалась мамзель Лесистратова быстрой перестройке всех ай-лимпийских объектов.
– Да, сударыня, кайло в России творит чудеса, – дипломатично соглашался граф Михайло, – но что скажут обыватели? У них весьма злые языки.
Конечно пресловутые злые языки тотчас заговорили что мало им было игрищ летних, так своими зимними фантазиями да прожектерством весь священный Аю-Даг изрыли как головку сыра, до которой крысы в лавке добрались, что от лесов сосновых да дубовых теперь уж и вовсе ничего не останется, все на стройки свои извели. Словом обывательское нытье раздавалось весьма громко, однако ясно было что если тявканье всякой собаки слушать то караван вообще никуда не дойдет.
– Ах, господа, все-таки наши люди мелки, ничтожны и завистливы. Они не понимают стоящих перед нами высоких задач! – жаловалась Лесистратова коллегам.
– Ну невозможно же поднять их до уровня людей благородных, нашего круга. У нас и самоотверженность и мужество идет от душевных качеств благородного мужа, у них же явно от мужиков. Это небо и земля! – промолвил граф Г., почему-то оглянувшись при этом на Платова.
– Да пускай у их что хошь от кого хошь идет, лишь бы не вякали и к сроку поспевали! – Я за этим слежу денно и нощно, свистовых шлю, – докончил Платов обсуждение загадочной русской души.
Строители по пояс в работе спешно доканчивали свои прожекты, со стороны казалось даже что прежние сооружения как наизнанку вывернули, атлеты разминали кости, чуя что господа напридумывают для них новых забав и чубы затрещат, Лесистратова вела скрупулезный подсчет проделанных работ в процентах и рублях, граф Г. считал мух, Платов как и обещал слал свистовых для ревизии, мол сделали там хоть что нибудь или уже все пропили к едрене фене.
Побежал один свистовой, чтобы работали как можно скорее и еще мало этот свистовой отбежал, как Платов вдогонку за ним раз за разом новых шлет, чтобы как можно скорее. Всех свистовых разогнал и стал уже простых людей из любопытной публики посылать, да даже и сам от нетерпеливости бежать хочет, а зубами так и скрипит – все ему еще нескоро показывается. Так в тогдашнее время все требовалось очень в аккурате и в скорости, чтобы ни одна минута для русской полезности не пропадала.
– Я сам за каждой не то что минутой, а и секундочкой гоняться буду, и все у нас в дело пойдет! – громыхал он.
– Ну уж за секундами не надо, Матвей Иваныч, а вот за людишками конечно надо бы и проследить, чтобы копеечка не пропадала. Из них ведь рубли складываются, а потом и дела шьются! – поясняла Лиза, называя казачьего генерала по отечеству дабы его превосходительность не подчеркивать.
Придумали тут же сделать часть стадионов разборными дабы впоследствии перенести их в столичные города – матушку Москву и Питербурх, чтоб и там на зело необычайные спортивные зрелища любовались. Тут же заметили что некоторые бойкие крепостные парни и девки, выписанные для ай-лимпийских игр из рязанской, тульской, московской и прочих губерний, отнеслись к новому занятию, придуманному господами, с большой выдумкой и такое выделывали прыгая на лыжах с горки что и акробаты в цирке позавидовали бы, а некоторые даже и катались из озорства на одной лыже.
Сколько не говорили им что это вовсе не по спортивному уставу и что если уж свою головушку не жалко так пускай пожалеют хоть стариков родителей да малых детушек у кого успели народиться, отчаянные молодцы и девки не унимались и вставши уж на полозья стояли на своем до самого конца, что было жуткой пыткой.
– Так разве ж то пытка, это ж попытка! Всех-то не перебьет, – поясняли они и упорно лезли вслед за теми кто уже поломал себе ноги и спины.
Подметив это, Лиза и граф мигом устроили отдельные виды игрищ, которые стали предшественниками позднее изобретенных фристайла и сноуборда.
– Сие есть очаровательное горное шоу, то есть представление! – пояснила Лиза графу Г. – Весь мир нам удивится!