А потом Эмита увлекла его. Молодой человек вдруг понял, что под маской уверенной в себе и решительной женщины прячется мягкая, чем-то напоминающая Моргану юница, которая не так уж уверена в себе и не так уж неуязвима. Ее хотелось защитить – она слишком плохо знала мир и его тягостные "сюрпризы", принимала слишком близко к сердцу то, что, пожалуй, можно было бы и выкинуть из души и памяти.
К тому же черный маг успел устать от Черной стороны. Центр, созерцаемый издалека, казался намного привлекательнее и уютнее. В конце концов, почему бы не попробовать, подумал Ринальдо, разглядывая домик, в котором оказался, вывалившись из портала. Он снисходительно принял смущенные объяснения Эмиты, а то, что произошло потом, порадовало обоих. Молодой человек поддался на уговоры девушки переселиться на Белую сторону потому, что и сам желал этого. Теперь он ходил под защитой артефакта, сделанного им самим, чтоб обезопасить себя от воздействия "белого" магического фона, и ждал, пока у Мэрлота Мортимера появится время, чтоб побеседовать о нем с Лоанаро Алзара – патриархом единственного клана, обладающего магической техникой для смены магической полярности.
Рино терпел. В конце концов, как оказалось, белая магия наносила его энергетике не такой уж значительный вред, и артефакт защищал его прекрасно… Вернее, защищал бы, если б не приходилось постоянно его регулировать. Молодой человек вполне отдавал себе отчет в том, что сам виноват, и не было бы никакой проблемы, если б он в свое время, как положено, довел работу до конца. Но интерес к уже сделанному открытию и полученному результату давно угас, и Ринальдо предпочитал каждый день корректировать данные артефакта, нежели тратить время на его доделку.
Переговоры с главой клана Алзара шли ни шатко ни валко, а молодой человек тем временем вполне счастливо жил с Эмитой в ее домике. Тот уже ей достался таким необычным – отделанным под старину, окруженным густой, хоть и маленькой рощицей фруктовых деревьев, которая надежно хранила его обитателей от вмешательства соседей в их личную жизнь.
Разговор о браке пошел сразу же, как только Ринальдо обосновался в гостях у центритки. Естественно, ведь инициатива исходила от девушки, а она на примере отца привыкла воспринимать жизнь очень просто: любишь – так женись или выходи замуж, уж как получится. Чего тянуть? Молодой человек немного опешил, получив от милой похитительницы конкретное и довольно прямолинейное предложение пожениться. Странно было вести с девушкой разговор, начавшийся подобным образом, но, поразмыслив, возразил только в одном:
– Ты сама подумай, надо ли это тебе. Ведь детей у нас с тобой не будет. Я – иномирянин, человек из мира другой структуры, и, как понимаю, мой генотип отличается от генотипа местных. С местными девушками у меня не получается заводить детей.
– А ты что – пробовал?
– Конечно, пробовал.
– Именно детей?
– Нет. Но от любовных увеселений бывают дети. А у моих подружек – не было.
– Нашел, на что ссылаться. Разве на Черной стороне нет контрацептивов? Или тамошние девушки ими не пользуются? – она лукаво улыбнулась. – Или ты забывал спрашивать?
– Разве ты не знаешь? Контрацептивы на Черной стороне не в ходу. Есть только магические средства, и только у тех, кто может себе подобные изготовить.
– Странно, что никто из наших родственников-Мортимеров еще не наладил там коммерцию – продажа контрацептивных артефактов на любой вкус.
– Это белые-то маги? Что они смогут изготовить для черных? Электрический стул?
– Ну, так и что? Пусть Мортимеры белые, но перестройка-то заклинания на что? Простейшая перестройка заклинания по основным точкам схемы на диаметрально противоположную… Я в этом мало что понимаю, я не маг. Но такое делается.
– Да? – заинтересовался Рино. – Надо будет посмотреть.
– Потом посмотришь. Что же касается детей, то я еще не решила, стоит ли мне вообще их заводить. Пока. С моей-то профессией. Да ладно, я бессмертная, времени впереди много…
– Постой. Что за профессия?
– Во! Проснулся. Самое время узнать, чем занимается твоя невеста. Я – военнообязанная и как раз сейчас, закончив соответствующее учебное заведение, собираюсь поступать в войска спасения – те самые, которые курирует отдел чрезвычайных ситуаций при Блюстителях Закона.
– А зачем тебе это нужно? – спросил ошарашенный Рино. – Неужто денег мало?
– Нет. У меня избыток патриотизма. Бывает такое заболевание.
– Да уж… Действительно заболевание. Совсем беда… Но ты же можешь погибнуть!
– А тебе может на голову кирпич свалиться. И что? Что из того?
– Но твои шансы получить "кирпичом" по голове значительно повысятся, если ты будешь воевать.
– Ох, как все относительно в этом мире. Вот, посмотри на моего отца. Он занимается самым опасным делом во Вселенной. И ничего, жив. Даже вполне упитан.
– Не сравнивай себя с отцом. Он – отличный воин, опытен в этих делах. И потом… Он – Мортимер! – заявил Ринальдо – и запнулся. Он хотел намекнуть, что представители клана Мортимер умеют выворачиваться из любой ситуации, но вспомнил, что Эмита типажом пошла в батюшку, и, как следствие, обладает всеми теми же свойствами.
– Теперь уже нет. Двадцать лет, как Арман.
– Да? Тоже? Но он же не черноволос, как его братья и сестра.
– И что? Как и у отца, у него "мерцает" ген. А это важнее любого цвета волос.
– Я никогда не пойму ваших центритских "генных" премудростей. Что значит – "мерцает" ген? В темноте светится, что ли?
– Хорошая шутка. К сожалению, не совсем. "Мерцание" гена означает изменение того генетического стандарта, по которому представитель клана к клану, собственно, и относится.
– Слишком заумно, – отмахнулся Ринальдо. – Ладно. Пусть будет так, как тебе хочется.
На том вопрос женитьбы, детей и Эмитиной работы был на время закрыт. Да и есть ли смысл представителям разных, по сей день враждебных государств говорить о браке, пока чиновничество одной из сторон не готово было предложить какое-нибудь решение? Не заботясь о срочном поиске работы для себя, Рино увлеченно занялся магическими исследованиями – Эмита, весьма щедро обеспеченная богатым отцом, без возражений отсыпала ему на это достаточно средств. Молодой человек успокаивал себя надеждой, что одно-два ближайших открытия озолотят его, и потому без стеснения и сомнений тратил деньги невесты.
Идеи его и в самом деле были довольно интересны.
А потом в один прекрасный день Эмита, которой перед поступлением на службу осталось пройти последний этап медкомиссии – "пустая формальность", как ей объяснили – ворвалась в дом, размахивая каким-то листочком бумаги, и с ходу выдернула жениха из-за рабочего стола. Он было заворчал, но, увидев, какой яростью пылают глаза девушки, забыл о прерванной череде размышлений и вопросительно поднял бровь.
– Что случилось?
– Ты обещал, что у меня не будет детей! – завопила она. – Обещал!
– Конечно, обещал. Что ж поделаешь…
– Так какого хрена я беременна? А? Какого хрена?! Меня отправили обратно! Посоветовали прийти годиков так через пять-шесть, пообещали, что возьмут обязательно. Но не теперь.
– А что, беременность – противопоказание для службы в войсках спасения?
– Конечно! Идиот! Там же запредельные нагрузки!
– А… это… бумажки в офисе перекладывать?
– Какие бумажки? Я хотела быть боевиком, а не писарем.
– Ну, какая разница? Побудешь годков пять-шесть писарем, там, глядишь, и до боевика дослужишься.
– Издеваешься?
– Почти нет. Вот чего тебе приспичило служить там в самом деле?.. Вот этого я не понимаю. Я только рад, что этот бредовый план благополучно накрылся медным тазом… Подожди, ты от меня ждешь ребенка?
– Боже мой, все мужики такие идиоты, а?
– За всех не ручаюсь, но… Постой, но я же не могу иметь детей.
– Да что ты говоришь!
– Но… это же невозможно.
– Ты сомневаешься, что я тебе не изменяла?
– И даже не думаю. Просто… Не понимаю.
– Если сомневаешься, можно сделать генетический анализ.
– Я не хотел тебя обидеть! – поспешил заверить Ринальдо, как только заметил, что Эмита надулась и смотрит на него неласково. – Просто я… удивлен. Но если так… Если я ошибся… То это же… Это же прекрасно! У нас будет малыш, и…
– Ну, заканчивай, – враждебно предложила она. – Заканчивай. И я не буду служить в войсках спасения? Верно?
– Ага, – легкомысленно признался он. – Я ужасно рад… – Она накинулась на него и принялась шутливо тузить его кулаками. Девушка осторожничала, но кулаки у нее были очень жесткие и уверенные, и пару раз они пришлись по чувствительным местам. Молодой человек покорно опрокинулся на диван и весело забарахтался. На болезненные пинки он не обращал внимания. – Дорогая, ты оставишь нашего малыша без отца… Пощади!
– Никакой пощады вероломцам!
– Ох!.. Я тебя тоже очень люблю. Только не перетрудись, вышибая из меня дух… Ох!.. Тяжелый труд вреден женщинам в интересном положении.
– Засранец, – Эмита последний раз ткнула его кулаком и повалилась рядом. Вздохнула. – Ладно. Теперь тебе намного проще будет получить гражданство.
– В смысле?
– Ты будешь отцом центритского гражданина. Притом несовершеннолетнего. Тебе непременно дадут статус мигранта хотя бы затем, чтоб ты платил алименты.
Ринальдо фыркнул и отправился заканчивать расчеты. Ведь чтоб кормить ребенка, нужны деньги, а их необходимо заработать. Например, продав патент.
Теперь Эмита ничего не делала и частенько валялась на крыше террасы, хотя жених всякий раз выговаривал ей, мол, что это за занятие для беременной женщины? Она лишь отшучивалась, или вовсе игнорировала его замечания. Конечно, молодая женщина понимала, что теперь следовало бы воздерживаться от серьезных нагрузок, и потому тренировалась лишь раз в день, и то слегка, но не видела, чем лазанье по крышам может быть опасно. Искренне не видела.
Как большинство ширококостных, крепко сбитых и гармонично развитых здоровых женщин, она не испытывала особых неудобств от беременности – ее не тошнило и не мутило, не кружилась голова, она чувствовала себя, может быть, лишь чуть хуже, неувереннее и слабее, чем обычно. Поэтому, пока не начал хоть немножко расти живот, ощущала себя совершенно как всегда.
Первое, что спросил ее отец, как только узнал о положении дочери:
– Кто будет?
– Врачи говорят – мальчик.
– Ишь ты!
– Представляешь! Рино мне клялся-божился, что не может быть детей, а тут… мальчик.
– Шустрый какой пацан. Завелся вопреки всем ожиданиям. Ну, точно, нас так просто не возьмешь. И молотком нас не убьешь.
– Это Мортимеров молотком не убьешь.
– А мы, Арманы – Мортимеры в квадрате. Недаром мои бабка и дед – из одного клана. Вот что бывает, когда взрывные родственники заводят отпрыска… Попомни мои слова, у тебя получится отличный шустрый мальчуган. И нечего нос дуть. Наработаешься еще. Да ты и раньше себе приключения найдешь, без всякого войска спасения.
– Как же…
– Именно так. Ну-ну, хватит. Придумали, как назвать?
– Рино говорит, мальчика назовем Дэвидом. Он говорил, у него на родине – это очень далеко отсюда, чуть ли не в другой Вселенной, короче, у черта на рогах – был такой чародей, Дэвид Ка. Очень любил разные фокусы демонстрировать. Например, из запертого сейфа выбирался.
– Подумаешь. Простейшая микротелепортация. Или магическое микроиндуцирование.
– Это еще что за зверь? Впрочем, неважно. Тут сложнее. Рино говорит, у них там не было магии.
– Да? Вообще? Тогда как же этот Дэвид Ка из сейфа выбирался? Фокусы, наверное. Ладно. Дэвид, так Дэвид. Хорошее имя.
Эмита вспомнила этот разговор и заулыбалась. По совету отца она все-таки наведалась в детский магазин, осмотрела коляски, кроватки, всякую мелочевку, и даже выбрала там что-то для будущего малыша. Потом постепенно втянулась в круг соответствующих мыслей и образов. И вдруг – захотела ребенка. Она восприняла это удивительное чувство сперва с недоумением, а потом с радостью. Тем более, Ринальдо с постоянным опасением поглядывал на невесту, словно ожидал, что она в любой момент может пожелать избавиться от плода. Надо же было его успокоить, объяснить: подобные идеи ей, конечно, и в голову не приходят. Теперь она переносила свое положение терпеливо и даже с интересом – а что будет дальше?
– Теперь, когда ты ждешь от Рино ребенка, не стоит торопиться с этими бумажками, – сказал Мэлокайн, когда дочь все-таки принесла ему вымученное женихом заявление. – Я знал, где и кого надо подмазать, чтоб подобное прошение было удовлетворено, но только при прежних Блюстителях.
– Можно сообразить по аналогии.
– Не-а. Не решусь подмазывать Драконов Ночи. Бог их знает, как они на это отреагируют. А более младшие чины просто не решатся. Новая метла, недавно – по меркам бессмертных – начала мести, еще пока лютует. А когда ты родишь, не будет ничего проще, как предъявить суду младенца, нуждающегося в содержании. Тут заявление Рино на гражданство будет как нельзя кстати. На него посмотрят благосклонно.
– Надеюсь, надеюсь, – Эмита задумчиво посмотрела на отца. Она собиралась расспросить его о детях, но тут сообразила, что с любым вопросом на эту тему лучше обращаться к мачехе. Кого из отпрысков Мэлокайна ни возьми – Майден, Дэннат, Амаранта – все росли в отсутствие папаши. Да и она сама… Почти…
– Ты о чем-то хочешь спросить? – проницательно предположил он.
– Да не то чтобы… Пожалуй, да. Мне кажется, у тебя настроение… не ахти. Что-то случилось. Да?
– Нет. Нет-нет. Ничего не случилось. Я не в тревоге, а, пожалуй, в растерянности. В недоумении.
– Что такое?
– Видишь ли… Я привык быть ликвидатором. Я уже больше семидесяти лет ликвидатор. И, конечно, все ощущения знаю назубок – и когда чувствую рядом вырожденца, и когда надо отправляться искать "клиентов", и когда опасность подстерегает за углом. Если я долго бездельничаю, меня рано или поздно начинает тянуть в дорогу, на поиск. Ну, ты знаешь, я тебе рассказывал.
– Рассказывал.
– А сейчас – ничего. Пусто. Такое впечатление, что во Вселенной вообще не осталось вырожденцев, и мне некуда идти. Некого искать. Но я же знаю, что это не так. И еще какое-то смутное, странное ощущение. Наводит на мысли… Неприятные… – он посмотрел на нее.
Она смотрела на него.
Между ними возникло что-то. Натянулось, как струна, спутало обоих, облекло сознание, чувства и мысли. На миг у обоих не оказалось никаких мыслей, и они ощутили с ужасом и восторгом, насколько они оба похожи друг на друга. Они не просто были отцом и дочерью, любящими друг друга со всей искренностью. Эмита каким-то непостижимым образом повторила в себе своего родителя, и не только внешне или по характеру – по душевной организации. И теперь они оказались вдруг близки настолько, насколько близки могут быть разве что близнецы. Или счастливые супруги после многих лет брака.
Они тонули во взгляде и душе другого. На какой-то миг сознания их объединились в одно. Эмита увидела, какая глубочайшая любовь к жене живет в ее отце, и дала себе клятву больше не ревновать к мачехе – пусть отец будет с ней счастлив так, как ему хочется. А Мэлокайн прозрел всю тоску своей дочери: тоску по любви и признанию, тоску по душевной близости с человеком, который бы увидел за ее жесткой внешностью нежное сердце, такое ранимое и слабое.
Они оказались связаны столь тесно, что никаких слов было не нужно. Не до слов и не до объяснений.
– Теперь ты… – проговорил Мэлокайн, чувствуя себя не в силах предотвратить то, что должно сейчас произойти, и закашлялся. У него округлились глаза, но не от удивления – от душащего ужаса.
– Продолжай, – мягко попросила молодая женщина, складывая руки на округлившемся животе. – Продолжай.
– Я… не могу.
– Ты должен.
– Я не могу.
– Продолжай, – это прозвучало уже намного жестче.
– Как же… я смогу? Взвалить на тебя такое бремя? На тебя?
– А разве ты можешь этого не сделать?
– Я…
– Все уже решено. Все уже свершилось. Говори.
– Теперь ты… ликвидатор. – Он помолчал. Прокашлялся. – Но это невозможно.
– Невозможно, но есть.
– Так нельзя.
Они смотрели друг на друга. Они понимали все без слов.
Теперь Мэлокайн и сам чувствовал, как его оставила угнетавшая его тяжесть, к которой он уже почти привык, а теперь ощущал странную легкость, от которой кружилась голова. От наполнившей его легкости немного мутило, и никуда уже больше не тянуло, ничто не требовало его себе без остатка. Мэл привык постоянно быть готовым нестись неизвестно куда, и там, убивая, делиться с вырожденцем кусочком собственной души. Но сейчас ничего подобного от него больше не требовалось. Он был свободен.
Но эта свобода его не обрадовала. Вместе с неосознанным облегчением его сердце затопило горе. Он смотрел на дочь, у которой уже был хорошо виден животик, и, хотя понимал, что ни в чем не виноват перед ней, поскольку здесь его воля не играла никакой роли, ему хотелось загрызть себя самого. Или сделать еще что-нибудь. Только б Эмите не пришлось окунуться в то зловонное болото, из которого он только что вылез. Все, что угодно – только не это.
Отчаяние захлестнуло его с головой, и если он немедленно не предпринял каких-нибудь действий, причем самых бестолковых, то лишь потому, что до конца не поверил в случившееся. Такого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда. Ошеломленный, Мэл смотрел в ласковые глаза дочери и молчал. Никакие слова не приходили в голову.
Эмита вдруг улыбнулась с такой нежностью, что ему захотелось завыть.
– Я люблю тебя, папа, – сказала она просто.
Наверное, лучше б ей было этого не говорить. Горло Мэлокайна скрутила такая тоска и ярость, что если б кто-нибудь посторонний появился в поле его зрения, тому бы наверняка не поздоровилось. Перед глазами помутилось, но муть сразу растаяла, и вернулась кристальная ясность восприятия, которая обычно посещала Мэла в критические минуты, в моменты наивысшего напряжения душевных и физических сил. Окружающий мир он воспринимал настолько обостренно, что даже у воздуха в этот миг нашел какой-то вкус.
Он вскочил, заметался по комнате, едва не сшибая мебель, будто искал что-то, и остановился лишь для того, чтоб бросить:
– Это не должно было закончиться так!
– Папа, но так получилось.
– Немыслимо! Просто немыслимо…
– Ты уже ничего не сможешь изменить. Да и с самого начала не мог.
– Это-то я понимаю. И именно это меня бесит.
Эмита развела руками. Ее спокойствие вызывало у Мэлокайна раздражение, потому как она не понимала, что на самом деле представляла собой работа ликвидатора. Он не хотел, чтоб дети и жена знали, что именно ему приходится делать, и вряд ли понимал – они так или иначе обо всем догадываются. По крайней мере, все в семье знали, что после работы его не стоит трогать – пусть сам отходит потихоньку. Первые часы они даже на глаза ему избегали появляться – чтоб не напрягать.
Впрочем, раздражение быстро оставило Мэла – разве трудно было понять, что в отношении Эмиты подобное чувство просто несправедливо?
– Это невозможно, – вздохнул он.
– Что?