* * *
Как только стихла стрельба, и боевики частью ушли из Гудермеса, а иные снова превратилась в "мирных жителей", объединенные силы ОМОН, СОБРа и уголовного розыска снова взялись за дело: нужно было найти и привлечь к ответственности тех, кто держал в напряжении город в течение восьми дней, кто напал на комендатуру и стрелял в представителей законной российской власти.
Задача эта была не из простых, но виновных нужно было установить и наказать.
Сил теперь в Гудермесе по распоряжению главоперштаба прибавилось: многократно возросла охрана железнодорожного вокзала и больницы, усилены блокпосты на въездах в город, а об омоновской базе, "военном городке", и говорить нечего: кровь погибших и раненых требовала отмщения, бдительности, чёткости в выполнении поставленных задач, инициативы и упреждающих действий.
Как известно, одним из эффективных ударов по противнику является нарушение управления его войсками. Во все времена спецназ и разведка охотились за военачальниками, руководителями боевых действий. Не стала в этом отношении исключением и Чечня - главари бандформирований, полевые командиры, сам Дудаев, а позже Масхадов, Закаев, Басаев, Яндарбиев… всегда были целью номер один для ФСБ, ГРУ и милиции.
Идёт эта незримая война-охота за лидерами и по сей день.
… Засаду у дома Вахи Бероева велел организовать комендант Гудермеса, подполковник Коржов. Иван Алексеевич вызвал в очередной раз капитана Смирнова, сказал сурово:
- Вот что, Алексей. Давай-ка, представь мне этого Ваху живого или мёртвого. Хватит с ним возиться. Разведка доложила, что в нападении на город он сыграл значительную роль - организовывал боевиков, распределял их по объектам нападения, руководил одним из отрядов. Вообще, штабу Рамзана Гадуева оказал, как местный житель, неоценимую помощь.
- Да, похоже, - кивнул Смирнов.
- Не похоже, а так оно и есть, - голос Коржова стал ещё более жёстким. - Тут мы с тобой много прошляпили, - То, что вы находили стволы, взрывчатку, - всё это хорошо, но, как показала жизнь, это были крохи. Что-то мы недосмотрели, расслабились, пожалуй. Вот и заплатили…
- Мы свою работу делали, Иван Алексеевич, - возразил Смирнов. - В конце концов, в моей опергруппе пятеро, не считая собаки.
Коржов мрачно помолчал, передвинул папки на столе. Сказал раздраженно:
- Да все свою работу делали, капитан! Разведка, ОМОН, СОБР, штаб… А боевики двумя батальонами взяли да и вошли в город. По одному ли, кучей - это сейчас неважно. Вот тут, под боком у нас с тобой сидели! - он кинул гневный взгляд на окна пятиэтажек за забором. - Наверное, в бинокли сюда, в мой кабинет заглядывали…
Смирнов тоже глянул в окно, но промолчал - да и что тут можно было сказать?! Враг хитер и коварен, и в каждой войне защитники Отечества учатся защищать его по-новому, набираясь опыта, знаний, и расплачиваясь при этом жизнями, очень дорогой ценой. И всегда при этом - во всех практически несчастьях, катастрофах, боевых поражениях - присутствует так называемый "человеческий фактор": кто-то чего-то не выполнил, недосмотрел, недодумал, проявил халатность… Впрочем, аналитику критиковать и советовать легко, а как бы он сам, лично, повёл себя в той или иной ситуации, в боевой обстановке?…
Тот ещё вопрос. Но в любом случае во всех делах, в том числе и военных, вершить судьбы людей, должны профессионалы - подготовленные и ответственные люди. Нужно уметь просчитывать шаги противника, думать о своих солдатах - тогда потерь будет значительно меньше.
- Рамзана нам, думаю, не достать, - продолжал Коржов. - Это задачка для ФСБ, они за ним охотятся. А Ваха - наш, местный. Он где-то рядом, я это чувствую. Хитёр и осторожен, да, чужими руками жар загребает. Но дома бывает.
- Мне бы ещё пяток толковых ребят, Иван Алексеевич, - сказал Смирнов. - Чтобы круглосуточное наблюдение за его домом организовать. Там, рядом, есть двухэтажный заброшенный дом, наблюдать удобно.
- Хоть целый взвод бери, Алексей! Я скажу Нуйкову. Главное, чтобы результат был.
- Задачу понял. Постараюсь выполнить, товарищ подполковник!
- Хорошо, старайся. И вот ещё что, Алексей: Залимхану про операцию ничего не говори, не надо. Сами будем теперь действовать. Залимхан хоть и коллега твой, опер, а прежде всего чеченец. Что у него в голове - черт его знает! И Аллах, пожалуй, тоже. Да мне и в разведке намекнули, что Залимхан может быть причастен к нападению боевиков. Если и сам в ночной этой пальбе против нас с тобой не участвовал, то какие-нибудь дельные советы Вахе, а то и самому Гадуеву давал… Контрразведка занимается сейчас, допрашивает пленных. Глядишь, что-нибудь интересное про Залимхана и всплывёт.
- Стрелять по нашим Залимхан может быть и не стрелял, но о нападении на город знал, - предположил Смирнов.
- Да, скорее всего, - согласился Коржов. - Поэтому действуй самостоятельно и в обстановке полной секретности.
… Ваха появился дома на четвертые сутки засады. Ночью.
Возник вдруг во дворе некий мужской силуэт, мелькнул возле гаража и сейчас же пропал. Потом тихо заскрипели ворота, силуэт шмыгнул в гараж, и снова всё стихло.
Гудермес спал или только притворялся, что спал, ибо время от времени, носились по плохо освещенным улицам легковушки, кое-где светились в домах окна, бодрствовала милиция, работал вологодский ОМОН - патрулировал улицы города.
Ворота гаража снова открылись, теперь силуэтов было два - пригнувшись, они торопливо перебежали к крыльцу. Потом загорелся свет в дальней, не с улицы, комнате, и тут же пригас - задёрнули штору.
- Ну вот, птичка в клетке, - произнес Смирнов, - нынче опергруппа сидела в засаде в полном составе, даже с Линдой. - Осталось нам захлопнуть дверцу.
Это был самый ответственный и опасный момент операции: два боевика в доме, вполне возможно, что они с оружием, значит, бой, стрельба неминуемы.
По рации, назвав свой позывной, Смирнов, приглушив голос, произнес условную фразу:
- КАПКАН 3АРЯЖЕН.
- Принято.
Там, в комендатуре, тотчас заработал оперативный механизм: по заранее обговоренному маршруту к известному адресу выехала группа захвата ОМОНа.
Потекли томительные минуты ожидания - самые нервные для оперативников. Ваха мог выкинуть уже в следующий миг что-нибудь непредусмотренное: уйти со своим напарником в ночь, с той, непросматриваемой, стороны дома, или завести свою "Ниву" и укатить, иди почувствовать наблюдение - значит, он успеет схватить автомат, а два ствола под защитой добротного кирпичного дома - это серьёзное препятствие для группы захвата.
Но - тихо в доме, отсюда, с крыши, где оборудован наблюдательный пункт оперативников, через разбитое слуховое окно не слышно во дворе Вахи Бероева ни звука.
- Шорохов и Шевцов со мной, Рыжков с Александровым - в гараж, - отдавал Смирнов последние указания. - Олег, повнимательнее там, в гараже. Пусть Линда хорошо понюхает.
- Понял, товарищ капитан.
Олег ответил также полушепотом - меры предосторожности сейчас не лишние. Ощутил вдруг, что пальцы, сжимающие автомат, слегка подрагивали - что ждёт их всех, и каждого в отдельности, уже через две-три минуты, как только подъедет группа захвата? Придется брать безвестного этого Ваху и его напарника штурмом или всё обойдется без выстрелов?
Омоновцы явились буквально в следующее мгновение. Оставили машину поодаль, бесшумно, цепочкой, пробежали вдоль заборов соседних домов, один из них перемахнул через ворота дома Бероева, открыл их. Остальные, всё также бесшумно, вбежали во двор, рассредоточились - кто стал у крыльца с автоматом наизготовку, кто у окна. Убежать теперь незамеченным из дома было невозможно.
Старший группы захвата застучал в дверь:
- Бероев, открывай! Милиция! Ваха, слышишь меня?!
Тишина.
Потом шаркающие шаги в коридоре, женский голос:
- Никого здесь нету! Чего барабаните по ночам? Какая ещё милиция?!
Это был голос матери Вахи, оперативникам он был известен.
- Откройте дверь! Или будем взрывать! - это уже приказывал капитан Смирнов, надеясь на то, что мать Вахи помнит его. - Дом окружён! Никто отсюда не выйдет!
В доме явно совещались. Потом в дальней комнате с грохотом распахнулись створки окна, в проём вывалился бородатый, в берете, человек, и угодил прямо в руки омоновцев. Это и был Ваха Бероев.
- Ответите за всё!… Найдём!… - злобно шипел он.
- Второй где?
- Никого больше нет. Женщины и дети!… Я домой, пришёл, почему задерживаешь?!
- В комендатуре тебе всё объяснят! - омоновец в чёрной маске прикладом подталкивал Ваху к воротам. - Пошёл!
А Олег с Линдой в это время осматривали гараж. Нашли два автомата с парными, скрученными изолентой магазинами. Оружие было запрятано в смотровой яме, да так искусно, что, конечно же, человек тайник не нашёл бы.
Второго боевика нашли в смешном для обученной собаки месте - в платяном шкафу. Вылез оттуда перепуганный, с трясущимися руками парень лет шестнадцати, затравленно смотрел на лающую на него собаку, на вопросы капитана Смирнова отвечал невпопад:
- В шкаф я так залез… просто. Живу рядом, зашел к дяде в гости… Я по комендатуре не стрелял… На вокзале был, да, но я там… просто смотрел… интересно.
- Как людей убивали - это тебе интересно?!
- Я не знаю… Я не убивал.
- Автомат в гараже… твой?
- Я не знаю ничего… Какой автомат?
- Правое плечо покажи!
Парень показал - следы от приклада, синяки, на правом плече были.
- А говоришь, не стрелял!… Граната зачем в кармане? Линда, вон, тебя по ней, и нашла.
- Я… я продать хотел… Это не моя!
- Зовут тебя как?
- Имран.
- Тоже Бероев?
- Да. Ваха мой дядя, я же сказал.
- Ну, иди в машину, разберемся в комендатуре.
Пошли толпой со двора Бероевых, за спинами омоновцев выли женщины, сыпали вслед проклятия:
- Русские, вам отомстят за Ваху!
- Сами бандиты!… Отпусти Имрана, он ещё ребенок!
- Наши вернутся в Гудермес! Они вам снова кровавую баню устроят!…
В ту ночь все эти оскорбления и угрозы воспринимались пустым сотрясением воздуха - мало ли что могли кричать разозленные женщины, у которых уводили в неизвестность мужа и племянника?!
А женщины, окружённые плачущими, проснувшимися от шума детьми, бежали за омоновцами до самой машины, всё пытались отнять Ваху и Имрана, а потом, когда грузовик тронулся, потрясали кулаками:
- Наши мужчины вернутся, русские!
- Имран, не говори им ничего, сынок! Я утром к прокурору пойду!
Лаяла в темноту, на оставшихся на улице женщин, возбужденная Линда, Олег гладил её по спине, уговаривал:
- Ладно тебе, хватит. Кричать они имеют право.
Ваха сидел мрачный, насупленный, зелёный его берет с оскаленной волчьей мордой сполз на самые глаза. Ни к кому конкретно не обращаясь, он уронил сквозь зубы:
- А вам, ментяры, за меня и правда отомстят!…
И согнулся под ударом, смолк, - чей-то увесистый кулак ахнул его сзади, в шею.
Глава седьмая
Ваха оказался важной птицей - ходил в заместителях у Рамзана Гадуева, надо полагать, много знал, и потому из ГУОШ дали команду: доставить Бероева под усиленной охраной в Грозный.
Пацана этого, Имрана, оставили в Гудермесе: нужно было провести очные ставки с задержанными боевиками, уточнить кое-какие моменты нападения на город, о которых юный этот Бероев мог знать. Но особых планов в отношении Имрана следствие не строило - слишком он был молод.
Ваху решено было отправить в Грозный уже на следующее после задержания утро. Сначала Коржов наметил снарядить целую колонну: БТР, "Урал" с омоновцами или собровцами. Подполковник вызвал командиров подразделений: мнения разделились. И Нуйков, и Смирнов, и собровец Маслов в один голос заявили, что это глупо. О том, что Бероев-старший задержан, боевики наверняка знают - его жена постаралась сообщить кому надо, и Рамзан Гадуев вполне мог уже дать соответствующую команду о наблюдении за воротами комендатуры и контроле на шоссе. Да и просто сама по себе небольшая колонна привлечет к себе внимание, ясно же, что БТР охраняет нечто важное. Стоит ли рисковать?
- Завтра в Грозный идёт мой "Урал", - сказал Нуйков. - По хозяйственным делам. Деньги надо получить, продукты, отчет повезём в ГУОШ. Я сам еду. Вот и давайте Ваху этим рейсом доставим. Кому в голову придёт, что такого важного боевика везут на неприметном грузовике?… Пусть Смирнов со своей группой сопровождает его, моих парней пару-тройку возьму, или, вон Маслов своих собровцев посадит.
Коржов помедлил.
- Мысль, конечно, интересная. Можно рискнуть, но с другой стороны есть приказ: одиночные военные машины на шоссе не выпускать.
- Иван Алексеевич, да я сколько раз уже ездил! - Нуйков театрально развел руками, - Забыл, что ли?
- Да не забыл я, Володя! - поморщился комендант. - Раз на раз не приходится, сам знаешь. Да ещё после всей этой заварушки в Гудермесе. Одно дело за тушёнкой съездить, а другое - приказ начальства выполнить, арестованного везти. Да ещё такого, как Ваха Бероев. Гадуев, не иначе, план уже разработал как его вызволить.
Нуйков загорячился:
- Во-первых, давайте дезу чеченам дадим - мол, увезли уже Ваху, вчера ночью. Во-вторых…
- И во-вторых, и в-третьих, товарищ майор, - перебил Коржов, - не будем рисковать. Никаких ночных поездок! Езжайте завтра утром, из Хасавюрта колонна идёт, у нас на блокпосту она будет где-то около десяти, вот с ними и катите.
На том и порешили.
- А насчет дезинформации… - продолжал комендант. - Смирнов, останься-ка, помозгуем.
Велел капитану, когда все вышли из кабинета: - Позвони-ка своему корефану, проинформируй насчёт Вахи.
- Понял!
Смирнов вызвал по телефону Залимхана, сказал ему, мол, задерживаешь сведения о нападавших на железнодорожный вокзал, срочно нужны фамилии для сверки, Ваха Бероев - а он уже в Грозном, сегодня ночью увезли… Так вот, Ваха назвал кое-кого, поторопись теперь ты, Залимхан, сведения нужны срочно, ГУОШ запросил.
- Вот, заодно, и проверим его, - Коржов глазами показал на трубку телефона, когда Смирнов положил ее.
Залимхан позвонил примерно через час, назвал несколько фамилий, и Смирнов похвалил его, намеренно коверкая язык:
- Маладэць! Прадалжай в том же духэ!
Оба рассмеялись и остались довольны друг другом.
… Утром явилась к воротам базы Марьям со своим лотком, увидела Олега, который направлялся к "Уралу", спросила:
- Уезжаешь, Олег? Покупать ничего не будешь? Я сигареты принесла, булочки свежие.- Нет, спасибо, Марьям. Начальство тут недалеко посылает, на блокпост надо сгонять… Потом, может быть, вечером.
- А-а… Ну ладно, я после обеда приду. Ребята мне минеральку заказывали.
Она так и сказала - "минеральку", очень мягко. И простодушно улыбнулась при этом, лицо женщины выражало заботу и заметное огорчение, что постоянный её покупатель куда-то уезжает.
Ваха - в наручниках и с мешком на голове - сидел уже в грузовике, у самой кабины, за спинами омоновцев и опергруппы капитана Смирнова, отсюда, от транспортного КПП, людей в кузове "Урала" не было видно, был прикрыт пологом и задний борт. Ждали, собственно, Нуйкова: - майор давал какие-то последние указания своему заместителю там, в здании. А Олег привязывал Линду у будки, иначе она могла бы побежать вслед за машиной. Он наказал ей на прощание: "Сидеть! Жди!" И Линда, как всякая служивая собака, дисциплинированно махнула хвостом - поняла, дескать, хозяин, будет исполнено.
Он побежал к "Уралу", на бегу оглянулся - Линда смотрела ему вслед жалостливыми, встревоженными глазами. Олег долго потом, много дней спустя, будет вспоминать этот необычный, какой-то умоляющий, взгляд Линды.
Ах, если бы собаки умели говорить и рассказывать о своих, предчувствиях! Линда сказала бы своему хозяину, что слышала и видела, как тихая эта торговка, Марьям, свернув за угол здания, совсем рядом с будкой, выхватила из кармана куртки маленький мобильный телефон и негромко доложила:
- Залимхан, это я. Ваха там, в "Урале". Они сейчас уезжают.
Если бы Линда умела говорить!…
* * *
Майор Нуйков не стал ждать автоколонну из Хасавюрта.
Связавшись с блокпоста с её головной машиной, он узнал, что один из автомобилей, а именно бензовоз, заглох в пути, сейчас с ним возится целый водительский консилиум, когда сделают - неизвестно.
- Поехали! - бросил Нуйков, садясь в кабину "Урала" и захлопывая дверцу. - Тут мы до вечера можем простоять. А в Грозном через полтора часа будем, так, Андреев?
Старшина, сидевший, за рулем, пожал плечами. Приказ начальника, как известно, закон для подчинённого. Но всё же старшина заметил:
- Туда-то мы всегда успеем.
Намёка и двусмысленности этого замечания Нуйков не понял, скомандовал: "Вперёд!", и "Урал" послушно покатил.
В кабине - тёплой и довольно просторной - трое: сам Нуйков, водитель Андреев и ещё один офицер, молчаливый, держащийся за щёку (ныл зуб) старший лейтенант. В разговоре он не участвовал - как решит командир, так пусть и будет.
День им выпал не солнечный, серый, но безветренный, тихий, шоссе - чистое, довольно широкое, федеральная трасса, идущая в Дагестан и далее, в Азербайджан. Военный их грузовик бежал напористо, педаль газа слушался хорошо. Мурлыкал что-то зарубежное, картавое, транзистор, примотанный скотчем к "торпеде", приборной панели, старшина, слушая музыку, машинально постукивал кончиками пальцев по колесу руля, но лицо его при этом было хмурым, заметно напряжённым; старлей задремал, пригревшись в уголке кабины, а майор Нуйков курил, беззаботно поглядывая по сторонам.
"Вечно Иван Алексеевич страху нагоняет, - думал о коменданте Нуйков. - Чеченам хорошо врезали в Гудермесе, Гадуев не скоро теперь очухается, прячется где-то, волчара… Ну, ничего, доберёмся и до тебя. Ваха у нас, некоторые из твоих ближайших тоже за решеткой. Так, по одному, и переловим, ничего. Побегай пока, Рамзан."
В кузове - дорожный мужской разговор, анекдоты.
Один из омоновцев донимал Александрова расспросами о собаках:
- Слышь, Олег, а знаешь, почему кобель возле столба, или, там, у дерева, ногу задирает?
Чувствуя подначку, все в кузове заулыбались, насторожились.
- Ну… так ему нужду удобнее справлять.
- А вот и нет. В далекие времена, когда собаки ещё волками были, не приручены человеком, один кобель поливал дерево, а оно упало на него и придавило. С тех пор они его лапой и поддерживают.
- Го-го-го…
- Ха-ха-ха…
Смеялись все, даже Ваха, с головы которого сняли мешок, усмехался, анекдот ему, видно, тоже понравился.
- А вот ещё, про волка, - продолжал омоновец, поудобнее положив автомат на колени. - Пришел, значит, волк к бабушке, съел, её, потом лёг в постель, чепчик надел и ждёт Красную Шапочку. Та пришла, накормила бабушку свежими пирожками, легла рядом и спрашивает:
- Бабушка, а отчего у тебя также большие ушки?
- Это чтобы лучше слышать тебя, внученька.
- Бабушка, а отчего у тебя такие глаза круглые? И светятся.
- Чтобы лучше видеть тебя, внученька.
- Бабушка, а отчего у тебя такой твёрдый хвостик?
- Это не хвостик, внученька, - сказал волк и густо покраснел.
Тут уже весь кузов "Урала" зашёлся в дружном хохоте, а Нуйков в кабине обернулся к стеклу - чего они там веселятся?!