В мое время подобные схемы проворачивали с использованием государственных гарантий. Некая, близкая по духу главе администрации, организация получает от региональных властей гарантийные обязательства. Конечно, под замечательный проект. Что-нибудь этакое нанотехнологичное или инфраструктурное. И с ними тут же бежит в импортные банки за кредитами. Разве можно сравнивать их два процента годовых и наши двенадцать? В итоге, иностранные деньги тут же расползаются по русским банкам, в виде вкладов, а с чиновничьей братией начинается длинная и нудная переписка. Государевым людям положено интересоваться ходом выполнения перспективного проекта, но денег хочется еще больше. А "домашней" фирмочке не до проектов. Они заняты собиранием процентов по вкладам и распределением относительно честно нажитого между заинтересованными лицами. Грубо говоря - пилят и оттаскивают.
Причем, с точки зрения закона - никакого криминала. Найдется десять тысяч причин, мешающих начинать воплощать гениальный замысел в жизнь. Так что теперь, капиталам просто так пылиться? Деньги должны работать! А что, "благодаря" таким нано-прожектерам нормальные люди на поддержку государства могут уже не рассчитывать, так понятливее нужно быть! Смекалку проявлять вовремя. Откаты разными словами могут быть названы…
Однако такой откровенный грабеж казны в моем, двадцать первом веке, неминуемо привел бы в Лондон на постоянное место жительства. А, если еще и не поделиться вовремя, так и к самоубийству шарфом. Здесь же банкиры совершенно спокойно это обсуждали, не опасаясь никаких последствий.
Совесть взбрыкнула слегка, но Герочка тут же с ней договорился. Объяснил, что казенные выплаты пойдут на благое дело. Дорога-то нужна! Сама Империя добралась бы до Сибири только лет этак через двадцать или тридцать.
- У вас в… Томске? Я правильно помню? Да, в Томске нынче же откроется отделение Государственного банка. Необходимые распоряжения я уже отдал. Для вашего прожекта будет открыта кредитная линия, коя будет восполняться за счет продажи облигаций в Европе. Так что стройте себе на здоровье. Оговоренная с вашим батюшкой доля станет переводиться на ваши счета. Для нового вашего банка так же все будет весьма и весьма благоприятно.
Я не мог сдержать улыбку. О таком подарке судьбы я и мечтать не мог. Появление в Томске отделения самого мощного в стране банка в одночасье решит проблему недостатка денег в губернии. Что просто обязано так подопнуть предприимчивость сибирских купцов, что только держись.
Штиглиц кончиками пальцев взбил белоснежные бакенбарды. И самодовольно добавил:
- И о визировании бумаг Государем не беспокойтесь.
- Вы уже выбрали подрядчика? - подхватил Гинцбург. - Могу порекомендовать нескольких добропорядочных господ.
- Наш Герман Густавович и сам справляется, - улыбаясь, и в это же время недовольно покачивая головой, пожаловался Асташев. - Я для его заводов с господином Обуховым сговариваюсь, а он уже генерала Чайковского в директора назначил.
- Что за Обухов?
- Так Павел Матвеевич Обухов. Он прежде горным начальником Златоустовских заводов был в чине генерал-майора. Потом на Неве завод основал, чтоб пушки для флота лить. А теперь-то в Морском ведомстве за долги. И на заводе его управляющим капитан-лейтенант Колокольцев поставлен, а по технической части полковник Мусселиус. Компаньон Обуховский, господин Путилов, от дел вовсе отошел. Так и Павел Матвеевич в стороны стал поглядывать…
- Кхе-кхе-кхе, - закашлял, засмеялся Гинцбург. - Отошел, говорите? Николай Иванович был недавно у меня… О кредите спрашивал. Казенный чугунолитейный завод, что в Северной гавани, хочет купить. Что ему ваш горный инженер…
- Кинул, - кивнул я сам себе. - Однозначно - кинул.
- Что вы сказали? - заинтересовался сидящий ближе всех Штиглиц.
- Обманул, говорю, - "перевел" я.
- Ну отчего же обманул? Все по совести. Каждый желает получить то, к чему стремится. Инженер Обухов все силы на литье пушек тратит, а Путилову богатства хочется. Как же им вместе-то на казенном кошту быть?
- И что, Иван Дмитриевич? Господин Обухов проявил желание поехать в Томск железо плавить?
- Не слишком, - признался Асташев. - Но обещался подумать…
- Только не нужно ему мешать, - пригладив бороду, самодовольно заметил Гинцбург. - Путилов сообщал, будто Обухов превосходнейший знаток. И чуть ли одержим мыслью устроительства завода наилучшим образом. Такие господа деньги только тратить умеют. А вот Николай Иванович совсем иначе устроен. Теперь я, пожалуй, дам ему средства на покупку.
- Итак, господа, - глянув на массивный "брегет", Штиглиц дал понять, что пора заканчивать заседание. - Надеюсь, мы пришли к соглашению. Бумаги у Государя и не должны встретить препятствий. Капиталы готовы. Господина Рейтерна, касательно выпуска облигаций, я посещу в ближайшее же время. Что же об управляющем нашей Сибирской дорогой, так наш Герман Густавович, не откажет взять на себя труд по отысканию стоящего человека. Мы же, в свою очередь, станем ему помогать…
Моего мнения никто не спрашивал. Я чувствовал себя бумажным корабликом, попавшим в бурный весенний ручей. И мне это совсем не нравилось. Привык уже думать, что Томская железная дорога - моя. Полностью. От идеи до воплощения. От черты на карте, до первого гудка паровоза. Столкнувшись с необходимостью участия в предприятии абсолютно беспринципных, готовых продать кому угодно что угодно, финансовых акул, испытывал какое-то разочарование. И еще - едва сдержал себя от порыва пойти вымыть руки, после их рукопожатий…
- Вы уже решили, Герман, на сколько акций дороги станете сами подписываться? - дождавшись, когда все, кроме них с сыном, откланяются и уйдут, поинтересовался старший Асташев.
- Конечно, - улыбнулся я, допив прежде кружку пива. - На миллион. Как барон говорил? Подписаться - не значит немедленно выложить деньги?!
- Это хитрый еврей сказал, - уточнил Вениамин и засмеялся. - И мне это тоже по нраву. Так ведь, отец?
- Ну, ежели так, да еще и не сразу, и мы на миллион, - закивал Иван Дмитриевич. - Еще и наш покровитель…
- Николай Николаевич, - вставил ротмистр.
- Великий Князь Николай Николаевич, изволили на сию же сумму интерес проявить.
И снова моя догадка подтвердилась. Так и знал, что их предприятия "крышует" кто-то из родни Императора.
- Михаил Константинович Сидоров, был у меня вчера, - зачем-то понизив голос, таинственно выговорил Асташев. - Хвалился, будто бы вы с ним на доклады в Вольном Обществе записаны.
- Точно так. Двадцать девятого числа, в Николаевском зале Городской думы.
- Эти… банкиры, должно быть, о том не ведают?
- Особенно я их в известность не ставил.
- Вот и ладно, - обрадовался старый седой лис. - Вот и славно! О прожекте вашем через этот доклад, подикось, все Отечество узнает?
- Я на это надеюсь. Да к чему вы это, Иван Дмитриевич?
- А к тому, Герман Густавович, что вот и Сидоров очень рекомендовал подписку на акции публичной устроить. Он уже и письма разослал. И Григорию Петровичу Елисееву, и Василию Александровичу Кокореву… Помните, мы на его подворье в Первопрестольной останавливались? И Петру Ионовичу Губонину. Это тоже не последний человек, и к чугунным дорогам интерес имеет. Они и сейчас у Мельникова прожект на Горнозаводскую дорогу держат. Все к Государю дорогу не найдут…
- Ого!
- Этим-то господам, чтоб нехристям вороватым нос утереть, и по мильену поди жалко не будет, - кавалерист, успевший расстегнуть шитый камзол и допить обе заказанные в самом начале кружки, чувствовал себя вольготно.
- Оно может и жалко, - подмигнул отец ротмистра. - Так и подписка на акции - это не нож к горлу.
- Я, вы, Сидоров, - я загибал пальцы, опасаясь ошибиться. Забавно было считать, таким образом, миллионы в драгоценном металле. - Елисеев, Кокорев и Губонин. Всего шесть. Против их…
Махнул головой за плечо.
- Против их двух, - поддакнул золотопромышленник. - А ежели вы упрямиться не станете, да к князю Константину на поклон пойдете, так и с Михаилом Христофоровичем стакнуться не сложно станет. Да и с Государем…
- А Штиглиц с Гинцбургом останутся не у дел, - согласился я. - И прав у них будет не больше, чем у прочих. Прекрасно!
- Барыши свои они все одно получат. Однако же не со всего капитала, а с малой части. Оно конечно вроде и не мое дело, Герман Густавович. Только не по-людски как-то в государеву казну руки-то совать. Поделом им…
- Можно подумать, Великие Князья… - начал я, и был тут же прерван ставшим вдруг жестким, как отцовский ремень, Асташевым.
- А не нужно! Не думайте, Герман Густавович. Не наше это. Они внутри семьи всегда сговорятся, а мы, от дум сих скорбных, волосья с головы теряем.
- Mцchten Ihre Geste noch was? - не глядя на Асташевых, спросил у меня подошедший половой.
- Nein, danke, - ответил, опередив меня, ротмистр. - Мы уже уходим… Putain allemand!
Глава 4
Прелюдия к медным трубам
Графа Строганова было трудно не узнать. Высокий, прямой, как жердь, седой насупленный старик в генеральском мундире. Он него веяло таким аристократизмом, такой привычкой властвовать, что, хотел он того или нет - вокруг его стула образовалось свободное, никем не занимаемое пространство.
Честно говоря, не ожидал его увидеть в Николаевском зале Санкт-Петербургской городской думы, снимаемом Вольным Экономическим обществом под публичные доклады. Была крошечная, микроскопическая надежда, что лекцию посетит кто-нибудь из царских детей - Александр, а еще лучше - Николай. Но сколько бы я не вглядывался в лица, царевичей не опознал. А вот Строганова было невозможно не заметить.
Артемка развешивал заранее приготовленные карты, схемы и графики, а я продолжал выискивать знакомые лица.
Сидоров - это понятно. Его доклад только что кончился. Купец ответил на несколько вопросов и занял место в первом ряду. Хотел и меня послушать. Жаль красноярского золотопромышленника и энтузиаста северного морского пути. Он готовился, нервничал. В Кронштадт ездил на первый и единственный в мире ледокольный русский буксирный пароход "Пайлот" смотрел. С хозяином его, Михаилом Бритневым, разговаривал, чертежи выкупил. А публике не угодил. Не нашлось в его спиче той изюминки, что разжигает в сердцах любопытство. Оставалось после его слов ощущение, будто сибирский богатей с жиру бесится. Будто проводка караванов кораблей через Северный Ледовитый океан - это такая изощренная прихоть. Вот уж не хотелось бы, чтоб и моя речь о "чугунке" была воспринята обывателями, как оправдание для относительно честного разворовывания казенных средств. Не хотелось так сильно, что я намеренно убрал из доклада все абсолютные финансовые показатели, выраженные в рублях. Оставил только относительные - вроде "стоимость перевозок снизится втрое, от того, что есть теперь".
Артемка - молодец. Если бы не его твердая рука и верный глаз, и не знаю, удалось бы воплотить идею с наглядными материалами. Из меня-то художник никакой. От слова "худо", только если. А вот у молодого Корнилова рисование здорово получается. Буковки вывел - одна к одной. Стрелки все ровненькие, круги, что характерно, круглые, а не как у меня получались - гибрид дыни и кляксы. Я денщику своему, как тушь на плакатах подсыхать стала, предложил художествам учиться отдать. Так он застеснялся. Покраснел, бубнить что-то про братьев и настоящих казаков принялся. Ну не дурень ли? Пообещал его в галерею какую-нибудь сводить. Настоящие картины показать. Может тогда решится…
Лица, лица, лица. Много студентов. Несколько офицеров - издалека не разглядеть ни знаков различия, ни полковой принадлежности. Вон те господа с толстыми блокнотами и карандашами в руках - наверняка журналисты. Или, как их сейчас называют - корреспонденты. Чиновники. В основном в черных мундирах департамента путей сообщения, но некоторые и из МВД, и даже из Морского министерства. Этим что здесь надо?
Купцы. Их ни с кем не спутаешь. Бородатые и держаться кучкой. Пытаются казаться невозмутимыми, а глазами так и стреляют по сторонам - оценивают, запоминают. Этих явно авторитет Сидорова привлек. Но ведь не ушли! Значит и в моей губернии интерес имеется.
Черт возьми! Наверняка где-то в зале, под чужой личиной скрывается кто-то из государевых детей! Иначе с чего бы Строганову этак-то вот головой крутить?! Только который, из этих двух сотен человек?
Какой-то господин - мне его представляли, но в памяти не отложилось - громогласно объявил тему моего сообщения, перечислил мои чины и должность. Аплодисментов не последовало. По спине пробежал холодок нехороших предчувствий.
Встал, в три широких шага поднялся на возвышение, к кафедре. Положил стопку исписанных листов. Еще раз оглядел зал. Взял указку.
- Вот здесь, на Урале, расположены самые большие и современные в нашем Отечестве заводы, - начал. В горле что-то булькало и скрипело поначалу. Потом, как-то само собой прошло. - Здесь делается семьдесят из каждых ста пудов железа. Здесь знаменитый на весь мир качеством стали Златоуст. Здесь, в этих неприветливых горах, Господом спрятаны неисчислимые сокровища. Одного лишь там нет! Мест, пригодных для выращивания хлеба.
Я по-другому планировал начать. Но раз в зале оказался граф Строганов, грех было не воспользоваться.
- Здесь, - указка совершила тысячеверстный рывок по карте на восток. - И здесь, и здесь, недалеко от Красноярска и Иркутска, в горах добывают сотни пудов золота. Здесь есть и иные полезные ископаемые, ждущие пока своего часа. Однако же и тут зерно почти не выращивают. И пока мешок муки доберется до Красноярска, он увеличит цену втрое…
Бородачи заерзали, стали переглядываться и хмыкать. Обязательно потом спросят у Сидорова. Двести процентов прибыли - это по нынешним временам - сказка.
- А тут, на Западносибирской равнине, возле Иртыша и Оби, лежат тридцать миллионов десятин плодородных земель, на которых живет людей меньше, чем в одной Москве. В одной только Томской губернии, пустует без хозяйских рук, более семи миллионов десятин пригодных для земледелия земель…
Мелькнуло знакомое лицо. Жаль, не было возможности пристально разглядывать собравшихся в Николаевском зале людей. Я все-таки вроде как - докладывал.
- Но и те крестьяне, что уже живут и благоденствуют на богатых сибирских землях, только в эту осень собрали более пяти миллионов пудов пшеницы! Этого довольно, чтоб накормить и все лежащие к Востоку от Томска территории Империи, и мастеровых Уральских заводов.
- И на вино, подиткось, еще отсыпали! - весело крикнул кто-то из зала.
- А как же! - легко согласился я. - У меня в губернии и вина хлебного по полмиллиона ведер в год варят. Только, что с того? В Томске мука к весне ближе по шестидесяти копеек на торгу, а в Красноярске и осенью дешевле полутора рублей не найти. А с вином и того подавно. То что, у нас по рублю идет, в Иркутске уже за пять…
- Так ведь, все по правде! - снова возник тот же "глас народа". - Полторы тыщщи верст. Подиткось - довези!
Барятинский! Володя! Ну, точно! Подмигивает и кивает. Я вскидываю вопросительно брови - мол: Николай здесь? Он стреляет глазами куда-то в сторону и прикладывает палец к губам. Все ясно. Цесаревич инкогнито. Как ни странно, я обрадовался.
- Так и это еще не все, любезнейший, - ткнул я куда-то в зал пальцем. - В Алтайских горах и медь имеется и железо. А угля хватит не только всю Россию снабдить, но и англичанам с пруссаками продать. Тут и тут - гигантские залежи пригодного для выделки портландцемента известняка. Здесь - пески для оптического стекла. Все это лежит под ногами, ждет, когда придет Хозяин. Но нет, и в ближайшее время такого человека не будет!
- Это чего это? Неужто в Рассее-Матушке ушлых купчин перевелось? Только на немцев вся надежа? - да кто ж это такой умный там слова коверкает? Ну, явно же человек куда умнее, чем хочет показать!
- Причем тут немцы? - удивился я. - У них что? Мешки сами по воздуху полетят? Или лошаденки степные киргизские зараз по сто пудов повезут? Не полетят, мой друг, и не повезут! Да точно так же, как и у наших, русских купцов, поедут баржами или подводами. И когда доберутся до того же Нижнего Новгорода, прибавят в цене вдвое, а то и втрое! Плюнет тогда наш ушлый, или не наш пришлый немец, на землю и скажет, что, дескать, куда проще и дешевле было все это за морем купить и чугункой привезти! И будет совершенно прав. Дешевле и проще. Но - неправильно! Вот о том, почему неправильно, и что нужно сделать, чтоб это исправить, я сейчас и расскажу!
А ведь молодые офицеры не просто так сидят! Явно ведь знакомы друг с другом, а устроились не все скопом, а распределились по залу. И не графа же Строганова двадцать лбов охраняют! Тому и пары слуг бы достаточно было.
Самым сложным, еще на этапе подготовки к докладу, оказалось, переводить современные для меня экономические термины. Макроэкономика, ВНП, контрэкономика и кейнсианская теория конкуренции - простые и понятные для меня вещи, боюсь, были совершенно чуждыми обывателям второй половины девятнадцатого века. Приходилось выкручиваться, объяснять на примерах.
Здорово пригодились статистические данные по прибалтийским и нечерноземным губерниям, полученные из архива МВД. Всего четыре года прошло со дня отмены крепостного права, а тенденции уже наметились. Недоимки по выкупным платежам росли, площади земельных наделов и урожайность на душу населения - падали.
Специальная "крестьянская" комиссия при Государственном Совете не зря разделила страну на зоны с существенно отличающимися условиями выкупа земли. Плодородные причерноморские, поволжские и кубанские черноземы худо-бедно кормили свое население, а вот северные территории - были, как в мое время говорили - дотационными. Да еще и чрезмерно населенными.
Коротенький, всего-то на четыре точки, график, тем не менее, позволял прогнозировать уровень благосостояния и собираемость податей на несколько лет вперед. И похоже, даже примерные данные вызвали у моих слушателей шок. Пришлось слегка отвлечься от основной темы и попытаться объяснить логику расчетов.
Журналисты строчили, не поднимая голов. Оставалось надеяться, что они там ничего не перепутают. Не хотелось прослыть пустозвоном из-за простейшей ошибки этих щелкоперов.
Кое-как удалось переползти на уголь и его все возрастающую роль в жизни общества. Броненосные корабли, паровозы, кокс, светильный газ и коксохимия. Еще один график - зависимость потребностей в каменном топливе при росте паровых машин, кратно пятистам штук. Указкой вольно очертил Кузбасс. Месторождения в районе, где в мое время стоял город Кемерово - уже не секрет. Для Гурьевского завода там уже добывают кое-что, но до смешного мало.