- Одно маленькое добавление, Сумматор, - произнес он с печальной усмешкой. - Я знаю, как такие дела делаются. Через какое-то время окажется, что "поместье", клубника и здоровые игры на свежем воздухе подразумевают одно маленькое условие. Давайте уж говорить прямо. Вас интересует канал, по которому прошел Посланник. А для этого вам нужен объект РС-15. И вы знаете, что кроме как от меня, ни от кого помощи не дождетесь. Только я могу восстановить объектную программу. Именно поэтому вы и устроили нынешний спектакль. Но без толку. На меня не рассчитывайте - я ничего восстанавливать не буду. И еще один пикантный момент. Самый главный. Вы должны понять, что "методами" вашими ничего не добьетесь. Это же не явки и пароли из человека вытянуть. Воссоздать программу - серьезный творческий труд. Для которого нужно, во-первых, желание, а во-вторых, ясные, здоровые мозги. Но в том-то и фокус, что после "методов" я ни на что не стану годен. От меня останется тень, оболочка. А вы все-таки рационалисты. Вам не оболочка нужна, вам я нужен. В полном сознании. Не сырье для палача, а союзник.
Ну, а все прочее я выдержу. И вы это тоже знаете. Мне терять нечего, я ничего больше не хочу и ничего не боюсь. Считайте, что меня уже нет. И кончайте беседы о клубнике и дерьме. Мы друг друга насквозь видим. Зовите вашего Ярцева - и привет.
На сей раз Старик молчал долго. Потом вздохнул и произнес:
- Да, похоже, вы правы. Не получился у нас разговор. Поверьте, мне вас очень жаль, Сережа, - и нажал едва заметную кнопочку на своем столе.
7
Сзади раздался шорох, еле слышный - словно где-то вдалеке рвали на части какую-то ткань. Поначалу Костя решил, что померещилось. Наверное, галлюцинация. Попросту говоря, глюк. В памяти всплыла глупая детская поговорка: "Если в поле видишь люк - не пугайся, это глюк." Такой вот стишок. Тоже ведь пришел из прежней жизни, из нормального мира. Что ж, если даже такие мелочи возвращаются - это неплохо. Легче будет привыкнуть там, в Реальности.
Вскоре звук повторился. Будто кто-то невидимый прошмыгнул сзади и исчез. Костя резко обернулся, но что толку? Темнота кромешная, как ни напрягай глаза, ничего не разглядишь. Да и вообще, наверное, это шумит в ушах. Видимо, купание в ледяной воде не прошло ему даром. Похоже, поднимается температура, а если она повышенная, в ушах всегда звенит.
Шорох послышался вновь, на сей раз ближе и громче. Нет, это вовсе не звон в ушах. Звон - он же нудный, монотонный, все на одной и той же ноте. А этот звук слишком уж какой-то подозрительный. То ли слабые щелчки о камень, то ли чье-то торопливое дыхание. Там, в темноте, несомненно было что-то живое.
Но откуда оно взялось? Смешно и думать, что здесь, во тьме и холоде, может водиться хоть какая-нибудь живность. И чем бы ей питаться? Ну ладно, червяки, мокрицы, плесень - оно бы еще куда ни шло. Но это, судя по всему, не червяк.
Это слегка коснулось его ноги. Теплое - и в то же время скользкое, увертливое… Костя мгновенно отскочил, врезался в стену и едва сдержал крик - он и сам не понял, то ли от испуга, то ли оттого, что локоть зашиб.
Существо - он теперь уже не сомневался, что это существо - пробежало вперед. И тут же сзади раздался не то шепот, не то смех. Он звучал недолго, пару секунд, но Костю обволокло мутным облаком страха. Он зашагал быстрее, надеясь выбраться из этого облака, но без толку. Казалось, что-то вязкое, тягучее сгущается вокруг него, какая-то липкая мерзость. Заныло в животе, а под ложечкой вырос плотный комок. Если бы хоть чуть-чуть света… Пусть всего лишь пламя спички, на тысячную долю секунды… Со светом стало бы легче. Но вокруг висела тьма, а во тьме скрывалось неизвестное.
Костя зашагал еще быстрее, но страх не отпускал его. Напротив, он раздувался, густел, огромной слепой тенью нависал за спиной и гнал, гнал вперед. Странные звуки время от времени повторялись, и каждый раз Костино сердце словно протыкало тонкой безжалостной спицей.
Он и сам не заметил, как перешел на бег. Узел с мокрой одеждой пришлось бросить, в голове пульсировала лишь одна мысль: успеть, успеть бы, проскочить! Что именно проскочить, куда успеть, он не понимал, но думать было некогда. Быстрее, еще быстрее - иначе смерть.
И опять послышался смех, совсем рядом, но где - Костя так и не понял. И хотя от разгоряченного в беге тела валил пар - из-за этого смеха его продрано холодом.
А сзади раздался оглушительный грохот. Что-то падало, валилось за его спиной, что-то рушилось, сотрясая всю пещеру низким тревожным гулом. Скорее, скорее успеть!
Потом у него перед глазами точно мина взорвалась - и Костя упал животом на острые камни.
Когда он открыл глаза, темноты уже не было. Пещеру заливал тусклый свет. Грязно-лиловый, неживой, как в ту последнюю ночь. И вновь Костя не мог понять - откуда сочится мертвенное, угрюмое сияние? Вроде бы ни ламп, ни факелов - а свет меж тем неспешно стекает с потолка, струится по стенам, седыми испарениями поднимается с пола.
Не так уж и много его было, света, но все же Костя смог оглядеться. Отовсюду нависали угрюмые каменные своды, такие же красновато-бурые, как и у входа в пещеру. А над головой, очень высоко, едва видные, громоздились друг на друга неровные, покрытые змеящимися трещинами плиты. Казалось, они держатся там из последних сил, еще мгновение - и обрушатся вниз, со свистом рассекая сырой лиловый воздух.
Внизу повсюду валялись угловатые, с острыми краями, обломки породы, перекрещивались, наползали друг на друга словно исполинские древние ящеры. Словно они, окаменевшие миллионы лет назад, не умерли тогда, а лишь затаились, в любую минуту готовые принять свой истинный вид.
И что-то еще смущало Костю. Какая-то странность, что-то неправильное, нелепое. Сперва он никак не мог сообразить, в чем дело, но потом понял - и вздрогнул.
Туннеля, по которому он вбежал сюда, больше не было. Повсюду, со всех сторон нависали стены - сплошные, непробиваемые. Ни входа, ни выхода, ни даже каких-нибудь щелей. Он заперт в каменной ловушке, и выбраться отсюда невозможно.
А вскоре Костя увидел их. Сперва не глазами, нет - кожей почувствовал на себе колючие взгляды маленьких, беспощадных глаз, а потом уже понял, кто это. Из памяти послушно выплыло забытое слово.
Крысы! Огромные черные крысы глядели на него из дальнего угла пещеры. Их было множество - сотни, если не тысячи. Откуда они взялись? Ведь еще секунду назад пещера пустовала. Костя же ее всю осмотрел, ища выход! И вдруг - крысиные полчища.
Они глядели на него, глядели нахально и уверенно. Крысы знали, что бежать Косте некуда. Лишь теперь он понял, что за звуки пугали его раньше, в густой черноте туннеля.
Все рассчитано. Его гнали именно сюда, в ловушку, которая станет для него и могилой. С крысами не справиться. Будь их всего десяток, ну пускай два - еще оставался бы какой-то шанс. Но такое… Черная шевелящаяся масса… Здоровенные твари, побольше кошки, с красноватыми бусинками-глазками, скалящие грязно-желтые зубы.
Крысы не торопились. Они буравили Костю наглыми взглядами и медленно, невыносимо медленно приближались. Как это у них выходило? Вроде бы ни одна из них не двигалась с места, но черная масса с каждой секундой становилась все ближе и ближе.
Костя вдруг понял, что это не простые крысы. Слишком уж черные были у них тела. Такие черные, что казалось, исчезни мрачно-лиловый свет, крысы все равно остались бы видны, потому что они темнее даже самой непроглядной тьмы. Словно они - черные дыры в самой жизни, какие-то глухие провалы, гибельные трещины в пространстве.
Нет, они были куда опаснее, чем стая диких голодных тварей. Хотя куда уж опаснее - все равно ведь сожрут.
Но Костя чувствовал, что сожрут не просто. И не сразу. Имелась какая-то неразгаданная связь между этими полчищами и всем, что случилось с ним раньше. Какая-то неизбежная связь. И крысы о ней знали. Они держались как хозяева - и потому не спешили.
Липкие нити страха вновь коснулись его. Казалось, этот страх, эта грязная паутина выползает из крысиных глаз. Костя чувствовал, как стягивает его невидимая сеть. Он попробовал шевельнуться - и не смог. Тело не слушалось. Попробовал вскрикнуть - из горла вырвалось едва слышное шипение. А ужас нарастал, сгущался темным облаком.
Крысы неумолимо приближались. Костя уже чувствовал отвратительный запах гнили, видел оскаленные челюсти, готовые впиться в его тело, в кожу, в мясо, и грызть, и рвать, захлебываясь теплой солоноватой кровью.
"Вот и все, - неожиданно спокойно подумал он. - Вот и конец." В голове промелькнули обрывки прежней жизни - длинные коридоры Корпуса, увешанные стендами про гигиену, размазывающий по щекам слезы Мишка Рыжов, стальная холодная лента реки, бесконечное белое поле из полузабытых снов… Белое поле, где ждал его Белый… Белый! Ну где же ты?
Произнес ли он это вслух или подумал, Костя так и не смог понять. Но какая разница - Белый услышал. И пришел.
Он появился, как всегда, внезапно. Не было его - и вот он уже стоит рядом, прислонясь спиной к бурой стене. Все было как в тех снах - такой же спокойный, грустный, с теми же большими серыми глазами. Только сейчас это уже не было сном.
- Не бойся, - негромко сказал он. - Теперь я с тобой, Костик. Теперь уже все. Подожди немного, я сейчас, - и Белый повернулся лицом к крысам.
Он вдруг как-то неуловимо изменился. Тело его напряглось, белый комбинезон испускал яркий свет - словно снег на солнце. Белый вытянул вперед, по направлению к крысиной стае, ладонь. Те зашевелились и, - Костя не поверил своим глазам, - начали расти, наливаясь злобой и силой.
Что произошло дальше, он понял не сразу. Ладонь Белого внезапно раскалилась и вспыхнула ослепительным голубым огнем. Огненная струя вонзилась в центр крысиной орды, разметала их. Крысы носились по пещере с омерзительным писком - казалось, они искали выхода, искали хоть какую-нибудь лазейку - но без толку. Струя голубого пламени настигала их повсюду. Странное дело - когда огонь касался крысиных тел, они не горели, не дымились, а просто таяли, исчезали, словно растворяясь в тусклом лиловом сиянии.
Костя взглянул на Белого - и отшатнулся, увидев наполненные страданием и болью глаза. Белый едва держался на ногах, его шатало, трясло, но огонь все так же неудержимо стекал с его ладони, настигая крыс, и те таяли в сыром воздухе пещеры. И тут Костя понял, что державшая его паутина липкого страха исчезла. Будто ее и не было никогда. Тело опять принадлежало ему, он снова мог дышать, двигаться. Утянулось куда-то заволакивавшее сознание темное облако.
Он подбежал к Белому.
Тот тяжело дышал, с трудом ловя воздух посиневшими губами. Вся правая ладонь его превратилась в одну сплошную обугленную рану. Обожженные клочья кожи лохматились по краям, бурлила и дымилась густая темная кровь, шлепалась тяжелыми каплями на камни.
- Вот так, братец, - словно предвидя Костины вопросы, печально усмехнулся Белый. - Даром ничего не бывает. За каждое чудо приходится платить.
- Как же вы теперь? - вырвалось у Кости.
- Ничего, мне не привыкать, - с трудом ворочая языком, пробормотал Белый. - Такая уж у меня работа. Сам ее выбрал. Да ты за ладонь-то не бойся, заживет как на собаке. Это уж мои проблемы. Ты вот что, помоги-ка мне встать. Голова очень уж кружится.
Костя подхватил Белого под мышки - и едва не выронил. Сейчас тот был самым что ни на есть настоящим, не дымом, не туманом, как раньше. И кстати, он оказался весьма тяжелым. Килограммов восемьдесят в нем, не меньше, - мелькнула у Кости мысль.
- Ну вот, уже лучше, - сказал Белый, вытирая левой рукой пот со лба. - Теперь уже можно идти помаленьку. Так что давай лапу - и пошли.
- Куда? - изумленно спросил Костя. - Отсюда же нет выхода!
- Теперь все есть, - улыбнулся Белый. - Погляди-ка вперед.
Прямо перед ними зияло огромное черное жерло туннеля. Оттуда ощутимо тянуло свежим ветром.
- Да, берег уже почти рядом, - снова поймав Костину мысль, отозвался Белый. - Пойдем, что ли.
И они шагнули в туннель. Лиловый свет позади незаметно исчез, снова нависла тьма, но Белый светился сам. Тем же снежно-солнечным сиянием. Костя слегка поддерживал его за локоть, чувствуя, как пульсирует в обожженной ладони боль. Но все же они шли довольно быстро. И вскоре впереди мелькнул слабый отблеск.
- Ну вот, можно сказать, добрались, - тяжело дыша, произнес Белый. - Последние метры остались. Так что давай вперед, на свет Божий.
Через минуту они вышли из пещеры. Вдалеке тянулись крутые холмы, поросшие молодым сосняком. Где-то слева блестела голубая лента реки. И здесь было тепло как летом, даже жарко. Солнце раскаленным пятаком висело в белесом небе. Назойливо чирикала какая-то птица, а где-то у самого горизонта слышался грохот уходящей электрички.
8
Оглянувшись, он увидел, как медленно смыкаются стальные двери камеры. Словно челюсти какого-то ископаемого ящера. Ничего другого не оставалось, как усмехнуться собственной банальности. В чем-то Старик прав - из него в последнее время лезет ужасающий примитив. Глупеет он, видимо. Деградирует. Ну ничего, уже недолго осталось.
Потом он принялся разглядывать камеру. Глядеть, в общем-то, было не на что. Пустой прямоугольник, приблизительно три на четыре метра. Все стальное, гладкое - и стены, и пол, и потолок. И ни единого предмета. Ни тебе постели, ни нар, ни традиционного тюремного унитаза, а то и легендарной параши. Вообще ничего. Первозданная пустота. Впрочем, это и понятно. Камера предназначалась не для проживания. Скорее уж, ее стоило рассматривать как плаху.
Сергей уселся на холодный пол и попробовал расслабиться. Без толку. Мозги сверлила назойливая мысль - какой способ они изберут? Глупость подобных мыслей он понимал. Ничего уже не изменишь, остается лишь верить и терпеть. Он надеялся, что вытерпит. И в то же время сосало под ложечкой. Легко было форсить перед Стариком своей смелостью, но вот сейчас, когда отрезаны все пути, а воображение рисует картинки одна страшнее другой - сейчас все оказалось иначе.
Пришлось собраться с силами и подавить воображение. Временно. Хотя, может, и навсегда - вдруг приговор приведут в исполнение раньше, чем он вновь раскиснет? Скоро ли Благодетели позабавятся?
Вообще-то Ярцевские громилы его разочаровали. Если бы не здешняя техника… Как он их все-таки швырял… Конечно, это было пижонством. Не та история, чтобы спастись посредством рукомашества и дрыгоножества. Но то ли возобладала привычка играть до мата, то ли просто захотелось выплеснуть напряжение.
Сергей вспомнил, как это было. Похоже, Санитары по природной своей тупости так и не смогли понять, что против стиля "танцующий дракон" бесполезны их могучие бицепсы. Хотя если посмотреть на то, что было, беспристрастно - каким же дураком он тогда оказался! Ярцев стоял рядом и скучающе наблюдал за схваткой. Потом, пробормотав: "Ну ладно, порезвились и будет", сунул руку в карман пиджака и щелкнул кнопкой переносного пульта. И тут же ноги Сергея отделились от пола, голова вздернулась, а сам он повис на полуметровой высоте, не в силах шевельнуться. Казалось, невидимая исполинская рука схватила его и держит, размышляя, сразу ли убивать, или отложить забаву на опосля. А Ярцев, мягко глядя ему в глаза (оказалось, он умеет смотреть мягко!), спокойно произнес:
- Ну, и зачем было устраивать весь этот цирк? Взрослый же человек, интеллигент, а ведете себя как скверно воспитанный мальчишка.
Вот и поиграл до мата. Типичная двухходовка. Мат в два хода. Первый уже сделан, остался завершающий удар.
Но что интересно, не было страха смерти. Того тяжелого, грызущего страха, что все кончится, мир исчезнет, что настанет последняя тьма, и пустота. Нет, мысли вертелись лишь вокруг способа казни. А смерть? Привык он, что ли, за последние дни, к ее присутствию? Даже хотелось, чтобы все окончилось поскорее. Может ли быть что-то страшнее ожидания, да еще в этой железной коробке?
И жгла досада от того, что ничего уже не изменишь. Что было, то было. Время, к несчастью, необратимо. Основной закон, верный во всех мирах. Даже Благодетелям, с их возможностями - и тем не под силу. А возможности у них и впрямь нечеловеческие. И даже не просто нечеловеческие, а какие-то неестественные. Или противоестественные. Неужели и сейчас, за шаг до гибели, он так и не решится понять, кто же они такие? Пора вытащить из подсознания свои тайные догадки. Те догадки, что страшнее всех здешних свинств и обманов, догадки, которые он гнал беспощадно, топил в глубине. Время от времени они всплывали на поверхность, а он вновь избавлялся от них: нечего забивать себе голову мистикой.
Но сейчас, сидя на стальном полу камеры, Сергей понимал, что без мистики тут не обошлось. И мистика-то была темная, липкая и отвратительная. Он хмыкнул. Ну что, похоже пришла пора расстаться с материализмом. Да и был ли он материалистом? Просто плыл по этой речке, как и все вокруг.
Но философствовать почему-то вдруг расхотелось. Вновь дали себя знать отбитые почки - Ярцевские сотрудники сполна выместили на нем горечь поражения. А сам Ярцев стоял рядом и участливо бормотал:
- Ну, не обижайтесь, Сергей Петрович, не обижайтесь, ребят ведь тоже можно понять, им же обидно…
Сейчас он утешал себя лишь тем, что недолго осталось. Хотя с чего он взял? Может, камера - это еще не конец, будут еще и уговоры, и угрозы… Впрочем, сомнительно. Они же рационалисты. В чем - в чем, а в здравом смысле им не откажешь. Прямо-таки сверхчеловеческая логика. Вот именно, что сверхчеловеческая. Стало быть, и нечеловеческая. Чья же тогда? Впрочем, эта мысль уже была. Видно, все вертится по кругу.
Он встал и прошелся по камере. Болели ноги, подташнивало, а перед глазами плыли дрожащие синие огоньки. Наверное, поднимается температура. Как и той ночью, на Центральном Пульте. Сергей до сих пор не мог понять, что же с ним тогда случилось.
Он сидел в черном кожаном кресле, перед глазами мутно светился дисплей, и нужно было задать объектный пароль: курсор назойливо мигал, ожидая ввода. Все стандартные уловки не дали ничего, и загрузочный модуль оказался нераскрываемым - он был даже блокирован от просмотра. А время текло, в любую минуту могли наведаться Санитары. Может быть, и Костик уже в их лапах?
Нет, с чего бы это? Пока что ничего не случилось, Белый еще не начал действовать. Костик сейчас спокойно спит в палате, во сне вырастая из Временного Помощника в Постоянного. Никто его ни в чем не подозревает, на кой шут он сдался ярцевскому ведомству?
Но Сергей вдруг отчетливо, до боли в глазах увидел, как чьи-то крепкие, поросшие рыжим волосом узловатые руки хватают мальчишку, заламывают локти. Как веселые, розовощекие сотруднички лупят его ботинками под ребра, и те трещат - много ли надо пятнадцатилетнему пацану? А после его вяжут или надевают наручники, матерясь и подгоняя пинками, тащат в гнилые подвалы Санитарной Службы.
От этой картины у Сергея закружилась голова, мышцы сжались, готовые бросить его туда, во тьму, на помощь Костику. Но что он мог? От ощущения собственной слабости его даже затошнило. А потом вдруг заболела голова, да так, что перехватило дыхание. Казалось, кто-то сдавливает виски огромными щипцами, и натужно трещит, раскалываясь, черепная коробка.