Глава 2. ЗЛАЯ МУЗЫКА
Она успела поспать всего час, прежде чем начался кошмар.
Позднее Тиффани чаще всего вспоминался глухой стук, с которым голова мистера Пуста колотилась о стены и перила, когда она вышвырнула его из кровати, и, ухватив за грязную ночную рубаху, поволокла вниз по лестнице. Он оказался весьма тяжёлым и полусонным, а на другую половину - мертвецки пьяным.
Главное было не дать ему времени очухаться, хотя бы на секунду, пока она привязывала его к своей метле, словно тяжёлый тюк с грязным бельём. Пуст весил больше Тиффани раза в три, но это не проблема, если грамотно использовать закон рычага. Если не умеешь управляться с теми, кто тяжелее тебя, лучше оставить работу ведьмы. Иначе как ты, например, переменишь постель лежачему больному? Чуть позже Пуст скатился по трём ступеням в маленькую кухню её хижины и наблевал на пол.
Это её не огорчило, скорее, наоборот. Поваляться в луже собственной блевотины было наименьшим, чего этот Пуст заслуживал, но сейчас Тиффани следовало поскорее брать ситуацию под контроль, потому что у него было время придти в себя.
Как только началось избиение, миссис Пуст, больше похожая на мышь, чем на женщину, вылетела из дома и с криками рванула по улице к ближайшему деревенскому пабу, а отец Тиффани немедленно послал мальчишку с известием к дочери. Мистер Болит был человеком предусмотрительным, он понимал, что пьяное веселье ярмарочного дня может очень быстро обернуться своей плохой стороной, и оказался прав. Когда Тиффани стартовала от дома Пустов к своей хижине, злая музыка уже началась.
Тиффани ударила Пуста по лицу.
- Ты слышишь? - спросила она, махнув рукой в сторону тёмного окна. - Слышишь? Это злая музыка, они играют её для тебя, мистер Пуст, для тебя. У них дубины! И камни! И всё прочее, что оказалось под рукой, плюс кулаки. А ребёнок твоей дочери мёртв, мистер Пуст. Ты так сильно избил свою дочь, мистер Пуст, что её малыш умер. Её сейчас утешают женщины, а мужчины знают, что это твоих рук дело, все знают.
Она уставилась в его покрасневшие глаза. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, потому что он был человеком, которому кулаки заменяли мозги. Скоро он пустит их в ход, Тиффани это знала наверняка, бить было гораздо проще, чем думать. Мистер Пуст прокладывал свой путь по жизни кулаками.
Злая музыка приближалась медленно, потому что бродить по полям в темноте было нелегко, особенно накачавшись пивом, и не важно, насколько праведный при этом твой гнев. Она лишь надеялась, что они не сразу заглянут в амбар, иначе они немедленно повесят Пуста, как только поймают. Ему ещё повезёт, если просто повесят. Она-то в амбар заглядывала, и сразу поняла, что одно убийство уже совершилось, а без её вмешательства неизбежно совершится и второе. Она успела наложить на девушку заклятье, чтобы облегчить её боль, которая покинула тело бедняжки и зависла над правым плечом Тиффани, как маленький шарик, сияющий призрачным оранжевым светом.
- Всё из-за того парня, - пробормотал Пуст; блевотина капала изо рта ему на грудь. - Вскружил девке голову, так что она больше не слушала ни мать, ни меня. А ведь ей всего тринадцать. Скандал.
- Вильяму тоже тринадцать, - возразила Тиффани, стараясь говорить спокойно. Это было непросто, гнев так и рвался наружу. - Она, по-твоему, была недостаточно взрослой для небольшого романа, но достаточно взрослой, чтобы избить её так, что у неё кровь потекла отовсюду?
Она не могла точно сказать, вернулся ли к нему разум, потому что у Пуста даже в лучшие времена разума было совсем немного, практически, нулевое количество.
- Они неправильно поступили, - бормотал Пуст. - Мужчина должен поддерживать порядок в доме, разве не так?
Тиффани могла себе вообразить, как ругались в пабе, прежде чем начала звучать злая музыка. В деревнях Мела оружия не держали; здесь держали серпы, косы, ножи и большие, большие молоты. Всё это не оружие, пока ты не шарахнешь им кого-нибудь по голове. А ещё все знали, какой у старины Пуста вспыльчивый нрав: его жена не раз и не два врала соседям, что получила синяк под глазом, случайно ударившись об дверь.
О, да, Тиффани вполне представляла диалог в пабе, когда кровь вскипает от пива, а люди поспешно соображают, какое не-оружие хранится у них в сараях. Каждый мужчина был королём в своём маленьком замке. Это аксиома - по крайней мере, с точки зрения мужчин - а значит, ты не лезешь в чужие дела, пока соседний "замок" не начнёт вонять, и тогда уж тебе требуется срочно предпринять что-то, иначе все остальные замки тоже пострадают. Мистер Пуст был одним из таких маленьких мрачных секретов для всей округи, но сейчас этот секрет перестал быть таковым.
- Я твой последний шанс, мистер Пуст, - сказала она. - Беги. Возьми, что унесёшь, и беги немедленно. Беги туда, где о тебе никогда не слышали, а потом ещё немного дальше, просто на всякий случай, потому что я не смогу остановить их, это понятно? Лично мне наплевать, что будет с твоим вечно пьяным телом, но я не хочу, чтобы хорошие люди вдруг стали плохими, совершив убийство, поэтому беги через поля и забудь дорогу обратно.
- Ты не имеешь права гнать меня из моего собственного дома, - пробормотал он с пьяной бравадой в голосе.
- Ты уже потерял свой дом, а также дочь, жену и… внука, мистер Пуст. Этой ночью у тебя нет друзей. Я предлагаю тебе спасать собственную жизнь.
- Это всё выпивка! - разрыдался Пуст. - Это не я сделал, это вино!
- Но вино пил ты, а потом пил ещё и ещё, - оборвала его Тиффани. - Ты пил вино весь день и вернулся домой лишь потому, что вино захотело уложить тебя в постель.
В сердце своём она ощущала только холод.
- Мне так жаль.
- Этого недостаточно, мистер Пуст, совсем недостаточно. Беги прочь и постарайся стать хоть немного лучше. Тогда, возможно, люди найдут в своих сердцах желание сказать тебе "привет", когда ты вернёшься, или хотя бы кивнуть при встрече.
Она посмотрела ему в глаза, и поняла, что происходит в его душе. У него внутри что-то закипало. Он стыдился, был зол и возмущён, а в таких обстоятельствах Пусты всего мира обычно пускают в ход кулаки.
- Пожалуйста, не надо, мистер Пуст, - сказал она. - Ты хоть знаешь, что случится, если ты ударишь ведьму?
"С такими кулачищами, ты, скорее всего, убьёшь меня с одного удара, - подумала она. - Поэтому в моих же интересах запугать тебя посильнее".
- Это ты напустила на меня злую музыку, да?
Она вздохнула.
- Никто не может её "напустить", мистер Пуст, и тебе это прекрасно известно. Она сама начинается, когда люди теряют терпение. Никто не знает, как и где. Просто люди оглядываются, и видят глаза других людей, и слегка кивают друг другу, а остальные видят всё это. А потом другие люди видят глаза тех людей, и так, шаг за шагом, начинается музыка: кто-то берёт ложку и начинает бить по тарелке, а кто-то другой берёт кружку и начинает стучать по столу, а ботинки начинают топать по полу, всё громче и громче. Это музыка гнева, музыка людей, которые потеряли терпение. Ты хочешь встретить её лицом лицу?
- Думаешь, ты такая умная, да? - прорычал мистер Пуст. - Ты, со своей метлой, и со своей чёрной магией, раздающая приказы об'кновенным людям?
Тиффани им почти восхищалась. Вот он сидит, без единого друга в целом мире, весь покрытый собственной блевотиной и, - она принюхалась: так и есть, с нижнего края ночной рубахи капает моча, - но всё равно ему хватает дурости хамить ей в ответ.
- Не такая уж и умная, мистер Пуст, просто умнее, чем ты. Это, кстати, совсем несложно.
- Вот как? Гляди, как бы ум до беды не довёл. Тощая девка, которая бесперечь суёт свой нос в чужие дела… Что будешь делать, когда музыка придёт за тобой, а?
- Беги, мистер Пуст. Убирайся прочь. Это твой последний шанс, - сказал она.
Похоже, так оно и было. Шум приближался, Тиффани уже могла различить отдельные голоса.
- Ну, ваше величество хотя бы позволит мужчине обуться? - с издёвкой спросил он.
Пуст сделал вид, что тянется за ботинками, стоящими у двери, но его истинные намерения было несложно прочесть, словно очень маленькую книгу, всю в жирных пятнах и с куском бекона вместо закладки.
Он вскочил и принялся размахивать кулаками.
Тиффани сделала шаг назад, схватила его за запястье и отпустила боль. Она почувствовала, как та течёт по её руке, отдаваясь покалыванием в костях, потом перетекает в ладонь и оттуда в митера Пуста: вся боль его дочери, сконцентрированная в одно мгновение. Боль швырнула его через кухню и выжгла все чувства, кроме животного страха. Он, словно бык, врезался в хлипкую заднюю дверь кухни, вышиб её и скрылся в темноте.
Тиффани, спотыкаясь, побрела в амбар, освещая себе путь масляной лампой. Матушка Ветровоск утверждала, что ты не ощущаешь чужую боль, которую несёшь на себе, но это оказалось неправдой. Ложью во спасение. Ты чувствуешь эту боль, но, поскольку она не твоя, можешь с ней совладать; однако её исход оставляет тебя слабой и опустошённой.
Когда появилась звякающая оружием толпа, Тиффани сидела в амбаре рядом со спящей девушкой. Шум обошёл вокруг дома, но не осмелился проникнуть внутрь; это было одно из неписаных правил. Сложно поверить, что у анархии злой музыки есть правила, но они были; она могла длиться три ночи подряд или кончиться в течение одной, и никто не выходил из домов, пока музыка гремела в воздухе, и не входил тоже, разве только, чтобы попытаться вымолить прощение, понимание или десяток минут на сборы и бегство. Злую музыку никто не организовывал. Она просто вдруг начиналась сама по себе, если деревне казалось, что муж слишком сильно избил жену, или хозяин слишком жестоко обошёлся с собакой, или если женатый мужчина и замужняя женщина забывали, что состоят в браке не друг с другом. Были и другие, более страшные преступления против музыки, но о них предпочитали вслух не говорить. Иногда кое-кому удавалось остановить эту музыку, исправив свои ошибки; но гораздо чаще виновный собирал вещички и отбывал куда подальше еще до конца третьей ночи.
Пуст был слишком туп, чтобы понять намёк; Пуст наверняка вышел бы драться. А в драке кто-нибудь совершил бы глупость, в смысле, ещё более страшную, чем совершил Пуст. Потом об этом узнал бы Барон, и этот "кто-нибудь" лишился бы средств к существованию, ему пришлось бы покинуть Мел и отправиться в дальние края, может быть, за целых десять миль, чтобы найти работу и начать новую жизнь среди чужих людей.
Отец Тиффани обладал неплохими инстинктами, прошло лишь несколько минут, как стала стихать злая музыка, а он уже осторожно открыл дверь амбара. Она знала, что ему приходится нелегко. Он был уважаемым в деревне человеком, но его дочь, каким-то образом, стала главнее его. Ведьма ни от кого не принимает приказов, и другие мужчины, Тиффани точно знала, порой подшучивали над ним из-за этого.
Она улыбнулась, и он присел рядом с ней на сено, пока злая музыка постепенно стихала, не найдя, кого избить, забросать камнями или повесить. Мистер Болит никогда не тратил слов понапрасну. Он огляделся и заметил маленький свёрток из мешковины и соломы, Тиффани положила его там, где девушка не могла бы его случайно заметить.
- Значит, это правда. Она была беременна?
- Да, отец.
Он задумчиво уставился в пустоту.
- Лучше, если его никто не увидит, - произнёс он после продолжительной паузы.
- Да, - согласилась Тиффани.
- Некоторые парни предлагали вздернуть Пуста. Мы бы их остановили, конечно, но это плохое дело, когда между людьми начинаются такие споры. Отравляют деревню, словно яд.
- Да.
Они посидели молча. Потом её отец взглянул на спящую девушку.
- Что ты с ней сделала? - спросил он.
- Всё, что смогла, - ответила Тиффани.
- Эту свою штуку с забиранием боли?
Она вздохнула.
- Да, но нужно забрать ещё кое-что. Одолжи мне лопату, папа. Я похороню бедного малыша в лесу, и никто не будет знать, где.
Он посмотрел в сторону.
- Не нравится мне, что тебе приходится делать такие дела, Тифф. Тебе ещё шестнадцати нет, а ты целыми днями бегаешь, лечишь людей, ухаживаешь, перевязываешь и бог знает что ещё. Недетское это занятие.
- Да, я знаю.
- Почему? - не в первый уже раз спросил он.
- Потому что никто другой не может или не хочет этого делать, вот почему.
- Но ведь всё это не твоё дело?
- Моё, я сама так решила. Я ведьма. И делаю ведьмину работу. Когда что-то ничьё дело, это моё дело, - быстро ответила Тиффани.
- Да, но мы-то с матерью думали, что ведьмы просто летают на помеле и всё такое. А не стригут старушкам ногти на ногах.
- Люди порой не понимают, что нужно делать, - сказала Тиффани. - Не со зла, они просто не думают. Возьми хоть для примера старую миссис Чулок, у неё никого нет, кроме её кошек и страшного артрита. Еду ей приносили достаточно регулярно, это правда, но никто не догадался постричь ей ногти на ногах, и они так отросли, что бедняжка не могла снять ботинки целый год! Местные крестьяне понимают насчёт принести еды или букет цветов иногда, но когда дело доходит до реальных неприятных неприятностей, помощи от них не жди. А ведьмы понимают. Конечно, приходится и летать немало, но это просто чтобы успеть везде, где мы нужны.
Отец покачал головой.
- И тебе нравятся такие занятия?
- Да.
- Почему?
Тиффани задумалась, отец не сводил с неё глаз.
- Ну, папа, ты же помнишь, что говорила Бабушка Болит? "Накорми голодного, укрой раздетого, говори за тех, у кого нет голоса"? Думаю, тут можно дополнить: "Дотянись за тех, кто не может согнуться, возьми за тех, кто не может дотянуться, и вытри за теми, кто не в силах повернуться". Порой, изредка, случается удачный день, который платит за все минувшие неприятности, и в этот момент ты слышишь, как вертится мир, - сказала Тиффани. - Извини, я не могу лучше объяснить.
Отец уставился на неё озадаченно, но с гордостью.
- И ты полагаешь, дело того стоит?
- Да, папа!
- Тогда я горжусь тобой, джиггит, ты делаешь свою работу, как мужчина!
Он использовал её детское имя, которое знала только семья, и Тиффани просто молча поцеловала его, не упомянув, что вряд ли где увидишь мужчину, который делает то, что делает она.
- Как будет с Пустами? - спросила Тиффани.
- Мы с мамой можем взять миссис Пуст и её дочь к себе… - мистер Болит примолк и странно взглянул на Тиффани, словно чего-то опасался. - Всё не так просто, девочка моя. Когда мы были молоды, Сет Пуст был вполне приличным парнем. Не самым толковым поросёнком в помёте, если ты понимаешь, о чём я, но вполне приличным, на свой лад. Его отец, вот кто был настоящим сумасшедшим. Я хочу сказать, в те времена никто особо не церемонился с детьми, и подзатыльники за непослушание раздавались только так, но у Сетова отца был ремень с двумя пряжками, и он мог исколотить Сета просто за косой взгляд. Правда. Всегда говорил, что парню надо преподать урок.
- Кажется, сын отлично усвоил уроки, - съязвила Тиффани, но отец остановил её, подняв руку.
- А потом появилась Молли, - продолжал он. - Не то чтобы Молли и Сет были созданы друг для друга, потому что, честно говоря, никто из них не создан ни для кого, но вместе они были счастливы, кажется. Сет в те времена работал извозчиком, возил шерсть порой до самого большого города. Для такой работы много ума не надо, и некоторые овцы были явно умнее, чем он, однако он делал полезное дело, приносил в дом деньги, и никто не думал о нём плохо. Проблема в том, что Молли оставалась одна на целые недели, и… - отец Тиффани смущённо замолк.
- Я знаю, на что ты намекаешь, папа, - вмешалась Тиффани, чтобы помочь отцу, но тот проигнорировал её помощь.
- Молли, в общем, не плохая, - сказал он. - Просто, кажется, она не совсем понимала, что творит, а объяснить ей никто не удосужился. Через деревню, между тем, проезжало много путешественников, порой довольно симпатичных.
Тиффани стало его жаль. Вот он сидит здесь, с несчастным видом пытаясь объяснить своей маленькой девочке вещи, о которых его маленькой девочке знать не полагалось.
Поэтому она снова поцеловала его в щёку.
- Я знаю, папа, я действительно знаю. Эмбер на самом деле не его дочь, верно?
- Ну, я такого не говорил. Может, и его, - неловко заспорил отец.
"В этом всё и дело", - подумала Тиффани. Если бы Сет Пуст был уверен хоть в чём-то, он, возможно, примирился бы с фактами. Наверное. Кто знает.
Но он не был уверен; иногда ему казалось, что он знает правду, а иногда он подозревал худшее. У человека, не привыкшего размышлять, вроде Пуста, мрачные подозрения так и блуждают в голове, пока окончательно не спутают все мысли. А когда у такого типа отказывают мозги, он тут же начинает махать кулаками.
Отец пристально смотрел на неё.
- Ты знакома с такими делами.
- Мы называем их "изнанка жизни". Каждая ведьма с ней знакома. Пожалуйста, попробуй понять меня, отец. Я видела много ужасного, тем более ужасного, что оно считается вроде как нормой. Маленькие семейные тайны и прочее, что происходит за закрытыми дверьми. И хорошее, и плохое, я не стану тебе рассказывать. Это просто часть нашей работы! Со временем учишься понимать всякое.
- Ну, знаешь ли, жизнь тут у всех не сахар, - начал отец. - Помню, как-то…
- Неподалёку от Ломтя жила одна старушка, - перебила его Тиффани. - Однажды она умерла в своей постели. Тут ничего особенно ужасного нет: просто тихо угасла от старости. Но она пролежала там два месяца, прежде чем соседи смекнули, что дело плохо. Они там вообще какие-то странные, в этом Ломте. Самое худшее, что её кошки не могли выбраться из дома, и начали поедать труп. Старушка была страстной кошатницей, и, наверное, не очень-то и возражала бы против такого оборота дела, но одна из кошек вдобавок еще и котят принесла. Прямо в той самой кровати. Представь, как я намучалась, пристраивая котят по домам, пришлось везти их в дальние края, где об этой истории ещё не слышали. Премилые, кстати, были котятки, с голубыми глазками.
- Гм, - начал её отец. - Когда ты сказала "в той самой кровати", ты имела в виду…
- Прямо рядом с трупом, да, - кивнула Тиффани. - Я постоянно имею дело с мёртвыми, па. С непривычки, конечно, подташнивает, а потом понимаешь, что смерть - это просто часть жизни. Лучше всего составить в уме список необходимых дел, а потом начать их выполнять, одно за другим, такой способ помогает не волноваться зря. Ну, может, поплачешь немного, но это ничего, это нормально.
- И никто тебе не помог?