19
Проснулся Николай Николаевич от холода.
Было еще темно, но в коридоре горел свет.
Из-под двери дул ветер с сильным запахом лестничной площадки: мусоропровод, остывший табачный дым, ржавые трубы.
Степана Васильевича на постели не было. Сундука тоже не было и в помине. "Не иначе обчистили," - буднично подумал Николай Николаевич, поднялся, натянул джинсы, клетчатую рубаху, сунул ноги в шлепанцы и вышел в прихожую.
- Стёпа! - позвал он. - Стёпушка, Стёпа!
Кот был тут как тут: сидел возле закрытой кухонной двери лохматый, вроде чем-то сконфуженный. Свет на кухне тоже горел.
- Я, Стёпушка, тебе тут зеркальце разбил, - признался Николай Николаевич. - Ладно?
- А то я не знаю, - глядя в сторону, сказал рыжий кот. - Ладно, спишем, нам не впервой. Тут вон гости к тебе. Ждут, когда встанешь.
- Какие гости?
- Что за глупости спрашиваешь… - рассердился кот. - "Какие гости, какие гости…" - передразнил он. - Добрый хозяин таких вопросов не задает. Гости - и всё.
- Так ведь ночь на дворе!
- Дверь не надо оставлять нараспашку, - наставительно сказал Степан Васильевич. - Тогда и ходить по ночам не будут.
Николай Николаевич подошел к кухонной двери, приоткрыл, нерешительно заглянул.
На диванчике-уголке, задумчиво глядя в темное окно и опустив на колени руки, в расстегнутом пальто сидела его дивная фея.
Вид у нее был немного ошеломленный: так бывает, когда после толкотни и давки на остановке тебя вдруг впихивают в полупустой вагон.
Николай Николаевич обомлел.
Он ждал этого, но этого быть не могло.
- Как?! - Николай Николаевич оглянулся на кота, который, облизываясь, всё еще сидел в коридоре. - Кто это? Что это?
- Не узнаёшь? Молодка твоя Асланова Дина. Погладить меня изволила.
- А сундук?
- Что сундук?
- Где сундук, я спрашиваю?
- Чей сундук?
- Твой!
- То-то и оно, что мой, - буркнул кот. - Как пришел, так и ушел: ножками.
- А она?
- Что она?
- Кончай, Степан Васильевич! - взмолился Николай Николаевич. - Твои ведь штучки!
- Вот еще, - усмехнулся кот.
И по виду его было непонятно, врет он или просто обманывает.
- Убери сию минуту! - зашипел на него Николай Николаевич.
- Возьми да и выгони, коли не нравится, - резонно ответил кот. - Я при чем, если скус такой? Явление. Мне явления не положены. У меня такого права нет - живых людей вызывать. Может, искус, а может, предлог или, скажем, совпадение сути…
20
Рыжий кот изъяснялся непонятно, значительно и готов был говорить еще долго, но тут пол под ногами Николая Николаевича хрустнул.
Фея резко обернулась, вскочила. В лице ее не было ясности, утомленное ночное лицо.
- Простите, - торопливо заговорила она, - может быть, я назойлива… Но мне не к кому было идти. Понимаете? Не к кому! Разумеется, вас я совсем не знаю. Но это еще лучше показывает, в каком отчаянном положении я очутилась… Дело в том, что… Да не стойте же вы в дверях, наконец! - вспыхнула она. - Глупо, и соседи могут увидеть, а мне это ни к чему.
- У меня нет соседей, - тупо сказал Николай Николаевич, придерживая дверь рукой.
- Я знаю! - резко сказала она. - Это так, машинально. Привычка с ходу мотивировать. Я знаю, что вы живете один. Собственно, это и есть одна из причин, почему… Но давайте по порядку. Может быть, вы все-таки войдете?
- Ничего, я здесь постою, - сказал Николай Николаевич.
- Ради бога, - ледяным голосом проговорила она. - Я и сама могу подойти.
Но не сделала ни шагу, осталась стоять спиной к окну.
- Может быть, вы спросите, как я сюда попала?
- Нет, - печально сказал Николай Николаевич, - этого я ни за что не спрошу.
- А напрасно. Ничего странного здесь нет. Просто шла по улице и думала о вас.
- Среди ночи?
- Да, среди ночи, почему бы нет? Разве я не могу думать о вас в любое время суток?
- Хорошо, не будем больше об этом.
- Правильно, не будем. Вошла в ваш подъезд, поднялась на ваш этаж. Дверь вашей квартиры была плохо захлопнута… Вот и всё. Вы же очень рассеянный, Николай Николаевич. Вы не замечали, как я полгода ходила за вами по пятам.
- Вы? За мной? По пятам? Полгода? - Николай Николаевич прижал руку к сердцу.
- Да, целых полгода. Сначала мне было смешно, вы так странно размахиваете руками на ходу, горбитесь, разговариваете сами с собой, читаете вслух стихи. Разумеется, я ходила не одна. С девочками из класса. Построимся гуськом - и шагаем за вами следом. Все оборачиваются, смеются, а вы так ни разу и не заметили. Девчонки хохотали как сумасшедшие, бросали в вас ледышками, кривлялись. Это еще зимой началось. А потом мне надоели эти шутки. Если это можно назвать шутками. Детские глупости. Две недели назад мы стояли у ворот, я и наши девочки. Знаете, где я живу? Точнее, жила. Нет, конечно. Впрочем, это неважно. Короче, они опять начали глупить. Оборжали вас, так это у нас называется. Вы прошли мимо и даже не взглянули. Тогда я сказала девчонкам: "Вы дуры, а он человек. Он живет своей жизнью, а у вас своей жизни нет". Разругались все со мной и ушли, а я вас догнала. Вас легко догнать, вы медленно идете. Дошла за вами до самого дома, по лестнице поднялась, всё хотела заговорить, но вы так странно под ноги себе смотрели… Очень угрюмо. И я подумала: не сейчас. А потом этот дурацкий инцидент с Уайльдом. Если вы придали этому значение, то ошибаетесь… Прошли тургеневские времена. Многие даже бравируют этим. И я - предупреждаю вас - совсем не исключение. Но с этим парнем мне было всё равно. Что да, что нет. Он - функция, не больше. Производное от моей самостоятельности.
- Напрасно вы так о друзьях, - горько сказал Николай Николаевич.
- Он мне не друг! У меня нет друзей. Да и что такое друзья?
- Это тоже напрасно.
Фея опустила голову.
- Вы знаете, перед вами я просто теряюсь. Вы настолько другой… У вас обо всем есть собственное мнение. А он на все вопросы: "Чешуя!" - и только. Мне, если хотите знать, даже в познавательном смысле с ним совершенно неинтересно.
- Он вас обидел?
- Пусть бы только попробовал.
- Ну, дело ваше, - тихо сказал Николай Николаевич. - Зачем же вы все-таки пришли?
- Я насовсем пришла, - ответила она.
- Как?! - Николай Николаевич сделал шаг вперед, сильный ветер его подтолкнул, и, задребезжав, кухонная дверь захлопнулась за его спиной, как стеклянная обложка книги.
В коридоре вскрикнул Степан Васильевич: должно быть, дверью ему прищемило хвост.
А ты не подслушивай.
21
- Что вы сказали?! - вытянув шею, спросил Николай Николаевич.
- Я насовсем ушла, - с полуулыбкой, будто бы торжествуя, сказала фея и, сев на красный обитый кожимитом диванчик, отвернулась.
- Но как же… - Николай Николаевич потерянно оглянулся на дверь.
- Я ушла из дому, - твердо сказала она. - Я ушла из дому и пришла к вам. Что здесь непонятного? Мне некуда было идти, у меня нет друзей, я со всеми поссорилась, я никого не знаю. И гнать меня не вздумайте. Всё равно я не уйду. И ничего уже нельзя изменить. Да вы и не прогоните меня, я знаю. Не кошка же я, в конце концов.
- Но подождите… - пробормотал Николай Николаевич и сделал еще шаг вперед.
Сердце его, мелко топоча, убежало в дальний угол, а вместо него забилось другое - крупное, с таким редким биением, что было трудно дышать.
- Не надо ничего спрашивать, - молвила фея, глядя в ночное окно. - Я всё сама скажу. Я верю вам, я вам доверяю себя. Насовсем или нет - зависит только от вас. Это инстинкт, но я совершенно уверена: вы не можете сделать мне ничего плохого. Вы - человек. Так что же тут странного, если один человек доверяет себя другому?
С точки зрения Николая Николаевича в этом действительно не было ничего странного. Странно было то, что подобные вещи не случались на каждом шагу.
- Но почему именно я? - спросил он с глупой и неуместной улыбкой.
- Потому что вы мне очень нравитесь.
- Я?
- Вы.
- Но это невозможно.
- Бросьте кокетничать, - она повернулась к нему лицом, - вам это не идет.
- Послушайте, - стараясь унять дрожь, сказал Николай Николаевич. - Давайте рассуждать спокойно.
- Давайте, - согласилась она, - я давно этого ждала.
- Во-первых, вы меня не любите, - загибая пальцы, начал Николай Николаевич. - Не утверждайте, ради бога, что это не так, я не поверю: у вас просто не было времени.
- Допустим, - сказала она.
- Что допустим? - упавшим голосом спросил Николай Николаевич.
- Допустим, что я вас не люблю. Даже скорее всего. Ну и что же? Может быть, и полюблю, а может быть, и нет. Это требует проверки на практике. Если бы у меня был человек, которого я люблю, разве к вам бы я пришла? Конечно, к нему. Логично? Логично. Так что во-вторых?
- Во-вторых, моя внешность, - конфузясь и прикрывая рот, сказал Николай Николаевич.
- При чем тут ваша внешность?
- Как при чем? Вам стыдно будет выходить со мной на люди.
- Вы имеете в виду ваш возраст? Разницу лет? Постойте, - сказала фея, не дав ему перебить. - Во-первых, эта разница не так уж и велика. Десять лет - вполне допустимо по всем мировым стандартам, а десяти у нас с вами не наберется. Знаете, что меня в вас пленило?
- Что? - растерянно спросил Николай Николаевич.
- То, что вы на меня не обращали ни малейшего внимания. Конечно, я о себе не Бог весть какого высокого мнения, но иногда на меня все-таки смотрят. Вы - ни разу.
Николая Николаевич молчал.
Ложь не может так разительно отличаться от правды.
Значит, это была правда: так она видела.
- И я поняла, что вы большой, сложившийся человек, вы живете своей, независимой внутренней жизнью, и насколько эта жизнь значительна - я могу только догадываться. Вы курите? Нет? Жаль. Я представляла вас с трубкой. Я подарю вам трубку, хорошо? Но не будем отвлекаться. Итак, я ушла из дому. Мне там неплохо было, но я там больше не нужна. А вам, я знаю, нужна. Вы одинокий мягкий человек, вас может быстренько прибрать к рукам какая-нибудь дрянь. Скажу вам правду: я этого побоялась и потому ускорила ход событий.
Николай Николаевич был нем и недвижим.
- Меня будут искать, но недолго. Завтра или послезавтра мои получат письмо, я его уже отправила. Вы думаете, я шутить сюда пришла? Я буду вам настоящей женой. Кстати, мне давно уже восемнадцать, если вас это интересует. Так что с возрастом всё в порядке. Вы что-то сказали о внешности. Может быть, вы считаете себя некрасивым?
Николай Николаевич радостно кивнул.
- Пусть это больше вас не волнует. Да, вы некрасивы, но в вашем лице есть… как бы это поточнее выразить?.. в вашем лице есть что-то мужественное. Знаете, на кого вы похожи? На Жан-Поля Бельмондо. Смотрели "Человек из Рио"? Конечно, смотрели. Потом - высокий рост. Идти под руку с высоким худощавым мужчиной, похожим на Бельмондо? Да об этом любая девчонка мечтает. Вы думаете, они просто так за вами маршировали? Они внимание хотели на себя обратить. И не чье-нибудь, а ваше. Да перестаньте вы рукой закрываться!
- У меня зубы кривые, - с горечью сказал Николай Николаевич.
- Ну-ка, посмотрим, - она подошла, взяла его за подбородок, от прикосновения ее теплых пальцев он помертвел. "Живая", - подумал машинально.
- Откройте рот, не бойтесь, - ласково и проникновенно сказала фея. - Я не дантист.
Николай Николаевич оскалил зубы.
Она, щурясь, заглянула ему в рот.
- Великолепные зубы! - с восхищением сказала она. - Беленькие как снег. И знайте, что у вас не кривые, а хищные зубы.
Она взяла Николая Николаевича за руку и подтянула его к диванчику-уголку.
Николай Николаевич поддался ей, как ребенок.
Фея посадила его рядом с собой, так что левое его колено касалось ее правого, круглого, полуприкрытого краем застиранного темно-синего платья; ее единственного платья, как он теперь понимал.
- Итак, во-первых, возраст, - сказала она. - Это отпадает. Во-вторых, внешность. Тоже отпадает. Что в-третьих?
- В-третьих, - сказал он, успокоившись немного (она сидела рядом, держа его за руку, смотрела в лицо и ждала), - в-третьих, я сложный.
- Простота хуже воровства, - с чувством промолвила фея. - Кстати, я тоже не так проста, как вам кажется.
- Мне не кажется, - робко сказал Николай Николаевич.
- Значит, разбираетесь в людях. Что в-четвертых?
- В-четвертых, я неудачник, - весело сказал Николай Николаевич.
Его самого удивило, как легко у него получилось - Вот это хуже, - сказала она. - Вопрос, правда, откуда идет неудача: извне или изнутри?
- Извне, - твердо сказал Николай Николаевич.
- Можно сменить место работы.
- Нельзя, - с гордостью сказал Николай Николаевич. - Я там борюсь. И буду бороться.
- За что? - деловито спросила она.
- За открытый доступ.
- А что это такое?
- Долго объяснять.
- Долго не надо. Сама разберусь. Боритесь на здоровье, пока охота. Если вы считаете, что меня придется опекать, то это ошибка. Я помогать вам пришла, я вам нужна, я знаю. В-пятых есть или нет?
- Есть! - радостно сказал Николай Николаевич. - Я нервный.
- Да? - Она внимательно посмотрела ему в лицо. - Не замечала.
- Ну как же! - с восторгом сказал Николай Николаевич. - Я дергаюсь весь.
- Не знаю, не видела.
Николай Николаевич умолк, недоверчиво прислушиваясь к себе.
Что-то странное творилось в нем: перестали дрожать пальцы; перестали пульсировать глазные яблоки; исчезла рябь перед глазами; перестало щемить сердце; пропало гнетущее состояние внутреннего неблагополучия; худоба не ощущалась, как будто ее сроду не было.
Внутри Николая Николаевича царила тишина.
Это прекрасное ощущение - когда внутри тебя ничто не тикает, не дергается, не сосет.
Фея с беспокойством взглянула ему в лицо.
- Болит что-нибудь? Вы так замерли.
- Наоборот, - сказал Николай Николаевич и встал.
- Куда вы?
- Кота впустить. Что он за дверью стоит?
- Так это ваш кот?
- Мой! - поспешно подтвердил Николай Николаевич.
- Он очень любезен.
- И не только! Это совершенно нечеловеческий кот.
- А что с ним такое?
- Он разговаривает! - понизив голос, сказал Николай Николаевич.
- Да ну! - насмешливо проговорила она. - Быть того не может!
- Точно, - сказал Николай Николаевич и распахнул дверь в прихожую.
- Степан Васильевич! - сказал он ласково.
Дивная фея засмеялась.
Николай Николаевич тоже засмеялся и снова позвал:
- Стёпушка, где ты?
- Киса, киса, киса! - Фея тоже вышла в коридор.
- Удрал, негодник, - расстроенно сказал Николай Николаевич.
- Ничего, вернется, - уверенно ответила она. - Коты всегда чувствуют, когда в доме налаживается порядок. Поболтается под дождем - и придет.
Они вместе вступили в комнату.
Степан Васильевич, по-царски распушив золотой хвост, вольготно возлежал на человеческой постели.
Заслышав шаги людей, он повернул голову, пыхнул глазами.
- А вот это не дело, - возмутилась фея. - А ну-ка, брысь на пол, негодник!
Степан Васильич обиженно посмотрел на нее, раскрыл усатый рот и сипло сказал:
- Мяу.